Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР

Коминтерном. Во главе профсоюзов стал Шверник. Рыков подал в отставку с

поста Председателя Совнаркома. ЦКК предприняла всеобщую проверку и чистку

рядов партии, которая за несколько месяцев привела к исключению 170 тысяч

большевиков (11% партсостава), причем треть из них – с формулировкой «за

политическую оппозицию линии партии». В течение лета 1929 г. против

Бухарина и его сторонников развернулась редкая по своей силе кампания в

печати. На ноябрьском пленуме ЦК полностью дискредитированная оппозиция

подвергла себя публичной самокритике. Бухарин был исключен из Политбюро.

5. И снова кризис – кто виноват?

В то время как в высших эшелонах власти один за другим разворачивались

эпизоды борьбы сторонников и противников нэпа, страна все глубже и глубже

погружалась в экономический кризис, усугубляемый непоследовательными

мерами, в которых отражалось «брожение» в руководстве и отсутствие четко

определенной политической линии.

Показатели сельского хозяйства в 1928 – 1929 гг. были

катастрофическими. Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению не

только к зажиточным крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы и

тюремное заключение в случае отказа продавать продукцию государству по

закупочным ценам в три раза меньшим, чем рыночные), зимой страна получила

хлеба меньше, чем год назад. Обстановка в деревне стала крайне напряженной:

печать отметила около тысячи случаев «применения насилия» по отношению к

«официальным лицам». Поголовье скота уменьшилось. В феврале 1929 г. в

городах снова появились продовольственные карточки, отмененные после

окончания гражданской войны. Дефицит продуктов питания стал всеобщим,

когда власти закрыли большинство частных лавок и кустарных мастерских,

квалифицированных как «капиталистические предприятия». Повышение стоимости

сельскохозяйственных продуктов привело к общему повышению цен, что

отразилось на покупательной способности населения, занятого в производстве.

В глазах большинства руководителей, и в первую очередь Сталина, сельское

хозяйство несло ответственность за экономические трудности еще и потому,

что в промышленности показатели роста были вполне удовлетворительными.

Однако внимательное изучение статистических данных показывает, что все

качественные характеристики: производительность труда, себестоимость,

качество продукции – шли по нисходящей. Этот настораживающий феномен

свидетельствовал о том, что процесс индустриализации сопровождался

невероятной растратой человеческих и материальных ресурсов. Это привело к

падению уровня жизни, непредвиденной нехватке рабочей силы и

разбалансированного бюджета в сторону расходов.

Видимое отставание сельского хозяйства от промышленности позволило

Сталину объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса.

Эту идею он, в частности, развил на пленуме ЦК в апреле 1929 г. Сельское

хозяйство необходимо было полностью реорганизовать, чтобы оно достигло

темпов роста индустриального сектора. По мысли Сталина, преобразования

должны были быть более радикальными, чем те, что предусматривал пятилетний

план, утвержденный 16 партконференцией, а затем и Съездом Советов (апрель –

май 1929 года).

При всей смелости – вариант ВСНХ предполагал увеличить

капиталовложения в четыре раза по сравнению с 1924 –1928 гг., добиться за

пять лет роста промышленного производства на 135%, а национального дохода

на 82%, что и привело к его окончательной победе над более скромным

вариантом Госплана, - пятилетний план все же оставался на сохранении

преобладающего частного сектора, сосуществующего с весьма ограниченным, но

высокопроизводительным сектором государственным и коллективным. Его авторы

рассчитывали на развитие спонтанного кооперативного движения и на систему

договоров между кооперативами и крестьянскими товариществами. Наконец, план

предполагал, что к 1933 – 1934 гг. примерно 20% крестьянских хозяйств

объединяются в товарищества по совместной обработке земли, в которых

обобществление коснется исключительно обрабатываемых земель, обслуживаемых

«тракторными колоннами», без отмены частной собственности и без

коллективного владения землей скотом. Постепенная и ограниченная

коллективизация должна была строиться исключительно на добровольном

принципе, с учетом реальных возможностей государства поставлять технику и

специалистов.

По мнению Сталина, критическое положение на сельскохозяйственном

фронте, приведшее к провалу последней хлебозаготовительной кампании, было

вызвано действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву

советского строя» Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или

колхозы» Речь теперь шла не о выполнении плана, а о беге наперегонки со

временем.

Только что принятый план подвергся многочисленным корректировкам в

сторону повышения, особенно в области коллективизации. В начале

предполагалось обобществить к концу пятилетки 5 млн. крестьянских хозяйств.

В июне Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств

только за один 1930 г. и половины крестьянского населения к 1933 г. В

августе Микоян заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель

обобществить в том же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла

до 30 млн.

Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о

победе сталинской линии. Оно питалось иллюзией изменения положения вещей в

деревне: тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под

воздействием призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке

государства хоть как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства

руководителей свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в

деревне и о «неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов – гигантов»

и «агропромышленных комплексов», каждый площадью 5 - 10 тыс.га, становились

теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сообщила о начале

нового этапа – «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены

властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и

коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер

должны были показать пример и вступить в колхозы.

Центральный орган управления коллективными хозяйствами – Колхозцентр –

получил дополнительные полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы

немногочисленной техники, обязывались предоставлять машины только колхозам.

Мобилизация охватила профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и

студентов были отправлены в деревню в сопровождении партийных «активистов»

и сотрудников ГПУ. В этих условиях насильственная заготовительная кампания

приняла характер реквизиции, еще ярче выраженный, чем во время двух

предыдущих.

Осенью 1929 г. рыночные механизмы были окончательно сломаны. Несмотря

на средний урожай, государство получило более 1 млн. пудов зерна, то есть

на 60% больше, чем в предыдущие годы. По окончании кампании

сконцентрированные в деревне огромные силы (около 150 тыс. человек) должны

были приступить к коллективизации. За лето доля крестьянских хозяйств,

объединившихся в ТОЗы (в подавляющем большинстве это были бедняки),

составила в отдельных районах Северного Кавказа, Среднего и Нижнего

Поволжья от 12 до 18% общего числа. С июня по октябрь коллективизация

затронула, таким образом, более 1 млн. крестьянских хозяйств.

Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески

побуждали местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать

рекорды коллективизации. По решению наиболее ретивых партийных организаций

несколько десятков районов страны объявили себя «районами сплошной

коллективизации». Это означало, что они принимали на себя обязательство в

кратчайшие сроки обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление

на крестьян усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито

оптимистических отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной

коллективизации. Неделю спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрьской

революции Сталин опубликовал свою статью «Великий перелом», основанную на в

корне ошибочном мнении, что «середняк повернулся лицом к колхозам». Не без

оговорок ноябрьский (1929 г.) пленум ЦК партии принял сталинский постулат о

коренном изменении отношения крестьянства к коллективным хозяйствам и

одобрил нереальный план роста промышленности и ускоренной коллективизации.

Это был конец нэпа.

Решения пленума, в которых прозвучало заявление о том, что «дело

построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено

в исторически минимальные сроки», не встретили никакой критики со стороны

«правых», признавших свою безоговорочную капитуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглавляемая новым

наркомом земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации,

утвержденный 5 января 1930 г. после неоднократно пересмотров и сокращений

плановых сроков. На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии

с этим графиком Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали

«сплошной коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931

г.), а другие зерновые районы должны были быть полностью коллективизированы

на год позже. Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства

признавалась артель, как более передовая по сравнению с товариществом по

обработке земли. Земля, скот, сельхозтехника в артели обобществлялись.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась решением участи

кулаков. 27 декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения

эксплуататорских тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса.

Комиссия Молотова разделила кулаков на три категории: в первую (63

тыс. хозяйств) вошли кулаки, которые занимались «контрреволюционной

деятельностью», во вторую (150 тыс. хозяйств) – кулаки, которые не

оказывали активного сопротивления советской власти, но являлись в то же

время «в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали

контрреволюции». Кулаки этих двух категорий подлежали аресту и выселению в

отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан), а их имущество подлежало

конфискации. Кулаки третьей категории, признанные «лояльными по отношению к

советской власти», осуждались на переселение в пределах областей из мест,

где должна была проводиться коллективизация, на необработанные земли.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым

непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилась

она специальными комиссиями под надзором «троек», состоявших из первого

секретаря партийного комитета, председателя исполнительного комитета и

руководителя местного отдела ГПУ. Составлением списков кулаков первой

категории занимался исключительно местный отдел ГПУ, списки же кулаков

второй и третьей категории составлялись на местах с учетом «рекомендаций»

деревенских активистов и организаций деревенской бедноты, что открывало

широкую дорогу к злоупотреблению и сведению старых счетов.

Прежние критерии, над разработкой которых трудились в предыдущие годы

партийные идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего

года произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих

налогов. Отсутствие внешних проявлений богатства побуждало комиссии

обращаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, как правило

устаревшим и неточным, к информации ОГПУ и к верному испытанному средству –

доносам.

В итоге раскулачиванию подверглись десятки тысяч середняков. В

некоторых районах от 80 до 90% крестьян были осуждены как «подкулачники».

Их основная вина состояла в том, что они уклонялись от коллективизации.

Наиболее активным сопротивление было на Украине, Северном Кавказе и на Дону

(туда даже были введены войска).

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» невиданными темпами

разворачивалась и сама коллективизация. Каждую декаду в газетах

публиковались данные о коллективизированных хозяйствах в процентах:

. 7,3% на 1 октября 1929 г.

. 13,2% на 1 декабря 1929 г.

. 20,1% на 1 января 1930 г.

. 34,7% на 1 февраля 1930 г.

. 50% на 20 февраля 1930 г.

. 58,6% на 1 марта 1930 г.

Эти проценты, раздуваемые местными властями из желания продемонстрировать

вышестоящим инстанциям выполнение плана, как правило, ничего не означали на

деле. Большинство колхозов существовали только на бумаге. Результатом всех

этих процентных побед стала длительная дезорганизация сельского хозяйства.

Угроза коллективизации побуждала крестьян забивать скот (только поголовье

крупного рогатого скота уменьшилось на четверть в период между 1928 и 1930

годами). Нехватка семян для весеннего сева, вызванная конфискацией зерна,

предвещала не менее катастрофические последствия.

6. «Головокружение от успехов»

2 марта 1930 г. в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение

от успехов». В ней «вождь» осудил многочисленные случаи нарушения принципа

добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование

колхозного движения». Он критиковал «излишнюю ретивость» (курсив автора) в

деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. В статье,

однако, совершенно отсутствовал даже намек на самокритику, а вся

ответственность сваливалась на местное руководство. Разумеется, ни в коей

мере не вставал вопрос о пересмотре самого принципа коллективизации.

Эффект от статьи, вслед за которой 14 марта появилось постановление

ЦК «О борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении»,

сказался немедленно. Пока местные партийные кадры пребывали в полном

смятении, начался массовый выход крестьян из колхозов. К 1 июля

коллективизированными оставались не более чем 5,5 млн. крестьянских

хозяйств – 21% от общего их числа, то есть почти в три раза меньше, чем на

1 марта.

Возобновленная с новой силой к осени 1930 г. кампания хлебозаготовок

способствовала росту напряженности, временно спавшей весной. Исключительно

благоприятные погодные условия 1930 г. позволили собрать великолепный

урожай в 83,5 млн. тонн зерна, или на 20% больше, чем в прошлом году.

Хлебозаготовки, осуществляемые проверенными методами, принесли государству

22 млн. тонн зерна, что в два раза превышало полученное в последние годы

нэпа. Эти результаты, достигнутые ценой огромных поборов с колхозов

(достигавшие до 50 – 70% от урожая), только побудили власти к продолжению

политики коллективизации. Реакция крестьян на этот грабеж среди бела дня

была ожесточенной: во время хлебозаготовок 1930 – 1931 годов отделы ГПУ

зарегистрировали десятки тысяч случаев поджога колхозных построек. Несмотря

на это, к июлю 1931 г. процент коллективизированных хозяйств вернулся к

уровню марта 1930 г.

Но уже к концу лета 1931 г. хлебозаготовки начали давать сбои. Власти

решили направить в деревню 50 тысяч новых уполномоченных в качестве

подкрепления местному аппарату. Тысячи колхозов остались полностью без

кормов и почти без семян. Несмотря на очень посредственный урожай (69 млн.

тонн), во время хлебозаготовок было изъято рекордное количество зерна (22,8

млн. тонн). На Украине появились первые признаки «критической

продовольственной ситуации». Этот эвфемизм, употребленный украинским ЦК, на

самом деле означал голод.

Назревал и становился неизбежным конфликт между идущими на всяческие

уловки во имя сохранения хотя бы части урожая крестьянами, и властями,

обязанными любой ценой выполнить план по хлебозаготовкам. 7 августа 1932 г.

был издан закон, позволявший приговаривать к высылке сроком до 10 лет «за

ущерб, наносимый колхозу».

В соответствии с этим законом и статьей 58 Уголовного кодекса

(позволявшей осудить всякого, кто совершил какое-нибудь действие,

подрывающее советскую власть) десятки тысяч колхозников были арестованы за

(!) самовольное срезание небольшого количества ржи или пшеницы. Репрессиям

подвергались не только рядовые колхозники, но и председатели колхозов.

Чистка коснулась и партийцев – примерно треть из них пострадала.

Продотряды, осуществлявшие заготовки, совершали настоящие карательные

экспедиции, чаще всего в зерновых районах. В своих действиях они не

останавливались даже перед изъятием всего колхозного зерна, в том числе,

выделенного на семена и в качестве оплаты за работу.

Результатом этих действий был страшный голод, от которого погибло,

главным образом на Украине, от 4 до 5 млн. человек. В отличие от 1921 г.,

когда голод был признан официально и власти обратились за международной

помощью, на этот раз существование «критической продовольственной ситуации»

полностью отрицалось. Сведения о массовом голоде скрывались даже внутри

страны. В наиболее пострадавших районах воинские подразделения следили за

тем, чтобы крестьяне не покидали свои деревни, что и предотвратило массовые

уходы из деревень, как в 1921 – 1922 гг.

После этой катастрофы правительство, наконец, признало необходимость

пересмотра метода проведения продовольственных заготовок. Для начала были

предприняты меры по централизации и объединению разрозненных органов

управления в единый Комитет по заготовкам, подчинявшийся непосредственно

СНК. Были произведены также преобразования в структуре самих органов

управления. Создавались политотделы, состоявшие исключительно из

проверенных людей, имеющих все основания «гордиться» своим богатейшим

опытом работы, чаще всего в органах безопасности или в армии. Эти

политотделы руководили основными органами контроля за сельскохозяйственным

производством, а также «присматривали» за местными партийными инстанциями,

считавшимися чересчур либеральными по отношению к крестьянам. Согласно

Постановлению от 19 января 1933 г. заготовки становились составной частью

обязательного налога, взимаемого государством и не подлежащего пересмотру

местными властями.

И, наконец, чтобы закрыть всякую лазейку, через которую продукция

могла бы уйти из-под контроля государства, в марте 1933 г. было издано

постановление, по которому, пока район не выполнит план по хлебозаготовкам,

90% намолоченного зерна отдавалось государству, а оставшиеся 10%

распределялись среди колхозников в качестве аванса за работу.

На 2 съезде колхозников, проходившем в феврале 1935 года, Сталин с

гордостью заявил, что 98% всех обрабатываемых земель в стране уже являются

социалистической собственностью. За 5 лет государству удалось провести

«блестящую» операцию по вымогательству сельхозпродукции, путем покупки ее

по смехотворно низким ценам едва покрывавшим 20% ее себестоимости. Как

обычно, эта операция сопровождалась небывало широким применением

принудительных мер, содействовавших усилению полицейско-бюрократического

характера режима. В мерах, применяемым к крестьянам, невооруженным глазом

просматривается прообраз тех методов репрессий, которые позже будут

применены к другим общественным группам. Насилие по отношению к крестьянам

позволяло оттачивать характер будущих репрессий.

В ответ на принуждения крестьяне работали все хуже, поскольку земля,

по существу, им не принадлежала. Колхозники, перестав быть хозяевами,

превращались в граждан второго сорта. А колхозы, лишенные всех прав,

самостоятельности и инициативы, были обречены на застой.

16 партийная конференция, а затем 5 съезд Советов СССР (1929 г.)

утвердили (после неоднократных пересмотров в сторону повышения)

«оптимальный вариант» первого пятилетнего плана. Этот план, справедливо

критикуемый «правыми», которые считали его выполнение не реальным,

предусматривал рост промышленной продукции на 136%, производительности

труда на 110%, снижение себестоимости промышленной продукции на 35%.

Газеты в январе-феврале создавали миф о безденежной социалистической

экономики, в который непосредственный обмен между производителями заменят

талоны. Наступало время колхозов-гигантов и трудовых коммун на промышленных

предприятиях, доходы которых должны были распределяться поровну между

работниками.

16 съезд партии (июнь-июль 1930 г.) одобрил действие сторонников

ускорения темпов социалистического строительства. Отсюда и берет свое

начало известный лозунг «пятилетку за четыре года». Новые увеличенные

планы, однако, не в коей мере не соответствовали реальным возможностям

производства. Напротив, они способствовали его дезорганизации.

В целях преодоления нехватки ресурсов (в прочем, относительной, так

как она существовала лишь по отношению к заведомо невыполнимым показателям

пятилетнего плана) была введена так называемая «система приоритетов» то

есть снабжение предприятий через административные структуры. При этом

очередность ассигнований находилась в прямой зависимости от значимости

предприятия. Система распространилась прежде всего на ударные объекты, в

результате чего нехватка ресурсов только возросла. Это, в свою очередь,

привело к конфликтам между предприятиями, для устранения которых была

введена система чрезвычайной очередности. Так административный способ со

временем подменил собой планирование, и ему суждено было на долгие годы

стать одной из важнейших особенностей советской экономики.

Система приоритетов была результатом импровизации. Она, правда,

позволила избежать полного паралича, которым грозила резко увеличивавшаяся

нехватка ресурсов в наиболее важных отраслях производства. Но в

деятельности предприятий, не вошедших в число «первостепенных», она только

усилила анархию. Эта система представляла собой полумеру, которая позволила

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6