Памятники саргатской культуры как источник для реконструкции социально-экономических отношений и мировоззрения населения

связана. В заполнении могилы не было мешаной земли, тонкая прослойка

насыпанного слоя перекрывала захоронение"[55]. Автор раскопок, Н.П.

Матвеева, предполагает, что женщину бросили на дно рва сразу после

совершения захоронений на площадке кургана.

Третье погребение находится неподалеку от второго. Это погребение

женщины 18-20 лет на межжилищном пространстве Рафайловского городища.

Ориентация этого погребения обычна для саргатской культуры. Положение

же несколько отличается -- руки вытянуты вдоль туловища и прижаты к

грудной клетке с боков. В погребении, несмотря на его неограбленность,

находок нет. Отсутствуют погребальные сооружения, но покойная обернута

берестой.

Четвертое -- курган 6 Савиновского могильника, содержавший две

могилы, одна из которых -- во рву. Там захоронен мужчина возраста

около 40 лет, причем в кургане находится только его череп. При

погребении во рву находок не обнаружено.

Что было причиной таких серьезных отклонений от обряда,

неизвестно. Возможно, эти акты носили характер жертвоприношения,

возможно, какие-то внешние обстоятельства требовали именно такого

способа захоронения. Последнее предположение более чем вероятно для

третьего случая и совершенно невероятно для четвертого.

Для анализа социально-экономических условий жизни саргатцев и их

мировоззрения, по мнению автора данной работы, можно использовать

следующие факторы:

Планировка могильника может дать информацию о ходе его застройки,

можно постараться сравнить структуру могильника с поселением, что,

впрочем, будет затруднено тем обстоятельством, что насыпи малых

курганов в большинстве случаев ниверированы распашкой и сейчас не

прослеживаются; те же трудности и с поселениями.

Удаленность правобережных могильников от берега вкупе с некоторыми

данными поселений (тяготение их к воде) сама по себе практически

ничего не дает. Но если проверить ориентировку могил в каждом кургане

на совпадение ее с направлением протекающей рядом крупной (или

близлежащей мелкой) реки. (взяв данные как по правобережным, так и

левобережным курганам), можно постараться выделить некоторые аспекты

верований саргатцев, связанных с водой.

Размер насыпи, по мнению большинства исследователей, занимавшихся

этим вопросом, скорее связан с социальным статусом погребенного,

нежели с количеством погребенных, за исключением особо большого

количества погребений вокруг центральной могилы. Вместе с тем, этот

фактор также мог указывать на высокий социальный стстус погребенного в

центральной могиле. В любом случае, общество, которое могло позволить

себе большие непроизводительные трудозатраты, должно было находиться

на достаточно высоком для того времени уровне экономического развития,

что неудивительно для культуры, по территории которой проходил Великий

шелковый путь.

Наличие в насыпи шатровых сооружений, по мнению Л.Н. Коряковой,

зависит от неких социально-этнических факторов. Если это

действителдьно так, то, возможно, шатровые сооружения -- всего лишь

составная часть некоего комплекса элементов, в купе составлявших

особую вариацию погребального обряда.

Среди находок в насыпи следует выделить мечи на поверхности

курганов. Кроме аналогий со скифскими алтарями "Арея", возникает ряд

вопросов: почему меч не был положен в могилу в момент захоронения?

Имеет ли он отношение к конкретной могиле или всему погребению?

Любопытен также механизм появления находок в насыпи, но установить

его можно только выяснив, как же образовывалась насыпь в ее

современном виде.

Вопрос о ровиках в литературе рассмотрен достаточно подробно.

Пожалуй, следует выделить отдельным пунктом инвентарь ровика и его

расположение (относятся ли эти находки к какой-то конкретной могиле,

центральной могиле либо ко всему кургану сразу), как распределялись

находки во рвах, когда их было несколько. Интересен текже вопрос о

перемычках, в частности, вероятность совпадения их ориентировки при

наличии нескольких рвов. К сожалению, автор данной работы не имел

возможности ознакомиться в саериалами могильников, содержащих

кенотафы, но любопытен вопрос о ниличии ровиков вокруг таких курганов.

Также интересны причины парных захоронений, на что может указывать

пол и возраст погребенных в них, затраты труда и времени, необходимые

для постройки одного кургана, датировка парных захоронений и

обстановка в то время Прииртышьи.

Не лишена смысла попытка найти аналоги планировки могил под

насыпью, что могло бы указать на ту группу племен, мировоззрение

которой частично было заимствовано саргатцами.

Весьма интересно было бы рассмотреть продолжение в саргатской

погребальном обряде продолжеий традиций эпохи бронзы.

Пол и возраст погребенного, а так же причина смерти могут

рассказать о "внешнеполитической" обстановке.

Совместные с биологами исследования могут рассказать о болезнях

населения саргатской культуре, об их причинах, а стало быть, об

образе жизни.

Изучение "вертикального" внутримогильного пространства вкупе с

другими источниками может рассказать о вертикальной структуре

саргатского мира. Любопытна значительное многообразие вариантов

погребальных конструкций в зависимости от местных особенностей.

Интересна возможность существования культа огня у саргатцев, чему

не противоречат их внешние связи. Любопытны даты появления огня на

костях человека, возможность и, если удастся выделить, сопровождающие

факты кремации.

Инвентарь погребения, особенно импортные вещи, входящие в его

состав, могут дать сведения о тех народах, с которыми саргатцы

поддерживали уконтакты хотя бы на уровне материальной культуры. В этом

плане любопытным кажется использование импортных изделий в качестве

оброадовых, культовых предметов.

Выделение на основе только погребального инвентаря социальных

групп саргатского общества кажется автору данной работы недостаточно

обоснованным.

Отдельного изучения заслуживают вопросы локализации отдельных

предметов в могилах. Также интересны могилы, не содержащие инвентаря.

Безусловно интересен вопрос о нетипичных захоронениях. Сбор

информации о подобных случаях на всей территории саргатской культуры,

сравнение датировок, возможно, наличие некоторых сходных элементов

могли бы дать некоторую информацию о столь серьезных отклонениях от

обряда.

Ни одно исследование, связанное с погребальным обрядом, будб то

исследование социальной структуры, экономического развития общества

или -- в особенности -- его мировоззрения невозможно по отдельным

признакам. Любой вопрос должен изучаться в комплексе, по сумме

признаков. Для облегчения собственно реконструкций социально-

экономических и мировоззренческих особенностей саргатской культуры

было бы целесообразно произвести обработку материала по таким

категориям, как, к примеру, локализация в могилах отдельных категорий

инвентаря, дата коллективных погребений и т.д.

Вообще для археолога могильник представляет собой источник

информации, связанный буквально со всеми характеристиками изучаемого

общества.

Глава 4

Отдельные категории инвентаря и отдельные находки

Мировоззрение культуры отражается в любом обряде, а не только в

погребальном. А стало быть, можно обнаружить его проявления в

предметах культа. К сожалению, мы не располагаем четкими данными о

других обрядах саргатцев. Но в любом случае взгляды народа отражаются

в произведениях искусства и ремесла. В этой главе мы рассмотрим

некоторые отдельные вещи, которые, как нам кажется, могут оказать

влияние на изучение саргатской культуры.

Н.В. Полосьмак указывает, что своеобразие саргатской культуры во

сногом проявляется в керамике, значительно отличавшейся от

кочевнической и похожей скорее на керамику других лесоствпных народов.

Признаками саргатской культуры, кроме сосудов, стали глиняные

блюдца-алтарики, встречающиеся, по указанию Н.В. Полосьмак, найденные

в "отдельных женских погребениях могильника Марково1, Абрамово 4,Сопка

2, Преображенка 3 и на поселении Марково 5 (всего 11

экземпляров)"[56].

Но, безусловно, нельзя отрицать большое влияние на саргатское

население культур, входивших в скифо-сибирскую культурно-историческую

общность. На контакты лесостепного Прииртышья с кочевниками степей, по

мнению В.А. Могильникова, указывают следующие вещи, найденые случайно,

вне связи с памятниками: бронзовый нож с кольчатым навершием и слегка

горбатой спинкой (аналоги -- ножи из могильника Уйгарак, ножи

тасмолинской культуры); оселок с отверстием для подвешивания и

бронзовые удила со стремечковидными окончаниями и дополнительным

кольцом для крепления псалия, аналоги которым существуют в материалах

кургана Аржан, памятниках майэимрской и тасмолинской культур и др;

колесовидный амулет (или пряслице), похожий на савроматские изделия VI-

V вв. до н.э.

В.А. Могильников отмечает, что подобные находки, "демонстрирующие

связи со степным миром, известны только в лесостепном Прииртышье, до

широты Омска. Можно сказать, они отражают определенную скотоводческую

направленность хозяйства этой территории, обусловленную экологическими

условиями региона и тесными контактами с населением Казахстана"[57].

Кроме этих случайных находок, связи с савроматами проявляются и в

наличии в погребениях каменных жертвенников -- "столиков" на двух и

четырех ножках V -- IV-III вв. до н.э (Богдановка III (к.1); Карташово

II (к.11, п.3), датируемых, соответственно, притом даты "столиков" и

погребения не совпадают, а стало быть, предполагает В.А. Могильников,

предмет долго использовался перед тем, как попасть в курган.

Вообще использование импортных предметов для отправления культа,

или, по крайней мере, использование чужих предметов культа в своих

целях было для саргатцев обычным. Среди импорта все исследователи,

занимавшиеся этим вопросом (Н.П. Матвеева, В.А. Могильников, Л.И.

Погодин, Л.Н. Корякова), выделяют следующие категории: ювелирные

изделия, бижутерия, украшения костюма и упряжи, предметы туалета,

культа и престижа, ткани, бусы.

Как указывает Н.П. Матвеева, среди импортных вещей преобладают

изделия, широко распространенные у сарматов и кочевников Средней Азии.

Доля вещей с приуральскими аналогиями невелика: это курильницы,

"молоточки", ряд предметов поясной гарнитуры и конской упряжи (около

10 % импорта). Значительно больше аналогий в Фергане, Семиречье,

междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, Бактрии. Имеются и казахстанские

вещи, характерные для культур саков и усуней: жертвенники на ножках,

блюда, заколки для волос, пуговицы с инкрустацией. От саков поступали

в основном предметы воинского снаряжения оружие, детали упряжи, котлы

(как престижный предмет быта военачальников), ложечковидные застежки,

считающиеся принадлежностью колчанов, ряд пряжек от поясных наборов

рубежа -- первых веков нашей эры. ... Следует связывать появление

вещей хуннского круга с завоеваниями хуннов в Средней Азии.

Интересна находка, сделанная Н.П. Матвеевой на Рафайловском

городище. Это две глиняных антропоморфных фигурки.

Первая фигурка (рис. 1а) пестикообразной формы (высота -- 5,7 см,

толщина 2,1 см). На верхнем конце вполне узнаваемо намечена,

женская головка в головном уборе или с прической конической формы.

Лицо напоминает монголоидное. Фигурка по форме сходна с каменными

пестиками окуневской культуры, но отличается от них прорисовкой лица.

По общему облику и характеру головного убора она сближается с

изображением женщины на поясной застежке со сценой “Отдых под деревом”

из Сибирской коллекции Петра I[58], (в литературе неоднократно

высказывались мнения о принадлежности ряда предметов Сибирской

коллекции Петра I саргатской культуре) но выделяется чертами

монголоидности и несколько иными пропорциями убора. Что любопытно, по

сведениям Н.П. Матвеевой, близких аналогов этой фигурке нет ни в

скифском, ни в пазырыкском искусстве, что, по мнению исследователя,

говорит об отличии саргатцев по внешним признакам от ираноязычных

кочевников степей Евразии.

От второй фигурки сохранилась только верхняя часть, фрагмент

высотой 4,1 см, толщиной — 1,5 см. Это изображение мужчины с овальным

лицом, низким лбом, глубоко посаженными глазами, крупным носом -- то

есть, более европеоидными чертами лица, разведенными в стороны руками

и довольно длинной бородой (рис. 1б). Прическа его -- коса,

спускающаяся до лопаток, впереди наличие волос не отражено (видимо,

они гладко зачесаны или даже подбриты). Подобную прическу можно было

наблюдать у мужчины, погребенного в Пазырыкском кургане. Надо

заметить, что такую же прическу носили уже в наше время маньчжуры.

Единственный близкий аналог второй рафайловской фигурке можно

увидеть "среди предметов глиняной пластики Вознесенского городища на

р. Оми. Это идол со сходно трактованными чертами лица и бородой, но в

капюшоне или башлыке. Автор раскопок отнес его к культуре барабинских

татар, хотя поселение там существовало уже в саргатский период"[59].

Интересно, что М.С. Акимова, анализируя исетские женские черепа из

саргатских курганов IV-II вв. до н.э., отмечает, что у женщин более

выражена монголоидность, а у мужчин -- европеоидность, что говорит о

значительном смешении населения.

Несмотря на то, что изваяния залегали изолированно от другого

инвентаря, и трудно судить об их назначении, Н.П. Матвеева

предполагает, что фигурки могли быть составной частью тряпичной куклы

— домашнего божка; также вероятна связь фигурок с изображением злых

духов, известных у народов Западной Сибири. Такие изображения

создавались в случае тяжелой болезни человека и выбрасывались при его

выздоровлении.

Еще один интересный предмет -- большая роговая бляха (0,8-

0,9(14(8,5-10,5), украшенная гвоздиками из Абатского 3 могильника,

кург. 6, принадлежавшая, по данным Н.П. Мативеевой и И.Ю. Опенько

женщине 20-25 лет, погребенной с оружием. Бляха имеет гладкую

полированную поверхность и покрыта черной краской, стершейся в

некоторых местах от длительного употребления. Полных аналогий этому

предмету нет, но отдаленные, по сведениям С.И. Руденко, можно найти у

древних алтайцами, племен хуннов в скифское время в качестве седельных

или подпружных пряжек.

Самое интересное в бляхе -- рисунки на обратной стороне, где

процарапаны косуля, голова оленя и кошачий хищник, который и является

центральной фигурой. Рисунок изображает сцену терзания пантеры собакой

тлт волком, характерную для звериного стиля.

Н.П. Матвеева отмечает, что сцена терзания на бляхе из Абатского 3

могильника подвержена влиянию скифо-сибирского звериного стиля. "Об

этом говорят и запятые на лапах хищника -- деталь, заимствованная из

Передней и Малой Азии -- в золотом и бронзовом исполнении блях это

были гнезда для инкрустации. Так подчеркивались некоторые части тела

животных. Кроме того, изображение хвоста, поджатого под живот, также

характерно для скифо-сибирского стиля. Однако манера исполнения головы

хищника отличается от скифской и ближе, скорее, к восточносибирской.

На ордосских бронзовых бляхах есть изображение тигра, по манере

исполнения близко к Абатскому"[60]. Вместе с тем рисунок на бляхе

очень реалистичен.

Второй рисунок с бляхи -- косуля летящая по краю бляхи,в бок

которой воткнута стрела". Третий рисунок расположен ниже остальных.

Это голова благородного оленя с ветвистыми рогами, имеющее аналоги в

некоторых произведениях пазырыкских курганов. Ниже изображений

животных напротив одного из круглых отверстий, у края бляхи начертаны

две маленькие стрелки, одна из которых сломана.

Бляха, видимо, служила талисманом. Изображения на оборотной, а не

на лицевой стороне ее, возможно, должны были скрываться от посторонних

глаз, дабы не утратить чудесных свойств.

Еще одна пряжка -- пластинчатая пряжка пояса с прорезями и

отверстиями для крепления из Коконовского поселения, изготовленная из

двойной пластины, полученной при разделке рога лося. По омисанию А.П.

Бордовского, на выгнутой стороне изделия нанесена гравировка. Голова

лося детально изображена в профильной манере, более сзематичное

туловище развернуто в фас. На плече лося располагался перевернутый

вниз "Э"-образный знак. Слева от лося -- быстро бегущее животное,

видимо -- собака.

Левее лося изображено еще одно животное. Оно показано в быстром

беге или прыжке, о чем свидетельствует параллельность расположения его

туловища относительно тела лося, а также вытянутые ноги и высоко

поднятый длинный хвост. Скорее всего, это изображение собаки".

"Э"-образный значок, помещенный на плече лося, по утверждению

Л.Н. Коряковой, близок к одной из разновидностей знаков орнаментации

саргатской керамики. Правда, здесь он часто встречается в

перевернутом виде, составляя иногда основу схематичной человеческой

фигуры, известной на примере рисунков сосудов из Саргатского

могильника. Также этот знак встречался на гранях костяных

наконечников стрел.

В Рафайловском могильнике Н.П. Матвеевой найдена каменная плита,

стилизованная в виде головы барана и шлифованный прямоугольный обломок

другой такой же плиты. Судя по расположению, находка предшествует

погребальному комплексу и связана с хозяйственной постройкой жилища 9.

В могильнике Старые Карачи-3 в женском погребении было найдено

приспособление вроде заколки для волос -- "костяная накладка и две

костяные трубочки. Обе трубочки были выполнены из полой трубчатой

кости. Большая трубочка имела диаметр 3,27 см и высоту 4,3 см, меньшая

- диаметр 2,15 см и высоту 3,5 см. Внешняя и внутренняя сторона

трубочек хорошо залощена, видимо, от долгого употребления.

Сохранившаяся часть накладки имела длину 4,2 см и ширину 3,5 см.

Она имела бортик шириной 8мм, на котором сохранились три отверстия,

видимо, служившие для ее прикрепления к чему-либо. На накладке был

изображен лежащий конь, выполненный в скифо-сибирском зверином стиле.

Интерес к этой находке подчеркивается тем, что изделия из кости и

бронзы, выполненные в таком стиле, на территории Барабы встречаются

достаточно редко"[61].

Если продолжать разговор о произведениях искусства из саргатских

могильников, то нельзя забыть о двух золотые пластинах "со сценой

борьбы драконов с тиграми, золотой бляхи с изображением хищника

кошачьей породы, серебряной пряжки со стилизованными изображениями

крылатых существ, напоминающих кошачьих хищников. Кроме того, в

комплексе интересна золотая гривна, оригинальная золотая серьга,

пронизки. которые были использованы в отделке шапочки, и две литые

золотые пряжки на обуви"[62] из Сидоровки.

Таким образом, отдельные находки обнаруживают влияние на саргатцев

скифо-сибирской идеологии, отражающееся прежде всего в образах

животных. Следует особенно отметить, что проявляется именно скифо-

сибирский канон изображения отдельных животных. Вместе с тем,

большинство, если не все вещи, перечисленные выше, изготовлены не

самими саргатцами.

Вообще изучение отдельных находок по большей части связано с

поиском аналогий им в других культурах. Категории же инвентаря

позволяют произвести более обобщенный анализ. В любом случае на основе

анализа отдельных находок и категорий инвентаря можно выделить

основные направления, по которым импортные предметы попадали к

носителям саргатской культуры, а стало быть, основные направления

внешних связей саргатцев. Публикации на эту тему постоянно появляются

в литературе, но фундаментальных работ пока нет.

Другая грань исследования отдельных предметов, относящихся к

саргатской культуре -- это исследование а) их назначения; б) семантики

изображений, если такие есть, в том случае, если вещь использовалась

по назначению.

Заключение

Саргатское общество отличалось большим количеством контактов с

соседями, причем контакты эти были как торговыми, так и военными. В

итоге мы можем наблюдать на археологическом материале большое

количество заимствований из тех или иных культур. Может сложиться

впечатление, что саргатская культура представляла собой всего лишь

компиляцию достижений своих соседей. Действительно, крайне сложно

выделить чисто саргатские элементы в погребальном обряде и

домостроительстве. Притом в погребальном обряде чисто саргатские черты

гораздо лучше просматриваются на материалах погребений простых воинов

и общинников.

Комплекс материалов погребений и поселений позволяет нам

рассмотреть уровень социального и экономического развития общества и

его мировоззренческие принципы настолько, насколько это вообще

возможно на археологическом материале. На основе проделанной работы

можно сделать вывод о том, что материалы могильников и поселений могут

дать намного больше сведений о саргатской культуре, нежели их

использует большинство исследователей. Наиболее сложно для

исследования через археологические источники мировоззрение населения

саргатской культуры, так как основные проявления его были нестатичны и

отражаются на археологическом материале разве что в погребальном

обряде и отдельных находках. Хотя, как указывалось в основных главах

работы, можно постараться выделить некоторые черты мировоззрения на

основе раскопок поселений.

По мнению автора работы, материалы поселений могут использоваться

в качестве источника по социальной структуре общества (размер жилищ,

расположение их в центре или на периферии поселения, возможность или

невозможность выделения "кварталов" по специализации или социальному

положению семей), дифференциация городищ по уровню укрепленности. На

экономическое развитие общества указывает, в частности, дифференциация

поселений по уровню жизни, по количеству жителей, если будет возможно

ее провести. Источником информации для всех трех направлений

(социальное и экономическое развитие, мировоззрение) будет являться

инвентарь, притом как погребений, так и поселений. При попытке

реконструкции мировоззрения саргатцев не менее значимым, чем наличие

инвентаря, будет его положение в поселении или кургане.

Материалы погребений саргатцев также могут использоваться в

качестве источника по всем трем поставленным вопросам. Наиболее

используемой группой при исследованиях, безусловно, останется

инвентарь -- его количество, импортные это изделия либо произведены

самими саргатцами. Как уже указывалось выше, для установления

некоторых принципов мировоззрения населения саргатской культур

чрезвычайно важным будет расположение инвентаря в могильнике.

Также в этом плане информативны и все выделенные нами элементы

могильников. Как указывалось многими авторами, внутримогильные

сооружения могут представлять собой "застывшую картину мира"

саргатцев.

Экономическое развитие саргатского общества рациональнее

рассматривать все же через инвентарь. Сразу можно заметить большое

количество импорта и разницу в наличии инвентаря в погребениях, что,

несомненно, было отражением прижизненного социального положения

погребенного. Это отражало и место, отводившееся умершему в кургане.

Вообще тема погребений как источника по трем указанным вопросам

достаточно разработана в литературе, в отличие от поселений.

Много материала может дать сопоставление материалов могильников и

поселений. Это сопоставление уже позволило исследователям выявить

сходство погребальных камер саргатцев с их жилищами. Думается, что

некоторые предположения позволит сделать сравнение расположения

погребений и поселений.

Логическим продолжением данной работы может быть применение

продекларированных в конце каждой главы задач на практике. Но задач

этих слишком много и они широко разбросаны, в связи с чем постараемся

сузить перспективы исследования. Количество материала в принципе

позволяет начать заниматься реконструкцией некоторых мировоззренческих

принципов саргатского населения. Также некоторые аспекты этого вопроса

до определенной степени изучены в литературе.

Предлагаемая схема исследования мировоззрения саргатцев в основном

на материалах могильников:

I. Социально-политический аспект:

a) внешняя обстановка в Барабе по материалам могильников (пол,

возраст и причина смерти на каждом конкретном этапе существования

саргатской культуры;

b) образ жизни саргатцев по материалам могильников и погребений

(инвентарь жилищ и могил, расположение и планировка поселений и

могильников, болезни, отразившиеся на костяках);

c) причины парных захоронений (пол и возраст погребенных в них,

затраты труда и времени, необходимые для постройки одного

кургана, датировка парных захоронений и обстановка в то время

Прииртышьи);

социально-этнический аспект на материалах могильников

(антропологические типы погребенных и связь их с определенными

наборами инвентаря и вариациями погребального обряда; погребенные

с искусственно деформированными черепами; могилы, не содержащие

инвентаря).

II. Уровень технического и интеллектуального развития саргатцев:

a) способности к планированию ряда действий, наличие или отсутствие

метрическог системы (планировка поселений, жилищ, могильников) --

возможны совместные исследования с психологами;

b) анализ отдельных вещей и категори инвентаря (импортные или

произведенные саргатцами, уровень сложности изготовления

пердмета, заимствованный или изобретенный (усовершенсовованный)

саргатцами).

III. Саргатская обрядность:

a) вариации погребального обряда (наличие и конструкция шатровых

сооружений, следы культа огня в погребальном обряде, возможность

кремации);

b) "нетипичные" захоронения: возможные причины на материалах

кургана;

c) локализация отдельных предметов в согилах и возможность

интерпретации этих данных;

d) мечи в насыпях: отдельные случаи или тенденция (наличие связи с

курганом или могилой)

e) продолжение в саргатской погребальной обрядности традиций эпохи

бронзы

f) использование импортных изделий в качестве обрядовых, культовых

предметов

Таким образом, возможно, удастся составить относительно целостную

характеристику мировоззрения саргатской культуры. Для того, чтобы

собрать воедино отдельный куски, которые получатся по завершении

работы, необходимо провести анализ возможности заимствования тех или

иных реконструированных принципов мировоззрения. Вероятно, эту часто

работы можно будет провести еще на этапе работы с археологическими

материалами, так как мировоззренческие принципы большинства соседей

саргатцев нам известны только в их проявлениях в памятниках.

Список использованной литературы

1. Артамонов М.И. Сокровища саков. — М., 1973.

1. Бордовский А.П. Сюжеты зооморфных гравировок как отражение

культурно-исторических связей саргатской культуры // Взаимодействие

саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С. 16-23

1. Довгалюк Н.П. Происхождение стеклянных бус из могильников

Саргатской культуры // Вестник Омского университета, 1997, Вып. 1.

1. Дэйр М.И., Корякова Л.Н. Культура зауральских скотоводов на рубеже

эр. Екатеринбург, 1997. – 240 с.

1. Зубова А.В. Реконструкция женской прически по материалам могильника

саргатской культуры Старые Карачи – 3 // Материалы ХХХVII

Международной научной студенческой конференции "Студент и научно-

технический прогресс": Новосибирск, 1999. C. 171

1. Коников Б.А., Тайны древних курганов. Омск, 1990.

1. Матвеев А.В., Матвеева Н.П. О реконструкции погребальных сооружений

саргатской культуры // Вторые исторические чтения памяти М.П.

Грязнова. Ч. I. Омск, 1992. С. 124-127

1. Матвеева Н.П., Матвеев А.В., Хренов В.Я. Исследование Нижне-

Ингальского I курганного могильника // Актуальные проблемы

сибирской археологии Барнаул, 1996. С. 61-64

1. Матвеева Н.П. О погребальном обряде саргатских могильников

Приишимья // проблемы изучения саргатской культуры. Омск, 1991. С.

16-20.

1. Матвеева Н.П. О торговых связях саргатского населения с

Центральной Азией (по материалам Тоболо-Ишимья) // Взаимодействие

саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С. 10-16

1. Матвеева Н.П., Опенько И.Ю. Роговая бляха с гравированным

изображением из Абатского 3 могильника // Проблемы изучения

саргатской культуры. Омск, 1991. С. 41-45.

1. Матвеева Н.П. Саргатская культура на Среднем Тоболе. Новосибирск:

"Наука", 1993

1. Матвеева Н.П. Саргатская культура Приишимья. Новосибирск: Наука,

1994.

1. Матвеева Н.П. Хозяйственно-жилой комплекс Рафайловского городища //

Исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Омск, 1987 С. 130

1. Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Могильник Сидоровка в Омском

Прииртышье. -- Новосибирск: Наука, 1997. -- 198 с.

1. Матющенко В.И., Яшин В.Б. Погребение воина из могильника у д.

Сидоровка Омской области и некоторые вопросы мировоззрения

кочевников степей // Исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Ч.

I. Омск, 1987, 200с С. 192-195

1. Могильников В.А. К вопросу о саргатской культуре // Проблемы

археологии и древней истории угров. М.: Наука, 1972.

1. Могильников В.А. К динамике внешних контактов саргатского этноса.

// Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С.

4-10

1. Могильников В.А. К характеристике лесосостепного Прииртышья в VII-

VI вв. до н.э. // Институт археологии АН СССР. Краткие сообщения.

Т. 184. Железный век Кавказа, Средней Азии и Сибири. М.: Наука,

1985. С. 4-5

1. Могильников В.А. Саргатская культура // Археология СССР. Степная

полоса азиатской части СССР в скифо-сибирское время. М.: Наука,

1992.

1. Погодин Л.И. К характеристике военной структуры саргатского

общества // IV исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Омск,

1997. С. 116-121.

1. Погодин Л.И. Лаковые изделия из памятников Западной Сибири раннего

жеезного века // Взаимодействие саргатских племен с внешним миром.

-- Омск, 1998

1. Погодин Л.И. О "дополнительных" критериях при изучении социальной

структуры древних обществ // Вторые исторические чтения памяти

Михаила Петровича Грязнова. Ч. I. Омск, 1992. С. 58-60

1. Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. Новосибирск: Наука,

1987

1. Рябинина Е.А., Флеенко О.Г. Раскопки саргатских курганов в Нижнем

Притоболье (материалы могильника Гладунино-I) // ХХХI урало-

поволжская археологическая конференция студентов, аспирантов и

молодых ученых. По материалам InterNet.

1. Татаурова Л.В. К вопросу о северных связях саргатской культуры //

Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С.39-

46

1. Тихонов С.С., Яшин В.Б. Возможности археологии при изучении

личности в первобытном обществе // Вторые исторические чтения

памяти М.П. Грязнова. Ч. I. Омск, 1992. С. 55-57

1. Троицкая Т.Н. Коллективные погребения в курганах конца скифского и

начала гунно-сарматского времени // Проблемы изучения саргатской

культуры. Омск, 1991. С. 167-170

-----------------------

[1] Тихонов С.С., Яшин В.Б. Возможности археологии при изучении личности в

первобытном обществе // Вторые исторические чтения памяти Михаила

Петровича Грязнова. Ч. I. Омск, 1992. С. 55-56

[2] Погодин Л.И. О "дополнительных" критериях при изучении социальной

структуры древних обществ // Вторые исторические чтения памяти Михаила

Петровича Грязнова. Ч. I. Омск, 1992. С. 58-59

[3] Дэйр М.И., Корякова Л.Н. Культура зауральских скотоводов на рубеже эр.

Екатеринбург, 1997. С. 7

[4] Могильников В.А. Саргатская культура // Археология СССР. Степная полоса

азиатской части СССР в скифо-сибирское время. М.: Наука, 1992. С. 309

[5] Могильников В.А. К динамике внешних контактов саргатского этноса //

Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С. 4

[6] Могильников В.А., 1992. С. 293

[7] Матвеева Н.П. Саргатская культура Приишимья. Новосибирск, Наука, 1994.

С. 118

[8] Могильников В.А, 1998. С. 5

[9] Матвеева Н.П. О торговых связях саргатского населения с Центральной

Азией (по материалам Тоболо-Ишимья) // Взаимодействие саргатских племен с

внешним миром. Омск, 1998. С. 14

[10] Татаурова Л.В. К вопросу о северных связях саргатской культуры //

Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С. 43

[11] Дэйр М.И., Корякова Л.Н. Указ. соч. С. 151

[12] Там же. С. 151

[13] Матвеева Н.П., 1998. С. 10-11

[14] Матвеева Н.П., 1998. С. 11

[15] Могильников В.А., 1998. С. 4

[16] Могильников В.А. К вопросу о саргатской культуре // Проблемы

археологии и древней истории угров. М.: Наука, 1972, С 78

[17] Корякова Л.Н., 1988 С. 21-22

[18] Там же. С. 22

[19] Корякова Л.Н., 1988 С. 23-24

[20] Матвеева Н.П. Саргатская культура на Среднем Тоболе. Новосибирск,

"Наука", 1993 С. 74

[21] Там же. С. 88-89

[22] Корякова Л.Н., 1988 С. 23

[23] Корякова Л.Н, 1988 С. 22-23

[24] Корякова Л.Н., 1988 С. 34-35

[25] Матвеева Н.П., Хозяйственно-жилой комплекс Рафайловского городища //

Исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Тезисы докладов областной научной

конференции по разделам: Скифо-сибирская культурно-историческая общность.

Раннее и позднее средневековье. Омск, 1987. С. 131

[26] Там же. С. 37

[27] Матвеева Н.П., 1987. С. 132

[28] Корякова Л.Н, 1988 С. 39

[29] Корякова Л.Н., 1988 С. 40

[30] Там же. С. 38

[31] Корякова Л.Н., 1988 C. 44-45

[32] Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Могильник Сидоровка в Омском

Прииртышье. -- Новосибирск: Наука, 1997. -- 198 с. С.36

[33] Корякова Л.Н., 1988 C. 48

[34] Там же. C. 48-49

[35] Матвеева Н.П., Матвеев А.В., Хренов В.Я. Исследование Нижне-

Ингальского I курганного могильника // Актуальные проблемы сибирской

археологии (тезисы научной конференции). Барнаул, 1996. С. 63

[36] Там же, с. 62

[37] Матвеева Н.П., 1991. О погребальном обряде саргатских могильников

Приишимья. С. 16-20. // Проблемы изучения саргатской культуры. Омск, 1991.

61 с. С. 16-17

[38] Корякова, 1988 C 49

[39] Там же, с. 48-49

[40] Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Указ. соч. С.34

[41] Корякова Л.Н., 1988 C 49

[42] Матвеева Н.П., 1991. С. 17

[43] Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Указ. соч. С.33

[44] Матвеев А.В., Матвеева Н.П. О реконструкции погребальных сооружений

саргатской культуры // Вторые исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Ч.

I. Омск, 1992. С. 126

[45] Матвеева Н.П., 1993. С. 30-31

[46] Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. С. 13

[47] Дэйр М.И., Корякова Л.Н. Указ. соч. С. 149

[48] Корякова Л.Н., 1988 C 56

[49] Матвеева Н.П., 1991. 61 с. С. 18

[50] Довгалюк Н.П. Происхождение стеклянных бус из могильников Саргатской

культуры // Вестник Омского университета, 1997, Вып. 1. С. 52

[51] Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Указ. соч. С. 84

[52] Матющенко В.И., Татаурова Л.В. Указ. соч. С.85

[53] Рябинина Е.А., Флеенко О.Г. Раскопки саргатских курганов в Нижнем

Притоболье (материалы могильника Гладунино-I) // ХХХI урало-поволжская

археологическая конференция студентов, аспирантов и молодых ученых.

[54] Матвеева Н.П., Матвеев А.В., Хренов В.Я. Указ. соч. С. 62

[55] Матвеева Н.П., 1993. С 48

[56] Полосьмак Н.В. Указ. соч. С. 43

[57] Могильников В.А. К характеристике лесосостепного Прииртышья в VII-VI

вв. лдо н.э. // Институт археологии АН СССР. Краткие сообщения. Т. 184.

железный век Кавказа, Средней Азии и Сибири. М.: Наука, 1985. С. 5

[58] Артамонов М.И. Сокровища саков. — М., 1973. — С. 140-141

[59] Матвеева Н.П., 1990. 158 с.

[60] Матвеева Н.П., Опенько И.Ю. Роговая бляха с гравированным изображением

из Абатского 3 могильника. С. 41-45. // Проблемы изучения саргатской

культуры. Омск, 1991. 61 с С 43

[61] Зубова А.В. Реконструкция женской прически по материалам могильника

саргатской культуры Старые Карачи - 3// Материалы ХХХVII Международной

научной студенческой конференции "Студент и научно-технический прогресс":

История / Новосиб. ун-т, Новосибирск, 1999. 171 с.

[62] Матющенко В.И., Яшин В.Б. Погребение воина из могильника у д.

Сидоровка Омской области и некторые вопросы мировоззрения кочевников степей

// Исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Ч. I. Омск, 1987, 200с С. 192-

195 С. 192

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5