Начальный период Великой Отечественной войны.

полагаясь на высокие качества винтовки.

Широко распространённое в нашей стране мнение о том, что вермахт

в войне против СССР использовал экономический потенциал всех

захваченных стран Европы, также требует корректировки. Трофейную

технику немцы против СССР не использовали (за исключения части

чешских танков), а применяли лишь на Западе. Развернуть военное

производство на заводах покоренных стран к лету 1941 года нацисты

просто не успели.

Таким образом, в целом на стороне Красной Армии было значительное

военно-техническое превосходство, особенно в танках. Однако

использовать его не удалось.

Здесь необходимо подчеркнуть, что практически на протяжении

всего периода от гражданской до Великой Отечественной войны наше

военное строительство велось в соответствии с политической

установкой о неизбежном вооруженном столкновении с мировым

империализмом. На производство вооружения и боевой техники

тратились огромные средства. Например, в 1940 году наши военные

расходы составляли 56,8 млрд. рублей, то есть 32,6% всего

госбюджета. В начале сорок первого — 43,4 процента.[22] Казалось,

что наша армия готова ко всему...

Как же могло случиться, что уже к 10 июля немецко-фашистские

войска продвинулись на решающих направлениях от 350 до 600 км? Они

захватили Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, значительную часть

Украины. За три недели войны советские войска потеряли 3500

самолетов, танков, более 20000 орудий и минометов. Противнику

удалось полностью разгромить 28 наших дивизий (12 стрелковых, 10

танковых, 4 моторизованных и 2 кавалерийских). Кроме того, более 72

дивизий понесли потери в людях и боевой технике от 50% и выше.

Общие наши потери только в дивизиях без учета частей усиления и

боевого обеспечения за это время составили около 850 тыс. чел., в

то время как потери противника составили около 100 тыс. солдат и

офицеров, более 1700 танков и штурмовых орудий, 950 самолетов.

На оккупированной противником территории размещалось 200 складов,

что составляло 52% окружных складов и складов наркомата обороны,

находившихся в приграничных округах. Так как Красная Армия

готовилась воевать на чужой территория большое количество оружия,

боеприпасов и горючего было сосредоточено вблизи границы. В

результате такой близорукой политики только за первую неделю войны

25 тысяч вагонов боеприпасов (30% всех армейских запасов), 50% всех

запасов горючего и продфуража было либо уничтожено, либо захвачено

наступающими немецкими частями.[23]

Сложилась катастрофическая обстановка для Советского Союза. До

сих пор нет полного анализа причин трагедии первых месяцев войны.

Где искать причины поражений?

К сожалению прежде всего в деятельности высших руководителей

государства.

В результате грубейшего просчета Сталина в оценке возможного

срока нападения врага фашистская агрессия была совершена внезапно,

что поставило войска Красной Армии в исключительно тяжелое

положение. Достаточно отметить лишь тот факт, что только за первый

день войны в результате неожиданного удара германских ВВС советская

авиация потеряла из 5434 самолетов более 1200, из них 800 самолетов

было уничтожено на аэродромах.

Что такое внезапность? Уже после войны маршал Жуков отмечал, что

«главная опасность заключалась не в том, что немцы перешли границу,

а в том, что для нас оказалось неожиданностью их шестикратное и

восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях; для

нас оказались неожиданностью и масштабы сосредоточения их войск, и

сила их удара. Это и есть то главное, что предопределило наши

потери первого периода войны, а не только и не столько внезапный

переход ими границы»[24].

В речи по радио 3 июля 1941 г. Сталин утверждал, что «фашистская

Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении». Он

назвал это одной из главных причин наших поражений в начале войны.

При этом Сталин не назвал себя в качестве ее главного творца. А

ведь именно он из-за своей маниакальной уверенности, что летом 1941

г. военного столкновения с Гитлером не будет, вплоть до позднего

вечера 21 июня не давал разрешения командованию на приведение войск

в полную боевую готовность. Тем самым именно Сталин обеспечил

противнику эту внезапность и в оперативно-тактическом и в

стратегическом, и ином плане. А ведь именно «вождь народов» заявил:

«Мы не боимся угроз со стороны агрессоров и готовы ответить двойным

ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить

неприкосновенность советских границ»[25]. Мехлис: «Если вторая

империалистическая война обернется своим острием против первого в

мире социалистического государства, то надо перенести военные

действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные

обязанности и умножить число советских республик». «Мы радикально

улучшили всю систему обороны границ» (Ворошилов). И все это было

сказано с трибуны XVIII съезда партии[26].

На внеочередной четвертой сессия Верховного Совета СССР (28

августа — 1 сентября) 1939 г. председатель СНК и нарком иностранных

дел В. Молотов заверил депутатов Верховного Совета в том, что

«договор о ненападении с Германией является поворотным пунктом в

истории Европы и что сильная Германия является необходимым условием

прочного мира в Европе»[27]. Но, фактически, только Германия

воспользовалась выгодами этого договора. Не мы выиграли с его

помощью два года мира, а Гитлеру дали, время подготовиться к войне

с нами. Таким образом, налицо грубый тактический просчет при

заключении договора и близорукий подход к оценке его возможных

последствий.

Существенный перевес агрессора в собственно военном отношении.

Полностью отмобилизованная и развернутая 5,5-миллионная кадровая

немецко-фашистская армия вторжения была оснащена самым современным

вооружением и боевой техникой, обладала двухлетним опытом ведения

военных действий. В то же время переоснащение нашей армии по

существу только-только началось.

В-третьих, ошибки оперативно-стратегического характера. Все

расчеты строились исходя из того, что война начнется с приграничных

сражений и лишь после этого будут введены главные силы противника.

Считалось, что этим силам еще только предстоит полное

развертывание, тогда как в действительности они уже были развернуты

и фактически готовы к вторжению. Их наступательными действиями и

началась агрессия. Серьезный просчет был допущен и в определении

сроков приведения своих войск в боевую готовность в приграничной

полосе и мобилизационного развертывания части Вооруженных Сил во

внутренних военных округах. С опозданием началась переброска пяти

армий из глубины страны к западным границам, не было завершено

строительство укрепленных районов. Запоздалым оказался и переход в

1940 году со смешанной территориально-милиционной на кадровую

систему комплектования, что негативно сказалось на качестве

мобилизационных ресурсов, пополнивших армию с началом войны.

Одной из важнейших причин наших поражений в начале войны были

репрессии в отношении военных кадров. Репрессии смели всех

командующих военными округами и их заместителей, на 80—90%

командиров дивизий, полков и их заместителей. Были уничтожены

многие преподаватели военных академий и училищ, а их труды изъяты

из обращения как «вражеские». Общая цифра уничтоженных — около 44

тысяч. В истории до этого не было случая, чтобы руководство какой-

либо страны перед угрозой нападения врага планомерно уничтожало

свои военные кадры.

В результате к началу войны только 7% командиров наших

Вооруженных сил имели высшее военное образование, а 37% не прошли

полного курса обучения даже в средних военно-учебных заведениях.

Капитаны становились командирами дивизий. К 1941 году только в

сухопутных войсках не хватало по штабам 66900 командиров.

Некомплект в летно-техническом составе ВВС достиг 32,3%, в ВМФ

недоставало более 22% командиров. Таким образом армия была сильно

ослаблена. Для того, например, чтобы подготовить майора

Генерального штаба, нужно не менее 10—12 лет. А командарма? 20 лет.

А их почти всех уничтожили. Ведь даже Жуков в начале войны по своей

подготовке никак не равнялся Тухачевскому или Егорову[28].

Начало войны было критическим и потому, что фашистская Германия

превосходила СССР в экономическом потенциале. Так, к моменту

нападения на Советский Союз она примерно вдвое превосходила нашу

страну по производству электроэнергии, угля, чугуна, стали,

вчетверо — по выпуску автомобилей. Экономика фашистской Германии

была давно уже, переведена на военные рельсы, а ее союзники

завершали такой перевод. Кроме того, на службу агрессии были

поставлены все ресурсы покоренной Европы. Хотя в нашей стране в

1940 году почти каждый третий рубль из госбюджета шел на укрепление

обороны, но времени уже не хватило. Еще один момент. Солдаты из

села, помнившие страшный голод 1933 года, смерть родных или

близких, понимавшие — кто был виновником этой трагедии, не питали

чувства преданности ни к Сталину, ни к его режиму.

Своей политикой «вождь народов» подорвал чувство советского

патриотизма в крестьянской массе, и не только в ней. Когда началась

война, это сказалось на стойкости солдат Красной Армии в бою. В

этом заключалась одна из причин катастрофического хода войны в 1941

г. Маршал Г. К. Жуков впоследствии отмечал, что советские войска

обрели высокую стойкость лишь к осени 1942 г. Здоровое чувство

патриотизма в условиях смертельной опасности, нависшей над Родиной,

не могло не взять верх над всеми политическими антипатиями.

Нельзя не учитывать и того, что отрицательное влияние в начале

войны оказала приверженность традиционным идеологическим мифам,

согласно которым народные массы капиталистических стран при всех

обстоятельствах глубоко враждебны своим правительствам и в случае

войны в СССР немедленно перейдут на его сторону. На нашу страну

обрушилась вся мощь германской военной машины, захватчики шли по

советской земле, гибли тысячи людей, а в обращении, с которым

выступил В. Молотов, говорилось о страданиях германских рабочих,

крестьян и интеллигенции, которые «мы хорошо понимаем». И. В.

Сталин в выступлении по радио 3 июля, когда немецко-фашистские

войска уже заняли Литву, значительную часть Латвии, Белоруссии,

Украины, отнес немецкий народ, «порабощенный гитлеровскими

заправилами», к числу наших потенциальных «верных союзников» в

войне. Даже 6 ноября 1941 г., когда гитлеровские полчища стояли на

подступах к Москве, Сталин заявил о том, что в германском народе

произошел «глубокий перелом против продолжения войны, за ликвидацию

войны», что «германский тыл немецких войск представляет вулкан,

готовый взорваться и похоронить гитлеровских авантюристов»[29]. Все

это не только не способствовало мобилизации всех сил народа, но и

поддерживало у тех, кто далеко от фронта, настроения мирного

времени, веру в фатальную предопределенность победы. Вредно

сказывались такие установки и на моральном духе войск.

И, наконец, в преддверии войны считалось, что боевые действия

будут вестись исключительно на территории противника. В воинском

Уставе не предусматривались бои в обороне. В результате

действительность жестоко наказала нас за все.

И Гитлер решил сделать ход первым. Зная о планах Сталина, он

готовил план «Барбаросса». Зная, что Сталин не верит в немецкое

нападение, он использовал его уверенность и решился на безумие. И,

надеясь на слабость сталинской армии, подтверждённую в Финляндии,

на фактор внезапности, Гитлер делает этот шаг.

Он верит: это даст ему молниеносную победу, ибо только она может

спасти его.

Сталин по-прежнему не верит в безумный шаг Гитлера. Он уверен: у

него есть время. В те предвоенные дни Сталин, как всегда, занимался

всем. В Узбекистане работала научная экспедиция. Знаменитый

антрополог Михаил Герасимов, восстанавливавший по черепам лица

людей, предложил открыть гробницу Тимура. Сталин согласился – ему

хотелось увидеть лицо великого завоевателя…

Тимур был похоронен в Самарканде – в мавзолее Гур-Эмир. Ещё в

начале экспедиции Сталину сообщили местное предание: нельзя

нарушать покой бога войны, иначе жди беды – на третий день вернётся

Тимур с войною. Так говорили старики на базаре в Самарканде. Но

Сталин, видевший, как выбрасывали из гробниц мощи русских святых,

взрывали церкви, убивали священников, должен был только улыбнуться.

Он сам был восточным богом. Что ему кости Тимура!

В ночь на 20 июня 1941 года склеп мавзолея Гур-Эмир был озарён

светом прожекторов. Кинохроника снимала вскрытие могилы. Гигантская

мраморная плита в 240 пудов была сдвинута, в темноте саркофага

стоял чёрный гроб, покрытый истлевшим золотым покрывалом. Тимур

умер далеко от Самарканда, и к месту погребения его привезли в этом

гробу. Старик, работавший в мавзолее, молил не открывать крышку

гроба – над ним посмеялись. Из крышки выбили огромные гвозди…

Герасимов торжественно достал череп Тимура и продемонстрировал

перед камерой. Плёнку отвезли в Москву.

В ночь на 22 июня началась война.

Шёл третий день после вскрытия гробницы Тимура...

В солнечный воскресный день 22 июня 1941 года стал, пожалуй,

самым трагическим в российской истории. На рассвете германские

войска без объявления войны вторглись на территорию Советского

Союза. За спиной гитлеровцев лежала покорённая Европа. Все

государства, подвергшиеся нападению Германии, развалились, словно

карточные домики, в считанные недели. Гитлер и его окружение,

уверившись в непобедимости немецкой армии, рассчитывали на блицкриг

и в войне против СССР.

План войны против Советского Союза начал разрабатываться уже

лотом 1940 года. Гитлер заявил своим генералам: «Россия должна быть

ликвидирована. Срок весна 1941 года»[30]. В декабре 1940 года

Гитлер подписал директиву №21, получившую кодовое наименование

«Барбаросса». Первоначально нападение планировалось на 15 мая 1941

года, но конце апреля из-за операций на Балканах было перенесено на

22 июня. Уже это исключает всякую попытку оправдать гитлеровское

вторжение соображениями о «превентивном ударе» – независимо от

того, планировал ли, свою очередь, Сталин нападения на Германию.

Ещё в марте 1941 года Гитлер объявил, что войну против России «не

следует вести по законам рыцарства». Нацистский фюрер утверждал:

«Это прежде всего борьба идеологий и рас, поэтому её необходимо

вести с беспрецедентной неумолимой жестокостью. Все офицеры должны

освободиться от устаревших взглядов… Комиссары являются носителями

идеологии, прямо противоположной национал-социализму, поэтому их

необходимо ликвидировать. Немецких солдат, виновных в нарушении

международного закона… оправдают. России не участвует в Гаагской

конвенции, поэтому на неё положения конвенции не

распространяются»[31].

В четвёртом часу утра 22 июня житель Киева, Минска, Одессы,

Севастополя, Каунаса и многих других советских городов проснулись

от грохота разрывов и воя сирен. Бомбы обрушились на аэродромы,

узловые ж/д станции, военные городки, штабы, склады боеприпасов,

горючего и воинского снаряжения. Пограничные заставы, строившиеся

укрепления, военные объекты вдоль всей западной границы СССР

подверглись массированному артиллерийскому огню.

Советские вооруженные силы не смогли отразить первых натиск врага

– нападение оказалось внезапным. Войска приграничных округов были

разбросаны на обширной территории, находились далеко от границы: в

Западном Особом военном округе – до 100-300 км, в Киевском – до 400-

600. Каждая дивизия первой линии должна была оборонять фронт

шириной 25-50 км, тогда как военная наука считала, что полоса

обороны дивизии не должна превышать 8-12 км. Планы обороны границы

не были доведены даже до армейских штабов, не говоря уже о корпусах

и дивизиях.

Только поздно ночью 21 июня нарком обороны маршал С.К.Тимошенко и

начальник Генштаба генерал армии Г.К.Жуков передали в западные

военные округа директивы, которые предупреждали о возможности

немецкого нападения 22-23 июня. Директива была совершенно не

реальной: требовалось за несколько часов рассредоточить и

замаскировать авиацию, в то время как большей частью самолёты

находились на лётном поле без боеприпасов и даже без горючего. К

тому же в этой последней предвоенной директиве предписывалось:

«Нападение может начаться с провокационных действий. Задача наших

войск – не поддаваться не на какие провокационные действия, могущие

вызвать крупные осложнения»[32]. Не удивительно, что в первые часы

войны передовые части Красной Армии, атакованные немецкими

войсками, лишь запрашивали командование, что делать.

Военно-политическое руководство СССР в первые дни войны.

Германское нападение застало врасплох не только воинские части

приграничных округов, но и высшее советское руководство. Когда

Сталину доложили о налётах германской авиации на советские города,

он спросил, не провокация ли это немецких генералов. С.К.Тимошенко

ответил: «Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии, в

Прибалтике, на границе начались боевые действия сухопутных войск.

Какая же это провокация?»[33] Однако Сталин возразил: «Если нужно

организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои

города». Затем он добавил: «Гитлер наверняка не знает об этом.

Необходимо срочно связаться с Берлином»[34]. В германском

посольстве сообщили, что посол просит срочно принять его. Прибыв к

Молотову, фон Шуленбург сообщил, что германское правительство

объявило СССР войну.

В первые часы войны в Генеральном штабе и Наркомате обороны

совершенно не представляли себе реальной ситуации на фронте. Об

этом свидетельствует директива №2. Красная Армия стремительно

откатывалась от границы, офицеры тщетно разыскивали свои части, а в

Москве всё ещё боялись «провокаций». Вечером того же дня, в 21.15

нарком обороны отдал ещё одну нереальную директиву, требуя перейти

на главных направлениях к наступательным действиям, разгромить

ударные группировки врага и перенести боевые действия на его

территорию. К исходу 24 июня войскам приказывалось овладеть

районами Сувалки и Любина. Беспорядочные попытки перейти в

контрнаступление, предпринятые в соответствии с директивой вместо

организации планомерного отхода войск, лишь привели к

дополнительным жертвам и ещё большей неразберихе на фронте.

Для Сталина внезапное нападение Германии стало страшным

потрясением. Адмирал И.С.Исаков свидетельствует, что в первые дни

войны вождь «находился в состоянии прострации». По словам

Н.С.Хрущёва, Сталин «был совершенно парализован в своих действиях,

не смог собраться с мыслями». Он уехал на свою «ближнюю дачу» в

Кунцево и, несмотря на уговоры членов Политбюро, упорно отказывался

выступить по радио с обращением к населению. Даже 30 июня, когда к

Сталину вновь явилась группа Политбюро. Он встретил их с вопросом:

«Зачем пришли?»[35]

А.И.Микоян вспоминал, что Сталин считал всё «безвозвратно

потерянным». Подавленным состоянием объясняется ещё и то, что не

он, а Молотов выступил в 12 часов дня 22 июня с обращением к

гражданам СССР. Именно из радиообращения Молотова жители большей

части страны узнали, что началась война. Молотов закончил своё

выступление словами: «Весь наш народ теперь должен быть сплочен и

един как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от

других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной

настоящего советского патриота, чтобы обеспечить победу над врагом.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»[36].

Сталин собрался с духом и выступил по радио только 3 июля. Ни

раньше, ни позже он не говорил так: «Товарищи! Граждане! Братья и

сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья

мои!»[37]

На второй день войны, 23 июня, была создана Ставка Главного

Командования. Её возглавил Тимошенко. Однако его полномочия были

крайне узки. Г.К.Жуков вспоминал: «Без утверждения Сталина

Тимошенко не имел возможности отдать войскам какие-либо

принципиальное распоряжение. Сталин ежечасно вмешивался в ход

событий, по несколько раз в день вызывал главкома Тимошенко и меня

в Кремль, нервничал, бранился и всем этим только дезорганизовывал

работу Главного командования в сложившейся обстановке. 9 июля я

доложил некоторым членам Политбюро о необходимости сделать Сталина

юридическим Верховным главнокомандующим»[38].

10 июля Ставка ГК была преобразована в Ставку ВГК. Председателем

Ставки (с 19 июля – наркомом обороны, с 8 августа – верховным

главнокомандующим) стал Сталин. Одновременно были созданы три

главных командования, каждому из которых были подчинены несколько

фронтов. Северо-Западное главное командование возглавил Ворошилов,

Западное – Тимошенко, Юго-Западное – Будённый. Ставка должна была

стать коллективным органом Верховного главнокомандования. Однако

этой функции она не выполняла: Сталин почти никогда не собирал

Ставку в полном составе, а вызывал тех членов, с кем считал нужным

посоветоваться.

В это тяжелейшее время необходимо было поднять народ на борьбу с

гитлеровскими захватчиками. Важнейшие задачи по мобилизации всех

сил и средств страны на борьбу с врагом были изложены в директиве

СНК СССР и ЦК ВКП (б) партийным и советским организациям

прифронтовых областей от 29 июня 1941 года. Директива подчеркивала

цель вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз,

объясняла характер войны, раскрывала условия достижения победы,

указывала на задачи партии и народа в войне. «...В навязанной нам

войне с фашистской Германией, — говорилось в этом документе, —

решается вопрос о жизни Советского государства, о том, быть народам

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5