Происхождений цивилизации

западноностратического праязыка. Последняя была прямо связана с

натуфийской культурой (Эйн Гуэв IV, Кинерет, Израиль). Наконец,

обладатели натуфа (1430011700/12450–1020014С) были носителями наиболее

древнего из ностратических языков — праафразийского

(прасемитохамитского)[68], что подкрепляет отождествление лингвистической

принадлежности более раннего мезолитического населения Леванта.

Праафразийский распался 12000±1000 лет назад.

В конце своего существования кебара была распространена не только в

Леванте, но и в Южной Турции (Бельбаси). Вероятно, из этого региона

началось распространение синокавказцев по Анатолии и Северной

Месопотамии. Ныне синокавказские языки (баскский, северокавказские,

енисейские, синотибетские, на–дене) распространены отдельными очагами от

Испании до Калифорнии. Однако хронометраж раннего распада синокавказских

языков изучен пока недостаточно, а дата распада синокавказского праязыка

(10000±1000) должна рассматриваться как предварительная, поскольку учет

материалов новых синокавказских языков (баскский, этрусский, бурушаски)

способен внести коррективы в эту предварительную оценку.

Гораздо лучше известна история ностратов. Около 15000 лет назад

ностратический праязык распался на западностратическую (афразийский,

картвельский, индоевропейский) и восточноностратическую

(эламо–дравидский, урало–алтайский) группы. Носители

западноностратических языков остались в Леванте (афразийцы) и к северу от

него (картвелы, индоевропейцы). Последнее обстоятельство вытекает из

судьбы носителей картвельских и индоевропейских языков. Пракартвелы

отбыли из Леванта на Западный Кавказ, где много позже (5000±1000) их язык

распался. Весьма вероятно, что в авангарде у них индоевропейцы тем же

путем отправились в Северное Причерноморье.

Распространение индоевропейских языков в Европе отчасти было связано с

экспансией археологических культур боевых топоров и шнуровой керамики,

относящейся к III тыс. до н.э. (реальный календарный возраст может быть

несколько древнее: 5680–4540 лет назад). Эти культуры охватили большую

часть Европы, а потому трудно представить, что их носители говорили на

каких-то неиндоевропейских языках. К кругу культур боевых топоров

относились родственные культуры катакомбных и ямных погребений (юг

Восточной Европы, катакомбная — конца III тыс. до н.э., а ямная —

несколько древнее). Среднехалколитическая ямная культура была генетически

связана с древнехалколитической культурой Средний Стог (Украина,

юго–запад России), которая датируется в пределах 4300–3500 до н.э. 14С,

или в календарном исчислении 7180–6260 лет назад, т.е.

глоттохронологическим возрастом распада индоевропейского праязыка

(6000±1000). Из отмеченных культурных связей вытекает, что, если носители

боевых топоров были индоевропейцами, то среднестоговцев можно считать

поздними праиндоевропейцами.

Скотоводство среднестоговской культуры на 75% базировалось на

одомашненной лошади, и эта культура замечательна еще и тем, что ее

носители впервые в истории освоили верховую езду на лошади: в

среднестоговской культуре представлены роговые элементы конских удил, а

недавние исследования[69] зубов среднестоговской лошади показали, что эти

удила применялись по современному их назначению. Древнейшая верховая

лошадь датирована ок. 6830 лет назад (жеребец из Дереивки, Украина, ок.

4000 лет до н.э. по 14С). Этнологические параллели показали, что освоение

верховой езды должно было сопровождаться для среднестоговцев ростом

демографического состояния и повышением мобильности, что объясняет распад

праиндоевропейской культуры и широчайшее распространение ее производных

по Евразии: конная ямная и другие культуры[70].

Источником среднестоговской культуры на Украине была неолитическая

культура Днепр–Донец, в которой уже представлена одомашненная лошадь

(V–IV тыс. до н.э. некалиброванной шкалы), а еще раньше — неолитическая

культура Сурск–Днепр (V тыс. до н.э. некалиброванной шкалы, или 7980–6830

календарных лет назад) со слаборазвитым сельским хозяйством. На Украине

они не имели местных корней и, значит, были принесены извне, однако

халафская культура[71] (Северный Ирак, Сирия, Восточная Турция,

8670–7130/7550–6209 14С) едва ли послужила их источником (различия в

керамике, хронологические и географические соображения и др.). Носителей

халафской культуры скорее можно сблизить с дошумерскими и досемитскими

аборигенами Месопотамии, говорившими на “прототигридском” или “банановом”

языке[72] преимущественно открытых слогов.

В натуфийскую эпоху в связи с распадом праафразийского языка от него

отделился праегипетский, который в отличие от прочих афразийских не

участвовал в лингвистических контактах с северокавказскими языками в

регионе Южной Турции, где засвидетельствовано присутствие натуфийцев

(Бельдиби; Бельбаси). Это приводит к выводу, что отделившаяся от натуфа

культура хариф (пустыня Негев в Юго–Западной Иордании и Северный Синай в

Египте, 12000–11420/10450–9950) принадлежала носителям праегипетского

языка[73].

Натуфийская культура в голоцене трансформировалась в

древненеолитические культуры Леванта: протонеолит, докерамический неолит

А (11700–10850/10200–9450) и докерамический неолит В

(10850–9130/8450–7950), которые сменились керамическим неолитом типа

сиро–киликийских культур Амук А (9130–8670/7950–7550) и Амук В

(8670–7980/7550–6950). Эти культуры были генетически связаны между собой

и развивались, начиная со стадии докерамического неолита А, в условиях

прогрессирующего производящего хозяйства. Первыми от натуфийских

афразийцев отделились носители омотских и кушитских языков, чей путь в

Восточную Африку пока неизвестен. Затем отделился праегипетский, носители

которого позже создали в дельте Нила земледельческий поселок Меримде

(древний керамический неолит, 80407230/7000–6300). И наконец, произошло

разделение семитских и берберо-чадских языков (8500±500), отмеченных

появлением производящего хозяйства в оазисах Ливийской пустыни

(Юго–Западный Египет, 8500–7500). Таким образом, неолитическое население

Леванта принадлежало главным образом к семитской языковой группе, которая

положила начало и языкам Аравии. Экспансия неолитических семитов видна из

археологических данных. Их культура среднего докерамического неолита В

(101609820/8850–8550) продвинулась в Юго–Восточную и Южную Турцию (Чайеню

Тепеси, 10560–9780/9200–8520; Асикли–Хююк, 10280–9890/8957–8611), что

расчленило ареал местных синокавказских языков. Однако лингвистические

следы семитов в этом регионе были уничтожены последующими миграциями. На

стадии древнего керамического неолита носители семитских языков

продвинулись в Северную Месопотамию, где они засвидетельствованы

хассунской культурой (Северный Ирак, 9130–7980/7950–6950), содержащей в

инструментарии острия Библос, известные в Леванте в докерамическом

неолите В и в древнем керамическом неолите эпохи Амук А–В, синхронной

хассунской культуре. Носители родственной хассуне культуры самарра (в

основном Северный–Центральный Ирак, 8690–7870/7570–6850) могли иметь

аналогичную языковую принадлежность. Предположительный семитский язык

хассунцев и самаррцев был замещен в том же регионе северосемитским

аккадским (5300 лет назад). Семитские носители докерамического неолита А

типа Иерихона (11830–10010/10300–8720) также мигрировали на Кипр, где

аналогичная докерамическая культура засвидетельствована ок. 8600 лет

назад (ок. 7500 14С: Кап Андреас Кастрос; Хирокития).

Восточно–ностратический праязык ориентировочно существовал 16000–14000

лет назад, и за это время его носители мигрировали из Леванта в Западный

Иран, на территории которого восточноностратический распался на

эламодравидский и урало–алтайский, что было вызвано смещением

уралоалтайцев в Юго–Восточный Прикаспий и Южную Туркмению. Здесь

урало–алтайцам могла принадлежать культура Бельт (Иран,

14090–13180/1227511480) и родственный ей поздний мезолит Дам Дам Чешме

(Туркмения). Ок. 13000 лет назад урало-алтайский разделился на

урало–юкагирский и алтайский праязыки, после чего носители урало-

юкагирского начали движение к Уралу (распад их языка на Южном Урале

датируется 5500±500 лет назад), а предки алтайцев мигрировали на Алтай,

где их праязык 10500±1500 лет назад дал начало многочисленным языкам

алтайской семьи. По глоттохронологическим данным, эти значительные

миграции происходили в вюрмское время мезолитической эпохи.

Носители эламодравидского праязыка в Юго–Западном Иране стали

создателями группы земледельческих культур, начинающихся с докерамической

неолитической фазы Бус Мордех поселения Али-Кош (11370/9900±20014С), в

которой представлен начальный этап развития земледелия (94,6%

дикорастущих растений на 3,4% культурных: пшеница однозернянка и

двузернянка (эммер), многорядный голозерный ячмень). Возможно, в этот

период прадравиды отделились от предков эламитов и мигрировали на

территорию Индостана в долину Инда, где с их приходом появился

докерамический неолит с полукультурным ячменем и отчасти одомашненной

козой (Мергар, Пакистан, ок. 10000/начало VII тыс. до н.э. по

радиоуглеродной шкале). Культурная последовательность Мергара

продолжалась от начала VII до начала III тыс. до н.э. (ок. 10000–5700 по

календарной шкале), от докерамической фазы неолита до стадии керамики

стиля Кветта. Последней в Мергаре предшествует керамика стиля Кечи–Бег

(между 6300 и 5700), традиции которой прослеживаются в керамическом стиле

Кот Диджи (например, в Амри, Пакистан, 5570–5300/48504615). Керамика

стиля Кот Диджи является составной частью прехараппанской культуры, в

которой появляются аналоги городской культуры Хараппы, например, цитадель

и обводная стена в Кот Диджи (Пакистан, 5220–4650/4550–4050). Имеются

данные, указывающие на культурную преемственность между прехараппанскими

культурами (6150–4270/5356–3715) и хараппанской цивилизацией

(4970–3660/4330±220–3190±11014С)[74], что допускает этническое родство

хараппанцев с прехараппанцами и мергарцами. Поскольку хараппанцы были,

вероятнее всего, дравидами, можно думать, что создатели культурной

последовательности Мергара говорили на прадравидском языке. Его распад

5000 лет назад сигнализирует о местном демографическом взрыве, который

следует считать причиной возникновения хараппанской цивилизации.

Будущие эламиты в Иране сформировали серию культур Али–Кош — Яхъя

(11370–6440/9900–5610), заключительная фаза которых непосредственно

предшествовала появлению протоэламской письменности. Эта земледельческая

группа археологически неоднородна, однако родственные культуры Али–Кош —

Чога Миш (Юго–Западный Иран, тот же возраст), вероятно, образуют

непрерывную последовательность, ведущую к протоэламской цивилизации.

Последний язык ближневосточных цивилизаций — шумерский —

засвидетельствован в протошумерской иероглифике начиная с

археологического слоя IV В Урука (Варка, Ирак, позднеурукский период, IV

А: 5470/4765±85 14С). Однако урукский период генетически связан с

предшествующим убейдским периодом (8900–6430/7750–5600), что позволяет

считать убейдцев шумерами. Убейдская культура была распространена в Южной

Месопотамии в течение археологических периодов Убейд 0–IV. Шумеры с

самого начала появляются на стадии развития, синхронной древнему

керамическому неолиту Леванта.

Основываясь на приведенных фактах, можно наметить

причинно–следственные связи основных социально–экономических событий,

предшествовавших на Ближнем Востоке возникновению цивилизации.

Верхнепалеолитический демографический взрыв ок. 22000 лет назад

вступил в Леванте в новую фазу, что, в соответствии с зависимостью между

плотностью населения и сложностью практикуемой им технологии, вызвало

переход от верхнепалеолитического ориньяка к мезолитической культуре

кебары. Рост левантийского населения привел к значительной экспансии его

из Леванта на запад Южной Турциии (Бельбаси, Анталья) и, вероятно, еще

большему распространению обитателей Леванта, вызвавшему отделение

синокавказских языков от ностратических в начале кебары. Эти

демографические причины обусловили ок. 16000 лет назад трансформацию

кебары в более прогрессивную культуру геометрической кебары и новую

миграцию населения, выразившуюся в распаде ностратического языка 15000

лет назад. Усиление этих демографических тенденций сопровождалось новой

трансформацией технологии, видной в появлении натурфийской культуры

(14300–11700), и новым этапом распространения населения, начало которого

отмечено выделением из натуфа протоегипетской культуры хариф

(12000–11420) и общим распадом праафразийского языка 12000 ±1000 лет

назад.

Технологический прогресс натуфа сопровождался совершенствованием

хозяйства. Появились такие орудия собирательства, как серпы (известны их

костяные рукоятки, способные нести каменные лезвия–вкладыши).

Специализировалась охота (натуфийцы практиковали, в частности, массовую

охоту на джейранов, для которой, возможно, строили крупные загонные

сооружения, называемые “пустынными змеями”; такая практика продолжалась и

в неолите[75]). Есть основания говорить о том, что с ростом населения в

натуфе прогрессировала его технология и росла производительность труда.

Последнее обстоятельство неизбежно вызвало расширение альтруистичных форм

поведения человека (см. гл. I, 3), которые начали распространяться на

некоторые виды животных и растений. В натуфе это была собака

(одомашненный волк), а в докерамическом неолите - коза, овца, бык,

пшеница, ячмень. Эти новые формы поведения имели прямое отношение к

генезису производящего хозяйства.

С экологической точки зрения, возникновение производящего хозяйства

означало, что демографический взрыв в первобытном обществе потребовал

аналогичного популяционного взрыва в среде организмов, способных служить

людям приемлемым источником пищи. Это позволяло демографически растущему

социуму сохранять трофический (пищевой) энергобаланс с экосредой. В самом

деле, земледелие и скотоводство — это, с экологической точки зрения,

искусственный популяционный взрыв ряда съедобных для человека растений и

животных. Совершенно очевидно, что подобный популяционный взрыв может

объясняться только предшествующим демографическим взрывом у человека. Как

показано выше, признаки искомого демографического взрыва отчетливо

прослеживаются в мезолитическую эпоху, непосредственно предшествующую

производящей экономике.

Сравнение возрастов классических цивилизаций Ближнего Востока

показывает их существенную близость: объединение Египта — 5340 (465014С),

в Шумере I династия Киша следовала за периодом Джемдед Наср, 5200–4900, в

Эламе I династия Авана началась ок. 4500, в долине Инда хараппанская

цивилизация возникла около 4970 лет назад, т.е. все эти цивилизационные

события лежат в пределах 5400–4500 лет назад. Складывается впечатление,

что в основе этих практически синхронных событий лежал один и тот же

процесс, развивающийся близкими темпами в экологически сходных древнейших

очагах цивилизации (Месопотамия, долины Нила и Инда). Как можно думать,

этот процесс носил демографический характер и вполне закономерно начался

на африканской территории Египта, где биопродуктивность среды была выше

азиатской рассматриваемых регионов. Таким образом, с эмпирической точки

зрения, возникновение цивилизации предполагает сочетание трех

взаимосвязанных факторов: господство производящего хозяйства в

высокобиопродуктивных регионах субтропиков, оптимальных для земледелия,

(Месопотамия, долины Нила и Инда), при достижении местными локальными

социумами значительного демографического состояния (порядка 10000

человек) способно породить цивилизацию в ее классических вариантах

(древний Египет, Шумер, Элам, Хараппа). В социумах, достигших указанной

численности, начинает действовать статистический закон больших чисел.

Социально-философское значение этого и других обстоятельств генезиса

цивилизации будут рассмотрены далее (гл. II, 2, Гл. III, 3).

Мезолитический демографический взрыв в Передней Азии (Левант и его

ближайшая периферия, 16000–11700), по закону соответствия

демографического состояния социума и степени сложности практикуемой им

технологии, породил начала производящего хозяйства, которое в ходе

демографического роста ближневосточного населения было 10000–8000 лет

назад интродуцировано в Северную Африку, Европу и, вероятно, Индостан,

где в связи с голоценовым ростом биопродуктивности среды надо

предполагать соответствующее увеличение местного населения, что

благоприятствовало усвоению им производящей экономики. Последняя не сразу

стала доминирующей формой хозяйства и сосуществовала с развитыми формами

охоты и собирательства. Довольно широко распространившееся производящее

хозяйство само по себе еще не порождало цивилизацию, поскольку для этого

требовались особые природные условия. Так, протоцивилизация Чатал–Хююк не

стала подлинной цивилизацией, очевидно, потому, что природные условия

равнины Конья (регион распространения культуры Чалал-Хююк в Турции) были

не столь оптимальны для господствующего земледелия, как, например, долина

Нила и т.п. Население Чатал–Хююк (4000±2000 человек) еще не достигло

цивилизованных плотностей (10000 человек).

Самыми оптимальными для уже возникшего сельского хозяйства на

Ближнем–Среднем Востоке были субтропические долины крупных рек (Нил в

Египте, Евфрат–Тигр в Шумере, Керхе–Диз–Карун в Эламе, Инд в хараппанском

регионе). Рост населения и прогресс сельского хозяйства в этих регионах

закономерно привели к формированию ставшего общества разделенного труда и

возникновению цивилизаций, связанных с государственным устройством:

древний Египет, Шумер, Элам. Природа социальной организации хараппанской

цивилизации дискуссионна: А.Я.Щетенко привел доводы в пользу того, что

хараппанское общество еще не было классовым[76]. Это обстоятельство не

влияет на нашу концепцию генезиса цивилизации, поскольку

государственность мы рассматриваем как фактор, вторичный к

цивилизационному процессу. Генезис цивилизации как общества

институциализированного разделения труда является частным случаем

корреляции демографического состояния социума и степени сложности

практикуемой им технологии, поскольку разделение труда — это радикальный

способ ее усложнения. Таким образом, происхождение цивилизации

представляется закономерным эпизодом демографического и технологического

развития человечества.

2. ПРИРОДА РАННЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

За первую половину голоцена (11700–5600 лет назад) развитие ближне-

средневосточного общества ознаменовалось двумя важными достижениями. В

оптимальных для сельского хозяйства регионах (Нил, Месопотамия, Инд)

производящее хозяйство стало господствующим в сфере производства

продуктов питания, а демографическое состояние человеческих популяций в

этих регионах вплотную подошло к созданию поселений, население которых в

определенных случаях перешагнуло рубеж в 10000 человек. Оба

обстоятельства послужили основой для институциализации общественного

разделения труда, предпосылки которого созрели уже в предшествующую эпоху

развития производящего хозяйства (Чатал–Хююк; Бейда).

Население многотысячного оседлого социума не может всем составом

заниматься земледелием и скотоводством, поскольку жизненной необходимости

в этом нет. Господствующее производящее хозяйство создает значительный

избыточный продукт, а потому обеспечение всего микросоциума пищей,

растительным и животным сырьем становится по силам части населения, что

служит основой для выделения ее в профессиональную группу

земледельцев–животноводов. Участие всего социума в эффективном

сельскохозяйственном производстве могло бы только привести к созданию

ненужного прибавочного продукта и истощению биотопа, что было, конечно,

неприемлемо. Между тем свободное от сельского хозяйства население должно

было включаться в первичные общественные структуры, т.е. производить

материальные блага несельскохозяйственной природы. Очевидно, таким

образом обособилась профессиональная группа ремесленников, типичные

занятия которых возникли еще в неолитическую эпоху (гончары, металлурги,

оружейники, пекари, мясники, строители и т.д.)[77]. Потребности обмена

избыточным продуктом с соседями вызвали к жизни выделение

профессиональной группы купцов. Внешнеторговая деятельность широко

представлена в эпоху ранних классических цивилизаций (третья

хронологическая конъюнктура К.К.Ламберг–Карловски, ок. 4400)[78].

Торговые связи охватили в это время древний Египет, Левант, Анатолию,

Аравию, Месопотамию, Элам, хараппанскую цивилизацию и Среднюю Азию.

Наконец, потребности регуляции социальной жизнедеятельности и

религиозного культа обусловили выделение руководящей элиты, т.е.

действительное разделение труда, предполагающее отделение умственного

труда от физического.

Определенные начальные признаки общественного разделения труда

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21