Столыпин как реформатор

возражений, и он считает необходимым провести его в общем законодательном

порядке, а не по ст. 87 в виду сложности вопроса, не бесспорности некоторых

деталей, отсутствия необходимости спешки.

Хотя, разумеется, сам П.Столыпин хотел срочного проведения решений. Нельзя

буквально рассматривать слова об отсрочке принципиального решения

еврейского вопроса. Такой выход позволял всем сторонам спасти лицо.

11 декабря 1906 г. Николай П согласился с компромиссным вариантом:

"Царское Село. 11 декабря 1906 г.

Из предложенных вами способов я предпочитаю, чтобы резолютивная часть

журнала была переделана в том смысле - внести ли вопрос в Думу или

разрешить его в порядке ст. 87.

Это самый простой исход.

Приезжайте, когда хотите, я всегда рад побеседовать с вами.

Николай."

На законопроекте царь сделал краткую резолюцию. "Внести на рассмотрение

Государственной думы".

Законопроект поступил в Думу и был отдан на рассмотрение этого

"демократического" учреждения. Любопытно, что все три последующие Думы до

самой революции не нашли времени обсудить этот вопрос. Дело в том, что

левым было одинаково неприемлемо, как поддержать, так и отвергнуть

законопроект. Поддержка "реакционера и антисемита" Столыпина в решении

этого вопроса была немыслима, так как вопрос считали неразрешимым в

условиях самодержавия. Но выступить против этого также было нельзя, так как

выглядело бы так, что П.Столыпин пытается улучшить жизнь евреев, а либералы

противятся такому частичному улучшению. Крайне правые также не хотели

решать вопрос, но уже по другим мотивам.

Я полагаю, что полезно взвешенно смотреть на любой исторический период,

учитывая все факторы. Нельзя думать, что в России начала двадцатого

столетия были только погромы, махровые антисемиты и мракобесы. Очень многие

политические деятели, включая Столыпина, Витте, Коковцова противостояли

таким тенденциям, действовали суды, неизмеримо возросла свобода слова, люди

могли "проголосовать ногами" против системы, например, покинув страну.

Например, мало кто из наших современников помнит, чем закончилось

знаменитое "дело" М.М. Бейлиса (1874-1934 гг.). Он, как известно, был в

марте 1911 г. обвинен в ритуальном убийстве православного мальчика А.

Ющинского (6), что вызвало в стране волну антисемитизма. Но Киевское

охранное отделение получило через директора Департамента полиции приказ

Столыпина "собрать подробные сведения по делу об убийстве мальчика

Ющинского и сообщить подробно о причинах этого убийства и о виновных в

нем". Столыпин не поддался общей истерии, не верил в ритуальное убийство и

потому желал, чтобы были найдены настоящие преступники.

Известно также, что на телеграмму киевского губернатора А.Ф. Гирса от 13

апреля 1911 г. о том, что среди правых организаций растет убеждение, что

правительство прикрывает убийство Ющинского, в тот же день от имени П.

Столыпина ответил товарищ министра П.Г. Курлов. Он ответил, что властям

надо принять решительные меры для поддержания порядка и любой ценой

избежать погрома. Департамент полиции послал в Киев детективов и в целом

действовал энергично. Петр Аркадьевич был в курсе событий и требовал

беспристрастного следствия.

Как бы то ни было, суд "черносотенной" России оправдал М.М. Бейлиса (как

оправдывал и многих революционеров), он смог эмигрировать в США и спокойно

прожил там еще 20 лет. Зато почти всех участников процесса со стороны

обвинения после революции уничтожили. Бредовой мне кажется идея историка Г.

Рябова о том, что дело Бейлиса организовали как часть заговора против П.

Столыпина, а когда он не внял предупреждению, его убили.

Возьмем другой вопрос - убийства депутатов-кадетов М.Я. Герценштейна и Г.Б.

Иоллоса, приписываемые как советскими, так и некоторыми нынешними

исследователями правым. Других серьезных "актов политического терроризма"

со стороны "черносотенцев" никто назвать не может, хотя на другой чаше

весов тысячи громких убийств со стороны революционеров. Однако виновность

какой-либо черносотенной или правой организации в этих убийствах никогда и

никем не была подтверждена. Напротив, все больше западных ученых с

удивлением отмечают полное отсутствие фактов "правого террора".

Но меня занимает не это. Допустим, у вас сожгли имение, убили

родственников, вы с женой и детьми едва унесли ноги от подстрекаемой

революционерами кровожадной толпы, а с трибуны Госдумы вы слышите циничные

слова депутата М.Я. Герценштейна об "иллюминациях", имея в виду пылающие

усадьбы. Дословно он сказал: "Надо дать мужикам землю, если вы не хотите,

чтобы иллюминация дворянских усадеб продолжалась".

Эти слова стали известны всей России, и многими жертвами погромов

воспринимались болезненно. Всегда найдется человек, который пустит пулю в

лоб за такое издевательство и подстрекательство к насилию. Дело здесь вовсе

не в антисемитизме. Тем не менее, эти убийства Герценштейна и Иоллоса

бездоказательно приписали правым организациям. Кстати, как показала

история, после передачи в 1917 г. всей земли крестьянам, жечь и грабить

усадьбы стали гораздо больше.

Отношение П. Столыпина к еврейскому вопросу наглядно характеризует история

с "Протоколами сионских мудрецов", о которой поведал его сын Аркадий , а

также историки Рууд и Степанов в своей серьезной книге "Фонтанка 16".

Русский текст "Протоколов" под редакцией С.Г. Нилуса появился в 1905 г. как

приложение к его книге и произвел потрясающее впечатление на российское

общество. В результате первой революции многие люди искренне были склонны

искать корни проблем в мировом сионистском заговоре. Особенно учитывая

значительную еврейскую прослойку в среде революционеров. Любопытно, что

цензура не разрешила тогда С.Г. Нилусу опубликовать "протоколы" отдельной

книгой, так как это могло вызвать антиеврейские насильственные действия.

Рукопись запустили в России в оборот через, как говорит А. Столыпин,

"наивного и благочестивого" С.Г. Нилуса, введенного в заблуждение

комбинаторами. Самого С.Г. Нилуса он ни в чем не винит, хотя тот сыграл

крайне неблаговидную роль. Факт остается фактом и "Протоколы" подогревали

антисемитские настроения, усиливали конфронтацию в обществе. Характерно,

что сын Нилуса Сергей в 1940 г. вызвался помогать палачу Альфреду

Розенбергу "разбираться" с евреями в Польше.

Всего было шесть изданий в России до 1917 г. Самое первое издание

протоколов было в правой газете "Знамя" в 1903 г. После издания С.Г. Нилуса

в 1905 г. появилось еще одно анонимное издание, а в 1906 г. их опубликовал

видный член Союза русского народа людей Г. Бутми в своей антисемитской

книге. В 1911 г. и в 1917 г. С.Г. Нилус дважды перепечатал "протоколы" в

типографии Троицко-Сергиевского монастыря (!).

В 1906 г. "протоколы" дошли до царя, который отнесся к ним с доверием.

П.Столыпин как министр внутренних дел в 1906 г. назначил комиссию по

расследованию дела о происхождении этого "произведения". Эта комиссия

(жандармские офицеры Мартынов и Васильев) провела кропотливую работу и

сделала вывод, что фальсифицированные "Протоколы" впервые появились в

Париже в антисемитских кругах на французском языке в 1897-1898 гг.

По одной из версий этот текст попал в руки полицейского офицера полковника

П.И. Рачковского , который решил использовать его в целях политической

борьбы. Такой документ мог бы помочь разжигать ненависть в отношении евреев

и, следовательно, революционеров. Другие источники говорят о том, что это

было сделано какими-то другими полицейскими агентами в Париже.

Петр Аркадьевич поехал с докладом о фальшивке к царю и сообщил ему, что

намерен официально запретить распространение "Протоколов" в России. Царь

был потрясен. Видимо, он поверил в фальсификацию, или, по крайней мере,

допускал возможность мирового еврейского заговора. Эта теория объясняла

революцию и отвлекала внимание от очевидных изъянов политической системы

России.

Но методы полковника Рачковского (9) его глубоко возмутили, и он одобрил

доклад премьер-министра. "Избавьтесь от протоколов. Невозможно защищать

святое грязными методами", сказал Николай. "Протоколы" были запрещены, и

больше не могли открыто публиковаться. Не все в обществе согласились с

версией о подделке, но дело заглохло, и большого распространения

"Протоколы" в России не получили. Тот факт, что в 1907-1910 гг. не было ни

одного издания, говорит сам за себя.

Другое официальное расследование по указанию Столыпина было проведено в

1908 г. шефом петербургской охранки К.И. Глобачевым. Этот офицер дал

разъяснения В.Л. Бурцеву в 1934 г. и подтвердил, что "протоколы" были

сфабрикованы агентами охранки в Париже в 1896-1900 гг., а в 1905 г. были

переданы царю с помощью Д.Ф. Трепова и В.Ф. Джунковского.

Далее А. Столыпин сообщает, что после первой мировой войны "протоколы"

массовыми тиражами распространялись в Западной Европе и за океаном, их

использовал Гитлер. Между тем, позднее выяснилось, что протоколы были

составлены фальсификаторами на основе книги Мориса Жоли "Диалог в аду между

Макиавелли и Монтескье" (1864 г., Брюссель), который выступил праотцом

политической фантастики. В России некоторые деятели думали, что "протоколы"

приведут к патриотическому подъему и объединят народ вокруг царя.

Фальшивка стала, на самом деле, оружием в борьбе с антисемитизмом, а П.

Столыпин проявил взвешенность и трезвость еще в то время, когда вся история

еще не была известна. Официальные власти России никогда не занимались

распространением "протоколов". Все появившиеся позже мифы, в которых вина

за распространение и создание "Протоколов", возлагалась на власть, можно

выкинуть на свалку истории.

Именно при П. Столыпине расцвела еврейская печать в России. Например,

появился журнал "Еврейская старина", была издана шестнадцатитомная

Еврейская энциклопедия, которую переиздали только в 1990-е годы.

Действовало Еврейское историко-этнографическое общество, иные общественные

и политические организации. На фоне государственного антисемитизма и

погромов постепенно шли процессы, которые могли привести к созданию иной

России. К сожалению, тогда это не удалось. Не успели.

Поэтому упреки П. Столыпину в том, что он не решил еврейский вопрос,

выглядят несправедливыми. Он сделал все, что мог. Он, по крайней мере,

старался, а другие молчали и ничего не делали. Упреки в махровом

антисемитизме не выдерживают критики.

Трагическая ирония судьбы заключается в том, что убил П. Столыпина молодой

и образованный еврей Дмитрий Богров. Именно еврей, так как настоящим

революционером или агентом охранного отделения он не был. Пользы своим

поступком он никому не принес, а последний шанс у России отнял.

Осенью 1906 г. П.Столыпин говорил своему знакомому и соратнику С.Н.

Сыромятникову: "Евреи бросают бомбы. А вы знаете, в каких условиях живут

они в Западном крае? Вы видели еврейскую бедноту?" (10) Антисемит так

сказать не мог.

Еще в Саратове П.А. Столыпин обсуждал вопрос еврейских погромов со своим

сотрудником В.А. Скрипицыным и тогда он, в частности, сказал: "Я, конечно,

погромов не допущу. И в порыве справедливого даже недовольства, нельзя

забывать неправильность меры всех на один аршин. Нельзя заставлять страдать

ни в чем невиновных за виновных. Я знаю, чем вызываются всякие самосуды.

Это выплеск кипятка из наполненной до краев чаши, порыв пара,

непредусмотрительно закрытого, которому не дано естественного выхода. Я,

как русский, верен родному национализму (в то время еще не было

национальной партии), но я именно потому, что русский, не могу быть

ненавистником инородцев, в том числе и евреев. Это будет противно и нашей

религии, и природе русского человека. Она добрая ко всем, снисходительная,

уживчивая. Разве не так?"

Скрипицын ответил: "Нет, именно так. Нам заповеданы любовь и прощение.

Народ и преступника называет несчастненьким и сует ему свою трудовую

копейку".

Нам пора отказаться от советских стереотипов и мифов.

III..Заключение.

1.На смерть Столыпина.[41]

Мы потеряли Столыпина, но оценить все последствия этой потери сейчас

слишком трудно, однако же, для понимания момента необходимо вспомнить, кто

такой был Столыпин и чем он был ценен.

Прежде всего, Столыпин был искренним, убежденным и горячим сторонником

народного представительства; в своей деятельности он одинаково горячо и

энергично отстаивал народное представительство от тех опасностей, которые

грозили ему слева, со стороны революционного натиска, и в этом смысле акт 3

июня, передавший работу народного представительства в руки спокойных,

умеренных элементов, привыкших к созидательной работе в учреждениях

земского и городского самоуправления, был актом спасительным для самой идеи

народного представительства.

Но когда революционная война улеглась, правительство оправилось и

почувствовало, что материальная сила у него снова в руках, то народному

представительству стала грозить опасность гораздо более страшная - со

стороны реакционных кругов. Замечательна пометка, сделанная Столыпиным на

письме известного раскаявшегося революционера Льва Тихомирова, писавшего

ему о том, что можно было бы, воспользовавшись моментом успокоения,

законодательные учреждения превратить в законосовещательные. Столыпин на

этом письме сделал пометку, что это была бы "злая провокация ".

Искренний сторонник народного представительства, Столыпин в то же время был

истинным демократом, так как полагал, что твердою основою государственных

начал в народных массах должно быть обеспеченное благоустроенное

крестьянство. В этом направлении Столыпиным был частью проведен, частью

предпринят ряд серьезнейших мер. Достаточно указать на широкое развитие

ссудо-сберегательных товариществ и касс, а вместе с тем на такие

законопроекты, как законопроекты о поселковом и волостном самоуправлении.

Было время, когда либерально просвещенные круги русского общества,

увлеченные организацией и устройством мелкой земской единицы, страстно

этого добивались, а дореформенные административные власти всеми силами

этому противодействовали. Столыпин же сам внес эти законопроекты в

законодательные учреждения.

Столыпин был другом религиозной свободы: им внесены были в Государственную

думу законопроекты, обеспечивающие свободное исповедание веры, свободный

переход из одного вероисповедания в другое, старообрядческий законопроект.

Если Столыпину не удалось провести эти законопроекты в жизнь, то, во всяком

случае, в административной области дух и смысл этих законопроектов был

широко использован.

Огромной важности дело выло, совершено Столыпиным в области государственной

обороны. Если взять состояние государственной обороны пять лет назад и

положение этого дела в настоящую минуту, то между этими моментами нет

ничего общего, так много работы здесь произведено. Но это могло быть

сделано при том обязательном условии, что народные представители и глава

правительства идут совершенно дружно, не щадя усилий и труда.

Столыпин любил Россию. Лица, близко его знавшие, обращали внимание на то,

что когда он произносил его таким тоном, каким говорят о глубоко и нежно

любимом существе. Всех поражала его изумительная всегдашняя готовность не

только безгранично работать, но жертвовать собой для блага Родины.

Не всегда мы были с ним единомышленны, да и широкая своеобразная натура П.

А. Столыпина не укладывалась в рамки существующих партийных взглядов.

Поэтому, работая согласно с ним или расходясь с ним во взглядах, мы всегда

уважали и ценили его глубокую искренность и благородство убеждений.

В последнее время обнаружился совершенно ясный план охоты против Думы и

Столыпина.

Столыпина нет, текущая действительность заволакивается какой-то серой

пеленой, а на горизонте вспыхивают зарницы, и что даст нам ближайшее

будущее, предугадать трудно, но теперь больше, чем когда-нибудь, нужно

беречь народное представительство и в ряды народных представителей не

вводить тех людей, которые своей политической деятельностью вели эту идею к

гибели".

Жаль, что Петр Аркадьевич не успел завершить все задуманное на благо

России. Жаль, что нельзя пожать его мужественную руку. Жаль, что таких

людей нет сегодня у нас в России.

20 сентября 1909 г. П. Столыпин написал: "Я не переоцениваю себя и хорошо

сознаю, что трачу лишь капитал, собранный предками и нам завещанный:

безграничную любовь и преданность Царю и безграничную веру в Россию... Это

- сокровище неисчерпаемое, которое нерасточимо, но о котором легко

забывают.

Каждого, который к нему прикасается и в нем черпает, ждет удача.

Вот почему мне всегда как-то совестно слушать похвалы. Но по той же причине

я хорошо сознаю, что источник сочувствия ко мне некоторых русских людей не

во мне самом, а в общности наших русских чувств".

2.Историческая роль Столыпина[42]

Что ценили в Столыпине? Мне кажется, не программу, а человека; вот этого

"воина", вставшего на защиту, в сущности, Руси. После долгого времени,

долгих десятилетий, когда русские "для успехов по службе просили переменить

свою фамилию на иностранную" (Известная насмешка Ермолова), явился на

вершине власти человек, который гордился тем именно, что он русский и хотел

работать с русскими. Это не политическая роль, а скорее культурная. Все

большие дела решаются обстановкою; всякая вещь познается из ее мелочей.

Хотя, конечно, никто из русских "в правах" не обделен, но фактически так

выходит, что на Руси русскому теснее, чем каждому инородцу или иностранцу;

и они не так далеки от "привилегированного" положения турок в Турции,

персов в Персии. Не в этих размерах, уже "окончательных", но приближение

сюда - есть. Дело не в голом праве, а в использовании права. Робкая история

Руси приучила "своего человека" сторониться, уступать, стушёвываться;

свободная история, притом исполненная борьбы, чужих стран, других

народностей, приучила тоже "своих людей" не только к крепкому отстаиванию

каждой буквы своего "законного права", но и к переступанию и захвату чужого

права. Из обычая и истории это перешло, наконец в кровь, как из духа нашей

истории это тоже перешло в кровь. Вот это-то выше и главнее законов. Везде

на Руси производитель - русский, но скупщик - нерусский, и скупщик

оставляет русскому производителю 20 проц. стоимости сработанной им работы

или выработанного им продукта. Судятся русские, но в 80 проц. его судят и

особенно защищают перед судом лица не с русскими именами. Везде русское

население представляет собою темную глыбу, барахтающуюся и бессильную в

чужих тенетах. Знаем, что все это вышло "само собою", даже без ясных

злоупотреблений; скажем - вышло беспричинно. Но в это "само собою" давно

надо было начать вглядываться; и с этою "беспричинностью" как-нибудь

разобраться. Ничего нет обыкновеннее, как встретить в России скромного,

тихого человека, весь порок которого заключается в отсутствии нахальства и

который не находит никакого приложения своим силам, способностям, нередко

даже таланту, не говоря о готовности и прилежании. "Все места заняты", "все

работы исполняются" людьми, которые умеют хорошо толкаться локтями. Это

самое обычное зрелище; это зрелище везде на Руси. Везде русский

отталкивается от дела, труда, должности, от заработка, капитала,

первенствующего положения и даже от вторых ролей в профессии, производстве,

торговле и оставляется на десятых ролях и в одиннадцатом положении. Везде

он мало-помалу нисходит к роли "прислуги" и "раба"... незаметно, медленно,

"само собою" и, в сущности, беспричинно, но непрерывно и неодолимо. Будущая

роль "приказчика" и "на посылках мальчика", в своем же государстве, в своей

родной земле, невольно вырисовывается для русских. Когда, в то же время,

никто русским не отказывает ни в уме, ни в таланте. Но "все само собою так

выходит"... И вот против этого векового уже направления всех дел встал

большой своей и массивной фигурой Столыпин, за спиной которого засветились

тысячи надежд, пробудилась тысяча маленьких пока усилий... Поэтому, когда

его поразил удар, все почувствовали, что этот удар поразил всю Русь; это

вошло не основною частью, но это вошло очень большою частью во впечатление

от его гибели. Вся Русь почувствовала, что это ее ударили. Хотя главным

образом вспыхнуло чувство не к программе, а к человеку.

На Столыпине не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и

трудная для политического человека. Тихая и застенчивая Русь любила самую

фигуру его, самый его образ, духовный и даже, я думаю, физический, как

трудолюбивого и чистого провинциального человека, который немного неуклюже

и неловко вышел на общерусскую арену и начал "попровинциальному", по-

саратовскому, делать петербургскую работу, всегда запутанную, хитрую и

немного нечистоплотную. Так ей "на роду написано", так ее "мамка ушибла".

Все было в высшей степени открыто и понятно в его работе; не было "хитрых

петель лисицы", которые, может быть, и изумительны по уму, но которых никто

не понимает, и в конце концов все в них путаются, кроме самой лисицы. Можно

было кое-что укоротить в его делах, кое-что удлинить, одно замедлить,

другому, и многому, дать большую быстроту; но Россия сливалась сочувствием

с общим направлением его дел - с большим, главным ходом корабля, вне

лавирования отдельных дней, в смысле и мотивах которого кто же разберется,

кроме лоцмана. Все чувствовали, что это - русский корабль и что идет он

прямым русским ходом. Дела его правления никогда не были партийными,

групповыми, не были классовыми или сословными; разумеется, если не

принимать за "сословие"- русских и за "партию" - самое Россию; вот этот

"средний ход" поднял против него грызню партий, их жестокость; но она, вне

единичного физического покушения, была бессильна, ибо все-то чувствовали,

что злоба кипит единственно оттого, что он не жертвует Россиею - партиям.

Он мог бы составить быстрый успех себе, быструю газетную популярность, если

бы начал проводить "газетные реформы" и "газетные законы", которые известны

наперечет. Но от этого главного "искушения" для всякого министра он

удержался, предпочитая быть не "министром от общества", а министром "от

народа", не реформатором "по газетному полю", а устроителем по

"государственному полю". Крупно, тяжело ступая, не торопясь, без

нервничанья, он шел и шел вперед, как саратовский земледелец, - и с

несомненными чертами старопамятного служилого московского человека, с этою

же упорною и не рассеянною преданностью России, одной России, до ран и

изуродования и самой смерти. Вот эту крепость его пафоса в нем все оценили

и ей понесли венки: понесли их благородному, безупречному человеку,

которого могли ненавидеть, но и ненавидящие бессильны были оклеветать,

загрязнить, даже заподозрить. Ведь ничего подобного никогда не раздалось о

нем ни при жизни, ни после смерти; смогли убить, но никто не смог сказать:

он был лживый, кривой или своекорыстный, человек. Не только не говорили, но

не шептали этого. Вообще, что поразительно для политического человека, о

которых всегда бывают "сплетни", - о Столыпине не было никаких сплетен,

никакого темного шепота. Всё дурное... виноват, всё злобное говорилось

вслух, а вот "дурного" в смысле пачкающего никто не мог указать.

Революция при нем стала одолеваться морально, и одолеваться в мнении и со

знании всего общества, массы его, вне "партий". И достигнуто было это не

искусством его, а тем, что он был вполне порядочный человек. Притом - всем

видно и для всякого бесспорно. Этим одним. Вся революция, без "привходящих

ингредиентов", стояла и стоит на одном главном корне, который, может, и

мифичен, но в этот миф все веровали: что в России нет и не может быть

честного правительства; что правительство есть клика подобравшихся друг к

другу господ, которая обирает и разоряет общество в личных интересах.

Повторяю, может быть, это и миф, наверно - миф; но вот каждая сплетня,

каждый дурной слух, всякий шепот подбавлял "веры в этот миф". Можно даже

сказать, что это в общем есть миф, но в отдельных случаях это нередко

бывает правдой. Единичные люди - плакали о России, десятки - смеялись над

Россией. Это произвело общий взрыв чувств, собственно русских чувств, к

которому присосалась социал-демократия, попыталась их обратить в свою

пользу и частью действительно обратила. "Использовала момент и массу в

партийных целях". Но не в социал-демократии дело; она "пахала", сидя "на

рогах" совсем другого животного. Как только появился человек без "сплетни"

и "шепота" около него, не заподозренный и не грязный, человек явно не

личного, а государственного и народного интереса, так "нервный клубок",

который подпирал к горлу, душил и заставлял хрипеть массив русских людей,

материк русских людей, - опал, ослаб. А без него социал-демократия, в

единственном числе, всегда была и останется для России шуткой. "Покушения"

могут делать; "движения" никогда не сделают. Могут еще многих убить, но это

- то же, что бешеная собака грызет угол каменного дома. "Черт с ней" - вот

все о ней рассуждение.

За век и даже века действительно "злоупотреблений" или очень яркой глупости

огромное тело России точно вспыхнуло как бы сотнями, тысячами остро болящих

нарывов: которые не суть смерть и даже не суть болезнь всего организма, а

именно болячки, но буквально по всему телу, везде. Можно было вскрывать их:

и века пытались это делать. Вскроют: вытечет гной, заживет, а потом тут же

опять нарывает. Все-таки революция промчалась не напрасно: бессмысленная и

злая в частях, таковая особенно к исходу, при "издыхании" (экспроприации,

убийства), она в целом и особенно на ранней фазе оживила организм, быстрее

погнала кровь, ускорила дыхание, и вот это внутреннее движение, просто

движение, много значило. Под "нарывным телом" переменилась постель,

проветрили комнату вокруг, тело вытерли спиртом. Тело стало крепче, дурных

соков меньше - и нарывы стали закрываться без ланцета и операции. Россия

сейчас несомненно крепче, народнее, государственнее, - и она несомненно

гораздо устройчивее, против других держав и инородцев, нежели не только в

пору Японской войны, но и чем все последние 50 лет. Социально и общественно

она гораздо консолидированнее. Всего этого просто нельзя было ожидать, пока

текли эти нечистые 50 лет, которые вообще можно определить как полвека

русского нигилизма, красного и белого, нижнего и верхнего. Русь

перекрестилась и оглянулась. В этом оздоровлении Столыпин сыграл огромную

роль - просто русского человека и просто нравственного человека, в котором

не было ни йоты ни красного, ни белого нигилизма. Это надо очень отметить:

в эпоху типично нигилистическую и всеобъемлюще нигилистическую, - Столыпин

ни одной крупинкой тела и души не был нигилистом. Это очень хорошо

выражается в его красивой, правильной фигуре; в фигуре "исторических тонов"

или "исторического наследства". Смеющимся, даже улыбающимся я не умею его

себе представить. Очень хорошо шло его воспитание: сын корпусного

командира, землевладелец, питомец Московского университета, губернатор, -

он принял в себя все эти крупные бытовые течения, все эти "слагаемые

величины" русской "суммы", без преобладания которой-нибудь. Когда он был в

гробу так окружен бюрократией, мне показалось - я не ошибался в чувстве,

что вижу собственно сраженного русского гражданина, отнюдь не бюрократа и

не сановника. В нем не было чванства; представить его себе осыпанным

орденами - невозможно. Всё это мелочи, но характерна их сумма. Он занят был

всегда мыслью, делом; и никогда "своей персоной", суждениями о себе,

слухами о себе. Его нельзя представить себе "ожидающим награды". Когда я

его слыхал в Думе, ложилось впечатление: "Это говорит свой среди своих, а

не инородное Думе лицо". Такого впечатления не было от речи Горемыкина, ни

других представителей власти. Это очень надо оттенить. Он весь был

монолитный, громоздкий; русские черноземы надышали в него много своего

воздуха. Он выступил в высшей степени в свое время и в высшей степени

соответственно своей натуре: искусственность парламентаризма в применении к

русскому быту и характеру русских как-то стушевалась при личных чертах его

ума, души и самого образа. В высшей степени многозначительно, что первым

настоящим русским премьером был человек без способности к интриге и без

интереса к эффекту, - эффектному слову или эффектному поступку. Это -

"скользкий путь" парламентаризма. Значение Столыпина, как образца и

примеpa, сохранится на многие десятилетия; именно как образца вот этой

простоты, вот этой прямоты. Их можно считать "завещанием Столыпина" и

завещание это надо помнить. Оно не блестит, но оно драгоценно.

Конституционализму, довольно-таки вертлявому и иногда несимпатичному на

Западе, он придал русскую бороду и дал русские рукавицы. И посадил его на

крепкую русскую лавку, - вместо беганья по улицам, к чему он на первых

шагах был склонен. Он незаметно самою натурою своею, чуть-чуть

обывательскою, без резонерства и без теорий, "обрусил" парламентаризм: и

вот это никогда не забудется. Особенно это вспомнится в критические эпохи,

- когда вдруг окажется, что парламентаризм у нас гораздо рациональнее и,

следовательно, устойчивее, гораздо больше "прирос к мясу и костям", чем это

можно вообще думать и чем это кажется, судя по его экстравагантному

происхождению. Столыпин показал возможный единственный путь парламентаризма

в России, которого ведь могло бы не быть очень долго, и может, даже никогда

(теория славянофилов; взгляд Аксакова, Победоносцева, Достоевского,

Толстого); он указал, что если парламентаризм будет у нас выражением

народного духа и народного образа, то против него не найдется сильного

протеста, и даже он станет многим и наконец всем дорог. Это - первое

условие: народность его. Второе: парламентаризм должен вести постоянно

вперед, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней,

мириад этих дел. Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь

долго и далеко; но если изменить хотя одно крыло, он упадет. Россия

решительно не вынесет парламентаризма ни как главы из "истории

подражательности своей Западу", ни как расширение студенческой "Дубинушки"

и "Гайда, братцы, вперед"... В двух последних случаях пошел бы вопрос о

разгроме парламентаризма: и этого вулкана, который еще горяч под ногами, не

нужно будить.

IV.Список используемой литературы.

1)Б.Г.Федоров Петр Столыпин: «Я верю в Россию» в 2т.624\274с.; С.Петербург,

Лимбус

Пресс 2002 г.

2)С. Рыбас, Л. Тараканова «Жизнь и смерть Столыпина» 237с. М.Патриот Москва

1991г.

3)В.В Казарезов «О Петре Аркадьевиче Столыпине» 96с. Москва, Агропромиздат

1991г.

4) В.В. Розанов с. г. «Новое время» от. 8 октября 1911 г.

5)Зырянов П.Н. Пётр Столыпин. Политический портрет. М., 1992.г.

6) Степанов В. Л. Н. X. Бунге. Судьба реформатора. М, РОССПЭН, 1998г.

7)Столыпин П.А. Речи 1906-1911 Нью-Йорк,1990г.

8) Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991г.

9) Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991г.

10) Кофод К. А. 50 лет в России М.,1997г.

11) Зайцева Л. И. Аграрная реформа П. А. М., 1995

12) Шульгин В. В. Размышления. Две старых тетради. - Неизвестная Россия XX

век. -

Историческое наследие, книга 1. 1992

13Николай Романов об убийстве П.А.Столыпина //Красный архив.1929г

Т.4,5,6.(35)

14) Ruud С. A., Stepanov S. A. Fontanka 16. Montreal, 1999. P. 278.

15) В.В. Розанов, г. «Новое время», 8 октября 1911 г

16)Бок М.П.Воспоминание о моем отце П.А.Столыпин. Нью-Йорк,1953 репринт

М.,1992.г

-----------------------

[1] Таблица составлена по материалам книги Зырянов П.Н. «Пётр Столыпин.

Политический портрет.» М., 1992.

[2] Из телеграммы крестьянина П. Зоркина из Саратовской губернии на смерть

П. А.Столыпина.

[3]К соавторам следовало бы привлечь и министра финансов и реформатора Н.

X. Бунге, который внес большой вклад в подготовку реформ; см.: Степанов В.

Л. Н. X. Бунге. Судьба реформатора. М, РОССПЭН, 1998.

[4] Крыжановский С. Е. Воспоминания. С. 215.

[5]Бок М. П. П. А. Столыпин. С. 64.

[6] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 76.

[7] Подробнее о скандале с В. И. Гурко см.: Лурье Л., Хитрое А. Лидвалиада.

Корни российской коррупции // Родина. 2000. Июнь.С.34-36.

[8] Кофод К. А. 50 лет в России. С. 233.

[9] Зайцева Л. И. Аграрная реформа П. А. Столыпина в документах и

публикациях конца XIX - начала XX века. М., 1995. С. 81

[10] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 79.

[11] Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991

[12] Огановский Н.П. Революция наоборот. Пг. 1917. С. 27.//

[13]Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 147.

[14]Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 149-150.

[15] Там же. С. 149.

[16] Там же. С. 149-150.

1 Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991. С. 89.

[17] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 213.

[18] ЦГИАЛ, ф. 1291, оп.121. 1916 г. д. 57. Сведения о выходе из общины по

донесениям губернаторов. Л. 586.

[19] Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991. С

[20] Вопросы истории. 1997. № 7. С. 82.

[21]Кофод К. А. 50 лет в России. С. 219. Кривошеий К. А. Александр

Васильевич Кривошеий. С. 111.

[22] Кофод К. А. Там же. С. 323.

[23] Шульгин В. В. Размышления. Две старых тетради. - Неизвестная Россия

XX век. - Историческое наследие, книга 1. 1992. С. 325.

[24]Казарезов В.В. Столыпин: история и современность. Новосибирск, 1991.

С.43.

[25] РГИА. Ф. 1291, оп. 84, д. 304 - 1910, л. 19-19 об.

[26] Зырянов П. Петр Столыпин. С. 31-32.

[27] Красный архив. 1924. Т. 5. С. 104.

[28] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 57

[29] Столыпин П. А. Речи 1906-1911. С. 78.

[30]Красный архив. 1926. Т. 6 (19). С. 217.

[31] Красный архив. 1926. Т. б (19).

[32] Красный архив. 1926. Т. 6 (19).

[33] Красный архив. 1926. Т. б (19).

[34] Красный архив. 1924. Т. 5. С. 105.

[35] Шульгин В. В. Что нам в них не нравится. СПб., 1992. С.264-265.

[36] Зырянов П. Петр Столыпин. С. 36.

[37] Ruud С. A., Stepanov S. A. Fontanka 16. Montreal, 1999. P. 278.

[38] Крыжановский С. Е. Воспоминания. С. 150.

[39] Там же. С. 151.

[40] Речь А.И.. Гучкова.

[41] В.В. Розанов «Новое врем», 8 октября 1911 г

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10