Хрестоматия

Разрядный приказ, и дьяк Василий Щелкалов их подтвердил. На самом же деле

ловкий кравчий погрешил против истины. В челобитной он утверждал, что

Василий Григорьевич, на чью службу он ссылался, был младшим братом его

родного деда Ивана, Василий же был старшим братом. Обман удался лишь

потому, что среди братьев был еще один Василий, носивший прозвище Меньшой,

так как был младшим. Некоторые списки разрядов фиксировали разницу между

братьями, указывая и старшинство. Из них известно, что первый воевода

Сторожевого полка Василий Григорьевич носил прозвище Большой, но эти

тонкости вряд ли знал князь Сицкий. Щелкалов, возможно, знал истину, но не

стал ее раскрывать.

Выиграв спор, Борис получил правую грамоту и мог теперь считать себя

выше не только Сицких, но и князей Телепневых, Овцыных, Елецких.

Челобитная Годунова свидетельствует, что для своего времени он был

достаточно хорошо образован и с успехом разбирался в сложных родословных

делах. Очевидно, у него был архив предков, в котором хранились

генеалогические записи, грамоты служебных назначений, собственные разрядные

книги (часть его, видимо, и была обнаружена П. Свиньиным). Известно, что у

дяди Дмитрия Ивановича была обширная библиотека и целый штат переписчиков,

изготавливавший рукописи для пожертвований в монастыри. Ясно, что он

постарался дать хорошее образование племянникам, зная, как высоко ценил

Иван IV образованных людей. Однако оно, видимо, носило светский характер,

поэтому среди современников существовало мнение, что Б. Годунов был

«некнижным человеком» (И. Тимофеев, Авраамий Палицын). Опровержением ему

служит находка Скрынниковым автографа Бориса.

В 1578 г. Борис становится боярином. «Боярство ему сказывал» один из

наиболее знатных людей государства Ф. М. Трубецкой, признавая тем самым

старшинство Годунова 16. Его земельные богатства растут. Если в начале

карьеры он вместе в дядей владел лишь родовой вотчиной в Вязьме и Костроме,

то со временем у него появляются земли в Дмитровском, Тверском и

Малоярославском уездах и Подмосковье.

В 1579г. царь предпринял новый ливонский поход. Поскольку Федор в нем

не участвовал, Годуновы вошли в государево войско: Дмитрий Иванович и Борис

— при царевиче Иване, Степан и Иван Васильевичи (оба окольничий) — при

царе. Поход оказался неудачным. Против Ивана IV выступили и поляки, и

шведы. Потерпев поражение, царь был вынужден начать мирные переговоры. Это

был, пожалуй, первый военный поход, когда Годунову пришлось принять участие

в сражениях. Неудача, видимо, так на него повлияла, что он навсегда потерял

вкус к войне и стал больше испытывать склонность к дипломатической

деятельности.

Многие исследователи жизненного пути Бориса обращали внимание только

на его личные успехи, не учитывая, что по лестнице придворных чинов он

продвигался в окружении многочисленных родственников, дружной толпой

отвоевывающих «место под солнцем» для всего рода. Свидетельством их общего

успеха является роспись последней свадьбы Ивана Грозного с Марией Нагой,

состоявшейся осенью 1580 года. На ней присутствовал весь цвет царского

двора. На исключительно почетном материном месте была Ирина Годунова (Федор

— на отцовом). Борис считался в общей иерархии вторым дружкой (первым был

В. И. Шуйский), его жена — второй свахой. За праздничным столом сидели на

почетных местах боярин Д. И. Годунов и С. В. и И. В. Годуновы.

Коровайниками являлись: Яков и Константин Михайловичи, Никита и Петр

Васильевичи, Андрей Никитич Годуновы. Кроме того, Дмитрий Иванович ходил

звать государя на венчание, Иван Васильевич шел у саней, Никита и Петр

Васильевичи исполняли роль стряпчих. Попытка П.Я.Салтыкова и М.М.Салтыкова-

Кривого местничать с Годуновыми была пресечена самим царем — в их знатности

он уже не сомневался.

В последние годы жизни грозного царя Дмитрий Иванович и Степан

Васильевич вели очень щекотливые переговоры с английскими послами по поводу

его брака с Марей Гастингс. Иван Васильевич после хорошей школы воеводства

занимался разменом пленными с Речью Посполитой, что было также непростым

делом после военных неудач.

После воцарения Федора Ивановича в 1584г. родовая корпорация Годуновых

превратилась в главную опору его трона. Дмитрий Иванович стал наиболее

влиятельным боярином в Думе и доверенным лицом царицы Ирины. Борис

Федорович, хотя и получил звание конюшего, то есть старшего боярина, но

занял место ниже дяди. В его распоряжении оказался Земский приказ, ведавший

сбором налогов с городов и черносошных крестьян (отсюда и сведения о том,

что он был «правителем земли»). Григорий Васильевич стал дворецким, приняв

на себя управление всем царским имуществом. Степану Васильевичу стали

поручаться важные дипломатические дела, в частности, переговоры об избрании

царя Федора польским королем, Иван Васильевич возглавил Разрядный приказ и

занялся росписями войска для военных походов и Береговой службы. Все три

брата Васильевича вместе с дальним родственником Б. Ю. Сабуровым получили

боярские чины. При дворе оказалось и множество других Годуновых и

Сабуровых. Все вместе, а не один Борис, они помогали царю Федору в

управлении государством. Миф о том, что только Б. Ф. Годунов был

соправителем царя, возник в период борьбе его за трон. Обосновывая права на

царский титул своего ставленника» 'патриарх Иов явно приукрасил его заслуги

и преувеличил роль в государственном управлении (это наглядно

прослеживается в избирательных документах и «Повести о честном житии царя

Федора», написанной Иовом 1598 году).

В то время при сильной разветвленности и слабой связанности между

собой различных частей государственного аппарата один человек был не в

состоянии управлять всем государством. Нити управления могла сосредоточить

в своих руках только дружная родовая корпорация. Будучи таковой, Годуновы

заняли основные ведущие посты в правительстве царя Федора и начали наводить

свои порядки: сняли с должности и наказали казначея П. Головина, укротили

наиболее знатных бояр И. Ф. Мстиславского и И.П.Шуйского, подавили мятеж

недовольного Б. Бельского, сняли с поста митрополита Дионисия, выступавшего

против царицы Ирины. Публицисты Смутного времени припишут потом все эти

действия одному Борису, хотя таким могуществом он не обладал, часто

находясь в тени дяди и троюродных братьев Васильевичей. Так, роспись

предполагавшегося в 1585 г. похода царя Федора против шведов показывает,

что Борис ничем не выделялся среди родственников; В Москве вместо царя

должен был остаться Дмитрий Иванович. Степан Васильевич был назначен

третьим воеводой полка Правой руки (после Симеона Бекбулатовича и И. П.

Шуйского), Иван Васильевич — первым воеводой полка разведки (вместе с А. П.

Клешниным, когда-то являвшимся дядькой Федора), Григорий Васильевич с Б. Ю.

Сабуровым — в дворовый полк, наиболее близкий к царю. Борис Федорович —

лишь второй воевода Передового полка (после нагайского царевича). Во время

приема посла Л. Сапеги Борис стоял подле царя в то время, как Дмитрий

Иванович и Степан Васильевич сидели на кривой лавке, почетной для бояр. На

праздничные обеды к Константинопольскому патриарху Иеремии в 1587 и 1588

годах приглашались только дядя и троюродные братья Васильевичи. В Боярской

думе Б. Ф. Годунов всегда был ниже Д. И. Годунова.

Выделиться Борису удалось только после учреждения патриаршества. В

1588г. именно ему (с А. Щелкаловым) царь поручил вести переговоры с

константинопольским патриархом Иеремией. Льстивыми словами царский шурин

сначала убедил патриарха остаться в Московском государстве и в нем основать

свою патриархию. Когда же согласие было получено, Иеремии предложили в

качестве резиденции Владимир, под предлогом, что в Москве уже есть свой

иерарх. Жить вдали от столицы и царя патриарху не захотелось, но он

согласился учредить в Москве патриархию и рукоположить на ее престол любого

царского ставленника. 26 января 1589 г. в Успенском соборе первым русским

патриархом был торжественно провозглашен Иов, бывший до этого московским

митрополитом.

Успех на дипломатическом поприще еще больше убедил Бориса, что эта

сфера деятельности для него наиболее подходящая. До этого он часто

покровительствовал иностранным купцам, пленным, принимал у себя некоторых

лиц, приезжавших в Москву с дипломатической миссией. Особенно доверительные

отношения сложились у него с Дж. Горсеем, ловким и пронырливым человеком,

представлявшим интересы английской торговой компании. Англичанин умело

использовал в своих целях желание Б. Годунова прославиться в европейских

странах и получил с его помощью большие привилегии для английских купцов.

Некоторые из них, например, Марш, стали злоупотреблять доверчивостью

русской знати и занимать без возврата огромные суммы денег. Жалобы на

англичан в конце концов надоели царю Федору, и против Марша было возбуждено

уголовное дело, а Дж. Горсей был выслан из страны.

Борису покровительство иностранцам принесло большую выгоду. Пленные

ливонцы, осыпанные его ласками, всячески прославляли его на родине: «Есть

на Москве шурин государский, Борис Федорович Годунов, правитель земли и

милостивый вельможа. На отпуске он кормил и поил нас у себя, пожаловал

сукнами, а как в тюрьмах были, великие 'милостыни присылал». Иностранные

купцы говорили о нем повсюду: «Это великий человек, боярин и конюший,

государю шурин, государыне брат родной, а разумом его Бог исполнил всем и о

земле великий печальник».

В результате о Борисе стало известно даже при европейских королевских

дворах. Сначала к нему за помощью обратился брат австрийского императора

Рудольфа Максимилиан, добивавшийся польского престола и нуждавшийся в

деньгах. Потом к Годунову написала английская королева Елизавета с просьбой

о покровительстве английским купцам. Царский шурин чувствовал себя на

вершине славы, ведь особы королевской крови считали его равным себе! Однако

царь Федор несколько отрезвил его. На заседании Боярской думы он заявил,

что «боярину Борису Федоровичу Годунову грамоты получать пригоже ныне и

впредь. Это царскому имени к чести и прибавлению, что его государев конюший

и боярин ближний станет ссылаться с великими государями», добавив при этом,

что ответные грамоты отныне будут посылаться через Посольский приказ. В

итоге переписка Бориса оказалась под официальным контролем.

Царь Федор называл Годунова только ближним боярином, то есть членом

Ближней думы, состоящей из 4-х бояр, и конюшим. В отзывах же о нем

иностранцев встречается титул «правитель всей земли», который, по мнению

исследователей, свидетельствовал о том, что Борис был соправителем царя. Но

данный титул, скорее всего, использовался лишь для внешних сношений, чтобы

возвеличить Бориса за рубежом, подобно титулам различных наместников у

русских послов. На самом же деле царский шурин был лишь главой Земского

приказа, поэтому А. Щелкалов, возглавлявший Посольский приказ, называл его

таким же приказным человеком, каким был сам. Подтверждением этому служит

сообщение разрядов о том, что в 1597г. Борис ездил «обкладывать» налогами

новый Смоленский кремль 22. Это сообщение некоторые исследователи

истолковали так, будто Б. Годунов был строителем Смоленского кремля. На

самом деле им был князь Звенигородский. Следует отметить, что не только

Годунов имел право вести дипломатическую переписку. Им обладал ряд бояр еще

во времена Ивана IV.

Семейная жизнь Бориса Федоровича довольно долго складывалась не

слишком удачно, поскольку наследников не было (два ребенка умерли во

младенчестве). Только в 1589г. родился сын Федор, а за ним дочь Ксения.

Отец души не чаял в своих детях и делал все возможное, чтобы они росли

крепкими, здоровыми и хорошо образованными. По отзывам современников, Федор

и Ксения полностью оправдали надежды родителей и были красивы, прекрасно

сложены, отличались любовью ко всевозможным знаниям и благовоспитанностью.

Новой вехой к возвышению Годунова при дворе стал Ругодивский

(Нарвский) поход царя Федора, предпринятый зимой 1589—1590 года. Вместе с

Ф. Н. Романовым, двоюродным братом царя, он возглавил некий Государев полк,

обозначенный в росписи последним. Вероятно он был создан для ближайших

царских родственников во избежание местничества с ними знати. Следует

отметить, что и другие Годуновы имели в этом походе большую роль: Степан

Васильевич остался правителем в Москве, Дмитрий Иванович поехал с царицей

Ириной до Новгорода, Иван Васильевич был назначен вторым воеводой Большого

полка (после Ф. И. Мстиславского), Григорий Васильевич должен был

находиться при царской особе, Б. Ю. Сабуров стал вторым воеводой Передового

полка (после Ф. М. Трубецкого). Неизвестно, чем прославился Борис в этом

походе, но после него его место в дворцовых мероприятиях стало более

высоким: в январе 1591 г. на приеме польских послов он уже за столом с Ф.

И. Мстиславским и Д. И. Годуновым (сами переговоры были поручены И. В.

Годунову и Б. Ю. Сабурову). На обеде по случаю Пасхи 3 апреля 1591г.— он за

столом после Мстиславского, правда, дяди в это время не было.

Еще одной важной вехой в придворной карьере Годунова стала оборона

столицы от внезапного и стремительного нападения крымского хана Казы-Гирея

летом 1591 года. У Москвы в это время было мало защитников, поскольку

основное войско стояло под Новгородом на случай новой войны со Швецией. Для

обороны царь мог использовать только полки Береговой службы и свой двор.

Поэтому он спешно отозвал с берега Оки полки Мстиславского и поручил Борису

возглавить отряд, состоящий из представителей двора и московского

дворянства. Все остальные Годуновы оказались в подчинении у царского

шурина, правда, Дмитрий Иванович и Григорий Васильевич в обороне не

участвовали, находясь при самом царе. Вполне возможно, что именно под

руководством Б. Годунова был поставлен гуляй-город у Данилова монастыря,

ставший главной линией обороны Москвы. Казы-Гирей не решился напасть на

город и бежал. Посланные вслед за ним Ф. И. Мстиславский и Б. Ф. Годунов не

догнали основное крымское войско и лишь разгромили обозы.

Наконец-то Борис мог праздновать свою первую воинскую победу. Правда

его радость была омрачена пренебрежительным отношением Мстиславского,

главного воеводы объединенного войска (Годунов был назначен вторым). В

ответных грамотах царю тот даже не упоминал имени своего подчиненного.

Чтобы как-то утешить шурина, Федор высказал Мстиславскому свое

неудовольствие и вручил Борису не только такие же награды, как у главного

воеводы, но даже больше, отметив, что они даны не только «за нынешнюю

службу, но и за Ругодивскую». В итоге Борис Федорович получил: «золотой

португал», высший орден того времени в виде золотой португальской монеты,

дорогую шубу из большой казны, кубок ценой в 12 гривен (как и Мстиславский)

и золотую гривну (ожерелье) вместе со званием «царского слуги», которое, по

объяснению русских послов, считалось при дворе самым почетным. Награды

получили и другие Годуновы: Степан Васильевич — «корабленный золотой» —

золотую монету с изображением корабля, Иван Васильевич — дорогую шубу, 100

рублей и кубок в 7 гривен.

Однако на праздничных пирах Борис оказался ниже не только

Мстиславского и дяди, но и Н. Р. Трубецкого. Видимо царь не захотел

раздражать знать особым возвеличиванием своего шурина. В глазах же

иностранцев Б. Годунов пытался представить себя вторым после царя человеком

в государстве. Поэтому Максимилиан в письмах называл его «дражайшим,

особенно любительным приятелем, своего царя начальным, тайной думы думцем и

властителем». Император Рудольф уверял его, что «за свои добрые дела у него

и у короля испанского в великой славе, чести и похвале и из ласки их

никогда не выйдет». Хитрые австрийцы ловко играли на честолюбии и тщеславии

Бориса, стараясь с его помощью добиться для себя выгод.

В ответном письме Рудольфу царский шурин писал: «Я принял, государь,

твое жалование, грамоту с покорностью любительно выслушал и тебя, великого

государя, выставлял перед государем нашим при многих государевых царях,

царевичах и государских детях разных государств, которые под государя

нашего рукою, при боярах, князьях и всяких служилых людях, что ты, великий

государь, своею великою милостию и ласкою меня навестил, свою грамоту ко

мне прислал. И впредь хочу тебя, великого государя, выставлять. Я и прежде

о твоих делах радел, а теперь и больше того радею и вперед радеть и

промышлять хочу».

Переписываясь с Борисом, Рудольф пытался через него выпросить у царя

Федора денег, якобы для войны с Турцией. Русский двор был заинтересован в

дружбе с императором, так как, надеялся склонить его к антипольскому союзу,

поэтому деятельность Годунова поощрялась.

Однако австрийцы, умело используя тщеславие царского шурина, обманули

русскую дипломатию. В Москву был прислан посол Н. Варкоч, якобы для

закрепления дружеских отношений. На самом деле его миссия позднее была

объявлена неофициальной. Перед поездкой Варкоч направил Борису письмо, в

котором попросил денег на свадьбу дочери и походатайствовать за своего

приятеля Шкота перед царем для устройства его на службу. На это Борис

ответил: «Пишешь ко мне о таком невеликом деле, а о большом деле, которое

началось между нашим и вашим государем, не пишешь. Государь наш, желая быть

в соединение с Рудольфом цесарем, по твоим же речам, с турецким султаном и

с крымским царем не ссылается и с литовским королем вечного мира заключать

не велел. А теперь к нам слух дошел, что Рудольф цесарь с турским султаном

ссылается о перемирье, а с литовским королем о вечном мире и сватовстве. И

я тому очень подивился, как такое великое дело, годное всему христианству,

начать и покинуть».

Почувствовав подвох со стороны австрийцев, Борис даже отказался

пристроить на царскую службу приятеля Варкоча, ссылаясь на то, что ситуация

при дворе для этого неблагоприятна, но послал меха в подарок невесте.

Борису очень импонировала идея создания антитурецкого союза, поскольку

это прославило бы его имя среди европейских держав. При этом он, казалось,

не замечал, что его деятельность не приносит плодов, а иногда даже вредна

для Русского государства. «Великое дело, годное всему христианству»— борьба

с Турцией, оказалось только на бумаге и на словах. Император Рудольф,

получив от Федора материальную помощь в виде дорогих мехов, вопреки

обещаниям начал переговоры с Турцией, наладил тесные контакты с польским

королем Сигизмундом III и даже выдал за него замуж свою племянницу. Это

окончательно похоронило русский план привлечь его к антипольскому союзу.

Несмотря на эти неудачи, Борис продолжал изображать из себя великого

человека и искусного дипломата. По царски принял он Н. Варкоча, посетившего

Москву в 1593 году. В своих воспоминаниях один из членов посольства так

описал встречу: «Когда наше шествие вступило в Кремль, нас повели направо к

жилищу Бориса Федоровича. Это было очень обширное здание, только все

деревянное. Тут, кто ехал на лошади, сошел, и мы, несшие подарки,

устроились за господином послом и пошли через два покоя, где находились

служители Бориса Федоровича, одетые по их обычаю пышно. В третьем покое, в

который мы вошли, находились Борис Федорович и несколько бояр. Этот покой и

по полу, и кругом устлан был прекрасными коврами, а на лавке, на которой

сидел Годунов, лежала краснея бархатная подушка. На нем было такое платье:

во-первых, на голове была надета высокая московская шапка с маленьким

околышком из самых лучших бобров; спереди у ней вшит был прекрасный большой

алмаз, сверху его — ширинка из жемчуга, шириной в два пальца. Под этой

шапкой носил он маленькую московитскую шапочку, вышитую прекрасными

крупными жемчужинами, а в промежутках оставлены драгоценные камни. Одет он

был в длинный кафтан из золотой парчи с красными и зелеными бархатными

цветами. Сверх этого кафтана надет на нем еще другой, покороче из красного

с цветами бархата и белое атласное исподнее платье. Кафтан был отделан

жемчужным шитьем. На шее надето нарядное ожерелье и повешена крест-накрест

превосходная золотая цепь. Пальцы обеих рук были в кольцах, большей частью

с сапфирами.

Варкоч привез от Рудольфа лично Борису такие подарки: две золотые

цепи, на одной был медальон с портретом императора, золоченые часы с

изображением планет. При этом он подчеркнул, что подобные дары император

делал только своим братьям. В ответ Годунов послал дорогие меха.

На официальном приеме у Федора Варкоч заявил, что дружба между русским

царем и Рудольфом установилась «ходатайством, радением и промыслом царского

шурина Бориса Федоровича Годунова, и цесарское величество за то его

пресветлейшество своею любовию всячески воздавать будет и ни за что не

постоит». В конце концов, видя бесперспективность для России отношений с

императором, царь Федор поручил А. Щелкалову как главе Посольского приказа

взять их под свой контроль.

Также ловко и умело играла на тщеславии и честолюбии Бориса и

английская королева Елизавета. Называя его в письмах «кровным люби-тельным

приятелем», она с его помощью добилась больших льгот для английских купцов.

В ответных письмах Годунов писал: «Для тебя, сестры своей, и для нашего

печалования твоих подданных пожаловал больше прежнего. А я об них впредь

буду государю печаловаться и держать их под своею рукою, буду славить перед

государем и государынею твои к себе милость и ласку». Покровительство

англичанам привело к тому, что они стали обогащаться в ущерб русским купцам

и даже пытались препятствовать торговле с другими странами, в частности с

Голландией.

Происки и злоупотребления англичан рассердили царя. Он приказал не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9