Столыпин как реформатор

сельского хозяйства абсолютно несостоятельны.

В марте 1905 г. Д. Ф. Трепов, И. Л. Горемыкин, А. В. Кривошеий

(будущий реформатор!) подготовили проект указа о закрытии Особого совещания

С. Ю. Витте, обвинили последнего в попытках заигрывания с крестьянами,

разрушении общины и системы административного управления деревней,

ущемлении прав дворян.

30 марта 1905 г. Совещание С. Ю. Витте действительно закрыли, создав

аналогичное Совещание И. Л. Горемыкина, где ключевую роль играл уже А. В.

Кривошеий. Теперь он осторожно выступал за предоставление крестьянам

больших прав владения землей. Но в любом случае Совещание С. Ю. Витте

оставило ценнейшие документы и рекомендации, которые в значительной части

легли в основу реформы Петра Аркадьевича.

Примерно в то же время в Санкт-Петербурге появился отчет саратовского

губернатора Петра Столыпина с новым политическим акцентом на создание

крепкого частного собственника, на которого должно опираться государство

(вместо старой общины). Всеподданнейший отчет П. А. Столыпина за 1904 г.

был опубликован и сохранился до наших дней.

Николай II пометил этот доклад следующим образом: "Высказанные мысли

заслуживают внимания". В отчете были названы шесть основных причин

морального и экономического кризиса в сельском хозяйстве:

- общинный строй крестьянского хозяйства;

- уравнительные настроения в среде сельских и городских тружеников (то

есть селяне хотели жить не хуже, чем в городе);

— сложность внедрения технических и прочих улучшений в сельском

хозяйстве и экономике в целом;

- невозможность приобретения земли отдельными крестьянами (т. к. нет

денег);

- уменьшение объема ссуд Крестьянского банка и высокие цены на аренду

земли.

Все эти элементы логично связаны и вытекают один из другого. Главная

причинно-следственная связь: община -уравниловка - потеря стимулов к

повышению эффективности.

Вместе с тем хорошо известно, что Петр Аркадьевич первоначально не

стремился к немедленному уничтожению крестьянской общины, так как это

казалось малореальным. Он выступал главным образом за создание крепких

индивидуальных хозяев на государственных и банковских землях. Их хозяйства

должны были стать примером для других крестьян и подтолкнуть к отказу от

общины. То есть в основе взглядов Столыпина был эволюционный подход, а не

насильственная ломка существующей системы.

Затем в 1905 г. С. Ю. Витте стал премьер-министром и тут же предложил

более радикальный вариант реформы от имени главного управляющего

землеустройством

и землевладением Н. Н. Кутлера. В "Проекте закона о мерах к расширению

и улучшению крестьянского землевладения" Н. Н. Кутлера предусматривалось

право выхода из общины, создание специального земельного фонда за счет

государственных, монастырских, удельных земель. Предусматривалось также

частичное отчуждение земли помещиков (сверх высокой нормы и за справедливое

вознаграждение из казны). Это было революционное для того времени

предложение.

10 января 1906 г. С. Ю. Витте сделал соответствующий всеподданнейший

доклад царю, в котором подводил итоги обсуждения проекта реформы. Он

намекал на большую опасность для правящего класса в результате введения

прогрессивного налога (это активно обсуждалось) или продолжения революции,

чем в результате реформы. Но последние положения законопроекта (насчет

отчуждения) вызвали всеобщее возмущение, и почти все высшие чиновники были

против него. И тогда С. Ю. Витте лицемерно не поддержал своего министра и

свои же идеи, а Н. Н. Кутлера отправили в отставку как "козла отпущения".

Потом его привлекла к работе оппозиция в Государственной думе.

А. В. Кривошеий продолжал работать над проектом реформы и сделал новые

предложения, включая расширение продажи земли через Крестьянский банк,

землеустроительные работы за счет казны для ликвидации чересполосицы. Тогда

же были созданы специальные землеустроительные комиссии, возобновилось

переселенческое движение, приостановленное Русско-японской войной.

Известно, что требование введения в деревне частной собственности на

землю исходило и от объединенного дворянства, хотя оно и не могло

предвидеть всех последствий этой идеи. Важным фактором стал. Первый съезд

дворянских обществ в присутствии царя, министров, депутатов, состоявшийся в

мае 1906 г. Дворянские представители одобрили все основные составные части

столыпинской реформы: разрешить свободный выход из общины, усилить

переселение на окраины империи, передавать наделы в частную собственность с

возможностью свободной перепродажи.

Большинство дворянских представителей выступало за скорейшее и

безусловное уничтожение общины. Община была организованной силой и в ходе

усадебных погромов 1905-1906 гг. стала ненавистной для большинства дворян.

Гораздо легче было иметь дело с отдельными крестьянами. Хуторская форма

организации хозяйства сама по себе при этом не вызывала среди дворян

больших прений, и с ней почти все соглашались.

Революция, в свою очередь, подталкивала петербургских политиков к

более решительным действиям. В частности, параллельно реформой занималась

комиссия под руководством начальника Земского департамента (впоследствии

товарища министра внутренних дел) В. И. Гурко. Эта группа чиновников

подготавливала более радикальный проект стимулирования создания хуторов и

отрубов на надельных крестьянских землях и, таким образом, ускорение

разрушения общины. Главным лозунгом было укрепление надельной земли в

личную собственность и свободный выход из общины.

После отставки С. Ю. Витте и своего прихода в правительство Петр

Столыпин воспринял более радикальный подход, сходный с взглядами В. И.

Гурко, и, ради спасения страны, стал выступать за решительный слом общины

как политику государства, но без насилия и принуждения. Времени на

постепенное реформирование не было. В этом смысле он выше С. Ю. Витте как

реформатор, так как смог в значительной мере реализовать на практике свои

мысли. А в политике осуществление идей всегда много важнее их создания.

Теоретиков всегда много, а реформаторов - единицы.

Именно поэтому В. И. Гурко, как глава межминистерской комиссии,

принялся за подготовку проекта закона о разрушении общины, который лег в

основу указа 9 ноября 1906 г., проведенного в Государственной думе П. А.

Столыпиным. Проект В. И. Гурко предусматривал, что любой крестьянин мог

выйти из нее и закрепить за собой свой чересполосный надел и затем уже

продать постороннему для общины лицу. Это могло помочь разрушить общину,

хотя и не ликвидировало чересполосицу. Таким образом, по мнению некоторых,

Столыпин чуть ли не присвоил себе чужие идеи. Глупость!

На заседании Совета министров еще в августе 1906 г. обсуждался проект

В. И. Гурко. Сначала выступил Б. А. Васильчиков как глава Главного

управления землеустройства и сельского хозяйства, а потом другие министры.

Закон рассматривали постатейно. Защищал закон в основном В. И. Гурко, а П.

Столыпин держался несколько в стороне и больше молчал. Это и понятно,

проект вносился за подписью Гурко, что давало П. Столыпину свободу маневра

в случае серьезной оппозиции. Проект в принципе одобрили, хотя не всем

нравилось его проведение по 87-й статье Основных законов.

Однако уже в ноябре 1906 г. В. И. Гурко был уличен в некорректных

действиях по закупке продовольствия для голодающих людей, так как

санкционированный им контракт не был выполнен "русским шведом" Э. Лидвалем,

и он был уволен от службы. Мздоимство

B. И. Гурко никогда достоверно не было доказано. Но тем нимение

некоторые основания для обвинений, видимо, были, и его карьера на тот

момент закончилась[7], как и воздействие на аграрную реформу.

В эмиграции В. И. Гурко написал пространные воспоминания, в которых

многих коллег обвиняет в самых разнообразных грехах. Зависть и обида

сквозят в его оценках деятельности премьер-министра. Сам В. И. Гурко не

любил П. Столыпина, считал его невеждой в экономических вопросах, говорил,

что он плохо председательствовал на заседаниях правительства (!), не умел

резюмировать (!) и т. д. Придирки выглядят не слишком серьезно и не

подтверждаются другими источниками, но понять обиженного человека можно.

Гурко со всей очевидностью считал, что Петр Столыпин его недолюбливал

и при удобном случае решил показать на его примере, как правительство

борется с коррупцией. Возможно, Столыпин действительно считал его своим

потенциальным соперником. Особенно он обиделся на П. Столыпина за то, что

тот не явился лично на суд (специальный сенатский комитет для расследования

дела) над В. И. Гурко для дачи свидетельских показаний. Он предложил суду

приехать к нему во дворец и таким образом избежал встречи с бывшим

подчиненным. Это не было незаконно, но не имело в прошлом прецедентов.

Фактически из В. И. Гурко сделали козла отпущения и не защищали, хотя

его вина не была бесспорной. Дело это старательно раздувалось левой

оппозицией в чисто

политических целях. Брат А. И. Гучкова Н. И. Гучков в 1924 г. говорил

В. И. Гурко, что он обращался к П. Столыпину и говорил о несправедливости

по отношению к Гурко, который был жертвой, которую бросали оппозиции в

надежде, что это породит симпатии к правительству. П. Столыпин якобы ничего

ему не ответил определенного. Скорее всего, он брезгливо относился к

коррупции и стремился быть как можно более жестким к нарушителям.

Сам В. И. Гурко был незаурядным и гордым человеком и в 1906 г. вызвал

на дуэль депутата Думы Ф. И. Родичева за публичное оскорбление в связи со

скандалом Лидваля (по иронии судьбы позднее в отношении того же Родичева

это сделает и П. Столыпин). Царь якобы был недоволен отстранением опытного

и талантливого чиновника, так как высоко ценил В. И. Гурко. В 1910 г. он

сделал его камергером, ав 1912 г. - членом Государственного совета.

В. И. Гурко - как и многие другие крайне правые политики - подозревал

Петра Столыпина во всех смертных грехах, в антипомещичьих настроениях,

особенно в опасном намерении полностью ликвидировать помещичьи земли, а

также продавать крестьянам государственные и удельные земли, что якобы

оживляло их надежды получить и земли помещиков.

Граф А. А. Бобринский как-то передал Гурко якобы сказанные Петром

Аркадьевичем мимоходом слова: "Вам, придется расстаться с частью своих

земель, граф", П. Столыпин действительно, видимо, не верил в будущее

крупного землевладения, которое не было, по его мнению, основой России. Но

сокращение такого землевладения должно было идти мирно и плавно, под

воздействием чисто экономических рычагов.

Точно так же некоторые историки твердят о том, что Петр Столыпин не

знал русской деревни, или, например, что его достаточно близкий сподвижник

К. А. Кофод был датчанином и якобы даже русского языка не не знал. Этого

некоторым наблюдателям хватает, чтобы поставить всю реформу под сомнение.

Между тем в свое время и на С. Ю. Витте нападали из-за К. А. Кофода: злые

языки говорили, что не знающий русского сельского хозяйства Витте собрался

все перестроить по датскому образцу. Сам С. Ю. Витте писал, что другой

соратник Петра Аркадьевича - А. В. Кривошеий -карьерист, а по профессии

юрист, то есть он некомпетентен в аграрных вопросах (впрочем, так он писал

про всех, забывая, что и сам формально мог считаться некомпетентным во

многих вопросах).

У Петра Аркадьевича никогда не было и мысли о насильственном

ликвидации помещичьего землевладения. Продажа государственных земель

позволяла смягчить нехватку земли у крестьян и дать время для постепенной

трансформации помещичьих хозяйств. Сам П. Столыпин всегда считал себя

прежде всего помещиком и гордился этим. По сути дела, шла речь о развитии

рыночных отношениях, о повышении эффективности сельского хозяйства, о

спасении России, а не изменении существа политической и экономической

системы.

М. П. Бок писала, что ее отец говорил: "Не в крупном землевладении

сила России. Большие имения отжили свой век. Их, как бездоходные, уже сами

владельцы начали продавать Крестьянскому банку. Опора России не в них, а в

царе". Все это правильно в чисто экономическом смысле для того времени.

Наиболее развитые страны Европы давно это прошли, а Россия задержалась, и

дело закончилось кровавой революцией.

В 1909 г. П. Столыпин говорил в интервью газете "Волга": "Вероятно,

крупные земельные собственности несколько сократятся, вокруг нынешних

помещичьих усадеб начнут

возникать многочисленные средние и мелкие культурные хозяйства, столь

необходимые как оплот для государственности на местах".

Можно сделать вывод, что предшественники часто больше боролись с

общиной как с рассадником революции, а премьер-министр Петр Столыпин в

основном пытался решить глобальную экономическую проблему. Соединение

различных подходов и создало то, что называется сегодня "столыпинской

аграрной реформой".

Нельзя забывать и других (очень разных) "отцов" реформы, в частности

А. В. Кривошеина и К. А. Кофода. О первом будет сказано ниже, а второй -

сравнительно скромный чиновник - был абсолютно незаменим в решении

технических проблем землеустройства, развертывания земель общин, пораженных

чересполосицей.

К. А. Кофод пережил семь министров земледелия, но именно его голос,

произношение, терминологию любил добродушно имитировать П. Столыпин в

беседах с общими знакомыми. К. А. Кофод много позднее писал, что это

считалось знаком благосклонности премьер-министра[8]

Таким образом, у Петра Аркадьевича была достаточно четкая концепция реформы

на основе опыта в Ковно, Гродно, Саратове. Ложь, что у него не было

сложившихся взглядов на аграрные преобразования при приезде в Санкт-

Петербург. Другое дело, что эта концепция совпадала с мнением многих

компетентных людей и вытекала из самой жизни.

Когда мы говорим, допустим, "гайдаровская реформа", никто не подразумевает,

что Е. Т. Гайдар выдумал что-то принципиально новое. Имеется в виду

человек, который взял на себя ответственность за решительные действия.

Точно так же выражение "ельцинские" или "горбачевские" реформы ни у кого из

разумных людей ассоциируется с Б. Ельциным и М. Горбачевым как с

непосредственными авторами реформ. Реформы почти всегда называются по имени

тех, кто принимает политические решения, - такова ирония судьбы.

2)Перед реформой: община и помещики.

Российская община (или, как говорили сами крестьяне, "общество", "мир")

была довольно необычным образованием. Все разговоры об исконно русской

вековой природе общины - по меньшей мере, недоказуемая теория. Есть

основания считать, что община стала преобладать после введения Петром I

подушной подати и принципа коллективной ответственности жителей каждой

деревни за его уплату. Отсюда пошли и периодические подушные переделы

(перераспределение) земли внутри общины. Так налоги драматически сказались

на судьбе России, и об этом уроке следовало бы помнить нынешним политикам.

С другой стороны, община в любой стране имела изначально и чисто

технологическую причину - необходимость объединения усилий для обработки

земли и решения других проблем. То есть по мере совершенствования аграрных

технологий община объективно должна была терять свое значение.

Наиболее характерные черты российской общины: чересполосица, круговая

порука (все отвечают по обязательствам одного), трехпольная система

земледелия, заставлявшая всех проводить сельскохозяйственные работы

одновременно. Пашня закреплялась за конкретным человеком (семьей), но

всегда был риск, что эту землю в будущем передадут другому хозяину, то есть

земля не была по настоящему своей. Удаленность жилья от обрабатываемой

земли, невозможность залога земли, малоземельность в результате быстрого

роста аграрного населения и многое другое сдерживало технический прогресс,

уничтожало стимулы к производительному труду. Во всем царствовала

уравниловка, которая не давала простора более смышленым и трудолюбивым

крестьянам, защищала лентяев и пьяниц. Все это сдерживало прогресс

сельского хозяйства и порождало застой.

В результате крестьянин с ненавистью смотрел на соседнего помещика и его

обширные земли, которые, в свою очередь, также искусственно охранялись

различными льготами и отсутствием реальных налогов, которые сделали бы

невозможным содержание огромных непродуктивных поместий (как это случилось

в других странах). В этом была трагическая ущербность всей системы

Земля каждой семье предоставлялась узкими полосками (до 8-10 и более) в

разных местах угодий данной общины, что, разумеется, существенно затрудняло

обработку.

В принципе, крестьянин имел теоретическое право выхода из общины в

результате реформы 1861 г., но только после выплаты выкупных платежей

помещикам в течение сорока девяти лет. То есть этот процесс должен был

завершиться только в 1912-1930 гг. Понятно, что людей, способных сразу

осуществить выкуп, оказалось немного. Кроме того, сама община всячески

сопротивлялась выходу из нее наиболее работящих и зажиточных крестьян, так

как в результате этого она значительно слабела.

Таким образом, общинное землепользование продолжало доминировать, а главные

недостатки общины заключались в сохранении малоэффективной системы

хозяйствования, отсутствии стимулов к повышению производительности труда,

ограничению индивидуальной свободы человека.

С другой стороны, община с ее круговой порукой и дисциплиной долгое время

казалась выгодной государству с точки зрения налогов, администрирования,

набора солдат, борьбы с неблагонадежными элементами и т. д. Отсюда же

популярный и сегодня аргумент о том, что община была якобы фактором

социальной стабильности. После реформы 1861 г. этот политический фактор

стал ослабевать, так как помещики лишились реальной власти в деревне, и у

государственной системы России выбили одну из подпорок.

Левые политики и либеральная интеллигенция до самого 1917 г. продолжали

идеализировать общину, но правящую верхушку страны в ее негативной роли в

целом убедили восстания, нарастающее малоземелье и обнищание крестьян,

явное отставание российского сельского хозяйства от Европы и США.

На начало двадцатого века в России существовало 12,3 млн. крестьянских

дворов. Из них на общинном праве было 9,2 млн. дворов (то есть подавляющее

большинство), на подворном праве - 2,8 млн. дворов, а еще 0,3 млн.

насчитывали казачьи дворы.

Разумеется, надо учитывать, что в Прибалтике и в целом в западных

губерниях, а также кое-где на юге община никогда не была столь уж

доминирующей. В родной для Петра Столыпина Ковенской губернии уже давно

была отчетливая тенденция к переходу на хуторную организацию сельского

хозяйства.

Слабела община и вблизи больших городов типа Москвы и Санкт-Петербурга, где

крестьяне в массовом порядке переходили к иным видам деятельности. Процесс

разложения общины имел и другие проявления: например, примерно 40% общин в

течение десятилетий не имели переделов, то есть земля фактически была

закреплена за отдельными семьями.

Однако в целом в России (особенно в центре) неповоротливая и неэффективная

община цепко опутывала гигантское большинство населения, а экономическая

отсталость России в значительной мере определялась именно чудовищной

отсталостью села. Две трети всей земли были в коллективном пользовании,

хотя в соседней Европе почти вся земля была уже частной. Абсолютно логично

было попытаться рывком перейти к современной и эффективной индустриальной

экономике, хотя понятно, что рывок не мог не быть болезненным.

Меня всегда поражала логика, при которой главная проблема российского

сельского хозяйства якобы была не в производительности труда, а в земельной

тесноте, в малоземелье. То есть все просто: дайте больше земли, и все

наладится. Об этом можно услышать и сегодня. На самом деле, это был

экстенсивный путь в "никуда". В той же России немецкие или чешские

колонисты получали на той же земле, в тех же экономических условиях

многократно лучшие результаты. Но община продолжала и продолжает

идеализироваться даже сегодня.

Например, научный сотрудник Л. И. Зайцева и в 1995 г. упорно доказывала,

что для спасения России в начале века надо было всемерно поддерживать и

развивать общину![9] Даже 80-90 лет спустя, имея перед собой опыт десятков

государств, наблюдая ужасающее состояние нашего сельского хозяйства после

создания искусственной псевдообщины в виде колхозов (на самом деле

государственных предприятий), у нас продолжают говорить, мягко говоря,

странные вещи.

Критика столыпинской аграрной реформы почти всегда включает заявления,

что община спасала от голода, что чересполосица давала крестьянам разные по

качеству и местоположению участки земли и спасала при чередовании

засушливых и дождливых годов, то есть недостатков вроде бы и нет. Все это

не убеждает и лишь свидетельствует об экономической безграмотности

критиков.

Наверное, какие-то позитивные черты были (например, реальная

взаимовыручка в тяжелое время). Как есть они в любой ситуации и у любого

явления, как, например, можно найти отдельные плюсы для людей даже при

самой жестокой диктатуре. Однако, с точки зрения экономики, община была в

тот период тормозом, камнем на ногах у русского народа. Община тянула

страну в прошлое, сдерживала развитие экономики.

Точно так же и сегодня переформированные колхозы с чуть подкрашенными

фасадами (название АО или ТОО мало что изменило) тормозят реформы в России

в конце двадцатого и начале двадцать первого века. Конечно, колхозы и

община имеют принципиально разную природу, но негативное влияние

сопоставимо. По сути, мы сегодня стоим перед теми же проблемами аграрной

реформы, но при почти полном отсутствии сельского населения, способного на

проявление инициативы и на энергичную работу.

К моменту начала столыпинской аграрной реформы большая часть всей

сельскохозяйственной земли принадлежала крестьянским общинам (138,7 млн.

десятин в Европейской России в 1905 г.), а вторая по размеру часть удобной

земли являлась частновладельческой (101,8 млн. десятин). Удельные земли

(императорской семьи), церковные и монастырские земли, городские и

посадские земли имели небольшой удельный вес (примерно 16 млн. десятин).

Львиная доля всех земель приходилась на казенные и кабинетные земли, но в

основном это были леса и неудобья.

Поэтому основными владельцами сельскохозяйственной земли были

помещики, причем в своей массе мелкие и средние, которые по объективным

причинам не были способны высокоэффективно вести хозяйство. Небольшие

имения чисто экономически не могли, как правило, стать эффективными

капиталистическими хозяйствами и прокормить владельцев.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10