Происхождений цивилизации

раннецивилизованного общества было удачным изобретением для регуляции

экономических и общесоциальных взаимоотношений подразделений труда. Такая

функция иерархической общественной структуры действительно существовала,

однако объяснение генезиса социальной иерархии из этих нужд

представляется неисторичным. В самом деле, нет никаких оснований

утверждать, что иерархия в социальной организации является новацией

цивилизованной эпохи, поскольку элементарные аналоги иерархического

устройства сообщества известны у приматов в малобиопродуктивных биотопах,

в биотопах, где добыча пищи осложнена присутствием хищников (что

эквивалентно малопродуктивности — упоминавшаяся ситуация в открытой

саванне), а также в неволе (типологический аналог городских условий с

вышеприведенными оговорками). Следовательно, у первобытных людей в

соответствующих экологических условиях начала иерархической организации

вполне могли присутствовать еще до цивилизации.

Кроме того, теоретически вероятные взаимоотношения между

подразделениями труда в принципе должны были бы быть отнюдь не

иерархическими. Так, К.Маркс логично предполагал, что отношения между

подразделениями труда базируются на обмене опредмеченной

деятельностью[85], способном стать основой экономических и социальных

отношений. Если бы такая модель реализовалась, мы имели бы раннюю

цивилизацию с развитым внутренним обменом. В действительности же

сколь–нибудь значительный товарообмен в Шумере отсутствовал[86], а

экономические отношения между подразделениями труда, как и в Египте,

носили распределительный централизованный характер. Следовательно,

иерархия общественных групп была не только древнее разделения труда, но и

наложилась на последнее несколько искусственно. Вероятно, социальная

иерархия возникла в цивилизации по вышеуказанным поведенческим причинам

независимо от генезиса разделения труда и наложилась на него в целях

социальной интеграции, поскольку делала взаимоотношения профессиональных

групп централизованными (имеются довольно подробные сведения о

централизованной регламентации поведения представителей различных

отраслей производства и других родов деятельности в Лагаше, Шумер,

времени Энентарзи и Лугальанды, ок. 2340–2318 до н.э.[87], где

существовала патриархально ориентированная общественная структура).

Социально–интегративная природа цивилизации объясняет не только

сущность ее предметной городской структуры, но и социально–экономическое

использование патриархальной иерархической организации, имеющей

неэкономическое происхождение. По форме эта организация имела древнее

этологическое (естественное поведенческое) происхождение. Однако в

условиях цивилизованного общества, потенциально дезинтегрируемого

специализацией труда, иерархическая патриархальная структура стала

функционировать за рамками кровно–родственных отношений и обусловила

конкретный централизованно–распределительный характер экономических

связей подразделений труда. В данном случае в объяснении нуждается не сам

генезис иерархической структуры, а ее социально–экономическое приложение,

причина реализации которого видна в пригодности иерархической структуры

для социально–интегративных функций.

Будучи социально–консолидирующим феноменом и реализуя свои

интегративные свойства стихийно, конкретная цивилизация должна была

вовлекать в сферу своей активности и окружающие социумы, поскольку

основным свойством цивилизации была тенденция объединения людей тем или

иным способом. В этой связи немалый интерес представляет торговая

активность ранних цивилизаций.

Совершенно аналогично объясняется и другая форма внешней активности,

которую с поправкой на отдаленность эпохи можно назвать

внешнеполитической. Потенциально ранние цивилизации Египта, Шумера, Элама

и Хараппы были вполне автаркичны, поскольку все жизненно необходимое с

избытком производили на месте. Так что, с рациональной точки зрения,

внешнеторговая и внешнеполитическая деятельность для них была практически

не обязательна (единственное исключение составлял импорт меди, олова и

леса, однако нет основания утверждать, что благосостояние ранних

цивилизаций было немыслимо без этих товаров). В действительности все

происходило не в соответствии с рациональными установками, и древний

Египет, Шумер и Элам не только вели обширную внешнюю торговлю, но очень

рано предпринимали акции военно-внешнеполитического свойства. Подчеркнем,

что ни грабеж чужих богатств, ни территориальные притязания нельзя, с

точки зрения здравого смысла, объяснять удовлетворением жизненно важных

нужд ранних цивилизаций.

Таким образом, ранняя цивилизация, получив в наследство от

первобытного общества начала производящего хозяйства, ремесла, торговли,

архитектуры и предпосылки иерархической организации общества, поместила

все эти общественные достижения в определенную социально–интегративную

матрицу, что обусловило возможность их дальнейшей специализации и

развития без ущерба для целостности социума. Исходным проводником

социальной интеграции для цивилизации послужили средства коллективного

непроизводительного потребления, выступающие в форме поселения городского

типа. Принципиальная схема планировки города, содержание его

инфраструктуры и метаструктуры были заложены в эпоху ранней цивилизации и

существуют по сей день (административные, культовые, культурные,

производственные, торговые сооружения, объединенные фортификационными

конструкциями и дополненные различного рода предметными формами сельского

хозяйства). Генезис городской структуры объясняется ее природой,

понимаемой как предметная форма общества разделенного труда. Будучи

социально–интегративным фактором, ранняя цивилизация закономерно

направляла свою консолидирующую активность вовне, что вело к формированию

целостных государств различной степени сложности. Образование

государственных организмов, выходящих далеко за пределы отдельных

городов, таким образом, является прямым следствием реализации потенций

цивилизации, понимаемой как городское образование. В этой связи нет

оснований отказываться от принятой нами дефиниции ранней цивилизации,

поскольку существование цивилизованных государств является прямым

следствием возникновения локальных городских цивилизаций и объясняется из

особенностей их социально–интегративной природы.

3. ДИНАМИКА РАННЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Классические цивилизации типа древнего Египта и Шумера не исчерпывают

вариантов реализации общества производящего хозяйства. Некоторые

связанные с ним социумы не создали подлинных городских цивилизаций, но

породили значительные предметные формы, обнаруживающие существенные

социально-интегративные аналоги с ранними цивилизациями городского типа

(мегалитическая культура Западной Европы).

В материковой Европе городские цивилизации появляются позже, чем на

Ближнем Востоке. Причина европейского отставания в развитии по сравнению

с Передней Азией имеет, вероятно, демографическое и

социально–экономическое объяснение. Ближневосточный демографический взрыв

происходил в условиях относительно высокобиопродуктивной среды, что

создавало предпосылки для производящего хозяйства и цивилизованного

общества. В менее биопродуктивной Европе демографические процессы шли

медленнее, а производящее хозяйство было, вероятно, интродуцированно из

Азии. Местные европейские природные условия давали почву только для его

весьма медленного развития.

Одним из древнейших протогородов на европейском континенте была Лерна

III (Пелопоннес, Греция, древнеэлладский период II, ок. 5000–4770 лет

назад). Это поселение и целый ряд других, родственных ему, были разрушены

в результате вторжения носителей более примитивной культуры

(древнеэлладской III, около 4770–4540/4150–3950), как полагают[88],

говоривших на индоевропейском языке анатолийской группы

(хетто–лувийские). В историческое время достоверно известным

хетто–лувийским народом в Греции были карийцы[89], поэтому не исключено,

что древнеэлладская культура III принадлежала именно им. Два века спустя

Греция пережила еще одно вторжение, разрушившее остатки протоцивилизации

типа Лерна III. В Лерне новое население появилось незадолго до даты 4480

(3898±117 14С) лет назад и принесло среднеэлладскую культуру средней

бронзы, не слишком отличающуюся от культуры древней бронзы

предположительных карийцев. В лингвистическом отношении среднеэлладское

население, возможно, было уже греческим.

В эпоху среднеэлладского периода III — позднеэлладского периода I–II

(1700–1400 до н.э.) греки создали начала своей микенской цивилизации,

которая пережила расцвет в позднеэлладский период III (1400–1100 до

н.э.). Между микенской цивилизацией и протоцивилизацией Лерны III,

Тиринфа (древнеэлладский II) и др. прямой исторической связи не

существовало. Однако, поселившись на территории, обладающей древними

культурными традициями, и став соседями цивилизаций Крита и Хеттского

царства (в Малой Азии), греки подверглись определенному влиянию. У

догреческого населения они позаимствовали планировку здания в форме

мегарона. Художественное решение Львиных ворот Микен (1250 до н.э.) было

подсказано оформлением ворот хеттской столицы Хаттусас, которую ахейцы

(микенские греки) посещали. Свое линейное письмо В ахейцы получили от

минойцев (критян), приспособив их линейное письмо А к нуждам греческого

языка (1400–1200 до н.э.). Микенское искусство в определенных чертах

продолжало критские традиции[90].

Сравнительно поздний возраст микенской цивилизации и ее культурные

связи с более древними очагами средиземноморских цивилизаций как будто

подсказывают мысль о производном характере цивилизационного процесса в

микенской Греции. Однако социально–исторические факты (в том числе и

поздний возраст микенской цивилизации) при их социально-философском

истолковании не подтверждают мысль о вторичности цивилизации ахейцев.

Если бы греки были простыми потребителями древней средиземноморской

культуры, они бы начали организацию собственной цивилизации по

средиземноморскому образцу непосредственно по прибытии на территорию

Греции, где определенные традиции ранней цивилизации (или

протоцивилизации) уже сложились (Лерна III, Тиринф). Между тем в течение

800 лет (с учетом калиброванной радиоуглеродной даты прибытия греков)

средиземноморские предпосылки цивилизации оставались невостребованными

предками ахейцев. И дело здесь, конечно, не в психологической

несовместимости первобытных греков с раннецивилизованными

средиземноморскими влияниями. Эти восемь веков потребовались грекам для

достижения того демографического и социального состояния, которое

нуждалось в средствах общественной интеграции непервобытного характера. О

самых первых этапах микенской протогородской культуры (1700–1400 до н.э.)

прямых сведений нет, но данные о микенской цивилизации (1400–1200)

довольно красноречивы.

В хеттских документах из Хаттусаса времен царей от Суппилулиумаса I до

Арнувандаса IV (ок. 1380–1190) постоянно упоминается царство Аххиява,

которое было тождественно государству ахейцев (микенская Греция или ее

восточные колонии), однако эпиграфические и эпические данные не дают

оснований предполагать существование единого общеахейского государства.

Архивы Кносса и Пилоса позволяют воссоздать в общих чертах структуру

микенского общества[91]. Она состояла из представителей различных

отраслей сельского хозяйства (земледельцы, пастухи) и ремесла (целый ряд

профессий); имелись рабы, служители культа, представители

административно–бюрократического аппарата (писцы); во главе государства

стояли царь (лин. В ванака, греч. анакс), полководец (лавагета),

руководители отдельных поселений (басилевсы) и другие должностные лица;

существовали вооруженные силы и флот. По археологическим данным, была

развита обширная внешняя торговля; колонизация охватила Средиземноморье

от Южной Италии до западного побережья Малой Азии, Крита и Кипра.

Таким образом, в микенской Греции развилось общество разделенного

труда, бюрократические черты организации которого напоминают ранние

ближневосточные цивилизации (Шумер, Египет). Это общество, как и

раннешумерское, состояло из городов-государств (Микены, Пилос, Кносс на

Крите и целый ряд других, известных Гомеру и классической греческой

исторической традиции). Как и между шумерскими округами, между микенскими

городами велась вооруженная борьба (эпические данные, подтверждаемые

отчасти археологически). В конце своей эпохи микенцы образовали военно-

политический союз во главе с Агамемноном (царь Микен) для борьбы с

Троянским царством, что указывает на интегративные процессы

междугороднего характера. По хеттским источникам, цари Аххиявы

предпринимали внешнеполитические и военные действия в Малой Азии и на

Кипре.

Совокупность приведенных признаков стандартна для ранней цивилизации:

общественное разделение труда и патриархальная иерархическая организация

общества; внешнеторговая и колонизационная активность, а также признаки

внешней политики; внутриполитическая борьба, направленная, вероятно, к

интеграции страны (антитроянский союз); управленческий бюрократический

аппарат (Кносс, Пилос, Фивы). Эти социальные реалии показывают, что

микенская цивилизация была аналогична раннешумерской и, по косвенным

признакам, раннеегипетской додинастической номовой эпохи. Можно

предполагать поэтому, что причины возникновения названных цивилизаций

были подобными. Следовательно, нет нужды привлекать для объяснения

пусковых механизмов цивилизационного процесса какие–то частные

обстоятельства бытия конкретных обществ: например, ирригацию в Шумере или

крито–малоазийские влияния в Греции. Эти частности отразились на внешней

форме цивилизационных событий, отнюдь не определяя их сущности.

Осевшие около 4540 лет назад в Греции ахейцы, развивая свою

производящую экономику, пришли в течение среднеэлладского периода III

(1700–1550 до н.э.) к началам общественного разделения труда и первым

фортифицированным поселениям городского типа (крепость с прилегающим

поселением: Микены, Тиринф). В позднеэлладский период III А–В (1400–1200

до н.э.) их общество достигло довольно разветвленного состояния

разделения труда. Эти дифференциальные процессы вызвали потребность

интеграции микенских обществ, выразившуюся в совершенствовании предметной

формы социальной структуры (перестройка дворцов, расширение

фортификационных сооружений, прогресс рядовых жилищ, окружающих дворцы) и

развитии ее иерархической организации. Пришедшие в движение

социально–интегративные процессы породили военно–политическую борьбу

микенских центров (объясняющую непосредственное назначение фортификации),

их внешнеторговую, а затем и внешнеполитическую активность. Эти события

укладываются в рамки стандартной социально–интегративной динамики ранней

цивилизации, социально–философский анализ которой мы предприняли в

предыдущем параграфе. Микенская цивилизация как вариант ранней

цивилизации не обнаруживает принципиальных отличий от ближневосточных

обществ того же типа.

Раннее по сравнению с другими областями Европы возникновение греческой

цивилизации мы объясняем не столько цивилизующими культурными влияниями с

Востока, сколько близостью Греции к переднеазиатскому центру

демографического роста и развития производящего хозяйства. По нашим

представлениям (см. предыдущий параграф) для институциализации

общественного разделения труда и возникновения цивилизации социуму

требуется определенное демографическое состояние. О населенности

микенской Греции в конце XIII в. до н.э. можно судить по “Перечню

кораблей”, описанному в “Илиаде” (песнь вторая, 494–759)[92]. Считается,

что этот “Перечень” является тем пассажем “Илиады”, который может

восходить к микенским временам[93]. Структура же самого “Перечня”

напоминает учетные таблички линейного письма В. Согласно этому документу,

Агамемнон привел под Трою флот из 1186 кораблей, укомплектованный

экипажами из 29 греческих областей. Суда из 23 областей (1007 кораблей)

имели команду из 120 человек, а 6 областей направили 179 кораблей с

экипажами по 50 человек. В итоге войско Агамемнона составило 129790

человек, что предполагает население участвовавших в войне регионов не

менее, чем из 519160 человек. В войске были представлены отряды из

нескольких населенных пунктов каждой области, а потому о населении

отдельных пунктов трудно что-либо сказать определенно. Сам Агамемнон

возглавлял войско из 12000 человек (100 кораблей) из Микен, Коринфа,

Клеон, Орнии, Арефиреи, Сикиона, Гипересии, Гоноессы, Пеллены, Эгиона,

Гелики. Войско Менесфея из Афин насчитывало 6000 человек (50 кораблей).

Если это не поздняя конъюнктура, то население города достигало не менее

24000 человек. Наверное, население Микен, Пилоса, Аргоса и Кносса было не

меньше (100, 90 и 80 судов по 120 человек). Надо учитывать и неполноту

оценки (в Греции во время Троянской войны оставалось немало боеспособного

населения, как видно из событий на Итаке), и можно думать, что некоторые

ахейские города перешагнули “демографический рубикон” (10000 человек),

необходимый для устройства институциализированного социума общественного

разделения труда. В более мелкие поселения стереотипная структура

общества могла иррадиироваться, сформировавшись в крупных центрах.

Цивилизационный процесс для ранних цивилизаций наметился таким

образом, что его ядром выступали предметные формы вторичной

идеологической структуры общества, воплощенные в культовых сооружениях:

от европейских мегалитических святилищ–обсерваторий до шумерских храмов.

При всем различии архитектуры и культов, связанных с этими предметными

формами, их социально-интегративные функции были абсолютно идентичны.

Возможно, здесь имеет место своеобразный “храмовый путь” цивилизационного

процесса. Роль культовых сооружений в нем не может удивлять, поскольку из

всех возможных средств коллективного непроизводительного потребления,

необходимых для образования предметной формы цивилизации (см. гл. II, 2),

именно культовые сооружения отличались максимальной коллективностью и

минимальной производительностью: в храмах ничего не производилось, а

рассчитаны они были на всех членов сообщества (эзотерические храмы —

позднее явление). Жилые здания были слишком индивидуализированы и,

вдобавок, использовались для некоторых производственных нужд, а

административные сооружения (резиденции правителей и т.п.) были слишком

элитарны. Культовые сооружения, помимо прочего, являются очень древними

образованиями (ср. возраст франко–кантабрийских пещерных святилищ

верхнего палеолита, гл. I, 3) и существуют к начальному моменту

цивилизационного процесса. Древность, непроизводительность и

коллективность делают их наилучшим ядром, вокруг которого могла бы

вырасти цивилизация.

Многие “храмовые” протоцивилизации отличаются одной особенностью:

отсутствием фортификационных сооружений в момент генезиса. Даже города

цивилизации Хараппы имели стены не фортификационного, а вполне

гражданского назначения: они защищали поселения от наводнений[94]. На

стадии ранней цивилизации многие города “храмового” типа обзаводятся

фортификационными постройками в связи с военно–политической активностью

(см. гл. II, 2). Однако это достижение не имеет отношения к генезису

цивилизации.

Между тем фортификационные сооружения, как и культовые, являются

наиболее оптимальными для образования предметной формы цивилизации

средствами коллективного непроизводительного потребления. Фортификация не

имеет никакого производственного назначения и в то же время отвечает

нуждам всех членов создавшего ее социума. Нулевая производительность и

максимальная коллективность, с точки зрения социально–интегративных

возможностей, полностью уподобляют фортификацию культовым сооружениям:

при всем различии их внешних повседневных функций их внутренняя

общественная сущность, с социально–философской точки зрения, идентична

для интегративных нужд цивилизации. Фортификационные сооружения

появляются в начале докерамического неолита (Иерихон). Древность,

непроизводительность и коллективность делают их оптимальным ядром, внутри

и вокруг которого могла бы вырасти цивилизация. В этой связи можно

постулировать второй “фортификационный” путь цивилизационного процесса,

при котором формообразующим элементом цивилизации выступает не святилище,

а укрепление. Этот постулат сопряжен с методологическими трудностями.

Если легко представить себе поселение, лишенное укрепления, то трудно

допустить существование поселений, движущихся к цивилизации, но лишенных

предметных форм культа. Дело, однако, не идет о таком крайнем случае.

Предметные формы культа могут быть портативными (термин А.Леруа–Гурана),

рассеянным в социуме и мало пригодными для формообразования

цивилизованной предметной структуры, в то время как фортификация всегда

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21