Культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы XIX начала ХХ веков

просвещения нахожу полезным независимо от теоретического преподавания

разных отраслей русской словесности и практических упражнений учредить в

каждой гимназии для VI и VII классов, по одному разу в 2 недели

литературные беседы, на которых ученики должны поочередно читать свои

сочинения, сообщать друг другу свои замечания и пользоваться указаниями

наставников.

Сии литературные беседы должны производиться под руководством

старшего учителя словесности и логики, в присутствии Вашем, милостивый

государь, [и] инспектора гимназии, учителя русской грамматики и тех

преподавателей прочих предметов, к части которых, по предварительным

соображениям будут относиться предстоящие к прочтению и разбору сочинения,

а самые сочинения, с прописанием сделанных замечаний, должны быть

представляемы мне по истечении каждого учебного месяца…»[377].

Довольно подробно этот вид увлечений гимназистов описал Н. Маев: «…не

могу молчать …об одном прекрасном установлении, которое имело громадное,

благотворное влияние на нас, юнцов, и приохочивало к серьёзным учёно-

литературным трудам. Я говорю о литературных беседах, введённых, если не

ошибаюсь, с 1852 года. Сущность их заключалась в следующем.

Каждый воспитанник VI-VII классов должен был написать, в течение года,

одно серьёзное сочинение; от него требовались ссылки на источники, которые

он пользовал. Для сочинения могли быть избранны темы: по истории,

географии, истории литературы. Написанное сочинение рассматривалось и,

конечно, в случае надобности, исправлялось. Преподавателем словесности

затем передавалось другому преподавателю: истории, географии или

словесности, по принадлежности, который прочитывал его и составлял

рецензию. После того сочинение передавалось одному из учеников, сотоварища

автора по классу, который в свою очередь составлял рецензию. Раз в неделю,

вечером, назначалась «литературная беседа»: собирались ученики VI-VII

классов, несколько преподавателей, инспектор и директор. Воспитанники

садились на партах или школьных скамейках, как их тогда называли, а

преподаватели и начальство размещались на стульях, по обе стороны кафедры.

Обстановка выходила достаточно торжественная, и во всяком случае – не

заурядная. Автор сочинения всходил на кафедру и читал его; затем

прочитывалась рецензия преподавателя и ученика, сотоварища автора.

Начинались прения, в которых принимали живое участие также и воспитанники.

Всё это было для нас ново, завлекательно, нисколько не напоминало школьную

рутину и было подготовкой к близкой уже для нас университетской

деятельности. Литературные беседы затягивались иногда до 11 часов; спорами

одинаково увлекались и преподаватели и воспитанники»[378]. Но то, что

литературные собрания происходили ещё до 1852 года, подтверждает хотя бы

описание Д. Милютина, который учился в Университетском Пансионе. Он

отмечает: «В известные сроки происходили по вечерам литературные собрания,

на которых читались сочинения воспитанников в присутствии начальства и

преподавателей»[379]. Хотя такие дополнительные занятия, делаясь

практически обязательными, могли перестать быть увлекательными и для

учителей, и для гимназистов: «… бывали у нас в гимназии чтения избранных

ученических сочинений, в присутствии директора, учителей и всей гимназии;

помню, что наскучив поправкою наших бумагомараний, давал он (- учитель

словесности) нам какие-то стихи и прозаические статьи… и заставлял нас

читать их, под видом наших сочинений»[380]. Но все-таки там, где

литературные беседы не были обязательными и происходили не слишком часто,

они могли действительно увлечь учащихся, как, например, одноклассников Н.

Бунге и Н. Забугина. Эти два мемуариста вспоминают о литературных беседах

так: «В них могли принимать участие ученики только двух высших классов, но

они не имели для учеников обязательного характера… Беседы происходили один

раз каждые три недели; одни ученики читали свои сочинения, другие читали

разборы этих сочинений, при чём дозволено было вступать в словесные прения,

под руководством педагогического персонала… Беседы эти имели в первое время

большой успех: ученики ретиво взялись за разработку сочинений на разные,

большею частью, отвлечённые и очень интересные темы, а словесные прения

между авторами и критиками были очень оживлёнными»[381].

Часто в учебном заведении не было даже приличной библиотеки: «В

гимназии посторонние книги были в чрезвычайно редком обращении… Книг же

специально для детского и юношеского возраста в гимназии и в помине не

было…»[382]. Хотя нередко были случаи, когда сами учащиеся стремились к

самообразованию, и тут им гимназическое начальство могло даже помешать, как

это случилось с одноклассниками А. Рубца: «… в 1856 году профессор

киевского университета Селин сделал объявление, что он будет читать для

всех, кто только пожелает присутствовать на его лекциях, - о драме,

трагедии вообще и драматургах Англии, Франции, Испании и Германии…

Все старшие гимназисты первой гимназии были очень обрадованы, когда им

разрешили посещать лекции Селина в здании университета после обеда […] К

сожалению, начальство наше прекратило посещения наши лекций, побоявшись,

что мы не будем иметь времени приготовлять уроки. Мы ужасно были опечалены

и озлоблены против начальства…»[383].

Вообще у учащихся было, естественно, немало запрещенных начальством

развлечений. Ученикам было запрещено посещение театра, кинематографа

(«Многие увлекались кинематографом, с чем бороться было трудно - густая

сеть синема раскинулась по всему городу»[384]), и много других

увеселительных мест. Так, по «Правилам относительно соблюдения порядка и

приличий учениками Новочеркасской гимназии» учащимся воспрещалось «посещать

маскарады, буфеты, бильярдные, балкон и галерею театра и все увеселительные

сады, кроме городского Александровского»[385]. Впрочем, если верить А.

Позднееву, в начале XX века в том же Новочеркасске, в его театре для

учащихся даже «был отведён пятнадцатый ряд партера с пониженной стоимостью

билета 50 копеек»[386].

К середине 50-х гг. А.Скабичевский дает следующее описание

просмотренного им в театрах репертуара: «Как и все гимназисты старших

классов, я был большой театрал и пользовался каждым случаем побывать в

театре… Впрочем, я был невзыскателен по части выбора пьес и в оценке

актеров был полный профан, слепо следуя за голосом молвы. Любимейшими

зрелищами для меня были трескучие мелодрамы с обильными пролитиями если не

крови, то слез, вроде «Графа Угодино», «Тридцать лет или жизнь игрока»,

«Лучшая школа – царская служба» и т.п.» [387].

А. Позднеев подробно перечисляет спектакли и оперы, которые он

посетил, будучи учащимся в начале XX века: «… учёба во втором и третьем

классах принесла повышение интереса к театру и посещение его. Если во

втором классе нас водили в театр на исторические пьесы (… «Измаил»,… «Пожар

Москвы»), то в третьем классе начинается знакомство с литературно-

художественным репертуаром: в ноябре 1904 года мы видели «Ревизора» Гоголя,

в феврале были на «Юлии Цезаре», а на масленице – на исполнении «Женитьбы»

Гоголя… Зимой в декабре пришлось в первый раз слушать оперу в нашем театре.

Приезжая труппа исполняла «Аскольдову могилу» Верстовского … На каникулах

смотрели «Камо грядеши» по Сенкевичу, в феврале драму «Борис Годунов»… были

на пьесе «Ермак»… В октябре [1907 года] мы смотрели драму Алексея Толстого

«Иван Грозный», «Последнюю жертву» Островского, в декабре – «Гусарскую

лихорадку», «Горе от ума» Грибоедова и «Недруги» Карпова, в январе –

«Золотое руно» Пшебышевского, а в апреле три вечера подряд были посвещенны

прослушиванию самых популярных опер – «Риголетто», «Демон» и «Фауст»… В мае

– опер «Евгений Онегин» и «Ромео и Джульетта» приезжей оперной труппы.

Количество посещения театра в этот учебный год [1908] увеличилось: осенью я

смотрел пьесы «Вишнёвый сад» Чехова, «Разбойники» Шиллера, его же

«Коварство и любовь», «Плоды просвещения» Толстого, «Маленький Йольф»

Ибсена, «Дни нашей жизни» Л. Андреева. В 1909 году смотрел «Горе от ума»

Грибоедова, «Ревизор» Гоголя, «Кукольный дом» Ибсена, «Царь Фёдор Иванович»

Толстого, «Синяя птица» Метерлинка, «Казнь» Ге… Ряд спектаклей посещали

целым классом, беря ложу… Я посещал и оперу. В оперном театре за лето я

посмотрел 10 опер: «Кармен» Бизе, «Демон» Рубинштейна, «Русалку»

Даргомыжского, «Пиковую Даму» Чайковского, «Дубровского» Направника, «Ромео

и Джульетту» Гуно, «Гугеноты» Мейербера, «Лакме» Делиба, «Травиату» Верди,

«Миньон» Тома и «Жизнь за царя» Глинки»[388].

Как видно, у учащихся были и такие увлечения, которые обычно у детей

не бывает, только у взрослых. Но ввиду их особого положения, более сильного

влияния начальства, увлечения школьников часто зависели именно от политики

в этой области самого учебного заведения. Та же ситуация происходит и с

кругом чтения учащихся.

6.2. Круг чтения

Среди серьезных внеклассных увлечений учащихся, как и у многих других

более или менее образованных людей, было, конечно же, и чтение. Хотя круг

их чтения на самом деле не отличался такой уж серьёзностью. В самом начале

XIX века он был примерно такой: «В моей памяти очень живо сохранился наш

библиографический реестр. Это были, во-первых, произведения отечественной

поэзии… наша сказочная литература: Еруслан Лазаревич, Бова Королевич,

Королевна Гринцевана и проч. Романы и повести, в особенности Зряхова и

Кузьмичева: Битва русских с Кабардинцами; Дочь разбойницы, или любовник в

бочке; Приключения Мирамонда-Эмина. Во-вторых, переводы: арабские сказки,

наш любимец Апулей, Ромул г-на Ла-Фонтеля (так гласила надпись); сочинения

мистрис Редклиф; Юнговы нощи; Потерянный рай, одна часть миссиады

Клопштока; Прогулки и любовные забавы Августа II короля Польского. Один том

сочинений принце де-Линя, Руководство к полевой фортификации и проч. Из

этих названий видно, что в выборе книг мы не руководились собственным

вкусом, а читали все, что попадалось нам под руку»[389].

Д. Милютин даёт описание круга чтения учащихся в конце 20-х годов: «Мы

зачитывались переводами исторических романов Вальтера Скотта, новыми

романами Загоскина, бредили романтической школой того времени, знали

наизусть многие из лучших произведений наших поэтов»[390].

Не особенно сильно изменился круг чтения у учащихся к сороковым годам.

По крайней мере таким он был в первой Киевской гимназии: «Прочли Вальтер-

Скотта, что было Диккенса, своих писателей старых, в особенности Загоскина,

войну 12 года Михайловского-Данилевского»[391].

П. Боборыкин пишет о конце сороковых – начале пятидесятых годов. Он

рассказывает о себе и своих одноклассниках: «Разумеется, мы бросались

больше на романы. Но и в этой области рядом с Сю и Дюма читали Вальтера

Скотта, Купера, Диккенса, Теккерея, Бульвера и, поменьше, Бальзака. Не по-

французски, а по-русски прочел я подростком «Отец Горио»…

Наших беллетристов мы успели поглотить если не всех, то многих,

включая и старых повествователей, и самых тогда новых, от Нарежного и

Полевого до Соллогуба, Гребенки, Буткова, Зинаиды Р - вой, Юрьевой (мать А.

Ф. Кони), Вонлярлярского, Вельтмана, графини Ростопчиной, Авдеева - тогда

«путейского» офицера на службе в Нижнем.

«Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Повести Белкина», «Арабески»

Гоголя, «Мертвые души» и «Герой нашего времени» стояли над этим. Тургенева

мы уже знали; но Писемский, Гончаров и Григорович привлекали нас больше.

Все это было до 1853 года включительно»[392].

А. Скабичевский описывает то же время, но несколько другой круг

чтения: «Читал я… не всё, что попадалось под руки, а с выбором,

систематически. Так в течение последних двух лет курса успел познакомится

со всеми русскими классиками, начиная с Ломоносова, Державина и Карамзина и

кончая Жуковским, Пушкиным, Гоголем и Лермонтовым. Позднейшей литературы

для меня ещё не существовало. Я не слыхал ещё даже имен Тургенева, Л.

Толстого, Белинского, а тем более Герцена или Чернышевского […] Исключение

было за одним Гончаровым»[393].

К середине 50-х годов XIX века есть такое описание круга чтения учащихся,

сделанное А. Рубцом: «Любимым чтением того времени было повести Гоголя,

«Герой нашего времени» Лермонтова, его стихотворения и поэмы «Демон»,

«Мцыри», «Измаил-бей» и «Боярин Орша», Пушкина «Евгений Онегин» и «Горе от

ума» Грибоедова; всё это читалось с наслаждением, но и с боязнью, чтобы кто-

нибудь не подсмотрел и не подслушал…»[394]. Он же дополняет: «Между моими

товарищами были большие любители чтения; они увлекались повестями

Тургенева, напечатанными в «Современнике», и повестями и рассказами Гоголя

в издании «Кулиша». Такие любители чтения собирались человек по 12 или 15 в

уединённых комнатах и начиналось чтение; собравшихся всегда предупреждали,

чтобы желающих слушать чтение сидели хорошо […] После чтения происходили

оживлённые дебаты и восторженные похвалы «Тарасу Бульбе» или «Мёртвым

душам»» [395]. Читали в Киевской первой гимназии в это время и ««Детские

годы Багрова внука» Аксакова или «Детство и отрочества» Л.Н.Толстого»[396].

Однако у детей более низкого состояния круг чтения можно охарактеризовать

совсем кратко. Выходец из купеческой семьи Н.Лейкин в середине 50-х годов

читал «очень мало – книг не было», в основном же это были романы Зотова,

Поль-де-Кока, Курганова, Калашникова[397].

60-е гг. описывает В.Короленко: «Как бы то ни было, но даже я, читавший

сравнительно много, хотя и беспорядочно и случайно, знавший уже «Трёх

мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и даже «Вечного Жида» Евгения Сю, -

Гоголя, Тургенева, Достоевского, Гончарова и Писемского знал лишь по

некоторым, случайно попадавшимся рассказам»[398]. Чуть позже, в старших

классах, им были все-таки прочитаны «повести Тургенева, Писемского,

Гончарова, Помяловского, стихотворения Некрасова, Никитина…

Шевченка…»[399]. А из литературы полулегального характера В.Короленко читал

Шпильгагена, Чернышевского[400]. Он описывает круг чтения своего брата –

также ученика ровенской гимназии. Сначала это чтение было чрезвычайно

беспорядочно: «Вечный Жид», «Три мушкетера», «Двадцать пять лет спустя»,

«Королева Марго», «Граф Монте-Кристо», «Тайны Мадридского двора»,

«Рокамболь» и т.д. Позже брат принимается за более серьезное чтение:

«Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и Дарвин»[401].

У П.Милюкова круг чтения 70-х годов был несколько специфичен из-за его

увлечения античной литературой: «Я заучивал наизусть… отрывки поэзии Сафо и

многое из приписывавшегося Анакреону с большим удовольствием; читал

трагедии Эсхила, Софокла и особенно Эврипида, кое что из Аристофана, имел,

но не читал Ксенофонта и Фукидида… особенно же налёг… на диалоги Платона,

от которого перещел к более меня удовлетворившему сразу Аристотелю… Из

римлян было у меня французское издание (с переводом) комедий Плавта и

Теренция (прочитано), Гораций… Эльзевировские издания Овидия». Впрочем

читал он и более современную литературу: «…не говоря о Лессинге и Виланде,

я читал Гёте… и особенно Шиллера, которого я часто перечитывал. С

французскими классиками было хуже…». Из последних П.Милюков читал только

Мольера, раннего Виктора Гюго, Вальтера. Отмечает он и творчество

Гейне[402].

1875-1884 гг. – время учебы В. Вересаева. Сначала он читал Майн Рида,

Густава Эмара[403], позже стал знакомиться с более серьёзной литературой –

читал Гоголя «Мёртвые души»[404]. И далее он пишет: «С Лермонтовым я

познакомился рано. Одиннадцати-двенадцати лет я знал наизусть большие куски

из «Хаджи-Абрека», «Измаил-Бея» и «Мцыри»… Знал я наизусть и

«Бородино»»[405]. А личной библиотеке В.Вересаева были «подарочные Гоголь,

Кольцов, Никитин, Алексей Толстой, Помяловский. Накопил денег и купил себе

полного Пушкина»[406]. Читал он и из отцовской библиотеки сочинения

Тургенева, Некрасова, «Издания Гербеля: «Русские поэты в биографиях и

образцах», «Немецкие поэты», «Английские поэты» - три увесистых тома», а из

библиотеки обыкновенной брал «Льва Толстого, Гончарова, Достоевского… Фета

и Тютчева»[407]. И таким образом «…камешек за камешком складывалось

знакомство с широкой литературой»[408].

Это же время описывает И. Порошин. Он пишет о круге чтения нежинских

гимназистов: «Многие из гимназистов 7-го класса уже читали Спенсера, Дж.Ст.

Милля, были основательно знакомы с сочинениями Карла Фохта, Бюхнера,

Молешота, Ренана и Штрауса; я не говорю уж о русских писателях –

Добролюбове, Чернышевском, Писареве, Герцене и др., сочинениями которых

ученики буквально зачитывались, начиная уже с 5-го класса. Я же в Рыбинске

и Вологде читал до 7-го класса очень мало: из русских писателей был знаком

только с такими классиками, как Тургенев, гр. Толстой, Гончаров,

Достоевский; по русской истории не читал почти ничего, кроме Карамзина и

некоторых монографий Костомарова, а из литературных критиков знал одного

Белинского и лишь отчасти Добролюбова и Ап.Григорьева»[409].

В 80-е гг. круг чтения учащихся несколько дополнился новыми

произведениями: «… большинство из нас интересовалось Жюль Верном, Купером и

Майн Ридом только до третьего, максимум до четвертого класса. В средних

классах мы все читали Достоевского и Тургенева, очень любили романы

Михайлова, упивались некоторыми произведениями Шпильгагена; из поэтов

читали и перечитывали Некрасова, Никитина и Надсона, из публицистов

увлекались Добролюбовым и Писаревым» [410].

Но для детей всегда оставалось место и для более легкого чтения, судя по

рассказам Д. Засосова и В Пызина (они описывают конец 90-х – начала XX

века): «В средних классах многие чрезмерно увлекались детективной

литературой. Продавались по пятачку книжечки о знаменитых сыщиках - Нате

Пинкертоне, Шерлоке Холмсе, Нике Картере. Зачитывались приключенческой

повестью «Пещера Лейхтвейса». Эта бульварная литература была настолько

распространена, что педагогам и родителям приходилось принимать меры, так

как мальчики начинали плохо учиться, не спали по ночам, воображая себя

неуловимыми преступниками»[411]. Стоит ли говорить, что в учебных

заведениях, где уровень образованности учащихся был значительно ниже, книги

могли вообще не читаться. Впрочем, даже здесь отдельный ученик тоже мог

иногда раскрыть книгу.

А могло быть и наоборот. Будущий профессор филологии А.Позднеев читал

очень много. Конечно, далеко не у всех учащихся был точно такой же обширный

круг чтения, но из его описания можно примерно представить, что могло

читаться учащимися в начале XX в.: «в 1901 году были: «Гай-исландец» Гюго,

«Три мушкетёра» Дюма, «Река Ориноко» и «Завещание чудака» Жюля Верна, а в

1902 году – сочинения Жуковского, Гоголя, Загоскина… романы Густава Эмара,

Фенимора Купера, Жюля Верна, Майн-Рида… Но в то же время мной был прочитан

роман Гончарова…События русско-японской войны привели меня к регулярному

чтению газеты «Новое время» Суворина»[412]. Чуть позже А.Позднеев

«пользовался гимназической библиотекой, где были сочинения ряда писателей,

которых дома не было: Шекспира, Островского, антологии славянской поэзии в

издании Гербеля»[413]. Зимой 1905-06гг. он читает «Фрегат Паллада»

Гончарова, а затем и все его сочинения. «Позже читаю все пьесы Островского.

Книг его в библиотеке отца не было, и я брал их из гимназической

библиотеки. (Короленко). А далее идёт ознакомление с другими русскими

писателями-классиками XIX века: Достоевским, Писемским, Мельниковым-

Печорским, Тургеневым, Григоровичем – всё из приложений к «Неве». Читаю

исторические романы Владимира Соловьёва, Загоскина, графа Салиаса…

Стендаль, Дюма, Флобер, Золя, Бальзак, Доде, Мопассан, Бурже и т.д. Интерес

к зарубежной литературе заставил обратиться к книгам-анталогиям по

немецкой, английской и французской поэзии, изданным Гербелем… Натан Мудрый,

Лессинг, Хаггард, Данилевский, Даль и Горький»[414]. А.Позднеев продолжает:

«На лето 1906 г. … падает знакомство с произведениями Горького – переход от

чтения классической литературы к современной… Читаю Леонида Андреева,

Серафимовича, Гусева, Телешова, Юшкевича, Чирикова, сборники, которые

издавались в то время»[415]. В круг его чтения в 1907г. входят «… пьесы

Ибсена … Гауптман (Ткач), Метерлинк, Шницлер, Оскар Уайльд, Гамсун…

Параллельно попадают в руки произведения современных писателей в сборниках

«Шиповник», «Факел»… Становятся мне известными и поэты-декаденты: Валерий

Брюсов (сборник «Земная ось»), Александр Блок («Нечаянная радость»), стихи

Фёдорова, Сергея Городецкого («Ярь»), Фёдор Сологуб, К. Эрберг, Сергей

Соловьёв («Цветы») и др. […] параллельно со стихами декадентских поэтов

происходит ознакомление, а потом последовательное чтение трагедий и комедий

Шекспира… Этой осенью из классической русской литературы происходит

знакомство с романами Достоевского «Преступление и наказание», «Бесы» и

др. […] сборники стихов Фофанова, Чулиной, Случевского, Жемчужникова, Тана,

Дрожжина, Минского, Бунина, Коршинского со случайными вставками

Мережковского, Гиппиус, Бальмонта…»[416]. Знакомство с такой литературой у

А.Позднеева сопровождается «чтением критических статей Белинского,

Добролюбова, Михайловского… Скабичевского, отдельных книг Овсянико-

Куликовского, Ал. Веселовского, Бородина, сборника Зелинского с

критическими статьями о Тургеневе»[417]. Его занимало «также развитие

символизма во французской литературе в стихах Бодлера (в переводе его

стихов из сборника «Цветы зла») и Верлена… В 1907/1908 году внимание моё и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14