Последние века Римской империи: истоки формирования западноевропейской средневековой цивилизации

своего рода прикрепление их вместе с потомством к предоставленным им

наделам имела результатом лишь дальнейшее падение престижа и боеспособности

армии. Более успешными на первых порах оказались: рекрутчина (при которой

магнатам вменялось в обязанность выставлять определенное число новобранцев

из своих колонов) и особенно наем варваров (отдельных лиц и целых

формирований). Охрана границ стала поручаться варварским племенам,

поселяемым там на правах федератов. В дальнейшем именно эта практика

явилась одной из главных непосредственных причин крушения империи.

Финансовые реформы эпохи домината. В эпоху домината коренным образом

трансформируется и система налогообложения. До конца III в. римские

граждане были освобождены от уплаты регулярных прямых налогов; допускались

лишь экстраординарные налоги, связанные по большей части с военной угрозой.

Прямые налоги платило лишь население провинций. Доходы казны складывались

также из средств от эксплуатации государственной собственности, косвенных

налогов и пошлин.

Однако неуклонно расширявшаяся практика предоставления римского

гражданства провинциалам и провинциальным общинам весьма отрицательно

сказывалась на налоговых поступлениях. Ситуация усугублялась

систематической порчей монеты (снижением содержания в ней серебра), что

вело к дезорганизации хозяйства и также способствовало оскудению казны.

Преодоление кризиса, охватившего в III в. римское общество, предполагало

поэтому и упорядочение государственных финансов.

Энергичные меры по выпуску полноценной монеты были предприняты в

первые же годы правления Диоклетиана (284—305), попытавшегося также —

впервые в истории — регламентировать цены на основные продукты и услуги. Но

стабилизировать денежное обращение удалось лишь при Константине I

(306—337). Была уточнена стоимость золота в слитках и введен

монометаллический золотой стандарт; из серебра наряду с медью чеканили

только мелкую разменную монету. На этой основе был налажен выпуск новой

высокопробной золотой монеты — солида — весом в 1/72 римского фунта,

реальная стоимость которой в целом соответствовала номиналу. Эти меры

подготовили базу для проведения налоговой реформы, начатой при Диоклетиане

и завершенной при Константине I.

Отныне все собственники (исключая все же жителей Средней и Южной

Италии) должны были уплачивать прямые налоги. В сельской местности размер

налога определялся соотношением количества земли, принадлежащей тому или

иному человеку (с учетом ее качества, расположения и характера

использования), и количества занятых на ней работников. Для оценки

земельной собственности и рабочей силы вводились условные расчетные единицы

— iugum («ярмо», т.е. упряжка волов) и caput («голова»), по которым вся

система получила название iugatio-capitato. Со «смиренных» налог взимался в

натуре, он именовался термином, обозначавшим годовой урожай, — анноной,

«достойные» вносили его в звонкой монете. В городах оценка имущества

производилась с учетом доходности мастерской, лавки и т.д. Низшие слои

общества (и горожане, и селяне) были, кроме того, обязаны государству

многочисленными — до 40 наименований — отработочными повинностями: по

ремонту дорог и мостов, обеспечению транспортом и т.п. В целом по сравнению

с эпохой принципата налоговый пресс заметно усилился, затронув и городские

общины. Со времени Валентиниана I (364—375) городам оставалась лишь треть

доходов с принадлежащих им общественных земель.

Города, в меньшей мере племенные общины, сами уже не справлялись с

выполнением общественно необходимых функций по поддержанию хозяйственной

деятельности, охране правопорядка и т.д. Императоры все чаще прибегали к

административным мерам, постепенно переходя от ограниченного контроля к

жесткой регламентации. Этой цели, помимо превращения органов муниципального

самоуправления в придаток общеимперского государственного аппарата, служил

и ряд конкретных мер, направленных на сохранение разлагавшейся общественной

системы.

Сталкиваясь с непрекращающимся бегством граждан из городской общины,

Диоклетиан, а затем Константин I законодательно запретили выход из нее

представителям всех сословий. Принадлежность к некоторым профессиональным

коллегиям стала наследственной, к концу IV в. ремесленникам было отказано в

праве служить в армии, принимать сан священника, занимать муниципальные

должности. Эдиктами 316 и 325 гг. к своему сословию и к своей курии

(городскому сенату) были прикреплены и декурионы, называемые теперь чаще

куриалами. На них была возложена тягостная обязанность по сбору налогов,

причем куриалы должны были возмещать недоимки из своих средств. Результатом

явилось разорение этого сословия, бывшего главной социальной опорой ранней

империи.

Государственные реформы эпохи домината продлили Римскому государству

жизнь примерно на полтора столетия, отсрочив его гибель, казавшуюся в

середине III в. близкой и неотвратимой. Некоторые из этих реформ, например

монетная, были весьма успешными: солид Константина I служил расчетной

единицей на протяжении всего раннего, а в Византии и классического,

средневековья. Удачными в целом следует признать также нововведения в

области провинциального управления и кодификации римского права. Однако

многие мероприятия императоров, в частности в военных и финансовых

вопросах, дав временный эффект, возымели в конечном счете самые плачевные

последствия. Государственность периода домината была по природе своей чужда

как уходящему в прошлое античному обществу, так и нарождавшемуся

феодальному. Прообраз феодальной государственности можно усмотреть скорее в

тех социально-политических явлениях, с которыми императоры эпохи домината

энергично, но не очень последовательно и в общем безуспешно боролись,

прежде всего—в режиме частной власти, складывавшемся в латифундиях.

Кризис идеологии. Главнейшим проявлением кризиса в идеологии

позднеантичного общества был постепенный отход от представления о гармонии

интересов отдельного человека и гражданской общины в целом. Для всех

категорий населения утрачивают значение социально значимые цели и

ориентиры. К III в. стала совершенно очевидной иллюзорность, если не

лживость, регулярно провозглашаемого императорами (начиная с Августа)

наступления золотого века под эгидой мощного и слаженного Римского

государства. Неустанно повторяя тезис о совершенстве существующего строя,

нацеливая граждан на благоговейное оберегание раз и навсегда установленного

положения вещей, официальная пропаганда содействовала лишь усилению

социальной апатии и недоверия к любому публичному слову и действию. Все

большее число римских граждан, от плебеев до сенаторов, самоустраняется от

общественных дел, стремится жить незаметно, не обнаруживая лишний раз свое

богатство, искусство, личное превосходство вообще. Человек

сосредоточивается на своих внутренних переживаниях, приобретавших

постепенно большую важность, чем политические перипетии внешнего мира.

Поскольку, сообразно общей тональности античной культуры, отчуждение от

общества воспринималось и осмысливалось как отчуждение от гармонии космоса,

интеллектуальная и эмоциональная энергия индивида направляется на

восстановление нарушенной связи человека и миропорядка, все чаще

воплощенного для него в божестве.

Одновременно пересматриваются и другие идеологические представления

классической эпохи. Теряет прежнюю четкость деление людей на свободных и

рабов, в рабе начинают видеть личность, философы все настойчивее проводят

мысль о том, что свобода и рабство — это состояния не столько юридические,

сколько моральные: сенатор может быть рабом порочных страстей, тогда как

добродетельный раб внутренне свободен. Меняется и отношение к труду: в

среде «почтенных» на него по-прежнему смотрят с презрением, но для

«смиренных», чьи взгляды все меньше определяются стереотипами

разлагающейся, но пока что поддерживаемой государством полисной идеологии,

труд становится благом, залогом здоровой и честной жизни. Складывается

новая система ценностей, во многом уже чуждая рабовладельческому обществу.

С наибольшей силой и ясностью перестройка общественного сознания

проявилась в сфере религии. Это выразилось, в частности, в попытках

создать, все еще в рамках полисной религии, единый для всей империи культ

верховного и всемогущего, как правило, солнечного божества. В том же

направлении эволюционировали и религиозные настроения народных масс, все

чаще искавших в культе не помощи в конкретном деле, находящемся в «ведении»

того или иного божества, а утешения во всех жизненных горестях и обретения

душевного равновесия через индивидуальное приобщение к божественной силе,

мудрости и благодати. В древних земледельческих и солнечных культах упор

теперь делается преимущественно на единое животворное начало всего сущего;

приобретают популярность дуалистические учения (например, митраизм) с их

представлениями о равновеликости и бескомпромиссной борьбе добра и зла.

Однако яснее и последовательнее всего на духовные запросы своего времени

ответило христианство, на долю которого выпал поэтому наибольший успех.

Христианизация империи. Христианство представляло собой уже не

полисную, а мировую религию, преодолевающую жесткие этнические и социально-

правовые барьеры, присущие умирающему античному обществу. «Для Бога несть

эллина и иудея, ни свободного, ни раба», — говорится в одном из посланий

апостола Павла. Бог христиан воплощает и себе мировой порядок, его величие

столь беспредельно, что в сравнении с ним любые социальные градации и

общности оказываются несущественными, поэтому ему предстоит абстрактный

человек, оцениваемый по его личным качествам, а не по принадлежности к той

или иной общественной группе. Связь человека с Богом мыслится в

христианстве как основополагающая, опосредующая его связи с другими людьми.

Соответственно истинная благодать достигается не суетными мирскими усилиями

(к каковым относилась и всякая гражданская деятельность), а через близость

к Богу, понимаемую одновременно как прижизненная причастность его величию

(«Царство Божие внутри вас») и как посмертное воздаяние за праведную жизнь.

Отсюда следует, что человеку надлежит заботиться не о внешних

обстоятельствах своего существования, но о духовном и уповать во всем на

Бога. Так в превращенной форме христианство отразило социальную

действительность поздней античности: далеко зашедшее стирание национальных,

политических, отчасти правовых и идеологических различий; прогрессирующее

исчезновение привычных общественных гарантий существования, делавшее

человека беззащитным перед лицом все более авторитарной политической

власти, природных и экономических катаклизмов; отсутствие общего для всех

обездоленных реального выхода из тупика, в который завело общество рабство;

растущая разобщенность людей, их социально-психологическое одиночество и

индивидуализм как проявление кризиса общественного строя.

Распространению христианства немало способствовало и то

обстоятельство, что оно предлагало своим приверженцам не только

мировоззрение (более стройное и содержательное, чем в соперничавших

религиях), но и сплоченную церковную организацию. Принадлежность к ней

временами была небезопасна, но зато обеспечивала прихожанам многообразную

моральную и материальную помощь, объединяла их в коллектив. Своим влиянием,

а постепенно и богатством христианская община объективно, часто и

субъективно, противостояла государству и его идеологии. Периодические

гонения на христиан (особенно жестокие в середине III и в первые годы IV

в., при Диоклетиане) возымели, однако, противоположный результат,

способствовав сплочению христианских общин и привлечению в них новых

членов, плененных душевной стойкостью мучеников за веру и солидарностью их

единомышленников. Убедившись в тщетности попыток сломить христианскую

церковь, преемники Диоклетиана прекратили преследования и постарались

поставить ее на службу государству, делая при этом акцент на те стороны

христианского учения, которые могли быть использованы для пресечения

социальных конфликтов: идеи смирения, непротивления злу насилием, признания

греховности всего человеческого рода, тезис «нет власти не от Бога».

В 313 г. императоры Лициний и Константин, сами оставаясь еще

язычниками, издали знаменитый Медиоланский (Миланский) эдикт,

предоставлявший христианам свободу вероисповедания. Их перестали принуждать

к совершению языческого обряда поклонения гению императора, а христианская

церковь получила даже некоторые привилегии, в частности статус юридического

лица, позволявший ей наследовать имущество. Церковь не замедлила

откликнуться на этот шаг, и уже в 314 г. епископы Галлии призвали своих

единоверцев не уклоняться впредь от воинской службы, вообще не чураться

гражданской деятельности. В 323 г. христианин стал консулом, и очень скоро

церковная организация оказалась подключенной к системе государственного

управления. Со своей стороны императоры оказывали церкви растущую

поддержку. В 325 г. в малоазийском городе Никее, с целью уладить спорные

богословские вопросы, упорядочить богослужение и церковную догматику, под

эгидой императора Константина I был созван Вселенский собор, т.е. собрание

всего высшего христианского духовенства. На соборе был выработан так

называемый Символ веры — краткое официальное изложение сути христианского

учения, произведен отбор и канонизация текстов священных для христиан книг,

сформулированы обязательные для них правила поведения; несогласные (а таких

было немало) объявлялись еретиками, иначе говоря, отколовшимися от церкви.

Сам Константин принял крещение лишь на смертном одре в 337 г., но его

преемники были уже христианами, а в 381 г. христианство было провозглашено

государственной религией и начались преследования уже язычников. Столетие

спустя в язычестве продолжали упорствовать главным образом жители глухих

сельских районов и отдельные прослойки городской интеллигенции, основная же

масса населения была обращена в христианство. Однако обращение это носило

нередко формальный характер. В своих представлениях и повседневной жизни

многие из принявших крещение еще долго оставались язычниками и даже

совершали языческие обряды. Подлинная христианизация культуры произошла в

Западной Европе уже в эпоху средневековья.

Формы социального протеста народных масс. Кризис античного общества

проявился также в обострении социальных конфликтов. Усилившийся налоговый

гнет, произвол чиновников, притеснения со стороны магнатов, бесчинства

германских наемников, вторжения варваров — все эго усугубляло прежние

социальные противоречия, вовлекало в социальную борьбу новые группы

населения. В народных движениях 111-У вв. активно участвуют не только рабы,

но и колоны, мелкие земельные собственники, городской плебс, иногда и

средние слои общества — куриалы. Эти движения переплетаются с

внутриполитической борьбой и вторжениями иноземцев, сепаратистскими

выступлениями провинциальной знати и конфессиональными конфликтами.

Наряду со старыми формами сопротивления — бегством рабов от своих

господ и налогоплательщиков от государственных чиновников — в этот период

проявляются и более активные формы, в том числе восстания, направленные как

против латифундистов, так и государства в целом. Самое крупное из этих

восстаний связано с движением багаудов (от кельтского «бага» — борьба),

охватившим Северо-Западную Галлию, особенно Арморику, позднее также Северо-

Восточную Испанию. Выступления багаудов продолжались с перерывами с III по

V в. и были особенно интенсивными в 30 — 50-е годы V в. Это были мелкие

землевладельцы, в основном, видимо, кельтского и иберийского происхождения,

а также рабы и арендаторы, пытавшиеся отложиться от Рима, установить свои

порядки и жить никому не подвластными самоуправляющимися общинами.

Активизируется и социальный протест городского плебса, требовавшего

теперь не только хлеба и зрелищ, но и защиты от злоупотреблений местных

магнатов, все чаще контролирующих городскую администрацию. Защиты

добивались и куриалы. Это побудило Валентиниана I учредить в 365 г.

должность дефенсора (защитника) города, призванного оберегать простой народ

от притеснений, разбирать жалобы и наблюдать за отправлением правосудия.

Первоначально дефенсоры назначались из Рима, затем их стали выбирать сами

горожане, обычно отдававшие предпочтение кому-то из именитых сограждан,

например епископу. Очень скоро поэтому пост дефенсора оказался в руках

городской верхушки и к середине V в. лишился прежнего значения.

Достаточно часто народные движения облекались в одежды религиозного

протеста или сочетались с ним. В языческий период истории Римской имперли

сопротивление рабовладельческому обществу и государству чаще всего

проявлялось в исповедании христианского вероучения. С превращением

христианства в государственную религию эту функцию стали выполнять

различные ереси, иногда также язычество. Ереси IV—V вв. по преимуществу

питались не народным истолкованием Евангелия, а богословской мыслью,

тонкости которой простому люду обычно были недоступны. Тем не менее, многие

массовые движения того времени происходили под знаменем того или иного

еретического учения: арианства, несторианства, монофизитства на Востоке

(см. гл. 5), донатизма и пелагианства на Западе.

Пелагианство, названное так по имени священника Пелагия (начало V в.),

отвергавшее один из основных догматов христианской церкви о греховности

человеческого рода, делало из этого далеко идущий вывод о противоправности

рабства и других форм социального угнетения. Получив значительное

распространение, особенно в Галлии, пелагианство послужило одним из важных

источников еретической мысли средневековья, но не породило массового

народного движения.

Иначе было в Северной Африке, где действовали донатисты —

последователи жившего в начале IV в. епископа Доната. Они ратовали за

очищение церкви от мирской скверны, настаивали на вторичном крещении

грешников, выступали против вмешательства государства в церковные дела.

Донатистов поддержали различные слои населения Северной Африки, от

сепаратистски настроенной части знати до рабов, мелких арендаторов и

городских низов, видевших в донатистском учении отрицание ненавистных им

порядков как безбожных. К середине IV века в рамках донатизма оформилось

течение так называемых агонистиков («борющихся»), иначе циркумцеллионов

(«блуждающих вокруг хижин»). Они отвергали существующий мир как неправедный

и стремились либо добровольно уйти из него через аскетизм или самоубийство,

либо преодолеть его неправедность силой, изгоняя священников и сборщиков

налогов, освобождая рабов, уничтожая долговые расписки и т.д. Подобные

действия вызывали осуждение со стороны донатистского духовенства и

карательные меры со стороны государства, нередко воспринимавшиеся

агонистиками как возможность уйти в мир иной. Народные движения эпохи

домината немало способствовали расшатыванию основ рабовладельческого

общества, но уничтожить его не могли. Эксплуатируемые массы империи

представляли собой конгломерат множества социальных групп, разделенных

сословными перегородками и несовпадающими интересами. Мелкие земельные

собственники, арендаторы и даже колоны нередко сами являлись

рабовладельцами. Городской плебс, существовавший в значительной мере за

счет государства, оказывался соучастником эксплуатации налогоплательщиков.

Вторгавшиеся на территорию империи варвары также были не прочь захватить

рабов, обложить данью землевладельцев. Отношение обездоленных слоев

населения римского государства к варварам было неоднозначным: иногда они

приветствовали их, помогая овладеть городом (как случилось в 410 г. в

Риме), в других случаях вместе с регулярными войсками оказывали им

сопротивление. Союз низших слоев империи с варварами в реальной истории не

имел места.

3. Разложение родоплеменного строя у древних германцев

Северные соседи Римской империи — варварские, по оценке греков и

римлян, племена германцев, а также кельтов, славян, фракийцев, сарматов — в

первые столетия новой эры жили еще родоплеменным строем. Уровень развития

этих племен был весьма различен, но к моменту массовых вторжений варваров

на территорию империи в IV—VI вв. все они в той или иной мере и форме

обнаруживали признаки складывания государственности, причем постепенно все

более очевидной становилась феодальная направленность происходящих

изменений. У германцев эта тенденция прослеживается с особой ясностью.

Хозяйственный строй. Хозяйственный строй древних германцев остается

предметом острых историографических дискуссий, что обусловлено, прежде

всего, состоянием источников. Согласно преобладающей точке зрения

(учитывающей наряду с письменными источниками достижения археологии,

ономастики и исторической лингвистики), германцы уже в I в. вели оседлый

образ жизни, хотя эпизодические перемещения отдельных коллективов и целых

племен на значительные расстояния еще имели место. Миграции вызывались по

большей части внешнеполитическими осложнениями, иногда нарушениями

экологического равновесия в результате колебаний климата, демографического

роста и другими причинами, но отнюдь не диктовались природой хозяйственного

строя. Наиболее развитыми являлись племена, жившие на границах империи по

Рейну и Дунаю, тогда как по мере удаления от римских пределов уровень

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5