Билеты по межкультурной коммуникации

Билеты по межкультурной коммуникации

1. ИНФОРМАЦИОННО-КОДОВАЯ МОДЕЛЬ КОММУНИКАЦИИ

[pic]

Свою реализацию она обрела в кибернетической схеме Шеннона и Уивера. Эта

модель демонстрирует возможность воспроизведения информации на другом конце

цепочки благодаря процессу коммуникации, осуществляемому посредством

преобразования сообщения, неспособного самостоятельно преодолеть

расстояние, в сигналы кода, которые можно транслировать. Шум и помехи в

канале связи могут исказить сигнал и даже перекрыть его. Если канал чист,

успех коммуникации в основном зависит от эффективности работы

(де)кодирующих устройств и идентичности кода на вводе и выводе.

Адаптированная для представления человеческой речевой коммуникации

информационно-кодовая модель остается в принципе той же: говорящий

(«отправитель») и слушающий («получатель») оба обладают языковыми

(де)кодирующими устройствами и «процессорами», перерабатывающими ихранящими

мысль или «информацию». В устной речи «сигнал» акустический, а «канал

связи» — любая физическая среда, проводящая звуковые волны. Такой взгляд на

речевую коммуникацию основан на двух тезисах: во-первых, каждый

национальный язык (хинди, английский, русский и т. п.) является кодом; а во-

вторых, эти коды соотносят мысли и звуки.

Но кодовая модель (в своем семиотическом обрамлении) не может адекватно

описывать реальные процессы коммуникации на том или ином естественном

языке. Ясно, что понимание предполагает нечто большее, чем только

декодирование — само по себе декодирование локализуется там, где

акустический сигнал переходит в языковой образ, однако интерпретация

высказывания на этом этапе не заканчивается.

Если принять точку зрения на язык как на код, то знаковой основой

определенного языка должно быть соответствие фонетических репрезентаций

семантическим, что большей частью сделано в генеративных грамматиках, но

между этими семантическими репрезентациями и «мыслями» или смыслами,

передаваемыми высказываниями в процессе общения, «дистанции огромного

размера». Кроме того, кодовая модель ограничивает сообщения только теми

мыслями, которые говорящий излагает намеренно. Многие исследователи

предлагают различать «коммуникативный материал» или то, что сообщается

намеренно, в соответствии с интенцией автора, и «информативный материал» —

то, что может быть воспринято независимо от того, хотел ли этого говорящий

или нет.

Кодовая модель может быть кратко описана следующим образом: роли участников

— отправитель и получатель, сообщение содержит информацию о положении дел

или «мысль» [Кибрик 1987: 37; Почепцов 1986: 5] говорящего, которую он

намеренно передает слушающему; они оба владеют кодом (знаковой системой

языка), конвенционально соотносящим звуки и значения. Эта модель покоится

на фундаменте примитивной интерсубъективности: цель коммуникации — общая

мысль или, точнее, сообщение (shared message); процесс достижения этой цели

основан на существовании общего кода (shared code). И то, и другое

предполагает большую роль коллективного опыта: идентичных языковых знаний,

предшествующих коммуникации.

2. ИНФЕРЕНЦИОННАЯ МОДЕЛЬ КОММУНИКАЦИИ

Идейным отцом модели стал Герберт Пол Грайс. В качестве своего

функционального основания модель использует принцип выводимости знания.

Если в кодовой модели говорящий намеренно отправляет слушающему некоторую

мысль, то в инференционной модели говорящий S, вкладывая свой смысл, т. e.

то, что он «имеет в виду», в высказывание х, трижды демонстрирует свои

интенции: (i1) он намерен произнесением х вызвать определенную реакцию r в

аудитории A; (i2) он хочет, чтобы А распознала его намерение i1, а также

(i3) чтобы это распознание намерения i1, со стороны А явилось основанием

или частичным основанием для реакции r. Присутствие этих трех интенций

необходимо, чтобы кто-то стал «говорящим», а их выполнение необходимо для

успеха коммуникации. Но функционально единственно необходимой оказывается

только i2.

Инициирует процесс общения не желание человека передать «мысль» или

информацию, а его желание сделать свои интенции понятными другим. Речевые

средства для выражения намерений — это высказывания. Их содержание не

ограничено (в отличие от кодовой модели) репрезентативными сообщениями о

положении дел, они могут выражать, например, эмоции.

Кодовая модель укоренилась в научном и обыденном сознании. Инференционная

модель появилась не так давно, но хорошо воспринимается на уровне «здравого

смысла». В этой ситуации трудно устоять перед соблазном считать новую

модель развитием старой, а не принципиально иным альтернативным подходом.

Такое решение сводит все значение инференционной модели к дополнению

кодовой с небольшой добавкой о том, что в общении людей декодированию

подлежит намерение говорящего, чтобы его высказывание было понято

определенным образом.

Грайс же исходит из предположения о том, что коммуникация возможна при

наличии любого способа распознать интенции (это опять-таки из области

здравого смысла). Если следовать его логике, то должны быть случаи

коммуникации исключительно инференционной, без (де)кодирования. И такие

случаи есть. Пол, например, спрашивает Линду о том, как она себя чувствует,

она вместо вербального ответа показывает ему коробку с аспирином.

Существует также «сильная» версия инференционной теории, сводящая все

кодовые механизмы к инференционным, выводным. Код в этом случае трактуется

как набор конвенций, общий для говорящих и слушающих, которые выводят

сообщение из знания конвенций, сигнала и контекста.

Этот подход хорош для анализа условных символов, но его ограниченность

проявляется, как только в фокусе оказывается живой язык: языковые

репрезентации не всегда концептуальны, а отношения между ними не всегда

основаны на выводимости.

Видимо, речь идет о различных, порой пересекающихся и дополняющих друг

друга процессах — кодировании/декодировании и инференции. Поэтому ни

информационно-кодовая, ни инференционная модель, отдельно взятые, не могут

объяснить феномена языкового общения. Еще больше вреда приносит

абсолютизация любого из подходов.

3. ИНТЕРАКЦИОННАЯ МОДЕЛЬ КОММУНИКАЦИИ

Данная модель помещает в центр внимания аспекты коммуникации как поведения

(не в традиции бихевиоризма), и не только интенционального. Общение может

состояться независимо от того, намерен ли «говорящий» это сделать, а также

независимо от того, рассчитано ли данное высказывание на восприятие

«слушающим». Коммуникация происходит не как трансляция информации и

манифестация намерения, а как демонстрация смыслов, отнюдь не обязательно

предназначенных для распознавания и интерпретации реципиентом. Практически

любая форма поведения — действие, бездействие, речь, молчание в

определенной ситуации может оказаться коммуникативно значимой: «Behavior

has no opposite. In other words, there is no such thing as nonbehavior or,

to put it even more simply: one cannot not behave. Now, if it is accepted

that all behavior in an interactional situation has message value, i. e. is

communication, it follows that no matter how one may try, one cannot not

communicate». Внезапное покраснение лица (неосознанное и неинтенциональное)

интерпретируется (психологически-инференционно, на основании прошлого опыта

и социально-культурных конвенций) и обретает ситуативный смысл.

Следовательно, пока человек находится в ситуации общения и может быть

наблюдаем другим человеком, он демонстрирует смыслы, хочет он этого или

нет. При этом важную роль играет активность воспринимающего Другого: без со-

участия коммуникантов в едином процессе демонстрации смыслов и особенно их

интерпретации не могло бы быть ни общения, ни совместной деятельности.

Можно добавить, что эта интерпретация смыслов происходит в процессе

постоянных «переговоров», гибкой диалектики коллективного осмысления

социальной действительности на пути к достижению интерсубъективности,

трактуемой как психологическое или феноменологическое переживание общности

интересов, действий и т. п. Эта общность не является постоянной, она всегда

«движется», и часть коммуникативной «работы» всегда направлена на ее

воспроизводство, достижение и поддержание в каждом новом акте общения.

Э. Гоффман различал информацию, сообщаемую преднамеренно (information

given), и информацию, сообщаемую непреднамеренно (information given-off).

Если участием в коммуникативном процессе первый тип информации обязан

прежде всего говорящему, который отбирает эти смыслы, придает им форму и

излагает их в соответствии со своими интенциями; то информация второго типа

оказывается в долгу у реципиента, а именно его восприимчивости,

избирательности и способности к интерпретации. Как раз интерпретация

становится в интеракционной модели критерием успешности и главным

предназначением коммуникации в отличие от распространенного представления

ее основной функции как «достижения взаимного понимания». Это разительно

меняет статус коммуникантов. Этим обусловлена и асимметрия модели:

порождение смыслов и их интерпретация отличаются как по способам

осуществления этих операций, так и по типам участвующих в них форм

когниции, перцепции и даже аффекта. Идея зеркального подобия процедур

преобразования сообщения на вводе и выводе не работает: реципиент может

вывести смыслы, отличные от задуманных говорящим, что в жизни встречается

не так уж редко.

Интеракционная модель предполагает сильную ситуативную привязанность, что

может выражаться в учете невербальных аспектов коммуникации и деятельности

в целом, в использовании широкого социально-культурного контекста. И в том,

и в другом случае исследователь имеет дело с «фоновыми знаниями»,

конвенциональными по своей природе, но далекими от уровня алгоритмизации

языкового кода.

Зависимость от кода в интеракционной модели меньше, но роль общих значений

остается высокой, хотя здесь и происходит перенос приоритета от конвенций

языковых к социокультурным.

4.КОМПОНЕНТЫ КОМ. АКТА.

К психологическим компонентам акта коммуникации прежде всего относятся

коммуникативное намерение, замысел и цель, то есть мотивационная сторона

общения. Они определяют, что, за. чем и почему хочет сообщить автор

получателю, а также понимание сообщения, то есть когнитивную составляющую.

Коммуникативное намерение — это желание вступить в общение с другим

человеком. Такое намерение присутствует у вас, когда вы приглашаете кого-то

на прогулку, но отсутствует, если вы идете гулять в одиночку.

Замысел сообщения — это информация в исходном виде, которую автор хочет

передать получателю, проект, идея предстоящего сообщения.

Цели сообщения обычно делятся на две группы: ближайшие, непосредственно

выражаемые автором, и более отдаленные, долговременные. Среди ближайших

целей обычно выделяют интеллектуальные, связанные с получением информации,

выяснением позиций и мнений, разъяснением и критикой. Также есть цели,

связанные с установлением характера отношений: развитие или прекращение

коммуникации, поддержка или отвержение партнера, побуждение к действию

За ближайшими целями часто стоит целевой подтекст, углубляющий и

усложняющий сообщение. Это — более отдаленные цели коммуникации.

К социальным компонентам коммуникативного акта относятся статусные и

ситуативные роли его участников, а также используемые ими стилевые приемы.

Статусная роль указывает на поведение, предписанное человеку его социальным

(возрастным, половым, должностным и т.п.)положением, или статусом. В начале

каждого коммуникативного акта от его участников требуется адекватное

осознание как собственной социальной роли, так и роли партнера. Без этого

невозможно правильно ориентироваться в ситуации и выбрать нужную манеру

поведения. Это можно сделать при представлении друг другу незнакомых людей,

называя одну из его основных социальных ролей (мой друг, мой начальник и

т.д.) либо определяя это самостоятельно по внешнему виду и поведению

человека.

Ситуативные роли выявляются уже в процессе коммуникации. Они существенно

влияют на характер коммуникативного акта. Так, человек может быть лидером,

стремящимся играть ведущую роль и контролировать весь процесс коммуникации;

посредником, следящим за ходом коммуникации и уравновешивающим интересы

разных людей; капризным ребенком, нарушающим любые запреты и выступающим с

нестандартными суждениями; гибким человеком, готовым приспособиться к любой

ситуации.

Стилевые характеристики участников коммуникативного акта проявляются в

особенностях их речевого стиля, в используемых ими коммуникативных

стратегиях и тактиках. Оценивая речевой стиль человека, можно выделить

людей, говорящих только в одном неизменном стиле. Они не способны проявить

языковую гибкость и в любой ситуации говорят одинаково. Человек с высоким

уровнем языковой компетенции, с одной стороны, стремится сохранить свой

стиль общения в разных ситуациях, но, с другой стороны, может менять его в

зависимости от обстоятельств общения. Также есть разные стили слушания — от

умения (желания) до полного неумения (нежелания) слышать.

Б. Малиновский, Ф. Боас. Для североамериканцев снег - это просто погодное

явление, snow (снег) и slush (слякоть). В языке эскимосов существует более

двадцати слов, описывающие снег в разных состояниях - важнейшая часть

природы, на которой базируется большинство элементов их культуры.

Гипотеза Сэпира—Уорфа: что язык — это не просто инструмент для

воспроизведения мыслей, он сам формирует наши мысли. Б. Уорф

проанализировал не состав языков, а их структурные отличия друг от друга.

Уорф поясняет связь культуры и языка, утверждает, что по-разному говорящие

люди и по-разному смотрят на мир.

Предмет или явление, не имеющие названия, для нас просто не существуют.

Язык не просто отображает мир, он строит идеальный мир в нашем сознании, он

конструирует вторую реальность. Человек видит мир так, как он говорит.

Поэтому люди, говорящие на разных языках, видят мир по-разному.

Чем сложнее и разнообразнее совокупность понятий для одного явления, тем

оно более значимо и весомо в Данной культуре. И чем явление менее значимо,

тем грубее языковая Дифференциация. Так, например, раньше в классическом

арабском языке было более 6000 слов, которые относились к верблюду. В

настоящее время многие из них исчезли из языка, поскольку значение верблюда

в повседневной арабской культуре сильно уменьшилось.

Противники гипотезы доказали, что, хотя различия в восприятии мира,

бесспорно, существуют, но они не так вески, иначе люди просто не смогли бы

общаться друг с другом. Среди исследований особое место принадлежит работам

российского щ\ холога А. Н. Леонтьева.

Таким образом, между реальным миром и языком стоит мышление, слово отражает

не сам предмет или явление окружающего мира, а то, как человек видит его,

через призму той картины мира, которая существует в его сознании и которая

детерминирована его! культурой. Ведь сознание каждого человека формируется

как пол воздействием его индивидуального опыта, так и в результате

инкультурации, в ходе которой он овладевает опытом предшествующих

поколений. Окружающий человека мир можно представить в трех формах:

+ реальный мир;

+ культурная (понятийная) картина мира;

+ языковая картина мира.

Реальный мир — это объективная действительность, существующая независимо от

человека, мир, окружающий его.

Культурная (понятийная) картина мира — отражение реального мира через

призму понятий, сформированных в процессе познания мира человеком на основе

как коллективного, так и индивидуального опыта. Эта картина специфична для

каждой культуры, возникающей в определенных природных и социальных

условиях, отличающих ее от других культур.

Языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира.

Язык подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. Эта картина

мира тесно связана с культуру картиной мира, находится в непрерывном

взаимодействии с ней восходит к реальному миру, окружающему человека. Путь

от реального мира к понятию и выражению этого понятия в слове (именно слово

является основной единицей языка) различен у разных народов. Это связано с

различными природными климатическими условиями, а также с разным социальным

окружением. По этой причине у каждого народа своя история, вои культурная и

языковая картины мира. Безусловно, культурная картина мира всегда богаче,

чем языковая.

Слова — это не просто названия предметов или явлений, а кусочек реальности,

пропущенный через призму культурной картины мира и поэтому приобретший

специфические, присущие только этому народу черты.

Поэтому там, где русский человек видит два цвета: синий и голубой,

англичанин видит один цвет — blue.

КОНТЕКСТ ДИСКУРСА

С одной стороны, дискурс обращен «вовне»: к ситуации или внешнему контексту

высказываний, типу деятельности в малой группе, включающему широкий спектр

переменных: антропологических, этнографических, социологических,

психологических, языковых и культурных. Всякий анализ языковых явлений в

контексте принадлежит сфере лингвистической прагматики.

С другой стороны, дискурс обращен «вовнутрь» или к внутреннему контексту: к

ментальной сфере общающихся индивидов, отображающей в том числе и факторы

внешнего контекста, так как только став частью внутреннего мира человека,

они могут влиять на его деятельность и общение.

Типы прагматического контекста

Категория контекст столь важна для коммуникативной лингвистики, что по ее

значению и роли в теоретических построениях легко определяется то или иное

направление в изучении языкового общения. Г. Парре выделяет пять

теоретических моделей контекста.

Речевой контекст или ко-текст используется в первую очередь в лингвистике

текста, а также в конверсационном анализе и дискурс-анализе (в узком

смысле). Отношения дискурса с ко-текстом не сводимы к анафоре и

кореференции, названные выше направления стремятся реконструировать когезию

и/или когеренцию (формальную связанность и смысловую связность,

соответственно) дискурсов как макрограмматических единиц.

Экзистенциальный контекст (existentional context). Здесь переход от

семантики к прагматике происходит тогда, когда говорящий и слушающий(ие) в

их пространственно-временной соотнесенности определяются как индексы,

семиотические указатели на данный экзистенциальный контекст.

Другой тип прагматики использует расширение категории возможных миров

(possible worlds). Теория моделей и модальная логика разрабатывают

формальные процедуры, с помощью которых определенный возможный мир может

быть приписан какому-либо языковому или знаковому выражению в качестве

сферы приложения. Но и эту точку зрения также нельзя признать

безоговорочно, потому что возникает закономерное сомнение в том, как этот

«возможный мир» может стать референтом высказывания без психического

опосредования, без влияния таких способностей, как, например, воображение и

концептуализация. Исследованиями значений и смыслов в экзистенциальных

контекстах занимаются логическая семантика и прагматика.

Ситуационный контекст (situational context), формирующий социологическое, а

подчас этнографически и антропологически ориентированное, широкое социально-

культурное направление прагматики, содержит набор факторов, частично

определяющих значения языковых и прочих знаковых выражений. Ситуации как

контексты представляют собой обширный класс социально-культурных

детерминант, среди них: тип деятельности, предмет общения, уровень

формальности или официальности, статусно-ролевые отношения, место общения и

обстановка, социально-культурная «среда» и т. п. Это могут быть

институциональные ситуации (в зале суда, на приеме у врача, на уроке в

школе) и повседневные (в общественном транспорте, в магазине, дома), с их

особенными правилами речевого общения, коммуникативными практиками и

языковыми играми, когнитивными стереотипами. Эти факторы формируют

коммуникативные свойства макротекстовых единиц, структуры аргументации в

дискурсе и каналы конструирования социально-психологических образов «Я» и

«Других».

Акциональный контекст (actional context) представляет особый класс

ситуаций, которые конституируются речевыми актами. Однако из теорий,

отталкивающихся от идеи изучения акционального контекста, заметно

предпочтительнее стандартной теории речевых актов выглядят инференционные

концепции: межличностная риторика Дж. Лича, теории релевантности Д.

Шпербера и Д. Уилсон, но и они не достигают объяснительного уровня

интеракционной модели коммуникации. Языковое общение как обмен социальными

действиями и взаимное (вос)производство интерсубъективности невозможны без

координации (что слабо выражено в теории речевых актов).

Психологический контекст (psychological context) включает в прагматику ряд

ментальных и когнитивных категорий, что предопределяется принятием

деятельностной точки зрения на дискурс, согласно которой все речевые акты

интенционально обусловлены. Интенции, верования и желания рассматриваются

как психологические, когнитивные регулятивы, ответственные за программы

действий и взаимодействий. Ментальная сторона деятельности сама по себе не

так уж важна для прагматики — ее интересуют только легко распознаваемые и в

определенном смысле конвенциональные интенции, верования, желания и т. д.

Именно они создают психологический контекст дискурса, хотя

психолингвистическими (в строгом смысле) эти явления назвать нельзя. Таким

образом, психологический контекст, в своей прагматически релевантной части,

не охватывает полностью всего многообразия мыслительных процессов и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12