Теория языкознания

данного языка, речь пойдёт в следующем разделе.

Фразеологизмы и их место в лексиконе

В инвентарь номинативных знаков языка входят не только слова (простые,

производные и сложные), но и устойчивые, воспроизводимые сочетания слов. Те

словосочетания, единство которых создаётся переосмыслением либо одной из

составляющих, либо данного комплекса в целом, именуются фразеологизмами.

Н.А. Амосова (а эта точка зрения представлена в ЮСМ) делит фразеологизмы на

фраземы (образования с частичным сдвигом значения) и идиомы (с полным

сдвигом значения).

Вместе с тем возможно разбиение всего множества фразеологизмов на два

подмножества: фразеологизмы, сохранившие свою мотивировку, и фразеологизмы,

утратившие мотивировку. В классификации В.В. Виноградова первые именуются

фразеологическими единствами, а вторые получают имя

фразеологическихсращений.

Оба подхода можно совместить в одной таблице:

Фразеологические единства Фразеологические сращения

Фраземы письменный стол

холодное оружие

накрыть на стол дело табак

положить на стол (готовую работу)

Карты на стол!

Идиомы белый уголь

держать камень за пазухой

сесть за один стол

выносить сор из избы очертя голову

чёрта с два

куда ни шло

(кричать) во всю ивановскую

Вне этой схемы остаются устойчивые словосочетания, в которых отсутствует

сдвиг значения (по В.В. Виноградову фразеологические сочетания) и в которых

один из компонентов характеризуется узкой, ограниченной, избирательной

сочетаемостью: беспробудный сон, закадычный друг, заклятый враг, ни зги не

видно.

Единицы фразеологического фонда языка точно так, же как слова, могут

относиться к разным лексическим пластам (кодифицированная и

некодифицированные формы языка, экспрессивно-оценочные стили,

профессионально-терминологические инвентари лексических средств).

Кодифицированная и некодифицированные формы языка

Язык того или иного этноса обычно представлен рядом вариантных форм. Каждая

из них характеризуется своим инвентарём лексических средств. Каждое слово

или фразеологизм либо принадлежит языку в целом, либо ограничено в своём

употреблении в одной из вариантных форм языка.

Наддиалектной формой, рекомендуемой для употребления в таких сферах, как

школьное и высшее образование, наука, управление, пресса, радио и

телевидение, отправление религиозных культов, межэтническое и межкультурное

общение, дипломатический протокол, является литературный язык. Он возникает

относительно поздно, его развитие в значительной мере определяется

сознательным вмешательством общества и государства. Нормы литературного

языка нередко закрепляются (кодифицируются) в актах официальных учреждений.

Литературный язык часто существует в двух разновидностях - книжно-

письменной (более строгой в своих требованиях) и устно-разговорной

(несколько более свободной). Литературным языком пользуются, как правило,

представители образованного слоя общества.

Один и тот же литературный язык может обслуживать несколько этносов.

Например, французский литературный язык употребляется во Франции, Бельгии,

Швейцарии, Канаде и ряде других стран; немецкий литературный язык

используется в Германии, Австрии, Швейцарии, Люксембурге; английский

литературный язык в ходу в Англии, США, Канаде, Австралии, Индии, Южной

Африке и некоторых других странах. У разных этносов определённый

литературный язык может выступать в виде более или менее заметно

различающихся национальных вариантов.

Литературному языку присуща дифференциация функциональных стилей, т.е.

способов его использования в разных сферах письменного и устного общения

(деловой, научной, публицистической, обыденной разговорной и т.п.). К

литературному языку примыкает поэтическая речь, элементы которой, как

правило, обладают положительной экспрессивно-оценочной характеристикой.

Литературный язык обычно складывается в одном из центров, господствующих в

политическом, экономическом, культурном отношениях. Его основу может

образовать, соответственно, диалект данной территории.

Литературному языку противостоит множество территориальных диалектов, на

которых говорят носители данного языка. Могут различаться говоры отдельных

населённых пунктов и объединяющие их наречия крупных регионов.

Взаимодействие диалектов на территории, прилегающей к крупному центру,

часто приводит к их сближеннию (конвергенции) и к образованию так

называемых полудиалектов. Письменная фиксация диалекта может иметь место,

но она для него необязательна. Диалект обладает своими нормами

(лексической, грамматической, фонетической), но эти нормы не

кодифицируются.

В сферу некодифицированных форм данного языка входит также просторечие. Оно

общепонятно для всех носителей данного языка. Элементы просторечия

отличаются от соответствующих единиц литературного языка либо ударением

(килОметр, прОцент, магАзин), либо морфологически (выборА, хочут). В

просторечии немало нейтральных слов (учёба, отгул). Вместе с тем часты

экспрессивно сниженные оценочные слова, вплоть до фамильярных и грубых.

См., например: шарахнуть - ударить, дрыхнуть - спать, драпануть - убежать.

Среди некодифицированных форм языка особо должны быть упомянуты жаргоны. К

ним относятся жаргоны профессиональных групп, возрастные и половые жаргоны,

социально-сословные жаргоны, арго групп деклассированных элементов, сленг.

Экспрессивно-оценочные стили

Если иметь в виду стилистические пласты лексики с учётом их экспрессивно-

оценочных потенциалов, то соотношение этих пластов можно показать в

следующей таблице:

Возвышенный стиль (включая поэтизмы) лик почить очи

Нейтральный стиль лицо умереть глаза

Нейтрально-просторечный стиль физиономия

Грубо просторечный стиль морда

рыло подохнуть зенки

буркалы

----------------------------------------------------------------------------

----

Исторические изменения в лексической системе языка

В то время как синхроническая лексикология ставит своими задачами описание

лексических ресурсов языка в данный период его существования и

функционирования, на долю диахронической (или исторической) лексикологии

приходятся такие задачи, как выяснение того,

что в лексиконе данного языка (и почему) устойчиво сохраняется на

протяжении многих столетий и даже тысячелетий,

что и на каком этапе исторического развития, какими путями было

приобретено,

что и по какой причине оказывалось в тот или иной период утраченным.

В отличие от диахронической фонологии, которая в основном замкнута на

изучении внутриязыковых звуковых законов, историческая лексикология

постоянно обращается к фактам истории народа, который является носителем

этого языка, к изменениям в географических, экономических, политических

условиях его существования, к развитию его материальной и духовной

культуры, к техническим и технологическим достижениям, к характеру его

контактов с другими культурами и этносами, к языковой ситуации, в которой

функционировал в тот иной исторический период исследуемый язык.

Передаваясь по традиции во времени, язык должен обеспечивать непрерывность

общения, возможность взаимопонимания между представителями смежных

поколений. И эта непрерывность поддерживается тем, что в лексиконе языка от

прошлых эпох сохраняется значительное количество слов и фразеологизмов,

звуковая сторона которых не испытала серьёзных изменений и семантический

потенциал которых всё ещё позволяет говорить об одних и тех же реалиях.

Так, в современном русском языке имеется немало слов, восходящих к

праиндоевропейскому лексическому фонду. Современное индоевропейское

языкознание пришло к выводу, что первоначальный индоевропейский язык был не

единой системой, а совокупностью диалектов родственных племён, которые в

процессе своих миграций контактировали и сближались то с одними, то с

другими племенами.

Племена, диалекты которых легли в основу общеславянского, первоначально

были тесно связаны с племенами - носителями индоиранских языков, особенно с

иранскими племенами.

После разъединения с индоиранцами славянские племена сближаются с

балтийскими. Славянский и балтийский в последние вв. до н.э. - первые вв.

н.э. вместе с германскими, кельтскими и италийскими племенами объединяются

большим рядом фонетических, морфологических и лексических черт, позволяющих

говорить об общеевропейском языковом единстве.

В рамках этого единства сближение славянских языков с германскими

наметилось относительно поздно (до этого германский и славянские языковые

ареалы были разделены балтийским ареалом).

В приводимых ниже примерах называются слова современного русского языка,

имеющие своими истоками либо индоевропейские слова, либо индоевропейские

корни как общеиндоиндоевропейского, так и общеевропейского фонда:

* мать (др.-инд. mata, matar-, авест. matar, тохар. macar, ново-перс.

madar, арм. mair, греч. meter, алб. motre, лат. mater, ирл. mathir),

* сын (лит. sunus, др.-прусск. souns, вин. п. sunun, др.-инд. sunus, авест.

hunu-, гот. sunus, др.-в.-нем. sunu, греч. hyiys, тохар.А se, тохар. Б

soya)

* дочь (др.-инд. duhita, авест. dugedar-, тохар. А ckacar, тохар. Б

tkacer, арм. dustr, греч. dygater, гот. dauhtar, нем. Tochter, англ.

daughter),

* сестра (лит. sesuo, др.-прусск. swestro, др.-инд. svasar-, арм. k'oir,

гот. swistar, лат. soror, др.-ирл. siur, тохар. sar)

* брат (др.-инд. bhrata, авест. bratar-, тохар. pracar, греч. frater,

frator, лат. frater, ирл. brathir, нем. Bruder, англ. brother),

* вдова (др.-инд. vidhava, авест. vidava, лат. vidua, гот. widuwo, др.-в.-

нем. wituwa),

* овца (др.-инд. avika, лит. avis, латыш. avs, греч.ois, лат ovis, ирл.

oi, др.-в.-нем. ou),

* небо (др.-инд. nabhas 'туман, пар, небо', авест. nabah- 'воздушное

пространство, небо', греч. nepho 'облако', лат. nebula, др.-в.-нем. nebul

'туман'),

* ветер (лит. vetra 'буря', др.-прусск. wetro 'ветер', лтш. vetra 'буря,

непогода', др.-инд. vatas 'ветер', vayati 'веет', авест. vata- 'ветер',

вероятно гот. winds 'ветер' < *vento-),

* вода (лит. vanduo, др.-в.-нем. wazzar, гот. wato, греч. hydor, др.-инд.

udakam, uda-, udan- 'вода'),

* снег (др.-прусск. snaygis 'снег', лит. sniegas, латыш. sniegs, гот.

snaiws, лат. nivit 'идёт снег', др.-ирл. snigid 'идёт снег, дождь', др.-

инд. snihyati 'мокнет, становится клейким, прилипает'),

* зима (латыш. ziema, др.-прусск. semo, др.-инд. himas, авест. zimo 'мороз,

зима', греч. cheima, лат. hiems).

Общеиндоевропейского происхождения также слова два, три, четыре, пять,

шесть, семь, восемь, девять, десять, стоять, сеять, умереть, жить, быть,

вертеть, зерно, ночь и многие другие.

Множество исконных русских слов восходит к общеславянскому и

общевосточнославянскому корнеслову.

Из общеславянского фонда (до 6 в.) унаследованы слова (не исключено и их

более древнее происхождение): золото, серебро, железо, медь, олово, глина,

олень, тур, медведь, лиса, ворона, заяц, голова, рука, нога, чело, лоб,

желудок, палец, борода, плечо, бок, бедро, ладонь, яма, поле, озеро, пруд,

брод, вечер, вчера, завтра, месяц, весна, час, туча, холод, жара, гром,

липа, тополь, ель, верба, жёлудь, тыква, гриб, слуга, сосед, холоп, племя,

посол, суд, войско, стража, вера, надежда, страх, гнев, разум, воля, дух,

стыд, грех,вина, кара, рай, бог, чёрт, свобода, слава, мощь, сила, мудрый,

глупый, добрый, злой, скупой, щедрый, милый, хитрый и т.д.

К древнерусскому (общевосточнославянскому) возводятся слова совсем, галка,

говорун, снегирь, ледяной и др. После 14-15 вв. появляются собственно

русские слова.

Точно так же современный немецкий язык сохранил в своём лексиконе множество

слов и корней, унаследованных от общеиндоевропейской, общеевропейской,

общегерманской и общезападногерманской эпох. В общегерманском и в фонетике,

и в морфологии, и в лексике наиболее заметны были сперва следы

взаимодействия с балтийскими языками на востоке, затем следы взаимодействия

с италийскими (и, возможно, также с иллирнийским и венетским) на юге,

позднее с кельтскими языками на юге и западе.

Вместе с тем язык с течением времени утрачивает немало лексических единиц.

Часто это происходит вместе со сменой реалий, с которыми имеют дело

носители данного языка.

Так, в современном русском языке к числу ушедших в прошлое слов относятся

смерд, оброк, барщина, опричник, крепостник, подьячий, царь, царица,

боярин, государь, сей, оный, чужестранец, воевода, градоначальник,

поведать, очи, хладный и т.д. Часть таких слов может быть понятна носителю

русского языка, довольно многие уже непонятны: тук 'жир' (ср. тучный),

скора 'шкура' (ср. скорняк), котора 'ссора', одрина 'спальня', братьяница

'амбар, кладовая', корзно 'плащ' и др. Слова такого рода образуют пласт

архаизмов и историзмов.

Но развитие общественных отношений, экономического уклада, науки и техники,

духовной культуры постоянно побуждает к пополнению лексикона языка. Новые

единицы лексикона (неологизмы) могут:

* возникать из имеющихся корней и основ с использованием имеющихся

деривационных моделей как слова производные и сложные различных типов;

* возникать в силу частичного или полного переосмысления компонентов

словосочетаний как фраземы и идиомы;

* заимствоваться литературным языком из территориальных и социальных

диалектов, а тем или иным диалектом - из литературного языка или из другого

диалекта;

* заимствоваться из других языков в результате межэтнических и

межкулькультурных контактов или же смешения языков.

В лексико-семантическую систему языка входят не только слова-лексемы (как

однозначные, так и многозначные, т.е. совокупности лексико-семантических

вариантов (ЛСВ) этих слов), но и слова как носители отдельных лексических

значений, слова-понятия (по Л.В. Щербе), концептемы. Их образование

предполагает расщепление слова-лексемы на два или большее число слов-

концептем в результате процессов метафоризации и метонимизации.

----------------------------------------------------------------------------

----

Основные единицы морфологического анализа

Слово и морфема как знаковые единицы языка

Аналитический подход к языку (путь от языковых средств к их функциям и

значениям) во многом предполагает использование одинаковых

исследовательских процедур по отношению к единицам фонологического,

морфологического и синтаксического структурных уровней. Но есть и серьёзные

различия, обусловленные неодинаковой природой единиц разных уровней.

Так, единицы фонологического и морфологического уровней одинаковы в том

отношении, что они инвентаризируемы, т.е. образуют множества принципиально

исчислимых величин. Входящие в фонологическую систему того или иного языка

фонемы неслоговых языков, силлабемы языков слогового строя и просодемы (а

именно тонемы, слоговые акценты, акцентные структуры слов, интонемы)

воспроизводимы в речи, как и входящие в морфологическую систему морфемы и

слова. Однако фонологические единицы, хотя и выделяются на основе

семиотических критериев, не являются знаками (принадлежность интонем к

знакам многими лингвистами не признаётся).

Слова и морфемы принадлежат к знакам, они обладают своими соотнесёнными

друг с другом означаемыми и означающими. В силу этого существенного

различия морфологический анализ, имеющий дело с морфемами и словами как

двусторонними единицами, более сложен, чем фонологический. Он предполагает

обращение к целому ряду дополнительных критериев.

Выше в структурной иерархии языковых знаков расположены такие

неинвентаризируемые, конструктивные единицы, как словосочетания,

предложения, тексты. Это тоже знаки, поскольку они обладают своими

означаемыми и означающими в их взаимной соотнесённости. Но они

конструируются каждый раз заново в коммуникативном акте. Воспроизводимы

лишь основные структурные схемы и правила конструирования синтаксических

объектов. И это обстоятельство, в свою очередь, обусловливает

неодинаковость исследовательских процедур морфологического и

синтаксического анализа.

Словоцентрический vs. морфемоцентрический подход

Слово и морфема являются основными единицами морфологического компонента

языковой системы - верхней и нижней. Отношения между ними трактуются по-

разному в различных направлениях лингвистической мысли.

В истории индийской языковедческой мысли сперва внимание исследователей

было обращено на слово, но уже в древнеиндийских грамматических трудах

исследовалось членение слова на его значимые части, т.е. стали выявляться

элементы морфологической структуры слова. То же самое наблюдалось и в

истории арабской лингвистической мысли. В античной (средиземноморской,

греко-римской) языковедческой традиции и вслед за этим на протяжении многих

веков в европейском языкознании в центре внимания стояло слово. Внутреннее

его строение эпизодически описывалось уже в 16 в., но лишь в работах,

посвящённых древнееврейскому и арабскому языкам. К значимым частям слова

на материале языков иного строя европейские языковеды начали обращаться

лишь в 19 в., когда пробудился интерес к сравнительно-историческим и

типологическим исследованиям, когда стало ясно, что при сравнении

родственных языков и при построении морфологических классификаций языков

должны соотноситься не столько слова в целом, сколько их корневые и

аффиксальные составляющие.

В конце 19 в. И.А. Бодуэн де Куртенэ объединил такие элементы в строении

слова, как корень, суффикс, флексия (окончание), префикс (приставка), под

общим именем морфема. Впоследствии понятия слова и морфемы стали

центральными в грамматическом анализе.

И тем не менее есть различия в национальных лингвистических традициях.

Языкознание в России и Германии преимущественно словоцентрично

(лексицентрично), объявляя слово центральной единицей языка и отводя

морфеме второстепенную роль, выделяя морфему из слова.

Напротив, языкознание во Франции и США по преимуществу морфемоцентрично,

выводя слово из морфемы и описывая его как своего рода синтаксическую

конструкцию, построенную из морфем. Под понятие морфемы многие

представители французской и американской мысли стали подводить не только

сегментные единицы, но и суперсегментные явления, служащие выражению

грамматических значений (значащие чередования фонем, чередования тонов и

акцентных кривых, удвоение и т.п.).

У словоцентрического и морфемоцентрического подходов есть свои

положительные моменты. Психологически носитель языка скорее выделяет слово,

чем морфему. Для него слово конкретнее, а выделение морфемы требует

определённых аналитических действий. Правда, это наблюдение в основном

справедливо по отношению к языкам флективным (таким, как индоевропейские),

где выделимость слова (словоформы) ощущается довольно хорошо и где

различение слова и морфемы более контрастно. Для лингвиста-аналитика

морфема представляет собой более определённый в своих границах объект, и

этим понятием удобнее оперировать в описании мало изученных языков. Для

лексикографии важнее понятие слова.

Выбор часто определяется целями исследования. Поэтому не надо жёстко

противопоставлять словоцентрический и морфемоцентрический подходы и

признавать только один из них правомерным.

Положение осложняется тем, что в большом ряде языков слово и морфема не

могут быть чётко противопоставлены.

Это касается аналитических языков типа вьетнамского, китайского и т.п.

Поэтому разграничение слова и морфемы для китайского языковеда оказывается

своего рода псевдопроблемой. В японском языкознании, которое в своих

истоках во многом опиралось на китайскую языковедческую традицию (хотя и

имеет дело с языком принципиально иного строя, где границы слогов и морфем

в основном совпадают, но система имени агглютинативна, а система глагола

флективна), под словом понимают и то, что словом называется в европейском

языкознании, и то, что совпадает с формообразующей основой слова и даже с

корнем в европейском понимании.

В языках, которые используют инкорпорацию, предполагающую построение

предложения или словосочетания в результате сложения "голых" основ, без

использования формальных показателей связи (как, например, в чукотском),

разграничение слов и морфем тоже затруднено.

Слово агглютинативных языков (типа тюркских, финно-угорских) устроено не

так, как слово флективных языков.

Надо иметь в виду, что современное языкознание в значительной мере

европоцентрично, ориентируясь прежде всего на строй флективных

индоевропейских языков (в средние века на строй латинского языка) и нередко

стремясь описывать языки иного строя с использованием своих выработанных в

течение более чем двух тысячелетий грамматических канонов. Однако общее

языкознание, если оно действительно хочет быть общим, должно считаться с

материалом самых разных языков мира.

Сходства и различия между словом и морфемой

Под словом обычно понимается минимальная значимая единица языка, которая

в функциональном плане:

а) прежде всего является основной номинативной единицей языка и

предназначена служить чаще всего

прямому называнию отдельных элементов опыта (предметов, качеств, свойств,

состояний, действий, оценок и т.п.; ср.: стол, студент, умный, рослый,

дремать, рубить, отлично), а также

отсылке к этим элементам опыта (вышеназванный, этот, я, здесь, сейчас) или

выражению отношений между элеменами опыта (и, к, для);

в структурном плане:

б) вступает в синтаксические связи с другими словами в данном

словосочетании и предложении;

в) во многих случаях представляет собой возможный минимум предложения и

берёт на себя функцию члена предложения (Что он пил утром? - Чай.);

г) обладает позиционной самостоятельностью и, соответственно, способностью

перемещаться в пределах словосочетания или предложения, отделяться словом

или словосочетанием от предшествующего или последующего слова.

Признак б) отличает слово от морфемы, которая сама по себе не способна

вступать в синтаксические связи в предложении или словосочетании, а также

от компонента сложных слов. Слово оказывается минимальным звеном

предложения, носителем синтаксических связей.

Признак в) обладает слишком большой диагностической силой. Этому требованию

отвечают лишь слова знаменательные (полнозначимые), но из перечня слов

исключаются слова служебные (неполнозначимые, грамматические).

Признак г) был подробно охарактеризован в разделе 3.03, где обсуждался

вопрос о выделимости слов в речи с использованием процедур сегментации. Но

уже сейчас следует подчеркнуть, что слово представляет собой минимальный

свободный знак.

Под морфемой (во французской лингвистической традиции в этом случае

употребляют, вслед за Андре Мартине, термин монема) обычно понимают

минимальную значимую единицу языка, которая:

в функциональном плане:

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31