Исторический опыт реформаторской деятельности самодержавия в первой половине XIX в.

имуществ, а также установлены специальные налоги и проектированы займы.

Свои плоды финансовый план Сперанского принес незамедлительно. Уже в 1811

году дефицит государственного бюджета сократился до 6 млн. рублей (напомню,

в 1809 году он равнялся 105 млн. рублей), доходы же возросли до 300 млн.

рублей. Согласимся, что оздоровление финансовой системы в условиях

надвигающейся войны (а ее приближение, безусловно, осознавалось в русском

обществе) есть дело немаловажное и по сути своей глубоко патриотическое.

Сам Сперанский позднее с гордостью скажет (в письме Александру) о

своем плане: «План финансов и все операции, на нем основанные, всегда

выдержат с честью самое строгое исследование всех истинных государственных

людей не только у нас, но и во всех просвещенных государствах. Не словами,

но математическим счетом можно доказать, что если бы в свое время он не был

принят, то не только вести настоящую войну, но и встретить ее было бы не с

чем. И тот же план, в обширных его применениях, может еще доставить важные

пособия в тех затруднениях, кои обыкновенно открываются после войны»[9].

Во второй половине 1810 года много сил Сперанский отдает вопросам

внешней торговли. «Беспорядочный тариф, не ведавший никакой системы,

вывозные пошлины, стеснявшие экспорт и тормозившие национальное

производство, стеснительные условия навигации, заставлявшие иностранные

суда избегать русские порты, — все это было по достоинству оценено

Сперанским», — пишет один из его биографов[10]. В результате совещаний с

представителями купечества и консультаций с Н. С. Мордвиновым и министром

внутренних дел О. П. Козодавлевым Сперанский пришел к выводу о

необходимости полной «смены всех во внешней торговле, о необходимости

перехода от фритредерства к протекционизму. Этого, действительно, тогда

требовали национальные (политические и хозяйственные) интересы России.

Подавляющее большинство современников не могло по достоинству оценить

благодетельность и перспективность финансовой политики Сперанского. Из уст

в уста передавалась кем-то брошенная фраза: «Дерет этот попович кожу с

народа; сгубит он государство»…

Весьма дальновидной была и та линия, которую Сперанский пытался

проводить в области внешней политики. И здесь им твердо отстаивались

национальные интересы России. Вот как оценивает его деятельность в области

внешней политики С. Н. Южаков, исследователь достаточно объективный: «Не

менее независимой от всякого франкофильства была та иностранная политика,

проводником которой был Сперанский в это время. Канцлер Румянцев и

официальное русское представительство в Париже принадлежали к горячим

сторонникам французского союза, который и был официальною внешнею основой

русской международной политики; но для людей дальновидных, к которым

принадлежал Сперанский, была ясна непрочность этого союза, и вечно

колеблющийся нерешительный Александр старался удовлетворить обе стороны.

Румянцев руководил официальною дружескою Франции русскою политикою, а

Сперанский

сосредоточивал в своих руках нити тайной политики, не доверявшей

наполеоновской дружбе и зорко следившей за его отношениями, в то время

атташе при русском посольстве в Париже, находился в постоянных отношениях

со Сперанским, через которого Александр в глубокой тайне недоверчиво следил

за своим могущественным союзником»[11].

Тем временем продолжалась борьба с наполеоновской Францией. Против нее

сформировалась коалиция в составе Англии, России, Пруссии, Саксонии и

Швеции. Главной силой коалиции были, армии России и Пруссии. Союзники

действовали несогласованно, и в течение 1806 — 1807 гг. Наполеон нанес им

ряд серьезных ударов. В июне 1807 г. русская армия потерпела поражение под

Фридландом. Через несколько дней в местечке Тильзит (на территории

тогдашней Восточной Пруссии) состоялась встреча Александра I и Наполеона.

Там же был заключен Тилъзитский мирный договор.

Россия не понесла каких-либо территориальных потерь, но была вынуждена

следовать в русле политики Наполеона и присоединиться к Континентальной

блокаде, то есть порвать все торговые отношения с Англией. Этого требовал

Наполеон от всех правительств, с которыми заключал соглашения. Таким путем

он надеялся расстроить английскую экономику.

К концу первого десятилетия XIX в. под контролем французского

императора оказалась почти вся континентальная Европа.

Присоединение к блокаде поставило Россию во враждебные отношения с

Англией. Между тем Швеция отказалась прекратить торговлю с Англией и

продолжала с ней союзнические отношения. Для Петербурга возникла угроза с

моря и суши. Это обстоятельство, а также нажим со стороны Наполеона

заставили Александра I пойти на войну со Швецией. Военные действия

продолжались с февраля 1808 г. по март 1809 г. Швеция потерпела поражение и

вынуждена была уступить России Финляндию.

Чтобы привлечь на свою сторону жителей завоеванного края, Александр I

даровал Финляндии автономию (под властью шведского короля она ею не

пользовалась). Кроме того, в состав Финляндии был включен Выборг,

находившийся во владении России со времен Петра I. Великое княжество

Финляндское стало обособленной частью Российской империи. Оно имело

собственную денежную единицу и таможенную границу с Россией.

Деятельность Сперанского и его быстрое возвышение возбуждали во многих

неудовольствие. Одни завидовали личным успехам Сперанского и готовы были на

интригу против него. Другие видели в Сперанском слепого поклонника

французских идей и порядков и сторонника союза с императором Наполеоном.

Считая влияние Франции разрушительным, а союз с Наполеоном постыдным, эти

люди из патриотического чувства вооружались против направления Сперанского

и считали нужным ему противодействовать. Один из самых талантливых и

известных литераторов того времени, европейски образованный Н. М. Карамзин

составил для государя записку "О древней и новой России" и в ней доказывал

вред и опасность мер Сперанского. Эти меры, по мнению Карамзина, легко и

необдуманно уничтожали старые порядки и столь же легко и необдуманно

вводили в русскую жизнь французские формы. Хотя Сперанский и отрицал свою

приверженность к Франции и Наполеону, однако в глазах всего общества его

близость к французским влияниям была неоспорима. Когда отношения России и

Франции обострились и русские ожидали нашествия Наполеона на Россию,

император Александр дал ход обвинениям против Сперанского и не счел

возможным оставить его вблизи себя. Сперанский был уволен от должности

государственного секретаря; мало того, по каким-то темным обвинениям и

интригам, государь отправил его в ссылку (в Нижний Новгород, а потом в

Пермь), откуда Сперанский был возвращен лишь в конце царствования

Александра.

Таким образом, император Александр и со Сперанским не осуществил

своего стремления к государственному преобразованию. Если интимный комитет

в первые годы власти Александра обнаружил свою практическую неумелость и

потому не мог удовлетворить желаниям государя, то Сперанский, напротив, был

очень опытным и умелым бюрократом и мог бы осуществить задуманную реформу.

На нее не достало решимости у самого государя, и потому все начинания

Сперанского были остановлены на полдороге. Сперанскому удалось только

придать центральным учреждениям России такой законченный и отделанный вид,

что они надолго восстановили утраченную при Екатерине II централизацию

управления и укрепили бюрократический порядок в государстве.

Глава II

§1. Значение Отечественной войны

Наполеоновское нашествие было огромным несчастьем для России. В прах и

пепел были обращены многие города. В огне московского пожара навеки исчезли

драгоценные реликвии прошлого. Громадный урон понесли промышленность и

сельское хозяйство. Впоследствии Московская губерния быстро оправилась от

опустошения, а в Смоленской и Псковской вплоть до середины века численность

населения была меньше, чем в 1811г.

Но общая беда, как известно, сближает людей. В борьбе с врагом тесно

сплотилось население центральных губерний, составлявшее ядро русской нации.

Не только губернии, непосредственно пострадавшие от нашествия, но и

примыкавшие к ним земли, принимавшие беженцев и раненых, отправлявшие

ратников, продовольствие и вооружение, жили в те дни одной жизнью, одним

делом. Это значительно ускорило сложный и длительный процесс консолидации

(сплочения) русской нации. Теснее сблизились с русским народом другие

народы России.

В самом названии Отечественной войны как бы подчеркивается ее

общественный, народный характер. (Недаром ведь император Павел в свое время

пытался запретить слово «Отечество».) В 1812 г. русское общество вновь

взяло, как во времена Минина и Пожарского, дело защиты Отечества в свои

руки. В борьбе с иностранными захватчиками Россия отстояла свою

независимость и территориальную целостность.

Эти события произвели очень сильное впечатление на современников,

особенно на молодежь. «Мы были дети 12-го года», — говорили о себе

декабристы. «Гроза двенадцатого года» наложила неизгладимый отпечаток на

творчество А. С. Пушкина. На ее преданиях выросли А. И. Герцен и Н. П.

Огарев. Она не прошла бесследно.

§2. Духовно-нравственная атмосфера

Между тем, в обществе того времени нарождалось сильное внутреннее

брожение. Отечественная воина 1812 года и заграничные походы 1813-1814

годов имели очень большое влияние на умственную жизнь русского

образованного дворянства. Под влиянием законодательных льгот императрицы

Екатерины II и строгостей императора Павла русские дворяне перестали

стремиться в военную службу. Отечественная война снова привлекла дворян в

ряды армии на защиту отечества; а войны за освобождение Европы, перебросив

русские войска за границу, познакомили служивших в них дворян с

западноевропейскою жизнью. Ранее - поездки русских людей на запад были

редким явлением, теперь, в пору освободительных войн, русские люди во

множестве оказались на чужбине и долго там жили. Разумеется, они подпали

сильному влиянию европейских порядков и идей, близко познакомились с

умственным движением времени, вывезли домой на Русь целые библиотеки.

Успехи европейской гражданственности под влиянием освободительных идей

XVIII века, развитие немецкого национального сознания, расцвет немецкой

идеалистической философии поражали и восхищали русских людей, возбужденных

великою борьбою за собственное отечество. Сравнив европейскую жизнь с

отечественною, наши предки получили возможность критически смотреть на

русскую действительность видели ее недостатки, понимали ее отсталость и

сознавали устарелость того крепостного права, которое лежало в основе

русского общественного порядка и которое уже исчезло в Западной Европе.

Образовывались различные кружки и общества. Члены таких кружков

занимались самообразованием и вносили в свои служебные отношения и в

товарищескую жизнь более гуманные нравы и обычаи: отказывались от вина и

карт, не допускали никакой распущенности, не били солдат, учили их грамоте

и т. п. В своих кружковых беседах они рассуждали о необходимых

преобразованиях русского быта и о средствах достигнуть этих преобразований;

в кружках шли речи о необходимости бороться с реакцией, осуждалась

"аракчеевщина", доказывалась неизбежность переворота.

Из многих подобных кружков, имевших иногда масонский характер,

особенное значение приобрел один, учрежденный с определенным уставом (1816)

и получивший название "Союза спасения". В основе его лежала не только

забота о личном самоусовершенствовании его членов и не только общее

стремление к либеральным преобразованиям, но и определенное требование

перехода к представительному образу правления, к конституции. Через два

года "Союз спасения" был преобразован в тайный "Союз благоденствия"

(отчасти из подражания немецкому патриотическому обществу "Tugendbund"[12],

которое действовало в Германии во времена наполеонова ига); а "Союз

благоденствия", в свою очередь, скоро распался на два союза, прямо уже

революционных, - "северный" и "южный". Во главе северного союза стали

братья Муравьевы (также кн. Трубецкой, поэт Рылеев); союз этот основался в

Петербурге. Во главе южного союза был полковник Пестель, командир одного из

армейских полков. Местом действия южного союза была русская "вторая армия",

расположенная в Киевской и Подольской губерниях. В составе союзов

преобладало офицерство; но были и лица гражданские и неслужащие дворяне.

Оба союза находились в постоянных сношениях друг с другом и имели одну

общую цель - совершить насильственный переворот в России. Какой порядок

будет после переворота, заговорщики решали различно. Одни желали

ограниченной монархии, другие - республики. Самый обстоятельный проект

будущего устройства России принадлежал Пестелю и назывался "Русскою

правдою". В этом проекте, не вполне обработанном, Россия представлялась

республикою с весьма демократическим устройством. В мечтах других

заговорщиков Россия получала даже федеративное устройство вроде Северо-

Американских Штатов. Таким образом, настроение в союзах было резко

революционным, а потому члены союзов держали свои планы в совершенном

секрете. Несмотря, однако, на осторожность заговорщиков, правительство

узнало о существовании заговора. Императору Александру его придворные

докладывали о существовании кружков в гвардии еще тогда, когда кружки были

в зародыше. Государь снисходительно отнесся к членам этих кружков, считая

их такими же мечтателями, каким он сам был в дни юности: "не мне их

карать", говорил он. Позднее о существовании определенного тайного заговора

против действовавшего государственного порядка стали доносить лица из армии

(в особенности ценные сведения дал унтер-офицер из дворян Шервуд). Аракчеев

собрал точные данные о вожаках движения, о планах заговорщиков, о месте их

деятельности, и послал большой доклад об этом деле императору Александру в

г. Таганрог, где тогда находился государь (1825). Доклад пришел туда

поздно: Александр скончался в Таганроге, не успев сделать никаких

распоряжений по делу.

Великие события 1812 года произвели сильнейшее впечатление на

императора Александра. Отечественная война совершила в нем целый переворот.

Страх сковывал его душу в первый период войны, когда наши войска торопливо

отступали пред непобедимым Наполеоном, когда дело дошло до потери

первопрестольной Москвы. В порывах отчаяния Александр готовился к падению

своего государства, но все-таки хотел защищаться до последнего солдата,

хотя бы, по его словам, ему пришлось уйти в далекую Сибирь. Последовавшее

затем отступление Наполеона и скорая гибель его "великой" армии наполнили

душу Александра умилением пред благостью Промысла. Равнодушный до тех пор к

религии, он стал отличаться глубоким благочестием и обнаружил большую

склонность к мистицизму, стремясь, как все мистики, к внутреннему

таинственному единению с Божеством. На себя он стал смотреть, как на

ничтожного и слабого человека, которого перст Божий избрал своим орудием,

чтобы наказать властолюбие Наполеона. Вознесенный на высоту славы, ставший

во главе всей Европы, Александр тем не менее тяготился почестями и охотно

уединялся. В нем стало даже заметно разочарование жизнью: он как будто

изверился во всем том, чем увлекался в молодости, перестал доверять людям,

потерял веру в свои идеалы. На него начали влиять люди мистического образа

мыслей, ханжи и изуверы. (За границею, например, Александр подпал влиянию

экзальтированной баронессы Крюденер, в России - влиянию архимандрита

Фотия). Внутреннее управление государством перестало занимать Александра, и

он возложил его на тех немногих людей, которым еще верил.

§3. А.А. Аракчеев

Первое место среди этих людей занимал граф АА. Аракчеев, происходивший

из офицеров Гатчинского войска императора Павла. Невежественный и грубый,

Аракчеев казался прямодушным и бескорыстным служакою. Этими качествами он

подкупил в свою пользу Александра еще во дни его молодости и сохранял его

доверенность неизменно до самой кончины государя. В последние годы

Александра, когда государь удалился от всех прежних друзей, Аракчеев

получил громадную силу: он стал как бы первым министром и докладывал

государю все дела. В этой роли Аракчеев пользовался общею ненавистью за

свою нестерпимую грубость и тяжелый произвол[13]. При нем управление

государством стало напоминать эпоху императора Павла. Жестокая солдатчина,

пренебрежение к просвещению, самоуправство - раздражали и пугали всех.

Тщетно было жаловаться на произвол временщика: государь не верил жалобам,

или же они не доходили до государя. Главною заботою Аракчеева было

устройство так называемых "военных поселений". Государственные крестьяне в

нескольких губерниях (по р. Волхову, на нижнем течении Днепра и в других

местах) были обращены в "военных поселян", и в то же время в этих

местностях были водворены на жительство целые полки солдат. Военные

поселяне и пахотные солдаты должны были одновременно вести сельское

хозяйство на своих землях и в то же время готовиться к строевой службе.

Дети их ("кантонисты") также попадали с раннего возраста в военную службу и

соответственно обучались в военных поселениях. Цель военных поселений

заключалась в том, чтобы возможно легче и дешевле пополнять армию большим

количеством заранее обученных солдат. Но эта цель не могла быть достигнута:

поселения стоили очень дорого, а поселяне не делались ни исправными

крестьянами, ни хорошими солдатами. Жестокое управление и трудности

"поселенной" жизни, где все подчинялось мелочным правилам и тягостному

надзору, озлобляли поселян и вели к постоянным волнениям, даже открытым

беспорядкам и бунтам. По этим причинам поселения не имели успеха и

продолжали распространяться лишь по упрямству Аракчеева, который убедил

государя в их пользе и приятности для населения.

Примерно с 1820 г. Александром стала овладевать странная апатия. Он

снова заговорил о том, что снимет с себя корону и уйдет в частную жизнь.

Все государственные дела постепенно сосредоточивались в руках Аракчеева.

Подобострастный перед царем, он был груб со всеми, кого не боялся, кто не

мог с ним посчитаться. Всеобщую ненависть к себе он сносил охотно и не без

самодовольства.

Доверившись Аракчееву, Александр погубил себя в общественном мнении. В

петербургском Гостином дворе купцы толковали о том, что государь забросил

дела, разъезжает по Европе, тратит большие деньги, а когда бывает дома, то

забавляется военными парадами.

Но не все было так просто, как казалось обывателям. Александр жил

сложной и непонятной для окружающих внутренней жизнью. Он был весь словно

соткан из противоречий. В нем уживались склонность к религиозному

мистицизму и любовь к шагистике, откровенная леность к занятиям и всегда

неутоленная жажда путешествий, заставившая его исколесить половину Европы и

половину России. Во время путешествий по России он заходил и в крестьянские

избы. «Сфинкс, не разгаданный до гроба» — так сказал о нем П. А. Вяземский.

Казалось, правда, что в последние годы жизни Александр пытался уйти в

религию, забыться на парадах и в поездках только для того, чтобы отвлечься

от двух преследовавших его мыслей. Одна из них была о том, что в его

царствовании уже ничего нельзя исправить, и оно не оправдывает убийства

отца. Вторая — о зреющем против него самого заговоре.

§4. Духовно-нравственная атмосфера после восстания декабристов

С воцарением Николая I в жизнь русского общества вошла долгая

«железная зима», которую лишь в последний год Крымской войны, когда умер

«незабвенный» император, сменила общественное оживление, названное тем же

Тютчевым «оттепелью». Русскому обществу пришлось встречать николаевскую

«зиму».

«Былое и думы» Герцена рисуют печальную картину: «Тон общества менялся

наглазно... Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести

теплого слова о родных, о друзьях, которые еще вчера жали руку, но которые

за ночь были взяты. Напротив являлись дикие фанатики рабства, одни из

подлости, а другие хуже — бескорыстно. Одни женщины не участвовали в этом

позорном отречении от близких».

Хозяйка литературного салона, образованнейшая женщина своего времени,

А. П. Елагина благоговейно чтила имя Г. С. Батенькова. Сослуживец ее мужа,

А. А. Елагина, Батеньков стал близок всем поколениям семьи Елагиных —

Киреевских. (На следствии по делу декабристов Батеньков сказал о событиях

14 декабря: «Первый в России опыт революции политической».)

Салон Елагиной посещали Пушкин и Вяземский, Веневитинов и Языков,

Александр Тургенев и Владимир Одоевский, Чаадаев и Хомяков, Герцен и

Грановский, Константин Аксаков и Юрий Самарин, Огарев и Кавелин. Авдотья

Елагина переписывала и хранила сочинения Чаадаева, поощряла журнальные

начинания Ивана Киреевского, сочувственно следила за успехами молодой

московской профессуры. Грановский гордился ее дружбой. В тридцатые годы дом

Елагиных, «республика у Красных ворот», был средоточием умственной жизни

Москвы, здесь царили свободомыслие и терпимость, повсеместно забываемые в

разгар николаевской «зимы».

В атмосфере нравственного падения ярче вырисовывались личности,

воплощавшие в себе чувство достоинства и хранившие верность своим

принципам. Вольнодумец, арзамасский «Асмодей», князь П. А. Вяземский

открыто сочувствовал осужденным декабристам. Князь давно слыл либералом. В

1818 г. он служил в Варшаве, ему довелось переводить тронную речь

Александра I, сказанную при открытии польского сейма. Варшавская речь

содержала обещание распространить «правила свободных учреждений» на Россию.

Молодые «либералисты»— и Вяземский, и будущие деятели 14 декабря — поняли

ее как предвестие русской конституции. И обманулись. В последние годы

царствования Александра I Вяземский разуверился в конституционных

намерениях царя, вышел в отставку, очутился в опале. Дружеская близость со

многими декабристами не привела «Асмодея» в тайное общество, в успех

заговора он не верил. В августе 1825 г. князь писал Пушкину: «Оппозиция у

нас — бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях».[14]

В историю русской общественности Вяземский вошел как «декабрист без

декабря».

Верность декабристам хранили избранные. Уделом других был путь, быстро

пройденный А. В. Никитенко. 1 января 1826 г. (дата первой записи в

дневнике) он проснулся в «скверном», расположении духа: «Ужасы прошедших

дней давили меня, как черная туча. Будущее представлялось мне в самом

мрачном, безнадежном виде». Никитенко жил на квартире декабриста Е. П.

Оболенского, учил его младшего брата. Он желал съехать с квартиры... В

Страницы: 1, 2, 3, 4