Лекции по культурологии

творчески, по-своему, преломляли западные влияния и веяния. Так, например,

Д.И.Фонвизин только формально следовал канонам французской классической

комедии, однако создал совершенно русскую, прежде всего по языку,

характерам, юмору историю о господах Скотининых, породивших Митрофанушку.

Или можно вспомнить замечательную комическую оперу “Мельник, колдун,

обманщик и сват” Аблесимова и Пашкевича, до сих пор ставящуюся на сцене и

вызывающую интерес у современного зрителя (пример тому – спектакль Театра

на Малой Бронной в 1993 г.), где авторы формально используя итальянский

сюжет и соблюдая все формальные принципы классицистического театра, создали

на его основе совершено русский жанр – нечто вроде первого российского

“мюзикла”. С другой стороны, русскому скульптору-самордку, вчерашнему

крепостному, гениальному Федоту Шубину прекрасное знание лучших образцов

мировой портретной скульптуры и внешне строгое следование канонам

французского классицизма отнюдь не помешало, а лишь помогло выразить в

совершенной художественной форме абсолютно русские, безудержные во всех

проявлениях своих необузданных страстей характеры вельмож екатерининского

“первого призыва”.

То же самое можно сказать и о самобытных баснях А.П.Сумарокова, где он,

переводя Ш.Лафонтена, заставляет прославленного француза выражаться вполне

по-русски – в басенной “Вороне и лисице”, написанной за пятьдесят лет до

классического варианта И.А.Крылова, А.П.Сумароков резюмирует строго, точно

и очень по русски: “...Раскрыла дура рот – упал кусок!”; и о грациозных

постройках В.И.Баженова, И.Е.Старова, А.А.Ухтомского, которые даже

стилистически трудно отнести к европейскому классицизму, в чистом виде –

настолько очевидно в них влияние традиции древнерусского зодчества, с одной

стороны, и попытки художественно выразить “дух вольности дворянской” второй

половины XVIII в. – с другой (Пашков дом В.И.Баженова или Таврический

дворец И.Е.Старова).

Конечно, как неоднократно справедливо отмечалось, заимствование порою

бывало и рабским, что представляется вполне естественным, учитывая характер

и темпы петровских преобразований и что вообще свойственно периоду

становления светских национальных культур (а Россия переживала именно такой

период).

Плодами подобного скороспелого перестроившегося на западный лад, но

усвоившего только поверхностные манеры, да и то усвоившего чрезвычайно

плохо при постоянном “смешении языков французского с нижегородским”, стали

давно и слишком хорошо, к сожалению, вошедшая в российский менталитет

восторженная исступленная “осанна” всему, что нисходит на российскую землю

с парижских высот, как-то странно сочетающаяся с патриотизмом на уровне

спорта, балета и водки. Истоки подобного коренятся, безусловно, в реформах

Петра, однако было бы несправедливо все сваливать на предков.

“Засилье иностранцев в России” в то время означало для российской

культуры, прежде всего кипучую, самоотверженную деятельность на благо

формально чужой им страны многочисленных талантов нерусского происхождения.

Назовем здесь хотя бы немцев Г.В.Рихмана и А.Л.Шлеццера (физика, история),

француза П.С.Палласа (геология), итальянцев Ф.Арайи и Дж.Сарти (оперная

музыка), П.Горзаго (театрально-декоративное искусство), уже упоминавшихся

многочисленных зодчих – творцов Петербурга и его окрестностей.

Основная же заслуга принадлежала и в это время русским деятелям. Здесь

надо подчеркнуть тот несомненный, с нашей точки зрения, факт, что основным

стимулятором развития культуры стала официальная продворянская политика

Екатерины II, нашедшая свое законодательное выражение в серии актов,

даровавших особые права и привилегии дворянам, в первую очередь, в

знаменитой “Жалованной грамоте дворянству”. Освобожденное от обязательной

воинской и государственной службы, от телесных наказаний, внесословного

суда и обременительных налогов, сверхпривилегированное сословие создало в

результате своего более чем столетнего особого развития уникальную по

своему характеру и мировому значению культуру. Эту культуру можно назвать

“барской”, поскольку базисом ее было все более ужесточавшееся крепостное

право, а надстройкой – формально абсолютно праздное, господствующее

сословие. Но фасадная сторона этого барства была и очень привлекательной и,

вполне европейской по самым передовым тогдашним меркам и плодотворной в

условиях господствующих тогда во всей Европе устремлений просвещенного

рациональнализма и духовного общения без национальных и конфессиональных

перегородок.

Характерным выражением отмеченных выше особенностей в России стали так

называемые “просвещенные дилетанты” – своеобразное сословие внутри

сословия. Люди, как правило, широко и достаточно свободно мыслящие,

прекрасно ориентировавшиеся и самостоятельно творившие в самых разных

областях человеческого знания, они зачастую не имели специального

образования и занимались скорее всем понемногу, однако стали очень

серьезной составной частью отечественной культуры эпохи, во многом формируя

ту гуманитарную базу, на которой поднялась потом и пышно расцвела русская

культура “золотого” XIX в. Вот имена только некоторых: И.П.Елагин (1725-

1794) – сенатор, писатель, журналист, историк, театрал, переводчик, поэт-

сатирик и к тому же известный масон; А.Н.Оленин (1763-1843) – археолог,

историк, художник, художественный критик, гравер, крупный чиновник,

директор Петербургской публичной библиотеки и президент Академии художеств;

Н.А.Львов (1751-1804) – архитектор, художник, поэт, блистательный скрипач,

музыковед-фольклорист, инженер-строитель, педагог и хозяин одного из самых

популярных салонов.

Вообще в салонах, появившихся в эпоху Екатерины, но получивших особую

популярность уже при Александре I, культурная жизнь представала во всем ее

многообразии и разнообразии (разумеется, речь идет только о дворянской

среде) – поэты впервые читали там свои стихи, композиторы исполняли только

что написанные произведения, художники спорили напропалую и взахлеб

описывали красоты Италии, Швейцарии, куда их стали отпускать в “творческие

командировки” за казенный счет; ветераны усаживались за карточные столы и

вели вперемешку с классическим вистом разговоры о высокой и не очень

высокой политике, вспоминали былые “золотые времена” и ругали вовсю

молодежь. Возникали “клубы по интересам” – английские клубы в Петербурге и

Москве, музыкальные салоны братьев Виельгорских и Зинаиды Волконской, и,

однин из первых – литературно-масонский кружок Елагина. В салонах

формировались и оттачивались вкусы, создавались репутации, в известной

степени формировалась политика, так как вхожи туда были и чиновники самого

различного калибра. Именно салоны создали славу Г.Р.Державину и

И.И.Дмитриеву, там впервые прозвучали произведения Е.И.Фомина,

Д.С.Бортнянского, И.Е.Хандошкина и там же “почетные граждане кулис”

обсуждали и формировали сценическую репутацию П.А.Плавильщикова,

Я.Е.Шушерина, А.С.Яковлева.

Важной формой культурной жизни второй половины XVIIIвека становится

журналистика. Вообще это было время, сопоставимое для журналов с “золотым

XIX веком” литературы. Можно сказать, что русская классическая литература

вышла из русской журналистики XVIII в. В стране выходило огромное

количество самых разнообразных журналов (чему, разумеется, способствовало

разрешение властей на открытие частных типографий и ведение частного

предпринимательства в литературе) от серьезных общественно-политических

типа “Вестника Европы” до чисто литературных “Живописец”; от сатирических

(“Трутень”, “Пчела”), до журналов для женщин (“Аглая”); от развлекательных

(“И то и се”) до специальных, профессиональных (“Жизнь земледельца”). Пока

еще журналы не стали, как впоследствии, рупором общественной жизни, но

судьба журналистов, пытавшихся быть независимыми, была порою трагичная,

как, впрочем, и писателей, осмеливавшихся критиковать “неприятные стороны”

российской действительности – Шлиссельбургская крепость для писателя,

философа, журналиста Н.И.Новикова, тюрьма и ссылка для А.Н.Радищева,

шельмование, арест и наконец спровоцированное самоубийство для Я.Б.Княжнина

– только немногие примеры борьбы с “культурой сопротивления” в ее самых

робких ростках.

Великая французская революция, потрясшая всю Европу, заставила и Россию

слегка притормознуть на пути прогресса. Просвещенный абсолютизм все чаще

забывал о том, что он “просвещенный” и старался распространить свою

абсолютную власть на всю страну, в том числе и на культуру. Да и само по

себе сосуществование европейски образованной элиты и абсолютно

бескультурного, дикого средневекового рабства, противоестественное по своей

сути, провоцировало неотвратимый в будущем социальный взрыв.

Социокультурный зародыш потрясений 1917 и последующих годов уже

сформировался. Необходимо было только время, чтобы дать ему окрепнуть и

развиться. Охотников же способствовать процессу развития и воспитания этого

страшного зародыша оказалось в России немало и, прежде всего, среди

нарождавшейся дворянской интеллигенции, которая, “безмятежно расцветая в

садах Лицея”, еще только готовилась к самостоятельному выходу на

историческую авансцену, выходу, который оказался для нее столь эффектным, с

одной стороны, и столь трагическим, в конечном счете – с другой.

Лекция 2-3. Русская национальная культура эпохи расцвета (XIX – первая

четверть ХХ вв.)

Основные вопросы темы

1. Предпосылки формирования российской дворянской интеллигенции.

2. “Золотой век” русской культуры и его особенности.

3. Запад и Восток в российском культурном самосознании.

4. Выход на сцену разночинцев и его последствия.

5. “Серебряный век” русской культуры – была ли культурная альтернатива 1917

г.?

Французская революция, провозгласившая на своих знаменах лозунги

“свободы, равенства и братства”, Отечественная война 1812 г.,

продемонстрировавшая могучие возможности закрепощенного, но не задавленного

народа, наконец, бурный рост промышленности, появление первых

капиталистических предприятий, и соответственно, возрастающая нужда в

свободных работниках – все эти факторы требовали немедленного разрешения

проблемы – отмены крепостного права “сверху”, пока не грянет всеобщий

народный бунт, “бессмысленный и беспощадный”. Однако, поскольку правящие

круги страны не спешили с реформами в надежде, что буря в Европе, поднятая

французской революцией когда-нибудь утихнет, оставалось уповать только лишь

на общественное мнение, выразителем которого, естественно, стала дворянская

прогрессивная интеллигенция. Запросы и требования этой интеллигенции,

получившей образование и воспитание в университетах и пансионах при

университетах, в открывшемся накануне испытаний 1812 г. Царскосельском

лицее, в заграничных поездках и военных походах, наконец, в боевых

действиях против Наполеона – были соответственным образом учтены властью на

Сенатской площади 14 декабря 1825 г., после чего уже никаких надежд на

конструктивное сотрудничество с российской монархией у интеллигентных

дворян не оставалось.

Переход от “дней Александровых прекрасного начала” к временам, когда

только “Молчалины блаженствовали на свете” оказался прекрасным уроком для

думающих и понимающих. Поскольку же никаких официальных каналов с

воцарением николаевского режима для выражения общественного мнения уже не

оставалось, как, впрочем, их не было по сути никогда – ни представительных

учреждений, ни ответственного правительства, ни независимого суда, то

неизбежно вся работа по воспитанию и просвещению общества свалилась на

деятелей культуры и, прежде всего, на уникальную, единственную в своем роде

в силу специфики ее бытования литературу, которая заменяла собой и с

огромным достоинством и парламент, и суд, и была тем самым общественным

мнением, которое необходимо было стране как воздух.

Центральной фигурой николаевской эпохи стал А.С.Пушкин, однако надо

учесть, что сама громадность этой фигуры заслоняет для нас все величие

литературного и нравственного подвига тех, того мы обычно называем “поэтами

пушкинского круга”. И К.Н.Батюшков, и В.А.Жуковский, и Б.А.Баратынский, и

Ф.Н.Тютчев и крупнейшие поэты-декабристы – все они создавали ту

неповторимую атмосферу светоносной, очистительной, благоуханной культуры с

большой буквы, которая позволяла “истину царям с улыбкой говорить” и

прославлять “чувства добрые”, пока “век шествовал путем своим железным”.

Эта литература, эта культура учила нравственной независимости, преодолевала

классовую и сословную ограниченность, не сама стеснялась учиться лучшим

европейским образцам и не кичилась, в то же время, ни своей ученостью, ни

своей “европейскостью”.

Вся русская культура всего XIX в. благодаря Пушкину и его соратникам –

литературоцентрична, вся она несет на себе след глубокой серьезности,

проблемности, искренности, интереса к жизни во всех ее проявлениях, того,

что мы обычно называем скучным и неточным термином – реализм. Реализм

русской литературы и русской культуры в целом был укоренен в горьких

реальностях кричаще противоречивой российской действительности и никак не

сводился к вопросам стиля, как это было, скажем, на Западе.

Особая функция литературы и литературно ориентированной интеллигенции

как общественного барометра и одновременно компаса и термометра обусловила

совершенно исключительную популярность так называемых “толстых журналов”,

обязательно включавших, помимо беллетристики, и критический,

информационный, развлекательный отделы. Да и сама “беллетристика” никак не

соответствовала по своему внутреннему смыслу буквальному значению слова (от

фран. “belles-lettres” – изящная словесность), но отличалась огромным

общественным накалом.

Особую популярность приобрел роман. И не случайно именно в романной

форме лучшие писатели России попутно ставили жизненно важные вопросы, не

давая, впрочем, никаких рекомендаций, но создавая художественно законченные

реалистические типы, во многом предвосхищая тенденции времени. Так,

лермонтовский Печорин вызвал огромное количество подражателей; так,

“нигилисты”, придуманные во многом Тургеневым, вышли как серьезная

политическая сила спустя буквально несколько лет после выхода “Отцов и

детей в прямом смысле духовные дети Базарова” начали бросать бомбы, по

примеру Д.М.Каракозова, а какой-то остроумный критик пошутил, что

тургеневские девушки в качестве своеобразного социо-психологического типа,

появились как реальное и достаточно распространенное явление уже после

написания писателем своих знаменитых “усадебных” романов.

Огромная культура, прекрасное владение русским литературным языком,

сугубое внимание ко всему, чем богата народная жизнь и понимание лучшими

умами России огромной пропасти, разъединившей культурную и обескультуренную

страну и, естественно, горячее желание преодолеть эту пропасть неутомимой

просветительской работой, своеобразный просветительский реализм – все это

отличительные черты “золотого” века русской литературы, давшей стране и

миру гениев первой величины – от Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Островского

до Толстого, Достоевского, Тургенева, Лескова, Чехова.

Но не только литературой славна была эпоха. Стремление максимально

художественно, точно, творчески выразить суровую правду страны, правду

общества отличало лучших русских художников-реалистов. Изобразительное

искусство шло как бы вослед за литературой, подхватывая и комментируя

сюжеты популярных романов, стараясь воспроизводить, начиная с 40-50-х годов

XIX в. жизнь самых различных слоев русского общества, создавая своеобразную

энциклопедию типов и конфликтов российской действительности, и не очень

жалуя при этом категории изящного понятия “цвет”, “колорит”, “красота”,

“композиция”, “гармония”. Хотя многие из апологетов литературного

направления в живописи были блестяще одаренными мастерами, свою основную

задачу они опять-таки видели в просветительской деятельности. Не обходилось

и без своеобразных демонстраций: в 1863 г. целая группа художников во главе

с И.Н.Крамским, не получив официальных дипломов, вышла из Академии в знак

протеста против официального академизма и казенщины в академической системе

обучения и образовала так называемое “Товарищество российских передвижных

выставок”.

Передвижники устраивали свои выставки в течение почти четырех

десятилетий по всем городам России и внесли весьма значительный вклад в

дело художественного образования и нравственного воспитания страны. Однако

присутствовала в передвижническом реализме известная ограниченность,

излишнее увлечение жанровыми, сюжетными сценками, сами названия которых

говорят о стремлении максимально точно сформулировать, обозначить

изображенное даже в виде заголовков: мы говорим о всевозможных вариациях на

темы – “Приезд гувернантки в купеческий дом”, “Птичьи враги”, “Последний

кабак у дороги”, “Купеческие поминки”, “Новый фрак”, “Бабушкин сад”,

“Приход колдуна на крестьянскую свадьбу”, «Крах банка», «Проводы

начальника» и т.д. Причем, необходимо отметить, что первоначальное

обличительство постепенно, с ужесточением режима, сменялось уже

незамысловатым развлекательством на уровне анекдотов.

С другой стороны, существовала в русском изобразительном искусстве и

другая тенденция, которую можно было бы охарактеризовать как религиозно-

нравственную. Прямое обращение к библейским сюжетам, к образу Христа у

таких замечательных мастеров, как А.А.Иванов, Н.Н.Ге, В.М.Васнецов,

М.В.Нестеров, тот же И.Н.Крамской в русской жанровой живописи середины века

был вовсе не уходом от действительности, а наоборот, попыткой философского

объяснения эпохи, своеобразной художественной проекцией нравственно-

религиозных исканий позднего Гоголя, зрелого Толстого, классического

Достоевского, Островского “славянофильской поры”. Вообще проблема

духовности, разрабатываемая в русской культуре, очень интенсивно на

протяжении всего века тоже была формой своеобразной “культуры

сопротивления”, противостоявшей официальной доктрине, вдохновляемой

Николаем I и сформулированной министром просвещения С.С.Уваровым в виде

знаменитой триады – православие, самодержавие, народность. Надо ли

говорить, что великая русская культура никогда не умещалась в эту казенную

формулу, как бы ни пытались доказать обратное нынешние поклонники

культурного единения России под знаменем реабилитированных Романовых и

официальной РПЦ. Имена официально признанных, придворных творцов типа

писателя Н.А.Полевого, поэта Н.В.Кукольника, портретиста Тютрюмова,

композитора А.Львова, журналиста Мещерского – практически забыты. Русская

культура развивалась по своим законам, не регламентируемая и не управляемая

сверху. Это относилось буквально ко всем сферам художественной

деятельности.

XIX в. – эпоха в русской музыке. В сущности, именно тогда

сформировалась русская музыкальная школа – композиторская, исполнительская,

музыковедческая, давшая миру опять-таки огромное число лидеров музыкального

процесса. Для российской музыкальной палитры века характерно, в отличие от

пластических искусств, огромное разнообразие красок, приемов, нюансов –

тончайший психологизм и громадный лирический дар П.И.Чайковского

соседствовал с распевностью, простотой, изяществом М.И.Глинки, трагедийное

дарование создателя принципиально нового жанра – русской музыкальной драмы

– М.П.Мусоргского с изысканностью образов Востока у А.П.Бородина, роскошный

сказочный колорит кудесника оркестровки Н.А.Римского-Корсакова с

выразительными речитативами сугубо внимательного к мелодике человеческого

голоса А.С.Даргомыжского.

Вдохновленное творчество русских композиторов подкреплялось и

стимулировалось могучей фигурой неутомимого художественного и музыкального

критика В.В.Стасова (1824-1906) – своеобразной системообразующей личности в

огромном мире российской культуры на протяжении почти шести десятилетий.

Стасов, проработавший более полувека скромным служащим столичной Публичной

библиотеки, все свое время отдавал процессу собирания самых талантливых

художественных сил, пропаганде всего лучшего, что возникало в недрах

русского искусства, поддерживал своими советами и рекомендациями

начинающих, помогал ветеранам (в том числе и в устройстве каких-либо

бытовых дел), яростно критиковал (не всегда справедливо) все, что не

отвечало его пониманию общественно нужного искусства. Вообще идеологические

споры, даже конфликты среди деятелей культуры стали неотъемлемой частью

культурного ландшафта эпохи.

Самым крупным и значительным противостоянием подобного рода считается

спор “западников” и “славянофилов”. Не вдаваясь в политические

обстоятельства спора и опуская историю конфликта, отметим, что острота

самого конфликта значительно преувеличена, если рассматривать его в

культурологическом плане. Дело в том, что по своей нравственной сути и

культурному менталитету “западнику” А.И.Герцену был значительно ближе

“славянофил” К.С.Аксаков, чем близкий ему идеологически либерал

К.Д.Кавелин. Точно так же славянофилы братья П.В и И.В.Киреевские и

А.С.Хомяков и западники Т.Н. Грановский и В.Г.Белинский одинаково были

далеки от официальных пропагандистов единения славянских сил из

правительственного лагеря типа того же графа А.С.Уварова. Водораздел в

духовной сфере и области культуры проходил не столько по линии “Запад-

Восток”, сколько по линии самобытной или же заказной культуры.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8