КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ И ЯКОВИТСКИЙ ДВОР В АНГЛИИ 1603-1625

неоднократно избирался в парламент, где в 1624-1625 гг. поддерживал военную

позицию Бэкингема.

Королевская домовая церковь (Chapel royal) со своим штатом также

считалась частью Королевской Палаты. Вместе с тем она имела некоторую

независимость от Лорда-камергера и финансировалась прямо из Казначейства.

Королевская капелла была центром религиозной жизни двора. Она

рассматривалась как личная собственность монарха и была извлечена, вместе с

церковью в Виндзоре, из-под епископальной юрисдикции и находилась под

прямым королевским контролем. Во время путешествий короля штат королевской

капеллы, по крайней мере его часть, должен был сопровождать двор. Только в

Виндзоре был свой штат королевских священников в церкви св. Георга, где

проходили церемонии посвящения в рыцари Ордена Подвязки.

Возглавляли королевскую капеллу Декан (Джеймс Монтагю, позднее епископ

Виндзора) и Субдекан (Леонард Дейвис). Штат священнослужителей (vestry

staff) состоял из капелланов, священников, проповедников (gospeller).

Особое место среди них занимал личный духовник короля (Clerk of Closet).

Согласно прокламации 1616 г., он отвечал за организацию ритуала излечения

золотушных[158]. Некоторое время королевским духовником был Ричард Нил. На

этот пост его продвинул архиепископ Бэнкрофт, чтобы Нил, "находясь

постоянно подле (короля), был готов оказывать услуги церкви и священникам".

Нил оправдал оказанное доверие, хотя и потерял любовь некоторых придворных,

тех, кто явно склонялся к пуританизму.[159]

Хором из 30 взрослых хористов (Gentlemen of Chapel Royal) и 10 -12

мальчиков руководил Капельмейстер (Master of Choristers) Натаниэл Джайлз

(Gyles), который к тому же должен был ездить по стране, выискивая

талантливых мальчиков[160]. В полном составе хор собирался только по

воскресеньям и в праздничные дни, а в будни служила половина хористов со

сменой через месяц. Содержание их было невелико (ок. 30 ф. в год), но они

имели возможность подрабатывать в качестве певцов и музыкантов во время

светских придворных праздников.[161] Общее количество служителей

королевской капеллы в смену составляло около 50 человек.

Штат королевской капеллы был своего рода гарантом сохранения

реформистской ориентации монархии. Ее слуги активно выступали против

испанского брака. В частности, новый Декан Капеллы Ланселот Андруз

(Andrewes) в своей неопубликованной поэме резко возражал против этого.[162]

Несмотря на то, что при посредничестве Говардов и испанских послов

определенное количество католиков заняли придворные посты, при дворе всегда

существовала опасность проведения антикатолических чисток, когда папистов

могли обвинить во всех бедах государства. В 1620 г. муссировались слухи об

испано-папистском заговоре при дворе и возможных преследованиях католиков.

При дворе Якова I сложился своеобразный религиозный календарь. Помимо

традиционных религиозных праздников церковный штат двора принимал активное

участие в целом ряде дополнительных праздненствах: день восшествия на

престол, годовщина заговора графа Гаури, годовщина Порохового заговора. В

эти дни были обязательны проповеди королевских капелланов. Многие из

королевских священников пользовались большим доверием Якова I и

впоследствии занимали епископские кафедры. В целом как часть структуры

двора к н. XVII в. королевская капелла почти ничем не отличалась от других,

светских, служб.

Кроме вышеперечисленных субдепартаментов, в состав Королевской Палаты

входило большое количество придворных слуг, представителей разного рода

профессий, которые не были включены ни в один из них и подчинялись

непосредственно Лорду-камергеру: придворный крысолов (ratcatcher), сапожник

(shoemaker), придворный шпорник (spurrier), сундучник (coffermaker),

часовщик (clock keeper), водопроводчик (plumber), парфюмер (perfumer) и

т.д.

Среди подобных специалистов особое положение при дворе занимали

представители медицинских профессий (в 1605 г. - 12 человек): аптекари,

хирурги, врачи, дантисты. Кроме заботы о здоровье короля, они должна были

принимать страждущих получить исцеление от золотухи из рук короля, чтобы

удостовериться, что они больны именно этим недугом.[163]

Г. Тревор-Роупер считал, что большая открытость двора Якова I отразилась

на развитии медицины в целом.[164] На короткий период двор стал центром

распространения новой, нетрадиционной химической медицины (Paracelsianism)

в противовес консервативной (Galenist). Общественным эффектом их

деятельности стал рост значения химических лекарств и как следствие,

выделение аптекарей в 1618 г. в отдельную от бакалейщиков компанию.

Представителями нового направления были Генри Аткинс, Джон Крейг, Чамберс,

но были среди них и откровенные шарлатаны, как доктор Поу. При дворе было

много иностранных врачей. Среди них особо выделялся Теодор де Мейерн,

гугенот. Он стал своеобразным эмиссаром гугенотов и швейцарских

протестантов в Лондоне.

Медицинский, как и остальной штат двора, очень сильно разбух к концу

правления Якова I (ок. 20 человек), что, вместе с недоброй репутацией

королевских врачей, вызывало критику общественности, особенно среди медиков-

профессионалов из королевского медицинского колледжа.

К низшим слугам Департамента Королевской Палаты относились ливрейные

лакеи (footmen, ок. 10 человек), прачки (laundresses), посыльные

(messengers), швеи (sempstresses), вышивальщицы (embroiderers).

Посыльные, как правило, возглавляли церемониальные процессии, т.е.

формально считались низшими представительными слугами двора. Их статуса

хватало только для передачи посланий иностранным представителям рангом ниже

посла.[165] Поэтому для передачи королевской корреспонденции часто

использовались слуги Королевской Палаты. Посыльные выполняли мелкие

поручения всех высших должностных лиц двора, особенно часто – Лорда-

стюарда. Они обладали определенными полицейскими полномочиями, когда

требовалось доставить кого-либо по королевскому распоряжению ко двору или в

Тауэр.

Формально в штат Палаты входили королевские лодочники (watermen),

управлявшие королевской баржей, курсировавшей по Темзе во главе со своим

капитаном (Master of Barges), а также квартирмейстер (Knight Harbinger),

чьи обязанности не были на прямую связаны с Королевской Палатой.

Квартирмейстер двора руководил группой квартирьеров, которые официально

входили в состав Департамента Дворцового Хозяйства. Во время путешествий

королевского двора имущество Большой палаты перевозилось на специальных

"длинных каретах" (long carts), за которыми следили особая группа слуг.

Таким образом, в общей сложности штат Департамента Королевской Палаты с

его ответвлениями достигал порядка 750 - 800 человек.[166] В силу своей

близости к монарху Палата привлекала лиц более высокого социального

статуса, чем Хаусхолд “низших ступеней”. Из-за наплыва ко двору

провинциальной знати в конце XVI - начале XVII вв. и ограниченности числа

достойных ее положения постов, в том числе и в Королевской Палате,

наметилась тенденция, когда выходцы из благородных семейств, стремясь

закрепиться при дворе, стали занимать должности, ранее предназначенные для

средних сословий.

Как уже отмечалось, Департамент Королевской Палаты в основном обслуживал

повседневную жизнь монарха, а также выполнял церемониальные и

увеселительные функции. С одной стороны, он был призван обеспечить личные

потребности государя и уход за ним, а с другой — выполнение им функций как

главы государства. Высшие слуги Палаты составляли ближайшее окружение

короля и являлись естественным каналом реализации его воли. В основе

деятельности Королевской Палаты лежала департаментная организация.

Королевская Палата представляла собой серию апартаментов, каждая со своим

собственным штатом, церемониалом, специфическим набором функций,

полномочий. Внутренняя структура департамента прошла длительную эволюцию, в

ходе которой прослеживается ее тесная зависимость от характера королевской

власти, личности самого монарха и степени его политико-административной

активности. Укрепление королевской власти, как правило, приводило к

усилению роли Королевской Палаты в качестве политико-административного

механизма. В связи с возросшими функциями и обязанностями усложнялась ее

внутренняя организация. На эти периоды Хаусхолд ”высших ступеней”

становился тем орудием, при помощи которого королевская власть стремилась

закрепить свой авторитет и противостоять баронскому, парламентскому и

бюрократическому контролю.

Королевская Палата оказалась довольно гибким механизмом, способным

каждый раз перестраиваться и находить внутренние резервы для

распространения своего влияния на государственное управление в целом. В

силу этой тесной зависимости внутренняя организация департамента была менее

стабильна, чем Департамента Дворцового хозяйства, который выполнял

хозяйственные функции двора. Королевская Палата часто подвергалась

перестройкам и реорганизациям, нередко в угоду тем или иным политическим и

придворным группировкам, их лидерам и королевским фаворитам. В XVI - начале

XVII вв. именно пространство Королевской Палаты стало ареной для

политической борьбы между группировками, которые стремились взять ее под

свой контроль или, по крайней мере, ключевые посты, чтобы иметь возможность

оказывать влияние на нового монарха.

1.2. Королевская Спальня в системе

раннестюартовской политики (1603-1625).

В результате расстановки политических сил, сложившейся после смерти

Елизаветы, Яков I не смог сразу подчинить своему контролю ни Тайный совет,

ни другие правительственные структуры. Они оставались долгое время

неподконтрольны новому королю несмотря на то, что пятеро шотландцев вошли в

состав Совета, а некоторые другие заняли вторые-третьи места в ряде

государственных департаментов. Основная масса государственных постов по-

прежнему оставалась в руках елизаветинской по своему составу администрации.

На это, собственно, и рассчитывал Госсекретарь Р. Сесил, один из активных

сторонников приглашения Якова I на английский трон, стремясь сохранить

сложившийся расклад сил и не допустить вмешательства новых элементов.

Летом 1603 г. наблюдатели считали, что советники "были в большей власти,

чем прежде", им удалось победить шотландцев, которые были "главным образом,

в охоте за деньгами". Говорили о том, что "король в настоящее время

совершенно в руках Совета,...(он) оставил советникам такую абсолютную

власть, что они были сильнее, чем прежде"[167]. В действительности власть

Совета оказалось временной и далеко не абсолютной. Прежде всего, она не

распространялась на ближайшее королевское окружение.

Первые полгода определили основной стиль нового правления. Король

достаточно часто покидал Лондон вместе с ближайшими слугами, оставляя Совет

наедине с государственными проблемами, и прежде всего, с истощавшейся из-за

королевской щедрости казной. Английская государственная система оказалась

не готова к подобному стилю управления. Совет очень быстро потерял контроль

над ситуацией, демонстрируя уже осенью 1603 г. свою неспособность

ограничить королевскую щедрость даже путем создания специальных комиссий.

Тем не менее, королевская расточительность очень быстро превратилась из

чисто финансовой проблемы в политическую. Инициатива вновь перешла к

королю.

Свою неудачную попытку установить контроль над правительственными

структурами Яков I компенсировал убедительной победой при дворе.

Во-первых, ему удалось сохранить большую часть шотландских слуг[168].

Тюдоровская аристократия была почти полностью вытеснена из ближайшего

королевского окружения и смещена с постов, дающих прямой доступ к монарху.

Р. Сесилу стоило больших усилий уговорить Якова I сохранить за графом

Суффолком пост Лорда-камергера двора,[169] хотя еще 6 апреля в своем письме

к Совету из Бервика Яков I рекомендовал передать пост Лорда-камергера от

старого и больного лорда Ханздона именно к лорду Говарду из Уелдена

(будущему графу Суффолку) в связи с тем, что предстоящие похороны Елизаветы

и его встреча требуют больших усилий и тщательной организации[170].

Елизаветинцы, которые сохранили места в придворной администрации,

испытывали постоянное давление[171]. Выше уже упоминалось о судьбе Вице-

камергера Палаты лорда Джона Стенхопа, от которого Яков I требовал передать

пост шотландцу. Обманулись в своих ожиданиях также и те из представителей

английской аристократии, кто находился в опале при Елизавете Тюдор и

надеялись, поддерживая кандидатуру Якова, вернуть былое влияние. Например,

граф Саутгемптон, бывший сторонник мятежного графа Эссекса, хотя и был

выпущен на свободу и получил часть конфискованного имущества, но так и не

добился желаемого назначения в Тайный совет.

Во-вторых, Яков предпринял определенные структурные изменения

королевского хаусхолда, которые привели к важным политическим последствиям.

Как было отмечено в предыдущем параграфе, общая структура английского

хаусхолда в основе своей сложилась при Тюдорах. Некоторые исследователи

отвергают какую-либо значимость нововведений Якова I, считая их формальными

и незначительными[172].

В действительности изменение отдельных элементов придворной машины

привело к смещению акцентов в расстановке политических сил. Значительная

часть полномочий Тайного совета, доминировавшего при Елизавете, перешла к

придворному окружению Якова I, основу которого составил штат Королевской

Спальни. Выделение новых департаментов двора и восстановление в правах

старых, учреждение новых должностей и более четкое определение обязанностей

уже существующих, усовершенствование и усложнение церемониала имело своей

целью вывести короля и хаусхолд из-под политико-административного и

финансового контроля Тайного совета, государственных департаментов и

отчасти парламента.

Как уже отмечалось, английский хаусхолд XVI-XVII вв. имел традиционную

для европейских дворов трехчастную структуру. Королевский двор являлся

одним из государственных органов с функционально определенной внутренней

структурой и совокупностью должностей.

Высшие посты Королевской Палаты и некоторые ее подразделения имели

определенное политическое влияние. Степень этого влияния во многом зависела

от особенностей личности монарха, его характера, пола, направленности его

политики.

При первых Тюдорах происходит внутреннее разделение Королевской Палаты.

Выделяется закрытый для посторонних мир личных королевских апартаментов

/Privy Lodgings/ с центром в Ближней палате /Privy Chamber/. "Внешние

комнаты" /outer chambers/ служили для официальных церемоний, выходов короля

к своим подданным. Таким образом, политическое влияние распределялось между

штатом Ближней палаты (камергеры, камер-юнкеры, пажи составляли ближайшее

королевское окружение и действовали как агенты королевской воли) и Тайным

советом.[173]

B правление Елизаветы штат королевских апартаментов был заполнен

фрейлинами и служанками, которые не имели какого-либо значительного

политико-административного веса. Властные инициативы, насколько позволяла

сама Елизавета, сосредоточивались в руках Тайного совета и высших

государственных чинов, что создало условия для более бюрократических

методов управления.[174]

С приходом Якова I Стюарта развитие последних пятидесяти лет было

пересмотрено. Ближайшие королевские слуги получили чрезвычайные привилегии

на доступ к монарху и в реализации его воли. Английский двор, сохранив

традиционную структуру, начинает наполняться новым содержанием.

Современники отмечали, что стиль английского двора резко изменился.

Яков I фактически запретил вспоминать Елизавету и ее правление, ограничил

траур по ней. Примечателен эпизод, когда французскому послу настойчиво

советовали не появляться при дворе в траурных одеждах, под угрозой

возможного недовольства короля и его ближайших слуг, на которых он вряд ли

сможет потом рассчитывать. Ничто не должно было напоминать Якову I о его

предшественнице[175].

Первый Стюарт привнес отдельные элементы французской придворной практики,

которые были приняты в шотландском дворе. Если в публичной сфере Яков I был

вынужден придерживаться достаточно строгого, но открытого для знати,

английского церемониала, то в личном общении Яков Стюарт был более связан с

относительной фамильярностью шотландского придворного стиля, который

позволял ему собственным произволом выделять из общей массы придворных круг

лиц, наделенных особым доверием и привилегиями, в ущерб аристократии.

Английский посол в Шотландии в 1601 г. отмечал, что Яков Стюарт вел

чрезвычайно скромный образ жизни, так как "многие сидели с ним за столом.

Ему прислуживала толпа слуг, которые даже не снимали свои шляпы,...

общались с ним с французской фамильярностью, оставляя все почести для

службы королеве"[176].

В шотландской политической системе чрезвычайно важную роль играли

клановые связи. Опора на клановый корпоративизм являлась неотъемлемой

частью королевской власти, необходимостью для нее. Абсолютистские методы

управления Якова I сформировались в ходе его борьбы против шотландских

магнатов, одним из методов которой являлось включение их соперников из

числа преданных короне группировок в ближайшее королевское окружение[177].

Встретив сопротивление со стороны елизаветинской аристократии в

продвижении шотландцев в Совет и на ведущие государственные посты, Стюарт

несколько изменил структуру английского двора в соответствии с шотландской

практикой. При этом он сохранил и даже значительно усилил ограничения,

накладываемые тюдоровским церемониалом на доступ к монарху.

На первое место в придворных и политических кругах выдвигается служба

Королевской Спальни, которую Яков I выделяет из Ближней палаты. Как

самостоятельный субдепартамент она получает значительную автономию.

Обязанности ее штата постепенно выходят далеко за рамки личного

обслуживания короля. Спальня становится центром личной и политической жизни

монарха, церемониальным центром двора. Она вытесняет на второй план Тайный

совет и субдепартамент Ближней комнаты.

Организация стюартовской Спальни соответствовала шотландской практике

Якова I, но отличие состояло в том, что в Шотландии доступ в Спальню был

открыт для всех пэров, а в Англии в королевские покои могли войти только

присягнувшие члены департамента. Таким образом, если в Шотландии Спальня

служила для включения знати в ближайшее королевское окружение, то в Англии

– для отделения короля от остального двора.

Как уже отмечалось, среди слуг Спальни ведущую роль играл Обер-камергер,

или Постельничий, который прислуживал монарху, куда бы он ни направлялся и

где бы он ни находился.

Постельничий руководил штатом Спальни и контролировал доступ к королю. Его

функции часто пересекались и сталкивались с полномочиями Лорда-камергера.

При Стюартах Старший камергер имел большую автономию. Лорд-камергер, хотя и

сохранил доступ в королевские покои, но получал распорядительные полномочия

только во время проведения в Спальне официальных церемоний. В остальных

случаях контроль за Спальней оставался у Обер-камергера.

Почти с самого начала и до конца правления пост находился в руках Томаса

Эрскина, позднее виконта Фентона (1606 г.) и графа Келли (1618 г.). Он

воспитывался вместе с Яковом в Шотландии. Еще в 1585 г. Эрскин стал

камергером Королевской Спальни. Он пользовался огромным доверием короля

после того, как в 1600 г. был ранен при подавлении заговора графа Гаури

против короля, за что получил 1/3 земель заговорщика. С 1601 г. Эрскин был

членом тайного совета в Шотландии. В 1604 г. он был удостоен титула барона

Дирлитона (Dirleton). За время службы Якову I Эрскин получил от него

большое количество земельных пожалований. Как и многие из шотландцев он

имел ярко выраженную профранцузскую ориентацию. Должность Обер-камергера

позволила ему сохранить свое влияние как на короля, так и на политику на

протяжении всего правления Якова I, несмотря на частую смену фаворитов,

которые претендовали на неформальное лидерство в Спальне. Особо резким было

его противостояние с Бэкингемом в последние годы правления первого Стюарта.

Его положение при дворе было неоднозначно. Эрскина вряд ли можно назвать

королевским фаворитом в том смысле, какими ими были Карр и Бэкингем. Его

отношения С Яковом I были ровными и доверительными, но не более того. Сам

по себе он не обладал особыми выдающимися способностями и не проявлял

самостоятельной политической активности, не был инициатором каких-либо

политических группировок и союзов. Но именно должность, которую занимал

виконт Фентон, придавала ему общественно-политический вес. Именно поэтому с

ним приходилось считаться всем придворным "партиям". Его долголетие на

ключевом посту Королевской Спальни и неослабевающее доверие со стороны

Якова I можно объяснить тем, что Эрскин был действительно преданным слугой

короля, в полном смысле этого слова. Он всегда был верным исполнителем

королевской воли, несмотря на то, что мог иметь отличное от своего

господина мнение по какому-то вопросу. И в этом он был безусловно удобен

Якову I. Не случайно, что Яков I, который после бурных и опасных лет в

Шотландии очень беспокоился о своей безопасности, назначил Фентона

капитаном стражи. В этом качестве Эрскину и его жене было поручено

сопроводить ко двору леди Арабеллу Стюарт, родственницу Якова I и возможную

претендентку на престол, которая, по слухам, собиралась бежать на

континент, чтобы выйти замуж за шотландца сера Дж. Дугласа.

Неоднократно именно через своего Обер-камергера Яков I реализовывал те

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30