Культура средних веков. Эпоха возрождения

Культура средних веков. Эпоха возрождения

Содержание:

Введение 2

Культура и идеология средних веков в странах Западной Европы. 4

Средневековая церковь 15

Мироощущение простого человека 15

Церковь и ереси. 15

Инквизиция 15

Культура Византии. 16

Основные черты эпохи Возрождения. Культ гуманизма и вера во всемогущество

человеческого разума. 17

Характер культуры Возрождения 17

Гуманизм Возрождения 17

Свободомыслие и светский индивидуализм 18

Искусство Возрождения 18

Наука Возрождения 19

Учения об обществе и государстве 20

Культура итальянского Возрождения 20

Северное Возрождение 26

Список использованной литературы: 30

Введение

Слово «культура» появилось в латинском языке. Его употребляли в трактатах

и письмах поэты и ученые Древнего Рима. Оно обозначало действие по

возделыванию, обработке чего-либо. Римский государственный деятель и

писатель Марк Порций Катон (234 — 149 гг. до н. э.) написал трактат о

земледелии, перевод названия которого по-латыни звучит примерно так:

агрикультура. Этот трактат посвящен не просто обработке земли, а уходу за

участком, полем, что предполагает не только возделывание почвы, но еще и

особое душевное отношение к ней. Например, Катон дает такой совет по

приобретению земельного участка: нужно не лениться и обойти покупаемый

участок земли несколько раз; если участок хорош, чем чаще его осматривать,

тем больше он будет нравиться. Вот это самое «нравиться» должно быть

непременно. Если его не будет, то не будет и хорошего ухода, т. е. не

будет культуры.

Следовательно, слово «культура» еще на первых порах употребления означало

не только обработку, но и почитание, может быть, даже поклонение. Не

случайно ведь существует и родственное слово «культ».

Римляне употребляли слово «культура» с каким-нибудь объектом в

родительном падеже: культура поведения, культура речи и т. д. Римский

оратор и философ Цицерон (106 — 43 гг. до н. э.) использовал этот термин в

применении к духовности. Философию он считал культурой духа или ума. В

основном все историки культуры сходятся на том, что подразумевается

воздействие философии на ум с целью его обработки, воспитания, развития

умственных способностей. Но если вспомнить Катона, можно обнаружить и иной

смысл. Философия — это не только обработка или образование ума, но и его

почитание, уважение его и поклонение ему. И действительно: философия

родилась из предпочтения духовного начала в человеке, из почтения к этому

началу.

В эпоху средневековья чаще, чем слово «культура», употреблялось слово

«культ». Имелась в виду возможность и способность выразить творческую силу

и волю Бога посредством определенного отношения к нему и ритуала.

Существовало и понятие рыцарства, т. е. своеобразного культа или культуры

доблести, чести и достоинства. В эпоху Возрождения происходит возврат к

античному смыслу слова «культура» как гармоничному и возвышенному развитию

человека, содержащему в себе его активное, творческое начало.

Вот так трактуется в энциклопедическом словаре слово «культура»: (от

латинского cultura — возделывание, воспитание, образование, развитие,

почитание), исторически определенный уровень развития общества, творческих

сил и способностей человека, выраженный в типах и формах организации жизни

и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных

ценностях.

Слово «культура» является одним из наиболее употребляемых в современном

языке. Но это говорит скорее о его многозначности, чем об изученности и

осмысленности скрывающихся за ним значений. Многообразие обыденного

словоупотребления перекликается со множественностью научных определений и

свидетельствует прежде всего о многообразии самого феномена Культуры. Мы

привыкли говорить о духовной и материальной культуре и прекрасно понимаем,

что в одном случае речь идет о музыке, театре, религии, в другом – о

земледелии и садоводчестве, компьютерном обеспечении производства. Но

классифицируя, в соответствии со сложившимся словоупотреблением, различные

области культуры, мы редко задумываемся над тем обстоятельством, что

культура — это не только различные области действительности, но и сама

действительность человека в этих областях.

Все, чем мы пользуемся в области культуры (в том числе и само понимание

культуры), было когда-то открыто, осмыслено и введено в человеческую

повседневность. Другое дело, что существуют разные национальные и

исторические традиции, причудливо переплетенные в современном облике

культуры, которые определяют содержание наших представлений о культуре, а

также, будучи переосмысленными в научных исследованиях, и содержание

научных теорий.

Очевидно, что культурология, как наука XX века, не просто сводит воедино

существующее многообразие представлений о культуре и классифицирует

бесчисленные дефиниции своего главного понятия, она опирается на

определенную традицию. Для европейской культурологии основные исторические

этапы этой традиции (исторического развития представлений о культуре и ее

понимания) составляют античность, средние века, новое время.

***

Средневековая культура — культура христианская, отрицая языческое

отношение к миру, тем не менее, сохранила основные достижения античной

культуры. «Политеизму она противопоставляет монотеизм; натурализму,

интересу к предметному миру — духовность, культивирование интроспекции;

гедонизму — аскетический идеал; познанию через наблюдение и логику —

книжное знание, опирающееся на Библию и толкование ее авторитетами церкви».

Пристально вглядываясь в глубины собственной души, средневековый человек

обнаружил неповторимость, уникальность и неисчерпаемость личности. Это вело

к признанию субстанциональности божественной личности, делало возможным

переход от политеизма к монотеизму.

Если в основе античного понимания культуры лежало признание

безличностного абсолюта, которым выступал «божественный строй вещей», то в

средневековой культуре прослеживается постоянное стремление к

самосовершенствованию и избавлению от греховности. «Чувство неуверенности —

вот что влияло на умы и души людей средневековья и определяло их поведение.

Неуверенность в материальной обеспеченности и неуверенность духовная... Эта

лежавшая в основе всего неуверенность, в конечном счете, была

неуверенностью в будущей жизни, блаженство в которой никому не было обещано

наверняка и не гарантировалось в полной мере ни добрыми делами, ни

благоразумным поведением. Творимые дьяволом опасности погибели казались

столь многочисленными, а шансы на спасение столь ничтожными, что страх

неизбежно преобладал над надеждой». Античный человек черпал свою

уверенность в созерцании неизменного, вечного космоса и, прежде всего,

природы: Это небо и звезды, горы и реки. Боги же составляют часть природы.

Это опять те же небо и звезды, горы и реки. Из благоговейного созерцания

вырастала уверенность в том, что «из ничего ничего не происходит». С

потерей уверенности в прочности социоприродного порядка отбрасывается эта

основная посылка античного самосознания и утверждается принцип

сотворенности мира «из ничего», «по божественной воле». Ликвидируется

пантеистическое признание единства природы и Бога, обнаруживается их

принципиальное различие, дуализм Бога и мира. На смену космологизму

приходит трансцендентизм г персонализм.

Единый и вездесущий Бог как сверхъестественная личность создает мир и от

мира не зависит, мир и человек имеют свои основания в Боге. Признание

сотворенности мира (креационизм) перерастает в концепцию постоянного

творения; Бог действует на основе собственной воли, и люди не могут понять

природы его действий и осознать их результатов. «Полная и непосредственная

зависимость природы и человека от Бога как сверхприродной личности

приводила при таких предпосылках к положениям крайнего фатализма.

Христианский Бог, структурируя природу и социальность, сообщал миру его

смысловую значимость. Божественная символика, разлитая в мире, заставляла

человека вчитываться в «письмена Бога». «Природа виделась огромным

хранилищем символов. Элементы различных природных классов — деревья в лесу,

минералы, растения, животные — всё символично, и традиция довольствовалась

тем, что некоторым из них давала преимущество перед другими».

Здесь обнаруживаются радикальные изменения в понимании культуры,

отличающие одну эпоху от другой. Античное понимание культуры, основанное на

признании рационального поиска как пути к добродетели, оказалось совершенно

беспомощным, как только окружающий мир, природа лишились своей

суверенности, когда ее чувственно-антропоморфные характеристики потеряли

свою значимость, как только человек увидел, что кроме вещественно-телесного

мира, его земной родины, есть родина небесная, духовный мир, где человек

обретает подлинное блаженство, поскольку, хотя его тело и принадлежит

земном миру, душа его бессмертна и является собственностью мира небесного.

С удивлением человек обнаружил, что тот социальный беспорядок, который

греки устраняли с помощью рациональной правовой идеи, не поддается

рациональному объяснению. Собственно говоря, за легко обозримые пределы

античного полиса античные социальные проекты и не распространялись.

Оказавшийся перед лицом необозримого мира человек увидел, что в нем

действуют законы и нормы, неподвластные человеческому разуму, но тем с

большей радостью и надеждой он осознал, что в нем есть Высший Разум и

Высшая Справедливость.

Отмечая универсальность средневекового символизма, исследователи обычно

подчеркивают особую роль книги, и в частности Библии. «...Книга была,

безусловно, величайшей из драгоценностей. Не она ли заключала в себе не

только слово, изреченное самыми великими писателями Древнего Рима, но и,

самое главное, слово Божие, глагол, с помощью которого Господь Всемогущий

установил свою власть над миром сим?». Культура сознания и самосознания

приобретает книжный характер; появляется, осознается и культивируется

интерес к книжной учености и начитанности как основному показателю

культуры. Вместе с тем человек, вчитываясь в Слово Божье, прислушиваясь к

тому, как оно отзывается в глубинах его «Я» и структурирует его действия,

наполнял моральным смыслом свою жизнь, свои поступки и помыслы.

Культура вновь предстала перед человеком как необходимость «возделывания»

собственных способностей, в том числе и разума, но «естественного разума»,

от природы неиспорченного и дополненного верой. Перед человеком открылся

ранее невидимый мир: Бог единосущий заботится о нем и любит его. Для

спасения человека он послал на муки своего сына единосущного (А. Мень).

Перед человеком открылась область иного видения мира — через любовь, любовь

к ближнему. Рациональность, оказалось, далеко не главное в человеке,

открылись такие его измерения, как вера, надежда, любовь. Человек открывает

свою слабость. Человек — это слабое, беспомощное, достойное жалости и

участия существо. Но в своей слабости он обнаруживает огромную силу. Уповая

на Веру, он может сказать «да» хаотическому и страшному миру. «И тогда

через хаос, через абсурдность, через чудовищность жизни, как солнце через

тучи, глянет око Божье. Бога, который имеет личность, и личность,

отображенную в каждой человеческой личности».

Новое понимание культуры позволило человеку осознать свою уникальность:

Бог создал человека, его бессмертную душу. Счастье не в познании себя, а в

познании Бога. Познать себя невозможно, открываются глубины человеческой

души, уникальности человека (нет того универсально-всеобщего, что заполняет

все содержание античного человека). Счастье и свобода человека не в его

«автономизации», а в осознании того духовного родства, в котором он

находится со Всевышним. Тогда человек научится преодолевать себя, достигать

недостижимого. Культура начинает осознаваться не как воспитание меры,

гармонии и порядка, а как преодоление ограниченности, как культивирование

неисчерпаемости, бездонности личности, как ее постоянное духовное

совершенствование.

Культура и идеология средних веков в странах Западной Европы.

Термин «средневековье», введенный в 1667 г. немецким историком Горном, в

классической (христианской) схеме периодизации культурно-исторического

процесса обозначает эпоху между древностью и новым временем. Обычно

историки культуры рассматривают средние века как период от отмирания

эллинистической классической, античной культуры до ее возрождения. В свою

очередь, эта эпоха имела разные периоды, охватывает 1000 лет. Поэтому для

понимания специфики этой культуры целесообразно рассматривать ее

характерные, качественные черты.

Фундаментальную роль для средневековой культуры играют традиции Западной

Римской империи, представляющие, так называемое, «романское начало».

Главными в культурном наследии Рима являются право, высокая правовая

культура; наука, искусство, философия; а также христианство, ставшее на

закате Рима государственной религией империи.

Эти традиции усваивались «варварами» во время борьбы с римлянами и

активно влияли на собственную культуру языческой родоплеменной жизни

франков, галлов, саксов, ютов, готтов и других племен Западной Европы,

представляющую, так называемое, «германское начало» средневековой культуры.

В результате взаимодействия этих начал возникло напряжение «диалога

культур», давшее мощный импульс становлению и развитию собственно

западноевропейской средневековой культуры. Ее материальную основу

составляли феодальные отношения, главной особенностью которых были;

• условность собственности на землю: феодал «держал» феод — землю с

крестьянами на правах владения, получаемого от вышестоящего феодала

(сеньора), который, в свою очередь, также являлся вассалом феодала,

занимающего более высокую ступень в социально-политической иерархии;

• личное и экономическое подчинение крестьян «держателям» земли. Основные

формы зависимости — патронат и крепостное право;

• взаимные обязательства сеньора и вассала, жесткое единство прав и

обязанностей.

Средневековая культура формировалась в условиях господства натурального

хозяйства замкнутого мира сельского поместья, неразвитости товарно-денежных

отношений. В дальнейшем социальной основой культуры все более становилась и

городская среда, бюргерство, ремесленное цеховое производство, торговля,

денежное хозяйство.

Каковы же средневековые взгляды на экономическую деятельность?

Материальное богатство необходимо, поскольку без него люди не могут

существовать и помогать друг другу, но значение его второстепенно, оно

существует для человека, а не человек для богатства. Поэтому на каждом шагу

существовали ограничения, запреты, предупреждения не позволять

экономическим интересам вмешиваться в серьезные дела. Человеку было

дозволено стремиться к такому богатству, которое необходимо для жизни на

уровне, подобающему его положению. Но стремление к большему — это уже не

предприимчивость, а жадность, которая есть смертный грех.

Человек должен быть уверен в том, что занимается делом ради всеобщей

пользы и что прибыли, которые он извлекает, не превышают справедливой

оплаты его труда. Частная собственность необходима, по крайней мере, в

этом, падшем мире; когда добро принадлежит отдельным людям, а не всем

вместе, люди больше работают и меньше спорят. Но ее приходится терпеть лишь

как уступку человеческой слабости, а сама по себе она отнюдь не желательна.

Имущество, даже в наилучшем случае, представляло собой некоторое бремя. Оно

должно быть добыто законным путем; принадлежать как можно большему числу

людей; давать средства для помощи бедным. Пользоваться им нужно по

возможности сообща. Его обладатели должны были готовы делиться с теми, кто

в нужде, даже если нужда их не достигает нищеты.

Бремя труда было распределено между различными классами социальной

пирамиды отнюдь не равномерно, существовала достаточно жесткая

эксплуатация. Сам труд не был абстрактным, он состоял в производстве не

каких угодно товаров и продуктов, которые, может быть, можно будет продать

и извлечь из этого определенную выгоду. Существовал конкретный спрос, и

человек работал для того, чтобы заработать себе на жизнь и поддерживать

свое существование. Во времена средневековья, а впрочем, и до него, как

показывал Макс Вебер, не существовало никакого стимула работать больше, чем

необходимо для поддержания своего традиционного жизненного уровня.

Исходной точкой всякой хозяйственной деятельности в средневековье

является естественное ограничение потребностей: сколько благ потребляет

человек, столько и должно быть произведено (такое хозяйствование В. Зомбарт

называет «расходным»). Размеры и характер потребностей были вполне

определенными для каждой социальной группы.

В частности, для дворянства они выражались идеей «достойного содержания»,

соответствующего положению в обществе (Ф. Аквинский). Это положение и

определяло меру хозяйственной активности: вести жизнь сеньора — означало

жить «полной чашей» (охота, турниры, балы) и «давать жить многим»,

одновременно презирая деньги — они существуют для того, чтобы их тратить.

Для массы простого народа было принято приводить доходы в соответствие

потребностям. Приоритет потребления здесь выражается идеей «пропитания»,

рожденной в лесах Европы начавшими оседать племенами молодых народов:

каждая семья получала столько усадебной земли, выгона, леса, в какой она

нуждалась для своего «нормального» существования. Из крестьянской среды

идея пропитания распространилась в промысловую, в торговлю. У крестьян и

ремесленников были различия в понимании существа «пропитания»: если для

крестьянина являлись достаточными размеры его владений, для ремесленника

представлялся достаточным размер его сбыта изделий. Но основная идея была

одной и той же — покрытие потребностей.

В средневековом обществе экономическая организация городов была

сравнительно статичной. В конце средних веков ремесленники были объединены

в цехи. Несмотря на то, что среди членов цеха всегда был кто-то, кто с

трудом сводил концы с концами, в общем, мастер всегда мог быть уверен в

том, что работа его прокормит, и он не останется босым и голодным. Если он

изготавливал хорошие стулья или седла, или сапоги и т. д., то этого было

вполне достаточно, чтобы обеспечить жизненный уровень, который полагался

ему, исходя из его сословия. В противовес тенденции идеализировать цеховую

систему — вместе со всей средневековой жизнью — некоторые историки

отмечают, что цехи всегда были проникнуты монополистическим духом. Однако

большинство авторов считает, что, даже если отбросить какую-либо

идеализацию, цехи были основаны на взаимном сотрудничестве и обеспечивали

своим членам относительную гарантию существования.

Средневековая торговля, как показал Зомбарт, осуществлялась в основном

множеством мелких предпринимателей.

Накопление капитала до конца XV в. происходило очень медленно.

Разумеется, это не значит, что в средние века люди не хотели стать богаче.

Но стремление к наживе, деньгам было принято удовлетворять за пределами

нормальной, традиционной хозяйственной жизни. Люди копали рудники, искали

клады, разбойничали, занимались алхимией, ибо большие и быстрые деньги

принципиально не стремились добыть в рамках обычного хозяйствования.

Другой его важной особенностью является сам характер труда — и для

крестьян, и для ремесленников он был «одиноким творчеством»: люди жили в

своих творениях, как художники, вкладывали в них душу, чуть ли не со

слезами расставались с продуктами своего труда, ручались за них своей

честью; ремесленники явно не любили массовой выделки. Работа приносила

определенное удовольствие труженикам — как реализация их творческих

возможностей, — но большинство работало потому, что им надо было кормить

себя и свою семью. Одним словом, они работали только потому, что им

приходилось работать; идеология пропитания рождала весьма ограниченную

трудовую мотивацию. Это противоречие проявлялось в низких темпах развития

хозяйственной деятельности, в ее неторопливости, в отсутствии большой любви

к хозяйствованию, косвенным свидетельством чему являлось обилие праздников

— выходных дней.

Личному характеру хозяйствования соответствует и его традиционализм,

когда в любом деле смотрели не столько на его цель, сколько на примеры

прошлого, на предшествующий опыт. Это было вызвано и тем обстоятельством,

что отдельный человек мог состояться лишь как член своей профессиональной

группы. Поэтому он стремился культивировать те навыки, которые были

характерны для своей группы, довести до совершенства старое, а не искать

новое в организации труда, технологиях.

Высший идеал этого времени, «освящающий» систему Ф. Аквинского, — это

покоряющаяся в себе и из своего существа восходящая к совершенству

отдельная душа. К этому идеалу были приспособлены все жизненные требования,

ему соответствовало твердое разделение людей на профессии и сословия,

рассматриваемые как равноценные в их общих отношениях к целому и

предоставляющие отдельному лицу те формы, только внутри которых оно может

развивать свое индивидуальное существование до совершенства. Основная черта

средневековой жизни — ощущение и потребность уверенного покоя, свойственная

всякой ограниченной жизни.

Социальная культура средневековья выступает, прежде всего, как

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5