Средневековый религиозный дуализм

многих из них равнодушии к вопросам морали, и о других характерных для них

взглядах. Перечислив те логические неувязки, которые Плотин нашел в учениях

гностиков, он заканчивает свой трактат метафорой, которая иллюстрирует

принципиальное отличие неоплатоников от гностиков, проявляющееся в

отношении тех и других к окружающему миру:

Иными словами: два человека живут в одном величественном доме: один

из них недоволен его конструкцией и его Архитектором, но, тем не

менее, не желает его покинуть; другой не жалуется, считает, что

Архитектор был абсолютно прав, и весело ждет того дня, когда он

сможет покинуть этот дом, ибо он ему больше будет не нужен;

недовольный воображает себя умнее и полагает, что он более готов к

тому, чтобы покинуть этот дом, потому что он научился повторять, что

стены — это всего лишь бездушные камень и дерево и поэтому это место

никогда не сможет стать настоящим домом; он не понимает, что

отличается от спокойного жильца только тем, что не может примириться

с неизбежностью. До тех пор, пока мы обладаем телами, мы должны

населять места, приготовленные для нас могучим и творящим безо

всякого усилия создателем — нашей доброй сестрой Душой (Всеобщей

Душой) с ее огромной созидательной силой.1

б) СОЧИНЕНИЯ ГНОСТИКОВ

Долгое время сведения об учении гностиков можно было почерпнуть только из

сочинений христианских писателей, которые их критиковали и всячески ругали.

По этим сочинениям трудно составить объективное мнение о воззрениях

гностиков, поскольку, движимые желанием опорочить оппонентов и врагов

церкви, христианские епископы могли искажать их мысли и высказывания, и

даже приписывать им то, чего они не говорили и не писали.

Поэтому, по-настоящему углубиться в проблему, познакомиться с воззрениями

гностиков стало возможно после открытия в 1945 году в Египетском городе Наг-

Хаммади библиотеки христиан-гностиков, найденной на месте древнего

Хенобоскиона в Верхнем Египте. В III - IV вв. христианские группы, жившие в

этом районе, собрали свои "священные" книги, отражавшие основные положения

их учения и наиболее ими чтимые. Интересно отметить, что это собрание

относится примерно к тому же времени, что и канонический список Ветхого и

Нового заветов на греческом языке, составленный в Нижнем (Северном) Египте.

Возможно, в противовес ортодоксальным христианам, египетские христиане-

гностики решили отобрать свой "канон".

Произведения, найденные в Хенобоскионе, относятся к разным жанрам.

Здесь есть рассуждения о происхождении мира, догматические трактаты,

диалоги, апокалипсисы, наконец, евангелия. Гностическая литература из

Хенобоскиона написана на коптском языке. Но это не оригиналы, а переводы

более ранних греческих текстов.

Существование библиотеки христианских гностиков в Египте не случайно: в

этой римской провинции начиная примерно со второй четверти II в. было

довольно много замкнутых христианских общин, живших преимущественно в

Верхнем Египте - в районе Ахмима, Асьюта, Хенобоскиона.

В начале своего распространения в Египте христианство проникает, по-

видимому, прежде всего в Александрию - крупнейший город и порт. Со II в. к

христианству стали примыкать и египтяне - жители отдаленных сельских

местностей. Распространение христианства, часто именно в его гностическом

понимании, среди сельских жителей Египта было связано с особенностями их

положения, с теми пассивными формами борьбы, которые они применяли против

власть имущих, с традициями египетских верований, оказавших влияние на

гностические учения.

Египет был присоединен к Риму в 30 г. до н. э. В наследство римлянам от

последних египетских царей, не способных вести сколько-нибудь действенную

политику, досталось расстроенное хозяйство. Оросительная система, без

которой невозможно было заниматься земледелием, находилась в плачевном

состоянии. Римские правители пытались восстановить и улучшить египетскую

ирригационную систему, но только для того, чтобы иметь возможность собирать

как можно больше податей с египетских крестьян. Египет был одним из

основных поставщиков хлеба в Рим и Италию. Сборщики податей не

останавливались ни перед чем, чтобы выколотить из земледельцев подати.

Бедность крестьян, преследование их за недоимки и бегство их в страхе перед

наказанием были явлениями массовыми. В одном из папирусов II в. сообщается,

что в каком-то селе "люди большей частью исчезли, ибо раньше в селе людей

было 85, теперь же [число их] уменьшилось до 10, а из них 8 человек ушло".

Уходили из деревень, не имея возможности уплатить подати, уходили, боясь

наказания за участие в стихийных выступлениях. Так, в другом папирусе (тоже

II в.) говорится об амнистии тем, кто бежал из родных мест из-за прошедшей

смуты и "тогдашней их нужды".

Куда было деваться беглецам? Они становились бродягами, нанимались в

батраки, попадали в кабальное рабство. Римские власти боролись с

бродяжничеством. Многие беглецы поэтому вступали в тайные религиозные

общины, селились в уединенных, труднодоступных местах. Среди таких общин

были и общины гностиков. Со II в. в Египте появляются первые монашеские

секты. 1

Именно в уединении они стремились "освободиться" от мира и обрести то

душевное состояние, которое позволило бы им достичь мистического "познания

божества". Конечно, далеко не все сложные построения гностиков об эманациях

божества, о плероме, эонах были доступны выходцам из египетских деревень.

Но поскольку египтянину II в. вся жизнь казалась злом и несчастием, идея

гностиков о том, что мир создан по ошибке или просто является творением

злых сил, была понятна многим людям того времени. В результате, с одной

стороны, близость некоторых представлений и выражений, которыми

пользовались христиане-гностики, к египетской религии и магии, а с другой

стороны, общие для населения всей Римской империи поиски нового пути

религиозного спасения приводили в ряды гностиков в Египте людей самого

разного социального положения. Сложный состав египетских групп христиан-

гностиков в известной мере отразился и на характере литературы, найденной в

Хенобоскионе. Здесь были и философские трактаты, и произведения,

сохранившие (хотя и в переосмысленном виде) древнюю христианскую традицию,

и сочинения, наполненные магическими формулами. Из-за недостатка места и

времени мы не можем рассмотреть все эти произведения, но остановимся на

некоторых из них.

Трактат о душе (Nag Hammadi, Codex II 6), приписываемый Симону Магу,

повествует о душе, которая утратила свою целостность и превратилась в

шлюху. Вначале душа наслаждается своею погруженностью в мир и с радостью

доверяется и отдается каждому, кто пожелает владеть ею. Однако постепенно

удовольствие сменяется мукой: ее любовники не оправдывают ее доверия,

предают и обманывают ее.

…наглецы перебрасывали ее друг другу и осквернили ее. Одни пользовались ею

насильно, другие же убеждали ее ложным даром. Одним словом, они оскверняли

ее. Она потеряла свою девственность и стала блудодействовать своим телом и

отдавалась каждому, думая о каждом, кто соединится с ней, что это ее муж.

Она познает вкус предательства и измены. Ее дети, зачатые «с кем попало»

рождаются уродами, поскольку они лишены причастности к полноте. Терзаемая

стыдом и раскаянием, она впервые вспоминает или, скорее, догадывается о

том, что заслуживает большего и ее место не здесь. Она обращается

неизвестно к кому с просьбой спасти ее – и неожиданно для себя получает

ответ! Тогда она начинает томительно ждать спасителя, мучаясь сомнениями в

том, что она действительно получила ответ и, опасаясь не узнать его,

поскольку не помнит, как он выглядит. Она мечется, «подготавливая брачное

ложе». Однако когда спаситель приходит, в ней возникает воспоминание о

свете, который ее покинул, и она таинственным образом узнает его.

Соединившись вместе, они «становятся одной плотью». В этом заключается

вызволение из плена и воскресение из мертвых. Душа, говорит автор трактата,

женской природы и даже имеет матку, причем, «восстановление» ее

сопровождается выворачиванием матки изнутри наружу так, что она начинает

напоминать мужской половой орган. Образ этот зрительно ясен: поскольку

небесный спаситель, в отличие от земных любовников, овладевает душей

изнутри, то и влагалище должно быть обращено вовнутрь. Таким образом,

мужское и женское начала превращаются в единую сущность – андрогин,

восстанавливая былую целостность.1

Здесь выражена базовая идея: спасение обусловлено гносисом, который

является знанием особого рода, передающимся половым путем. Буквально,

спаситель «познает» душу и она принимает в себя дар гносиса – семя высшей

природы. Сексуальная (или, в более христианизированном варианте,

сельскохозяйственная) терминология подобного рода очень характерна для

гностических трактатов. Образ заблудшей души также универсален: в Гимне

Наассенов у Ипполита душа, заблудившись и став блудницей, погружается в

материю и входит в лабиринт, который уводит ее все дальше от истока всего.

Она становится «игрушкой в руках смерти». Согласно валентинианам, небесная

София, стремящаяся к гносису в своем желании «познать Отца», натыкается на

Предел, ограничивающий ее продвижение. На такой метафизический инцест

налагается запрет. Далее сюжет развивается аналогично: во время своего

блуждания по миру, душа бросается в объятия каждому представителю мужского

пола, полагая, что это ее брат, однако все они поступают с нею не по-

братски. Все сущности мужского пола, которые «пустили ее по кругу бытия»

слишком неродственны ей по природе, и именно это вызывает отторжение, ведет

к рождению ублюдков и дальнейшему расколу. Напротив, небесный спаситель

является ее подлинным братом, и благодаря этому они достигают полной

сексуальной гармонии и преодолевают множественность.

Евангелие Истины (Nag Hammadi, Codex 1 3) написано ярким, доступным и в

то же время высоким стилем. Это не обработка различных версий и сказаний, а

цельное произведение, созданное одним автором, скорее художественное, чем

религиозно-догматическое, своеобразная проповедь, рассчитанная прежде всего

на эмоциональное воздействие. Исследователи полагают, что Евангелие Истины

или было написано самим Валентином, или создано в кругу его ближайших

учеников. Текст, открытый в Хенобоскионе, представляет собой перевод с

греческого оригинала, который мог быть написан не позже 175 г.

Евангелие Истины повествует об Отце Истины и об Ошибке, которая

«не [...] из Отца … Она пала в Туман, закрывавший Отца, будучи

вовлечённой в приготовление Трудов, и Забвений, и Насилий, чтобы

через них она смогла завлечь тех, кто из Середины и захватить

их».1

Здесь мы уже видим и утверждение об отдельности мира света и мира тьмы,

Иисус же был послан в царство Забвения, чтобы просветить

«тех, кто из-за Забвения пребывали во тьме … Поэтому Ошибка всё

более гневалась на него, преследовала его, огорчала его (и) была

сведена к нулю. Он же был пригвождён к дереву, (и) он стал плодом

Познания Отца. Он, однако, не вызвал разрушения, так как был

съеден, но тех, кто ел его, он побудил возрадоваться открытию, и

он открылся им в себе самом, и они открыли его в себе».2

При этом Христос в Евангелии Истины Иисус не имеет человеческой природы,

его земное существование лишь видимость, подобие телесности. Находим мы

здесь и уже знакомую нам идею об изначальном предопределении людей к либо

спасению, либо к гибели в зависимости от того, что их породило Истина или

Заблуждение:

Но те, которые получат Учение - живые, описанные в этой Книге

Живых. Именно о самих себе они получают наставление, получая его

от Отца, снова поворачиваясь к Нему. Те же, чьи имена Он знал в

Начинании, названы были в Конце, чтобы тот, у кого есть Знание,

был тем, чьё имя произнёс Отец. Ибо тот, чьё имя не было названо -

невежда. В самом деле, как кто-то услышит, когда имя его не было

названо? Ибо тот, который невежда до самого Конца - творение

Забвения, и он исчезнет вместе с ним. А если нет, то как же у тех

несчастных (могло) не быть имени, (чтобы) их нельзя было назвать?

Поэтому если у кого-то есть Знание, то (оно) свыше.1

Это зерно света – только зерно, и прорастет ли оно или нет зависит от

посланца Света. Но если этого зерна нет, то уже ничего не может заставить

человека прозреть, он никак не сможет спастись.

Я не говорю, далее, что они - полное ничто, ещё не начавшие

быть, но они - в Том, кто возжелает, чтобы они начали быть, когда

Он (этого) пожелает, подобно тому Времени, которое грядёт. Прежде,

чем появляется всё, Он знает, что Он будет порождать. Но ещё не

проявившийся Плод ничего не знает и ничего не делает. Ибо тот, у

кого нет Корня, не имеет также и Плода, хотя он и думает о себе:

"Я начал быть", а ещё он будет умерщвлён сам собою. Поэтому тот,

кто вообще не сущий, никогда и не начнёт существовать.2

Здесь мы снова встречаем образ распростертых на земле, не способных

подняться существ, созданных темным началом, которые обретают жизнь (встают

на ноги) благодаря искре света, подаренной подлинным богом:

Протянув свою руку тому, кто лежал на земле, он поднял его на

ноги, ибо он ещё не поднимался (сам). Он дал им средства

постижения Гнозиса Отца и Откровения Сына Его.

Тех, кто проснулся благодаря милости бога Истины, автор Евангелия Истины

призывает не медлить, а нести огонь гнозиса тем, кто еще спит.

Далее, говорите от сердца, что вы - Совершенный День и что в вас

обитает Свет, не делающий тщетного. Говорите об Истине с ищущими

её и о гнозисе (с) согрешавшим по ошибке своей. Укрепите стопы

тех, кто споткнулся, и протяните руки свои больным. Накормите

голодных, дайте отдохнуть уставшим, поднимите желающих подняться,

разбудите спящих. Ибо вы - Понимание, вышедшее вперёд. Если Сила

действует так, то даже она станет сильнее. Займитесь самими собой.

Не занимайтесь другими вещами, от которых вы отказались. Не ешьте

снова то, от чего вас тошнит. Не будьте мотыльками. Не будьте

червями, ибо вы уже отторгли их. Не становитесь местом (обитания)

дьявола, ведь вы уже сокрушили его. Не усиливайте (тех, кто)

препятствует вам, кто терпит крах, как если бы (вы были)

поддержкой (для них).3

Текст этот лишен всякой конкретности, он полон абстрактных образов и

символов. Даже когда в нем встречается притча о потерявшейся овце, которая

есть в одном из канонических Евангелий, она сознательно абстрагируется. Там

Иисус в споре о том, можно ли исцелять в субботу, привел такой аргумент:

"Кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее

и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!" Здесь, чтобы показать

лицемерие людей, уличивших Иисуса в нарушении религиозных правил,

приводится самый обыденный пример. В Евангелии Истины эпизод с овцой

толкуется символически: человек не просто вытащил овцу, он "дал жизнь

овце", чтобы люди знали в своих сердцах, что "спасению" не разрешено

отдыхать. И человек, и овца, и спасение приобретают здесь иной смысл, а

вопрос о том, что можно и чего нельзя делать в священный день, имевший

реальное значение для иудеохристиан, в этом произведении полностью снят.

В Евангелии Истины отсутствуют моральные поучения и этические нормы.

Христианство для его автора - возвращение к истинному знанию о боге,

которого люди забыли, открытие божества в самом себе. Подобно поэтам, он

сравнивает земную жизнь с тревожным сном. Люди - жертвы пустых образов из

снов, они находятся во власти страха и тоски. Они забыли, откуда они вышли

и куда могли бы вернуться. Незнание Отца и есть причина их страхов, их

неуверенности. Но также как свет разгоняет ночные видения, так и гносис

(мистическое познание) освобождает людей от страха. Человек, открывший в

себе божественный дух, возвращается к богу: "Когда его зовут, он слышит, он

отвечает, он направляется к Тому, кто зовет его, и возвращается к нему..."

Обладая гносисом - внутренним откровением, человек выполняет волю "зовущего

его". Посредством гносиса люди пробуждаются, вспоминают, освобождаются от

ошибок "Благо человеку, который обрел самого себя и пробудился" - вот, по

существу, единственный путь к спасению, о котором говорится в Евангелии

Истины. "Знание" носит для автора этого произведения чисто интуитивный

характер, оно вложено в душу человека. "Маленькие дети обладают знанием

Отца", - сказано в этом Евангелии.

Евангелие Истины написано простым, ясным и в то же время сильным языком,

оно рассчитано, прежде всего, на эмоциональное воздействие. Оно больше

похоже на проповедь, чем на теологический трактат. Следующее произведение

из библиотеки Наг-Хаммади, которое мы рассмотрим, Евангелие Филиппа,

наоборот, представляет собой что-то вроде поучения для посвященных, для

небольшой группы избранных. В нем нет сюжета, это собрание рассуждений и

афоризмов, связанных только общей темой.

С самого начала мы встречаем упоминание о том, что познать истину и

спастись могут только избранные, только те, кто обладают божественной

искрой: «Но прозелит не создает прозелита: [люди истинные] таковы, каковы

они [с самого начала]» (1). Те же, кто не обладают гносисом, вообще не

живут и, являясь мертвецами, не могут и умереть.

Язычник не умирает, ибо он никогда не жил, чтобы он мог

умереть. Тот, кто поверил в истину, начал жить, и он

подвергается опасности умереть, ибо он живет. (4)

Есть здесь и декларация нравственного релятивизма, выраженная

аллегорически:

Жемчужина, если она брошена в грязь, не станет более

презираемой, и, если ее натрут бальзамом, она не станет более

ценной. Но она всегда ценна для ее обладателя. Подобным образом

сыновья Бога, где бы они ни были, они всегда имеют ценность для

их Отца. (48)

Кроме общности основных идей, у многих гностиков мы встречаем одни и те же

образы, переходящие из трактата в трактат. Здесь мы снова видим изложенный

Симоном Магом миф о падении души в материальный мир, где она находиться в

плену (здесь – у «разбойников») и родвергается унижениям. Спаситель

спускается из совершенного мира в мир материальный, чтобы вызволить ее

отсюда.

Очень ясно проступает в этом евангелии характерное гностическое

представление о разделении мира на противоположные начала: свет и тьму,

жизнь и смерть, мужское и женское, правое и левое, истину и заблуждение.

Добро и зло - лишь одно из противоречий, существующих в мире. Подобные

представления имели очень древние корни. Уже в первобытном искусстве и

мифотворчестве можно проследить дуалистическое восприятие мира. Но то, что

было для первобытного человека естественным свойством окружающего мира, в

религиозно-философских учениях II в. стало знаком его несовершенства и

обреченности. Автор Евангелия Филиппа писал в этой связи: "Когда Ева была в

Адаме, не было смерти. После того, как она отделилась от него, появилась

смерть. Если она снова войдет в него и он ее примет, смерти больше не

будет". Этот разорванный, смертный мир не мог быть, согласно учению

Евангелия Филиппа, создан абсолютным божеством. Возникновение материального

мира было ошибкой: "Мир произошел из-за ошибки. Ибо тот, кто создал его,

желал создать его негибнущим и бессмертным. Он погиб и не достиг своей

надежды. Ибо не было нерушимости мира и нерушимости того, кто создал

мир..." Кто создатель мира - в Евангелии не сказано. Но там упомянуты

различные "силы", "власти" (по-гречески - архонты), ангелы, которые

заполняют разрыв между божеством и миром. Архонты - злые силы - хотели

запутать и поработить людей, так как они знали, что человек одного

происхождения с тем, что "воистину хорошо".

Совершенство человека для автора Евангелия Филиппа лишено моральных

характеристик: совершенный человек - это тот, кто облечется совершенным

светом и сам станет светом. Но, став светом, человек тем самым перестает

быть личностью. В этом учении крайний индивидуализм, выраженный в обращении

к внутреннему миру изолированного человека, сочетался с фантастическим

стремлением преодолеть изолированность столь же крайним способом -

соединением человеческого духа со всеобщей божественной духовной сущностью.

Один из вопросов, который должен был встать перед гностиком-христианином,

- это вопрос о том, как сочетать избранность пневматикой, людей, обладающих

"духом", с христианской проповедью, обращенной ко всем людям, с идеей о

том, что ученики и последователи Иисуса должны распространять его учение.

Как бы в ответ на эти вопросы автор Евангелия Филиппа выдвигает мысль, что

человек, не обладающий духовной сущностью, вовсе не человек, а животное в

человеческом обличье. По его словам, Адам съел плод дерева, которое

порождает животных; плод дерева животных породил людей-животных. Еще раз он

возвращается к этой мысли в том месте евангелия, где определяется, что

именно должен делать ученик бога. Ученик бога должен распознать под

телесными формами душу каждого. (119)

1. Хозяин в домах нажил всякое: и детей, и рабов, и скотину, и

собак, и свиней, и пшеницу, и ячмень, и солому, и траву, и

[кости], и мясо, и желуди.

2. Но он мудрый, и он познал пищу каждого: перед детьми он

положил хлеб [и оливковое масло и мясо], перед рабами он положил

[клещевинное масло и] пшеницу, и скоту [он бросил ячмень], и

солому, и траву.

3. Собакам он бросил кости, [а свиньям он] бросил желуди и

крошки [?] хлеба.

4. Так и ученик Бога.

5. Если он мудрый, он постигает ученичество.

6. Формы телесные не введут его в обман, но он посмотрит на

состояние души каждого [ и] заговорят с ним.

7. Есть много животных в мире, имеющих форму человека.

8. Когда он познает их, свиньям он бросит желуди, скотине он

бросит ячмень, и солому, и траву, собакам он бросит кости, рабам

он даст всходы, детям он даст совершенное.1

Свиньи и псы в этом отрывке напоминают аналогичные образы в Нагорной

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7