Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.)

формы и новые экономические центры.

Социально-экономическое развитие Бургундии в период правления

Карла Смелого.

К началу правления Карла Смелого происходят важные изменения

демографической ситуации. Прежде всего, после долгого периода спада вновь

начинается подъем народонаселения. Впервые за долгий период численность

населения увеличивается. Рост начинается с 1430ых гг., но именно с середины

1460ых гг. он начинает качественно влиять на экономическую ситуацию.[141]

Подъем во многом связан с качественными изменениями в отношении к

человеческой жизни, современник Э. Дешан в произведении “Зерцало

брака”[142] отмечает произошедшие изменения: люди теперь стремятся

сохранять здоровье, выхаживать детей, бороться с недугами. В результате

увеличения сроков опеки сокращается детская смертность. Число выживших

детей в середине XV в. в 1,3-1,4 раза выше, чем в середине XIV в. дети

становятся главной ценностью семьи, о чем свидетельствует увеличение трат

на воспитание в два раза. Количество бездетных семей сокращается с 30% в

середине XIV в. до 18-20% в середине XV в.[143] Таким образом, возраст

наступления старости увеличивается с сорока лет до пятидесяти. Средняя

продолжительность жизни составляет 50-55 лет. В результате этих процессов

население Бургундского государства в 1470ых годах насчитывает уже три-пять

миллионов человек.[144] А в Нидерландах даже отмечается перенаселение.

Подтверждает это статистика роста численности городского населения.[145]

Брюссель первая половина XIV в. - 30

1435 - 30-50

1472-80 - 54

Дижон начало XIV в. -10-12

1376. - 8,2-8,6

1423 - ок. 8

1461-90 - 12,4

Лувен 1472 - 26,4-29

Льеж 1470 - 8 тыс. чел.

Плотность городского населения во время правления Карла Смелого

(чел/га).[146]

Гент -100

Лиль -137

Брюссель -56

Впервые за долгий период в стране появляются относительно свободные

рабочие руки, что не могло существенно не повлиять на экономическую

ситуацию.

Выше изложено, с какими экономическими сложностями столкнулась

Бургундия в середине XV в., это упадок традиционных производств, на которых

держалось благополучие старинных экономических районов, в частности,

сукноделие во Фландрии.

Но суконный кризис, который поразил Фландрию, не следует считать

гибелью всей Нидерландской промышленности. Даже промышленность Фландрии не

погибла окончательно; не исчезла окончательно даже суконная промышленность

Фландрии. Сдвиги в экономической ситуации XV вв. были бы описаны неполно,

если оставить вне поля зрения процесс перемещения промышленности – и,

прежде всего шерстяной – из города в деревню.[147] Этому процессу

содействовал ряд факторов отнюдь не локального характера. Прежде всего, в

нем прослеживается стремление предпринимателей избавиться от цеховых

ограничений, от которых деревенское ремесло было свободно. Немаловажную

роль играла также сравнительная дешевизна рабочей силы по сравнению с

городом, а также близость к источником сырья.

С середины XV в. крестьянские ремесла и промыслы стали основой для

некоторых форм торговли, прежде всего скупки. Б. Ф. Поршнев указывал, что

крестьяне обращались к домашнему ремеслу как к источнику заработка, более

стабильного, чем сельское хозяйство.[148]

Во Фландрии произошло широкое вовлечение деревни в сукноделие. Стало

обычным делом, что крестьяне, заводя ткацкие станы или на паях сукновальную

мельницу, работали на предпринимателя. Имея землю, они довольствовались

меньшей платой, чем горожане. Аналогичное положение складывалось и в ряде

районов Голландии. Крестьяне из окрестностей Лейдена использовались на

чесании и прядении, а в окрестностях Наардена – на всех предварительных

операциях: сортировке и мойке шерсти, кордрвании, прядении. Для суконной

промышленности Голландии было характерно сочетание корпоративного строя все

еще могучих городских ремесленных организаций с предпринимательством

раннекапиталистического типа (Амстердам). Города здесь боролись против

деревенского производства и в конце концов задавили его, что привело к

упадку всей отрасли.[149]

Таким образом, суконная и полотняная промышленность перешла из города

в село и приняла форму рассеянной мануфактуры. Во главе предприятия стоял

купец – скупщик, который раздавал работу находящимся от него в зависимости

ремесленникам. Цеховые правила не позволяли сократить издержки

производства. Другое дело промышленность в селе. Крестьянин – землевладелец

устраивает у себя ткацкий станок или валяльную мельницу, так как для него

это подсобный кустарный промысел, то он ограничивается меньшей заработной

платой.[150] С помощью сельского труда предпринимателям удается сделать

суконную промышленность Фландрии рентабельной.

Но этим не ограничивается промышленная жизнь страны во второй половине

XV в. Население сумело найти новый источник существования. Фландрия перешла

на производство полотна. Условия страны идеально подходят для льноводства.

Во Фландрии и Брабанте возникает крупная полотняная промышленность. Но

возникает она уже не на цеховой основе, и техника производства, и рыночная

конъюнктура требуют ее организации на основе домашней промышленности.[151]

Другая отрасль промышленности, которая возникла в XV в. в Брабанте и

Фландрии – производство ковров. Позднее ковры стали одним из главных

предметов экспорта, благодаря высоким художественным качествам, так как в

производстве участвовали знаменитые нидерландские художники. [152]

Кроме того, все активней в торговлю и промышленность втягиваются

новые экономические районы, север Нидерландов: Голландия, Зеландия,

Фрисландия, Гелдерн. Полотно, кружева, оружие (Динан), кожи, лес, медь

(Гюи) – вот далеко не полный перечень производимых товаров. К традиционному

рыболовству прибавились фрахтовое мореплавание и судостроение. В итоге

старые промышленные центрам догоняют центры второго эшелона: Амстердам,

Лейден, Делфт, Роттердам и др.[153]

В этом процессе перехода от одного производства к другому заметно

следующее явление: все больше выступает на первый план Брабант, а Фландрия

уже отстает в развитии. И в промышленности и в торговле Брабант быстрее

приноравливается к новым условиям, и если даже что-то впервые появляется во

Фландрии, в Брабанте это применяется и усовершенствуется гораздо быстрее.

Фландрия окончательно теряет экономическую инициативу. Внешним проявлением

этой тенденции является упадок Брюгге и возвышение Антверпена. Молодой

Антверпен вырос в новых условиях, и что оказалось не под силу Брюгге, с тем

блестяще справился его брабантский конкурент.

Его положение заранее предназначало его к выдающейся торговой роли.

Он стоит в устье широкой Шельды, гавань его превосходно защищена, а с двух

сторон находились два города, консервативный строй которых обрекал их в

жертву Антверпену. Это Брюгге и Дордрехт, [154] от которых предпринимателей

стали отпугивать их тяжелые на подъем средневековые учреждения. Еще в

начале XIV в. в Антверпене появились колонии флорентийцев, генуэзцев и

немцев. Но конкуренция Брюгге и Мехелена не дали развернуться, и только

переход к Бургундии дал Антверпену возможность конкурировать на равных

условиях. Филипп Добрый и Карл Смелый сразу оценили ценность нового

приобретения, в Антверпене не нужно было бороться со старыми

ограничительными традициями. Новый мобильный торговый центр стал объектом

их пристального внимания, а идеи free trade (свободной торговли) получили

их поддержку в спорах со старыми городами. А этого было достаточно

Антверпену. Он открывает свой порт для английского сукна, быстро

приспособляется к изменившимся условиям; в связи с этим он теряет типичный

фламандский отпечаток, но становится космополитичным городом, где

иностранный купец чувствует себя как дома.[155]

Две антверпенские ярмарки в XV в. имеют такое же мировое значение,

как раньше шампанские. Но между ними огромная разница, город не налагает на

иностранца никаких ограничений. Маклерский промысел, бывший в Брюгге, да и

везде, привилегией горожан, здесь доступен каждому, а если бы иностранец

захотел получить гражданские права, не возникло бы никаких затруднений: нет

ни складочного закона, ни обязанности выставлять товары. Во дворе церкви

св. Марии свободно заключаются огромные сделки по одним образцам.

Постепенное развитие привело к созданию в 1460 г. товарной биржи,[156]

первой в Европе! При таком условии в ярмарочных сроках не было никакой

необходимости, и они все чаще стали нарушаться. Ганзейская контора в Брюгге

подает жалобу, что в Антверпене перестали считаться с ярмарочными сроками.

Но Карл Смелый твердо поддержал Антверпен.[157] Герцог понимал, что

Антверпен оживляет весь район Южных Нидерландов: он создает экспорт коврам

и гобеленам Арраса, Турне, Брюсселя и Уденарда, чем поднимает

промышленность люттихской области; он создает экспорт хлеба из Артуа и

Геннегау, этим он поддерживает земледелие в этих областях и дает расширить

обороты Генту с его хлебным складом и вообще всей восточной Фландрии.[158]

Но так же, как в свое время Брюгге, Антверпен не принимает активного

участия в мировой торговле, его горожанам достаточно дел и дома.

Вместе с товарной торговлей с каждым годом увеличиваются и обороты

денежного рынка. Город постепенно оттягивает средства из Брюгге, и начинает

котироваться в кредитном деле. Пример Антверпена характерен для всей

динамики торгового и промышленного развития.

В целом для промышленности данного периода характерен процесс

перехода от цехового типа производства к мануфактурному. В ходе этого

процесса возникает следующее явление: все больше выступают на первый план

новые экономические районы (Брабант, Голландия и др.), а районы

традиционного производства (Фландрия) постепенно отстают в развитии. И в

промышленности и в торговле районы второго уровня развития быстрее

приноравливается к новым условиям, и если даже что-то впервые появляется во

Фландрии, в Брабанте это применяется и усовершенствуется гораздо быстрее.

Фландрия окончательно отдает экономическую инициативу динамично

развивающимся новым районам.

Несколько слов необходимо сказать и о сельском хозяйстве. Для

описываемого периода характерно следующее: к двум традиционным районам

товарного сельского хозяйства (герцогство Бургундия и Южные Нидерланды)

добавляются новые. Прежде всего, это связано с изменениями в

промышленности. Новые промышленные регионы на севере Нидерландов требовали

сырье – лен, шерсть, коноплю, растения, используемые для окраски

тканей[159] и т. д., и естественно, развивались соответствующие отрасли

сельского хозяйства. Кроме того, растущие города требовали все больше

продовольствия, что делало скотоводство и земледелие рентабельным, в

Нидерландах на товарной основе развивается даже пригородное плодоводство.

Нужно отметить, что сельское хозяйство в Бургундских Нидерландах

базировалось на раннекапиталистических отношениях, так в Брабанте 50%

возделываемой земли находилось в руках свободных крестьян-собственников.

Для остальной территории Бургундии также характерен низкий, по сравнению

даже с Францией и Англией, процент зависимого крестьянства.

Сельское хозяйство Нидерландов чутко реагировало на изменение спроса.

С развитием торгового мореплавания в середине XV в. выросла роль

животноводства, ставшего основной отраслью хозяйства большинства провинций.

Многие пашни превратились в луга, вместо зерновых стали сеять кормовые

(турнепс, репу, брюкву). Этому способствовали обширные пространства

низменных земель на севере Нидерландов, которые при теплом, влажном и

мягком климате представляли собой прекрасные пастбища. Разводили главным

образом крупный рогатый скот. Селекционная работа в Голландии позволила

вывести достаточно продуктивные породы молочного скота, а ломовые лошади из

Голландии, Зеландии и Фрисландии шли даже на экспорт.[160]

Таким образом, очевидно, что все попытки трактовать явления данного

периода как кризис или тем более “общий кризис” феодализма и феодального

способа производства несостоятельны. Это не значит, что можно в какой бы то

ни было мере недооценивать глубину социально-экономического сдвига,

происшедшего на данном этапе, так как в это время совершился переход на

новую ступень развития, связанного с расцветом простого товарного

хозяйства.

Подведем некоторые итоги. Прежде всего, очевидно, что нет никаких

оснований рисовать экономическую ситуацию в как сплошной кризис и упадок.

Даже внутри отдельной области упадок в одних отраслях производства

возмещался и с лихвой перекрывался ростом в других его отраслях.

Естественно, что переход на новую ступень не мог пройти безболезненно.

Почти всюду он осуществлялся ценой временных кризисных явлений. Это был,

однако, кризис роста, связанный с формированием новой, более высокой по

уровню развития социальной структуры, сохранившей, тем не менее, все

важнейшие черты феодализма. Таким образом, Бургундское государство вступило

в новую, высшую фазу простого товарного производства, фазу, предшествующую

генезису капитализма.

Политическая идентификация.

Состояние бургундского общества

и государства на период начала реформ Карла Смелого.

Сословно-представительная система.

Реализация центральной властью судебной, налоговой или военной политики

предполагала постоянное взаимодействие монархии и общества. В этом

взаимодействии противоборство сил данных сторон сосуществовало с их

взаимоподдержкой и взаимными уступками. Последнее обстоятельство

красноречиво свидетельствовало об ограничениях, которые ставили сословия,

снимая или корректируя притязания монарха, часто далеко опережавшие в их

правовых и даже законодательных формулах действительные возможности

центральной власти. В постепенном продвижении центральной власти по пути

обретения ею действительно публичного характера существенную роль сыграла

практика сословно- представительных собраний. Лимитами герцогской власти в

ней служила коллективная и институционно оформленная активность сословий.

В деятельности штатов, которые были заметным фактором политической

жизни XIV-XV вв.[161] были трансформированы старые принципы феодального

частного права. Один из них – принцип индивидуального согласия вассала на

экстраординарную помощь или побор сеньора – в период развитого феодализма

реализовался в идее о необходимости совета государя с сословиями, уже

относящийся к области государственного права.

С начала XIV в. идея совета государя с сословиями прочно вошла в

сознание общества и была признана центральной властью.[162]

В известной мере на основе феодального частного права вассала менять

сеньора, если тот нарушит условия договора, сословия постепенно формируют в

своих ограничительных действиях по отношению к монархии идею политического

контракта, который мог быть ими разорван.[163]

Особенно четко эта идея сформировалась в нидерландском обществе. О чем

свидетельствуют события уже XVI в.[164] Вообще же нужно сказать, что власть

герцогов держалась в первую очередь на симпатии подданных, только этом

случае решение герцога поддерживалось на штатах.

В XIV и особенно XV в. появляются идеи о различии между личностью

государя и государевым достоинством. И если корона как результат общей воли

не могла быть ни чем ограничена, государь должен был подчиняться закону,

подобно другим поданным. На ассамблее Генеральных штатов Франции 1439 г.

Жак Ювенель Дезюрсен объявил короля только «пользователем» короны.[165]

Аналогичные процессы шли и в Бургундии, осложненные еще и тем, что у графа

Фландрии совсем иные полномочия, чем у герцога Бургундии.

Практическая роль штатов в обществе определялась главным образом

присущей им функцией утверждения налогов. На их ассамблеях выдвигались и

обсуждались проекты реформ, однако они не завоевали юридически

закрепленного права законодательной инициативы или утверждения закона.

Правда, местные штаты располагали судебно-административными правами и имели

исполнительные комитеты в перерывах между собраниями.[166]

Создать единый орган, подобный Генеральным штатам во Франции мешал

провинциальный сепаратизм, с которым связан процесс замедленной

консолидации сословий в общегосударственном масштабе, ослаблявший их

позицию местническими распрями.

В предыстории бургундских провинциальных и местных штатов можно

выделить их первоначальное ядро – сеньориальную курию, более или менее

должно отстоящую от собственно представительных собраний. Такие курии в

Бургундии фиксируются уже в XII в.[167]

Процесс централизации провинциального уровня привел к превращению

курий в представительные собрания. И в 1352 г. впервые созывается

Бургундская провинциальная ассамблея.[168]

Политическая ситуация в Бургундии, характеризуемая в период

становления местных и провинциальных штатов относительной слабостью

герцогской власти, помогла им приобрести значительные политические и

фискальные права и обеспечить внутреннюю связь. Источником силы

представительного режима здесь служило наличие исполнительного комитета, а

также обладание правом сбора налогов силами штатов в Шароле, Маконне и

Оссоне.[169]

Осложнения возникали в том, что при присоединении новой территории к

Бургундии, герцог подтверждал старые привилегии и утверждал новые, и таким

образом права штатов разных провинций были очень различными. И унификация

их вызвала бы резкое сопротивление

Центральная власть не может отказаться от провинциальных штатов, так

как исполняемые ими административные функции помогают избежать части

трудностей, что в условиях нехватки кадров очень важно.

Таким образом, можно сказать, что сословно-представительная система

Бургундии была хорошо развита и имела свои особенности по сравнению с

Францией. Отсутствовал единый коллективный орган региональных штатов.

Провинциальные штаты имели значительные права и привилегии. Все это

расшатывало и без того нестойкую Великую Бургундию.

Налоговая политика.

Французский королевский адвокат Жан Ленок, отстаивая идею

политического могущества монарха, сформулировал положение об исключительном

и монопольном праве взимать налог со всех жителей королевства без чьего бы

то ни было согласия и независимо от того, являются ли жители его прямыми

или непрямыми подданными.[170] Однако в столь категоричной форме и для того

времени утверждение Лекока отражало скорее притязания власти, чем ее

реальные возможности. На практике приходилось считаться с распространенным

в обществе XIV-XV вв. правилом, согласно которому государь должен был

существовать на «свое», то есть на доходы домена.

При трех первых герцогах династия Валуа герцогский бюджет

формировался преимущественно за счет доходов с домена, в виде феодальной

ренты в различных формах и поступлений от осуществления публичных прав

герцога как государя. Налоги с согласия сословного представительства

отдельных земель вводились лишь в экстраординарных случаях.[171]

Домениальные или сеньориальные доходы, так или иначе, были связаны с

земельной собственностью. К первой группе можно отнести рентные платежи -

цензы, а также платежи за наследство и продажу цензов; доходы от

эксплуатации леса и природных богатств; поборы при продаже фьефов и

перемене собственника; оплата процедуры вассальной присяги; поступления от

конфискации земель и четыре случая денежной помощи вассала сеньору.

Вторую группу доходов составляли судебные штрафы, баналитетные права

на мельницу и печи, доходы от эксплуатации мостов и дорог, поступления от

патронажа над бастардами и евреями.[172]

По мере усиления власти государя растет число ресурсов, связанных с

публично - правовой стороной его власти, расширяется сфера их воздействия.

Это и утверждение хартий коммун (в 1467 г. Карл Смелый за утверждение

привилегий г. Гента получил 30 тыс. флоринов),[173]специальные взносы за

личное освобождение или аноблирование, за покупку земли лицами

неблагородного происхождения, взносы за оформление нотариальных актов,

прошений, за использование печати канцелярии и суда и пр.

Дальнейший рост доходов был связан главным образом с углублением и

развитием публично - правового характера власти монарха.

Во Франции налоговая система начала складываться раньше. Так уже в

1439 г. Генеральные штаты вводят постоянный налог - талью.[174] Существуют

косвенные налоги: на продажу товаров - эд, и соли - габель. В Бургундии

попытка ввести хотя бы косвенные налоги осложнялась тем, что области, где

легко добывалась соль (Фландрия, Артуа и др.) требовали более легкого

режима, а в собственно Бургундии, как родине герцогов, габель вообще

отсутствовал.[175]Кроме того, торговые города Нидерландов имели различные

привилегии, попытки унификации которых приводили к восстаниям.

Талья в Бургундии отсутствовала, более того герцог Филипп Добрый в

течение 10! лет не взимал с нее никаких налогов.[176]

Дальнейший рост доходов сопровождался введением нового вида поборов -

налогов в собственном смысле слова - как за счет трансформации некоторых

домениальных повинностей, так и путем образования новых источников поборов.

И тогда публично - правовая сторона приобрела исключительное значение,

заслонив собой материальную, земельную основу и придав ей в значительной

мере символический характер. Однако этот процесс был настолько сложным и

постепенным, что в XIV - XV вв. государственные налоги рядились еще в

сеньориальные покровы феодальной службы.[177]

Административное устройство и национальный вопрос.

Собранное чисто феодальным способом, Бургундское государство

отличалось крайней социально - экономической, политической и культурной

неоднородностью. Каждая из входивших в него земель сохраняла свои

вольности, привилегии и административное устройство, попав поначалу лишь

под контроль герцогских советников.

Централизаторская политика герцогов наталкивалась на серьезные

препятствия, и, прежде всего на партикуляризм отдельных земель, в

особенности Фландрии с ее богатыми и сильными городами, борьба с которыми

красной нитью проходит через всю бургундскую историю. Давняя традиция

выборности администрации наталкивалась на стремление герцогов упрочить свою

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10