Польское восстание 1863 года и роль России

Мамонов и Н. И. Меньшиков принадлежали к родовитым аристократическим

фамилиям, игравшим видную роль при Екатерине II. Это выходцы из среды той

высшей знати, которая поддерживала и вдохновляла Екатерину II в

осуществлении ее планов раздела Польши. В проекте требовалось «конечное и

всегдашнее истребление имени «Польша» и Королевства Польского и обращение

всей Польши, как Прусской, так и Австрийской, в губернии российские» .

Надо иметь в виду, что упомянутые «пункты» еще не были приняты всеми

членами общества, а представляли собой лишь проект, написанный одним лицом,

и могли не разделяться другими членами общества.

Это подтверждается высказыванием по польскому вопросу одного из видных

членов «Ордена» — Н. Тургенева.

Касаясь намерения Александра I восстановить независимое польское

государство, Н. И. Тургенев писал впоследствии, что «этот акт императора

Александра возбуждал надежды и в поляках, и в русских, и во всем

человечестве. Мир, может быть, впервые видел победителя, дарующего

побежденным права, вместо того чтобы надеть на них цепи». Тургенев

неодобрительно отнесся к тому, что Орлов писал на имя царя «нечто вроде

протеста против учреждений, которые Александр только что даровал Польше...

Когда я узнал об этом, — писал он,—я не преминул упрекнуть Орлова в узком

патриотизме, патриотизме раба, продиктовавшем ему этот протест». Весьма

характерно, что Орлов не отстаивал свою точку зрения. Соглашаясь с доводами

своего оппонента, «он имел благородство, — пишет далее Тургенев, —

согласиться с тем, что я был отчасти прав» . Не мог аристократический

проект программы «Ордена» удовлетворить и М. Н. Новикова, племянника

известного русского просветителя конца XVIII в. Узнав об основании новой

тайной организации — «Союза спасения», Новиков присоединился к ней и начал

работу над собственным проектом республиканской конституции.

Взгляд Дмитриева-Мамонова на польский вопрос и особенно

великодержавная идея, изложенная в проекте Дмитриева-Мамонова, явившаяся

отражением идеологии русской аристократии, не нашли последователей и в

возникших вскоре других преддекабристских тайных обществах. Не удивительно,

что нет преемственности между этим первым тайным обществом и последующими

тайными обществами. Встретившись с возникшим в том же 1816 г. «Союзом

спасения», общество М. Орлова и Дмитриева-Мамонова вынуждено было «уступить

ему дорогу».

Проект Дмитриева-Мамонова не только не отражал взгляда на польский

вопрос всех членов «Ордена русских рыцарей», само его появление из-под пера

представителя русской аристократии подчеркивает, что идеология этой среды

ничего общего не имела с идеологией русских дворянских революционеров.

«Союз спасения» был организацией, состоявшей из элементов более

прогрессивных. Он образовался из двух тайных офицерских организаций —

артели Семеновского полка и «Священной артели», куда входили офицеры

Главного гвардейского штаба. Артель Семеновского полка, возникшая как

объединение для совместного питания и отдыха, включала передовых,

прогрессивно мыслящих офицеров, имевших общие взгляды. Александр 1, узнав

о ее существовании, приказал закрыть ее из тех соображений, что «такого

рода сборища офицеров ему не нравятся».

По такому же принципу была основана и «Священная артель» офицеров

Генерального штаба, возникшая во второй половине 1814 г. и с небольшим

перерывом существовавшая до 1817 г. В числе ее основателей были Александр

Муравьев, Иван Бурцев, Вильгельм Кюхельбекер, Иван и Михаил Пущины, Петр и

Павел Колошины и др. С артелью были связаны Никита Муравьев, Павел Постель

и другие офицеры, организационно не входившие в ее состав. Предметами бесед

и споров в артели, по свидетельству Пущина, было — «о зле существующего у

нас порядка вещей» и о «возможности изменения желаемого многими втайне», т.

е. обсуждались политические вопросы. Таким образом, «Священная артель» и

артель Семеновского полка представляли собой зародыши будущих тайных

декабристских обществ. Именно в недрах этих организаций формировалась

революционная антимонархическая, антифеодальная идеология.

В этих обществах ,в числе основателей, руководителей и членов тех, кто

составил основное ядро позднейших Южного и Северного обществ, находятся

люди, активно участвовавшие в движении, вплоть до декабристского восстания

1825 г. Основатели «Союза спасения» — Никита и Александр Муравьевы, И. Д.

Якушкин, С. П. Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, а также

вступившие в это общество вскоре после его основания M.G. Лунин, П.

И.Пестель, И. И. Пущин, М. А. Фонвизин, П. Г. Каховский и др.— все это

выдающиеся деятели дворянского революционного движения, их имена навечно

вошли в летопись русской истории. Яркой отличительной чертой этих

дворянских революционеров является горячий патриотизм. Почти все участники

движения декабристов героически отстаивали независимость своей родины в

1812 г. Свободу и независимость отечества они тесно связывали с

необходимостью демократизации всего общественного строя и уничтожения

феодально-крепостнического гнета и ради этих идеалов не щадили своей жизни.

«Для отечества я всем готов жертвовать», — писал П. Каховский. [13]Вопрос

об отношении к Польше членов «Союза спасения» и «Союза благоденствия», в

который преобразовался «Союз спасения», можно выяснить по мемуарам и по

материалам следствия, так как «Союз спасения» не оставил своего

программного документа, а в уставе «Союза благоденствия», так называемой

«Зеленой книге», вернее, в сохранившейся ее первой части, этот вопрос не

получил освещения.

Член «Союза спасения», а затем Северного общества М. А. Фонвизин в

статье «Последний раздел Польши» (1823 г.) писал: «В то время, когда на

Западе занимались противодействием французской революции, ... три северные

державы нашли удобный случай прекратить политическое бытие Польши,

государства, знаменитого в истории народов своим характером и составлявшего

важное звено в политическом равновесии Европы. Будучи довольны разделом

своей добычи, они сблизились посредством похищения и соединились потом в

тесный союз, известный ныне под именем Священного союза. Какое

богохульство! — вся Европа ужаснулась; со времени Вестфальского мира не

было подобного примера нарушения, уничтожающего силою манифеста законный

порядок и существование целого государства, которое разделено на три части

по произволению, точно как делят добычу по жребию».

О сочувствии русских дворянских революционеров идее независимости

Польши свидетельствуют и их высказывания по поводу провозглашения Польского

Королевства. «Я радовался тому, что на свете стало одной конституцией

больше...»,—писал Н. И. Тургенев. Он резко осуждал поворот Александра 1 в

сторону ликвидации даже той призрачной независимости Польши, которую

предоставляла конституция, возмущался начавшимся вслед за «дарованием»

конституции ее урезыванием начиная от назначения императорским комиссаром в

Польше Новосильцева и фактическим наместником царя брата Александра 1

Константина Павловича.

Следовательно, декабристы считали, что конституция, даже

монархическая, какой была конституция королевства, все же ограничивала

самодержавие и была шагом вперед в сравнении с абсолютной монархией. Их

возмутило, однако, то, что император, вводя конституцию в Польше, в то же

время считал Россию еще не созревшей для конституционного устройства, и

Фонвизин с негодованием писал по этому поводу в своих «Записках», что

«присоединенной Польше он [Александр] даровал конституционные установления,

которых Россию почитал недостойною». Возмущение в связи с этим высказал

также и декабрист В. Раевский, который писал в конце 1821 г.: «Александр в

речи своей к полякам обещал дать конституцию народу русскому. Он медлит, и

миллионы скрывают свое отчаяние до первой искры».

Другим моментом, вызвавшим острую реакцию в русском тайном обществе,

было обещание Александра 1 полякам возвратить Польше те земли, которые

отошли к России во время разделов Речи Посполитой. Слух об этом намерении

оживленно обсуждался членами «Союза спасения», оно было воспринято как

новое проявление со стороны Александра 1 неуважения к национальной чести

России, к ее государственным интересам. Дело в том, что если западные

польские земли, захваченные Австрией и Пруссией, были населены

исключительно поляками и представляли собой исконную польскую территорию,

то совершенно иначе обстояло с землями, отошедшими к России. Это были в

большей части украинские, белорусские и литовские земли, в свое время

насильственно захваченные правителями Речи Посполитой. Заселены они были

соответственно украинцами, белорусами и литовцами, которые, несмотря на

усиленное ополячивание их, сохранили свой язык и культуру. Поляки

составляли на этих землях лишь ничтожный процент населения — это были

главным образом польские помещики.

Присоединение этих земель к России, хотя и продиктованное

захватнической политикой, объективно отвечало интересам белорусского и

украинского народов, воссоединение которых означало конец искусственному

разделению их между двумя государствами. Оно сближало западных белорусов и

украинцев с близким по языку и культуре русским народом и вовлекало их в

общероссийское освободительное движение. Они получали более широкие

возможности для своего экономического и культурного развития. Литовский

народ также имел много общего с русским. Их связывало историческое прошлое.

Литва экономически тяготела к России, и присоединение ее к России давало

толчок развитию литовской экономики и культуры.

Русские дворянские революционеры, в своем большинстве побывавшие на

этих землях, особенно во время освободительных походов против

наполеоновских войск в 1812—1814 гг., познакомились с национальным составом

населения западных украинских, белорусских и литовских губерний, видели

огромное тяготение его к русской культуре. Поэтому они решительно выступили

против намерения Александра 1 отдать эти земли Польше. Один из них,

Якушкин, решился даже на немедленное убийство царя, лишь бы не допустить

осуществления этого намерения.

Факт готовности принятия крайних мер, лишь бы не допустить отторжения

от России земель с украинским и белорусским населением, свидетельствует о

далеко не безразличном отношении русских борцов ,за свободу к единокровным

украинскому и белорусскому народам.

Русские дворянские революционеры все более внимательно присматривались

к разгоравшемуся национально-освободительному и революционному движению в

Польше. Они вместе с тем видели, что успех борьбы поляков за свою

независимость и социальные преобразования зависел от победы революционных

сил в России. Близко стоявший тогда к декабристам по своим воззрениям П. А.

Вяземский, служивший в Варшаве в канцелярии Новосильцева и будучи

осведомленным в какой-то мере о росте освободительного движения в Польше,

писал М. Ф. Орлову в марте 1820 г. о поляках: «Не быть им свободными, пока

мы будем в цепях; не царствовать у них законам, пока у нас божьей милостью

будет царствовать самовластье». Вяземский призывал подать «искреннюю руку

братства народу, с коим сродство наше уже непреложно; сродство

благоденствия или бедствий, — одну чашу пить нам...»

Революционная программа первых дворянских революционеров нашла свое

выражение в конституционных проектах, родившихся в тайных декабристских

обществах — Северном в Южном.

По конституционным проектам Никиты Муравьева крепостное состояние

полностью отменялось, крестьяне становились свободными и получали земельный

надел в размере двух десятин на двор. Таким образом, хотя у помещиков

оставалась основная масса земли, характер землевладения коренным образом

менялся — оно становилось уже не крепостным, а капиталистическим, поскольку

для обработки земли владелец был вынужден прибегать к найму рабочей силы.

Крестьяне же, получив нищенский земельный надел, вынуждены были наниматься

в батраки к помещику либо идти в город, продавая свою рабочую силу

капиталисту.

Значительно дальше пошла в этом направлении «Русская Правда»,

конституционный проект Южного общества, автором которого был основатель

общества П. И. Постель. «Русская Правда», категорически требовавшая

освобождения крестьян с землей, объявляла землю общественным достоянием,

хотя признавала и частную собственность на землю. По «Русской Правде» земля

должна быть разделена на две равные части. Одна представляла собой

общественный фонд, образуемый путем конфискации половины земли всех

дворянских имений во владении которых было 10 тыс. десятин земли и более.

Земля общественного фонда не могла ни продаваться, ни покупаться, а

давалась бесплатно тому, кто пожелает заниматься земледелием. Отчуждалась

половина земли и от тех имений, которые владели 5 тыс. десятин и более, но

за денежное вознаграждение помещику правительством. Вторая половина земли,

составлявшая государственные и оставшиеся после отчуждения

частновладельческие земли, объявлялась частной собственностью, и ее можно

было продавать и покупать.

Таким образом, - землевладение по «Русской Правде» получало более ярко

выраженные буржуазные черты.

Конституционные проекты декабристов, подрывая феодальный базис,

наносили сокрушительный удар по государственной надстройке. Правда,

конституция Никиты Муравьева сохраняла монархию, но существенно изменяла ее

содержание. Верховная власть в стране передавалась двухпалатному парламенту

— Народному вечу. В руках императора оставалась лишь исполнительная власть;

он не мог отменять законы, принятые парламентом, а мог лишь только

задержать исполнение того или иного закона и вернуть его на вторичное

обсуждение в парламенте. Сословия уничтожались, устанавливалось равенство

всех граждан перед законом. Государственные должности становились

выборными. Военные поселения уничтожались. Провозглашалась свобода

вероисповеданий, свобода слова, печати, собраний и т. д.

В отличие от конституционных проектов Н. Муравьева «Русская Правда»

Пестеля начисто уничтожала монархию и вводила республиканский строй с

немедленной передачей власти временному революционному правительству, а

впоследствии однопалатному Народному вечу, избранному народом без

ограничений имущественного ценза. «Русская Правда» явилась первым проектом

республиканской конституции в России.[14]

Итак, видно, что движение декабристов росло и развивалось под

революционными лозунгами свержения самодержавия и уничтожения крепостного

права.

Большое внимание уделяли декабристы решению польского вопроса.

Понимание общности задач, стоявших перед русским и польским освободительным

движением, явилось важной предпосылкой зарождения русско-польского

революционного союза.

«Что же до Польши касается, — говорится в «Русской Правде», — то

пользовалась она в течение многих веков совершенною политическою

независимостью и составляла большое самостоятельное государство». «В

отношении к Польше право народности должно по чистой справедливости брать

верх над правом благоудобства» .[15]

Пестель расценивал раздел Польши как несправедливый акт, совершенный

прусской и австрийской монархиями совместно с русским царизмом.

Восстановление ее независимости он связывал с ликвидацией царского

самодержавия, считал долгом революционной России вернуть Польше

самостоятельность. «Да и подлинно великодушию славного Российского народа

прилично и свойственно даровать самостоятельность низверженному народу в то

самое время, когда Россия и для себя стяжает новую жизнь. Итак, по правилу

народности должна Россия даровать Польше независимое существование» [16].

Таким образом, вопрос о независимости Польши поставлен Постелем ясно и

категорично, дан четкий и определенный ответ: Польша должна снова стать

независимым государством. Отчетливо видна и другая мысль Пестеля: свою

независимость Польша может получить только при помощи революционной России,

только в результате свержения царизма и установления демократической формы

правления в России. Это пестелевское положение звучало призывом к

революционным силам Польши, к польскому освободительному движению

объединить свои усилия для борьбы против царизма — общего врага русского и

польского народов.

Пестель не ограничивался возвращением польскому народу национальной и

государственной независимости. Он хотел, чтобы вынашиваемая декабристами

идея установления республиканского строя была осуществлена не только в

России, но чтобы этим благом пользовался и братский польский народ. Пестель

дает глубокое принципиальное обоснование необходимости осуществления такого

преобразования, вытекающего как из интересов польского народа, так и из

интересов будущей республиканской России, для которой важно было иметь в

лице Польши дружественного соседа.

В 1824 г. в Киеве прибыли два члена Варшавского центра польского

Патриотического общества, где состоялись переговоры представителей русского

и польского тайных обществ. Это событие сыграло важную роль в установлении

и развитии русско-польского революционного союза. С польской стороны

переговоры вел Крыжановский как официально уполномоченный, все время держа

в курсе их Яблоновского и консультируясь с ним. Представители обеих сторон

обладали официальными полномочиями. .

С. Муравьев и М. Бестужев установили связь с поляками и вели с ними

переговоры на основании решения съезда руководителей Южного общества. Глава

южной Директории Пестель инструктировал Бестужева и давал ему указание,

чтобы он, ведя переговоры с поляками, «не терял из виду выгодность нашего

положения в отношении к полякам и им давал чувствовать, что мы без них

очень можем обойтись, но они без нас никак».

Русские представители при первой же встрече ясно и недвусмысленно

изложили позицию Южного общества по польскому вопросу. На вопрос

Крыжановского: «С какими намерениями хотите вы союза с нами?» — С. Муравьев

ответил, что «первый их пункт есть независимость Польши».[17] Развивая это

положение, С. Муравьев, по свидетельству Крыжановского, заявил: «Чувства

народной ненависти, родившиеся во времена варварства, должны исчезнуть в

просвещенном веке, когда известно, что пользы всех народов одни и те же;

что на сем основании русское общество предлагает Польше возвращение прежней

ее независимости и готово всеми средствами способствовать искоренению

взаимной нелюбви двух наций» .[18]

Вопрос о независимости Польши был первым, но не единственным. В

тесной связи с ним стоял вопрос о предполагаемой форме правления в Польше.

Русские представители, исходя из установок «Русской Правды» по польскому

вопросу, изложили ее положения полякам: в Польше должен быть установлен

такой же государственный строй, какой будет принят в России, т. е.

республиканский. Это не соответствовало намерениям большинства

руководителей польского Патриотического общества, хотя Крыжановский,

придерживавшийся демократических взглядов, мог бы без колебаний согласиться

на установление в Польше республики. Центральным на переговорах был вопрос

о совместном революционном выступлении против царизма. Муравьев в разговоре

с Крыжановским подчеркивал, что «поляки должны обязаться вместе с нами

начать революцию». [19].

Установление связи Южного общества декабристов с польским

Патриотическим обществом в 1824 году послужило началом контактов российских

и польских революционеров. Однако совместного выступления против русского

царизма не поизошло.

В 1909 г. появилась в Польше статья В. Яблоновского «Декабристы и их

отношение к Польше». Яблоновский утверждает, что вопрос о Польше стал

«одним из клинов, раскалывавших их внутреннюю спаянность», что все члены

первых тайных организаций в России якобы были противниками независимости

Польши. Он пишет, что Пестель «хотел лишь использовать поляков для своих

целей, не будучи искренне убежденным в необходимости сделать им требуемые

уступки».

Однако не все участники польского национально-освободительного

движения разделяли такую точку зрения. Член Патриотического общества М.

Мохнацкий писал впоследствии, что «счастливая возможность, которая снова не

так скоро появится, была нами упущена, почти отвергнута». Касаясь

переговоров с декабристами, он писал: «Русские заговорщики хорошо понимали

интересы свои и польские; они приступили к переговорам с откровенностью, с

доброй верой, но, к сожалению, не нашли в польском обществе чего искали:

взаимной откровенности и того самого, что их оживляло, — совместного

действия...» ^Мохнацкий пишет, что, когда произошло вооруженное выступление

декабристов, полякам надо было «взяться за оружие».

1.3. Ноябрьское восстание 1830—1831 гг.

В конце 20-х годов обстановка в Европе стала накаляться. Июльская

революция 1830 г. во Франции, победа бельгийского народа в борьбе против

владычества Нидерландов, подъем национально-освободительного движения в

Италии — все эти события вдохновляли польских борцов за независимость.

Тайное военное общество в Польше в 1830 г. быстро увеличивалось. Назревало

вооруженное восстание. Распространившиеся слухи об осведомленности

правительства о деятельности общества побудили его руководителей начать

вооруженное восстание, которое и вспыхнуло 29 ноября 1830 г.[20]

Население Варшавы почтило память пяти декабристов, казненных Николаем

1: Пестеля, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Рылеева и Каховского,

принявших мученическую смерть за общее дело, за польскую и русскую свободу.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9