Русские войска во Франции и Македонии

капитана или лейтенанты, младшие лейтенанты, - все французской службы; 25

унтер-офицеров и 500 солдат русской службы. Две роты составляют один

временный батальон. Для связи с местным французским командующим войсками

с отрядом рабочих должны быть назначены особые офицеры французской

службы. Русские военнослужащие должны снабжаться всем необходимым.

«Что касается до предметов русского обмундирования, которых не имеется на

окружных складах, то просьбы должны направляться к помощнику интенданта

базы, который удовлетворит их через склад в Орлеане. В тех округах, где

имеются значительные русские отряды, может быть по приказу командира и по

просьбе помощника интенданта базы, организованы склады русского

обмундирования, приблизительно на два месяца».

Положение русских военнослужащих в трудовых батальонах не было везде

одинаковым. Русским приходилось работать на многочисленных предприятиях -

как военного назначения, так и гражданского (на лесных заготовках, в

рудниках, на частных заводах). Поэтому жизнь солдат и офицеров зависела

от отношения к ним на данном предприятии. Известны случаи, когда условия

работы оказывались вполне сносными. Так, добровольные рабочие получали

прежнее жалованье (0,75 франка в день, французские солдаты – 0,25 франка)

и заработную плату (1,5 франка в день).

Совсем иначе дело обстояло с русскими солдатами (французское

правительство запретило записываться в 3-ю категорию офицерам, хотя

известны случаи, что русские офицеры прибыли в Северную Африку в качестве

командиров подразделений), попавшими в 3-ю категорию, т.е. не пожелавшими

нести боевую службу и не работать в тылу армий. Они были сведены в роты

по 500 чел; две роты составляли один особый отряд.

В конце декабря 1917 г. - январе 1918 г. французские военные транспорты

доставили русских солдат в города Оран, Бон, Алжир. Первая партия прибыла

19 декабря (1.700 чел.), потом две партии в 3.200 чел., 4-я - 1.050 чел и

еще несколько крупных партий с Салоникского фронта. Таким образом, было

доставлено с французского фронта свыше 9,0 тыс. человек.

Существуют многочисленные свидетельства переживших ужас североафриканских

лагерей, о том, какие наитяжелейшие испытания им пришлось перенести; не

редки были случаи и применения самых жестоких пыток против тех, кто

пытался ослушаться или не повиноваться. Одним словом, русские солдаты

находились в Северной Африке на положении осужденных преступников.

«Это была колониальная каторга. В первое время нас ежедневно выводили из

лагеря и гнали, как скотину, на десятки километров по пустыне в окружении

кавалеристов-зуавов с обнаженными кривыми саблями. За малейшую попытку

протеста наносили удары, топтали арабскими рысаками. Бывали случаи, когда

обессилевших привязывали к седлам, нещадно били хлыстами.

После этого – принудительные работы по расширению находящегося невдалеке

оазиса с ядовитыми змеями, ящерицами, скорпионами, какими-то пауками. Над

нами висела постоянная угроза жестокой расправы».

Попробуем взглянуть на солдат 3-й категории с другой точки зрения.

Обратимся к рапорту генерала Н.А. Лохвицкого от 16 января 1918 г., где он

описывает события в лагере Курно, о том, как проходила система трияжа. В

частности, он пишет, что у него в лагере находилось некоторое число

солдат, «...заявивших, что они просят, чтобы им были предоставлены права

военнопленных». Число таких солдат продолжало расти: «Сперва были попытки

образумить “Африканцев” [так в тексте], как со стороны Командира, так и

со стороны строевого начальства, но в результате число неподчинившихся

[т.е. тех, кто записался в 3-ю категорию] выросло до 1.300 [за несколько

дней с 600 чел.]».

Генерал Н.А. Лохвицкий объясняет подобное положение тем, что, во-первых,

в лагере успешно работали большевистские пропагандисты, агитирующие

против создания русских добровольческих отрядов и записи в трудовые

батальоны; во-вторых, «явилось желание пострадать за правду».

Похожую точку зрения высказывает и Р.Я. Малиновский, один из участников

драмы русских войск во Франции: «Остальные решили - будь что будет.

Подумаешь, чем запугали русского солдата - Африкой! Принудительными

работами! Нас, солдат, всегда принуждали: принуждали служить, принуждали

воевать... Мы и не такое видали! Пошли за вещмешками и айда в Африку».

Довольно любопытным представляется и другой факт. Генерал Н.А. Лохвицкий

в своем рапорте называет лиц, причисленных к 3-й категории

«неподчинившимися», во французских текстах по отношению к ним применяют

термин « irreductibles », что можно перевести как «непримиримые»,

«упрямые», в то время как солдат из 1-й категории – « combatants », т.е.

бойцы,из 2-й категории – « travailleurs », т.е. рабочие.

Можно предположить, что солдаты, попавшие в 3-ю категорию, в большинстве

оказались обыкновенными жертвами большевистской агитации, а не мучениками

во имя высоких идей, как их обычно изображали. Впрочем, это не может

снимать вины с французского правительства, уготовившего русским солдатам

невыносимые условия пребывания в североафриканских лагерях.

Для управления русскими военными контингентами, находящимися во Франции и

Салониках требовалось создать единый координирующий центр. Таким центром

стала русская база, размещенная в городе Лаваль (близ города Манса, в

департаменте Майен), созданная по упомянутому приказу от 13 января. В

Лаваль должны были направляться русские военнослужащие, оставшиеся по тем

или иным причинам неиспользованные ни в одной из категорий трияжа. Здесь

должен быть открыт госпиталь для лечения солдат из русских

добровольческих отрядов, сражавшихся на фронте. Русские военные из числа

рабочих должны были лечиться во французских лечебных учреждениях,

находящихся в пунктах поблизости от места их работы. Для русских

военнослужащих, находившихся в Греции, создали базу в Салониках,

подчинявшейся базе в Лавале (база в Салониках в конце апреля 1919 г. была

переведена «со всеми делами» на базу в Лаваль).

По приказу от 13 января начальником базы должен быть назначен русский

штаб-офицер или генерал. Первым начальником стал генерал Н. Лохвицкий,

начальник штаба - полковник французской службы Баржонэ.Они напрямую

подчинялись французскому военному министру, т.е. начштаба не находился в

подчинении у русского генерала, как и все офицеры французской службы,

числившиеся на базе в Лавале. Подобное положение явно являлось

ненормальным.

Но если учесть, что французское руководство подчинило все русские военные

контингенты и рассматривало их как свою собственность (хотя ему подобного

права никто не давал), становится ясно, что ничего экстраординарного

здесь нет. Назначение русского генерала являлось чистой формальностью, и

положение генерала Н.А. Лохвицкого смахивало на унижение перед

французами.

Генерал Занкевич протестовал против подобного решения, настаивая на

подчинение офицеров французской службы базы русскому генералу.

Собственное мнение по данной проблеме он излагает в рапорте военному

министру, где пишет, что если его соображения не будут приняты, он уйдет

в отставку. Разумеется, в январе 1918 г. на русских уже смотрели как на

собственность французского правительства, и никто не замечал подобные

акции. Поэтому поставленный «...в полную невозможность исполнять мои

[т.е. генерала Занкевича] обязанности в отношении вверенных мне войск, я

вынужден был снять с себя свои полномочия [2 февраля], передав свои

командные права по войскам во Франции - Генералу ЛОХВИЦКОМУ, в Македонии

- Генералу ТАРАНОВСКОМУ, а по представительству при Французской Главной,

Квартире - Военному Агенту Генералу Графу ИГНАТЬБВУ».

Уход генерала Занкевича являлся закономерным обстоятельством. Русские

войска перестали быть русскими войсками - три категории трияжа подпадали

под действие французских законов и уставов. Даже воевавшие на фронте не

были одеты в русскую военную форму. Единственное, что осталось от русской

армии, по крайней мере, среди чинов Русского легиона - типично русский

боевой дух.

Следующая отставка была за генералом Н.А. Лохвицким и произошла летом

1918 г. С 11 июня (вступил в должность 22 июля) вместо Н.А. Лохвицкого

французский военный министр назначил генерала французской службы

Брюллара. Таким образом, все приличия были окончательно отброшены. Уход

генерала Н.А. Лохвицкого отрицательно сказался на русских, понизил их

моральный настрой, с его отставкой расстроился административный аппарат,

имевший целью поддержать настроение среди русских военнослужащих и

являться стимулом притока новых волонтеров в Русский легион. Однако

генерал Брюллар дружеским отношением к русским сумел добиться уважения к

своей персоне.

Тех, кто записался в 1-ю категорию трияжа, т.е. решивших продол­жать

сражаться вместе с французами, оказалось немного. Но это были люди,

решившие для себя, что их долг перед родиной состоит в борьбе против

Германии до полной победы России - России, существовавшей до 1917 г.; они

считали позором иное решение. Думается, что именно подобным образом

рассуждали офицеры и солдаты, входившие в состав Русского легиона.

Начало создания русского добровольческого отряда в составе французских

войск уходит корнями в середину 1917 г., когда окончательно стало ясно,

что борьбу с противником может продолжать не вся 1 -я Особая дивизия, а

лишь сводное подразделение из ее состава. За исходную точку отсчета можно

считать, по крайней мере, 11 июля 1917 г., когда генерал Занкевич в

донесении в Петроград говорит о том, чтобы «...сформировать из желающих и

при этом лучших солдат батальон или полк в зависимости от числа для

службы на французском фронте...».

В октябре 1917 г. генерал Н.А. Лохвицкий предлагает идею создания некоей

«особой славянской армии», укомплектованной славянскими элементами из

США, ядром которой стал бы сводный отряд из 1-й Особой дивизии.

«Славянская армия» должна была войти в состав французских войск, как

канадские подразделения входят в британские Вооруженные Силы. Наличие

подобной «армии» «...было бы чрезвычайно выгодно для интересов славянства

и следовательно России и привело бы к должной оценке их роли при

ликвидации войны». Идея генерала Н.А. Лохвицкого не получила дальнейшего

распространения, во-первых, из-за незначительного славянского элемента в

американской армии; во-вторых, из-за абсурдности предполагаемого проекта.

План создания чисто русских добровольческих частей из солдат 1-й и 2-й

Особых дивизий оказался более практичным. В конце 1917 - начале 1918 г.г.

начинает создаваться т.н. Русский легион.

В самом конце декабря 1917 г., с согласия французского правитель­ства

«...во Франции формируется Русский легион. Назначение легиона силою

оружия заставить центральные Империи уйти из разоренных ими без

объявления войны Бельгии, восстановить несчастные обездоленные Сербию и

Черногорию, дать Польше обещанную независимость и свободу, помочь Чехии

стать самостоятельной и освободить занятую врагом Румынию. Уже

значительное число русских, не состоящих на военной службе... записалось

в Париже в легион.

Теперь французское правительство согласилось на зачисление в легион и

желающих из русских военно-служащих. (...)

Поступающие в легион должны согласиться, подчиняться французским властям,

законам и дисциплине и служить в легионе до заключения мира всем русским

народом в лице всеми признанного законного Правительства».

Кто решил продолжать сражаться дальше с Германией, приходилось очень

тяжело. Отношение к русским войскам во Франции было очень плохое. После

мирных переговоров в городе Брест-Литовске (особенно после 15 декабря

1917 г., когда было заключено соглашение с Германией о перемирии) Россия

у французов стала синонимом измены. «Русским офицерам уже давно было

рекомендовано переодеться в штатское платье и не показываться в форме на

улицах Парижа во избежание печальных недоразумений». Военнослужащие,

решивших заниматься формированием русских добровольческих отрядов (не

говоря о волонтерах) поистине взвалили на свои плечи тяжелую ношу.

Среди тех, кто стоял у истоков создания Русского легиона можно назвать

генерала Н.А. Лохвицкого и полковника Г.С. Готуа.

На Г.С. Готуа возлагалась задача непосредственного формирования Русского

легиона. Ему принадлежала роль идейно возглавляющая - он агитировал в

госпиталях, в рабочих ротах,чтобы русские военнослужащие вступали в

Русский легион. Генерал Н.А. Лохвицкий, со своей стороны, призывал

русских военнослужащих и просто русских добровольцев из всех стран, чтобы

они записывались в Русский легион.

В частности, он публикует воззвание: «Вперед, Русские во Франции!», где,

прибегая к цветистым фразам, призывал вступать в оный отряд всех русских:

«Не будем терять ни минуты. Объединимся в русский легион, подчиненный

французской дисциплине и под нашим трехцветным знаменем поспешим в окопы,

чтобы смешать нашу кровь с кровью, которую французы, вот уже четвертый

год щедро проливают на поле брани. /.../

Родина гибнет! Вперед!

Цивилизация в опасности. Вперед!

Мы - Русские и не можем жить опозоренными. Вперед!».

Генерал добился определенного успеха - для поступления в легион приезжали

добровольцы из Голландии, США, Италии, Индии; все они собирались на базе

в Лавале. Иногда случалось, что всех русских офицеров, желающих попасть в

легион, не могли включить из-за их избытка, а на неофицерские должности

офицеров не принимали, хотя желающие, несомненно, были. Одновременно Н.А.

Лохвицкий проводил политику создания единого подразделения сугубо из

русских элементов, желая избежать, как он сам говорил, «распыления

мелкими партиями по французским войскам».

Совместными усилиями Г.С. Готуа, Н.А. Лохвицкого в конце декабря 1917 г.

был сформирован первый русский добровольческий отряд - 7 офицеров, 374

солдата, 2 врача, священник (в первом списке волонтеров в алфавитном

порядке под № 203 значится ефрейтор пулеметной роты Р.Я. Малиновский),

состоящий из двух рот - строевая под командованием капитана М.Ф. Лупанова

(бывший командир 12-й роты б-го Особого полка) и пулеметная капитана В.Н.

Разумова (бывший командир 1 -и пулеметной роты того же полка) - под общим

командованием бывшего командира 2-го Особого полка полковника Г.С. Готуа.

(окончательно сформированный в январе 1918 г. Русский легион был признан

указом президента Франции только в апреле).

В начале 1918 в. батальон прикомандировывают к 4-му полку Марокканских

стрелков Марокканской ударной дивизии (начальник дивизии - генерал

Доган), входившей в состав VIII французской армии. В начале февраля

батальон входит в состав 8-го Зуавского полка (командир - подполковник

Лагард) и позже окончательно придается ему как 4-й батальон полка. Именно

в рядах Марокканской дивизии и будет проходить дальнейшую службу Русский

легион; в ее составе он закончит боевую деятельность на Западно-

Европейском театре военных действий.

По прибытию в дивизию русских военнослужащих окружают некоторым

уважением, что удивительно для того времени. Начальник 4-го полка

полковник Обертин 16 января 1918 г. издает приказ, в котором есть

нижеследующие строки: «...они [русские]сохраняют любовь к своей Родине и

уверенность, что она воскреснет. (...) Начальник дивизии приказал

особенно учтивый обмен честью [с русскими военнослужащими]. (...) Теперь

все солдаты должны первыми отдавать честь русским военным, у которых на

погонах галуны и звездочки. Офицеры должны первыми [с русскими

офицерами]обмениваться честью». Данные об исполнении приказа, к

сожалению, отсутствуют.

2-й батальон, под командованием подполковника 1-го Особого полка Эске,

был прикомандирован к 178-й французской дивизии (об использовании

батальона автор данными не располагает).

После сформирования двух отрядов на русской базе в Лавале осталось еще

120 человек, которые должны были послужить ядром для образования 3-го

батальона. В действительности к марту существовал не батальон, а одна

рота т.н. 3-го батальона, которую временно зачислили в состав 1-го

батальона.

Из Салоник прибывает отряд добровольцев из 2-й Особой дивизии во главе с

капитаном Павловым (батальон состоял из стрелковой роты - 4 офицера, 200

солдат; роты саперов - 4 офицера, 200 солдат; пулеметной роты - 4

офицера, 130 солдат), из которых был сформирован4-й батальон,

прикомандированный к 56-й французской дивизии (об использовании батальона

на французской службе данными автор не располагает).

К 13 апреля батальоны насчитывали 51 офицера и 1.625 солдат, всего -

1.676 человек. Из них 446 человек были награждены Георгиевскими крестами

или орденами св. Георгия, т.е. приблизительно 27% личного состава.

Столь малое число желающих сражаться на французском фронте объясняется

двумя основными причинами. Во-первых, наличие сильной агитации, в

частности, в лагере Курно, со стороны большевистски настроенных солдат,

которые вели борьбу против записи солдат в добровольческие батальоны:

«Агитаторы... состоящие частью из людей свихнувшихся от социал-

демократических бредней, частью просто из негодяев, купленных немцами,

работали с большим успехом, убеждая массу и фанатизируя ее».

Во-вторых, служить теперь приходилось не в русской армии, а во

французской, с подчинением французским командирам, с французскими

порядками. Впрочем, можно назвать и третью причину, заключавшуюся в том,

что некоторое число русских военнослужащих (по некоторым данным, в 5 раз

больше, чем в Русском легионе) попало в Иностранный легион задолго до

появления Русского легиона.

«Сотнями» русские военнослужащие поступали в Иностранный легион после

роспуска русских полков: «...многие из наших солдат охотнее шли в

Иностранный, а не в Русский легион, чтобы уйти подальше от разрухи в

русском отряде. (...) Различными были причины, заставившие их поступить в

легион, убеждения, патриотизм, условия жизни, поиски более сносного

положения» (имелись русские добровольцы и в канадской армии - не менее 25

человек и на итальянском фронте). Точные данные о составе русских

военнослужащих в Иностранном легионе, как, впрочем, и в других армиях,

отсутствуют.

При формировании Русского легиона возник вопрос обмундирования и знамен.

Воевать под прежними знаменами и в русской форме однозначно было

невозможно: Советская Россия с 3 марта 1918 г., заключив известный

Брестский мир, официально вышла из войны, и по международным законам

русские не имели права иметь военную атрибутику собственной армии, не

являвшейся – уже - отныне противником Германии.

Но иметь добровольцев не возбранялось. Поэтому русские военнослужащие к

марту 1918 г. получили французскую колониальную форму с трехцветной -

национальных цветов - повязкой на рукаве, на которой еще должен был

стоять штемпель французского военного министерства. Знамя тоже было

трехцветным и прикреплено к древку французского образца. По другим

сведениям, русские военнослужащие получили французскую колониальную форму

и знамя в августе 1918 г., во время отдыха в Бретее. Тогда же они

получили каски, на которых, как и на пуговицах, вместо двуглавых орлов

стояли две буквы – « LR » (аббревиатура от французских слов « Legion

Russe » — «Русский легион»). Если действительно Русский легион получил

колониальную форму в августе, вопрос о том, во что он был одет до этого

времени, остается открытым.

По воспоминаниям одного из врачей в Русском легионе (имя его неизвестно),

во время боев под Суассоном в конце мая 1918 г., легион носил русские

мундиры (что они представляли - неизвестно).

Во второй половине марта 1918 г. германское командование предприняло

наступательную акцию, т.н. Мартовское наступление в Пикардии (Франция),

закончившееся неудачно для наступающих. Но в течение апреля германские

войска снова пытаются добиться победы, теперь во Фландрии, на реке Лис.

Успех, казалось, сопутствует немцам - они смогли прорвать англо-

французскую линию обороны и углубиться на расстояние до 20 км.

В ночь на 26 апреля в район Амьена - Арраса прибывает Марокканская

ударная дивизия, которая занимает исходные позиции, а наутро принимает

бой. Это было первое боевое крещение Русского легиона. Русские солдаты и

офицеры снова показали в сражении свои лучшие боевые качества и выполнили

ставившиеся передними задачи. 1-й батальон понес тяжелые потери - 3

офицера ранено, 34 солдата убито, 76 солдат ранено. Капитан М. Лупанов за

самоотверженные действия прямо на поле боя получил орден Почетного

Легиона, все остальные офицеры - Военный крест разных степеней, батальон

- Военный крест с серебряной звездочкой. По Марокканской дивизии выходит

приказ генерала Догана: «26 апреля в неудержимом порыве [батальон] пошел

в атаку с полным пренебрежением к смерти и при общем восхищении остался

на занятых линиях, несмотря на контратаки, ни на безостановочную

бомбардировку». В результате боя дорогу на Амьен французы и англичане

закрыли для противника, в чем немалую роль сыграл русский батальон.

После сражений в апреле требовалось пополнение для батальона, поскольку

новые формирования «съедали» его. В связи с этим было прекращено

образование новых батальонов (существовал даже проект создания Русского

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9