Испанское рыцарство \Песнь о Сиде\

Вассалы короля.

Королевская власть включает в себя, с одной стороны, полномочия

монарха, как главы государства, и, с другой сторой, его права как сеньора

собственника вассалов[160]. Подобная двойственность королевской власти

находит отражение в титулатуре короля:

2109. !Mucho voslo gradesco commo el rey e a senor![161]

1952. Por darle grand ondra commo a rey e senor[162].

Границы между этими двумя составляющими королевской власти размыты -

никогда просто невозможно определить, в какой из двух ипостасей - монарха

или сеньора - предстает король в том или ином случае.

2936. !Merced, rey, de largos reynos a vos dizen senor![163]

Очевидно, в данном отрывке слово "сеньор" обозначает короля скорее как

верховного правителя страны, олицетворение государственной власти, а не как

покровителя каких-то конкретных вассалов, связанных с ним узами оммажа.

Часто для обозначения короля именно как повелителя всех подданных

употребляется термин: «senor natural»[164].

По-видимому, власть короля как главы государства была тождественна

власти ( poder )[165], установленной Сидом в завоеванной им

Валенсии и других мусульманских городах, "сеньором"[166] которых он

являлся - ведь, в сущности, он был правителем большого пространства

государства в самом сердце мавританских земель, и рядовые жители его

владений должны были повиноваться ему, как монарху.

Однако власть Сида в этих землях была более последовательной, чем

власть короля в его государстве, потому что Сид был не только королем своих

владений, но еще и их "хозяином", собственником, располагая ими по праву

завоевания, как "вотчиной":

1472. Yo ffinoare en Valencia, ca la tengo por heredad[167].

1606. Entrad conmigo en Valencia la casa,

En esta heredad que vos yo he ganada[168].

Такую большую власть король имел только в пределах своих домениальных

землях как их непосредственный владелец[169]; на территории же всего

королевства вообще, включая обширные имения крупинх феодалов, располагавших

различными имущественными правами, власть короля была довольно слабой.

Своевольные аристократы считали себя полными хозяевами своих земель и порой

отказывались даже выполнять приказания своего короля и сеньора, которому

приходилось выделять специальную охрану для зашиты проезжающих по его

королевству путников от произвола его же собственных слуг - графов и

инфантов:

3476. Dadme vuestros cavalleros con todos guarrizones,

Vaya conmigo, yo sere el cariador;

Huyo vos lo sobre llevo commo a buen vossallo taze senor,

Que non prendan fuerza de comde nin de infaneon[170].

Слабость государственной власти определялась отсутствием в руках

короля действительных средств для полного подчинения своей воле строптивых

феодалов. Единственными непосредственными исполнителями монарших повелений

в поэме выступают портерос.

1536. El portero del rey quitar lo mandava...[171].

1537. Andran mios porteros por todo el reyro mio...[172].

В распоряжении короля не было постоянной, полностью преданной ему

армии[173]- его войско состояло из дружин его вассалов:

508. Al rey Alfonso que llegarien sus companas,

Quel buscarie mal con todoas sus mesnadas[174].

Однако монарх все же располагал определенными средствами осуществления

своей власти над заносчивыми вассалами - недаром каррионские инфанты "из-за

страха перед королем" не решились совершить очередное злодеяние - напасть

на бойцов Сида до поединка:

3542. El cometer fue malo, que lo al nos enpuo,

Ca grand miedo ovieron a Alfonso el de Leon[175].

Карательные меры, которые король использовал для поддержания и

укрепления своей власти, заключались в изгнании неугодного человека из

королевства. Этим правом располагал только монарх как глава государства.

Гражданину, попавшему "в опалу"[176], вызвавшему чем-либо "гнев

короля"[177], или потерявшему его «расположение»[178] и "любовь"[179],

приказывалось покинуть королевство:

1325. Echaste de tierra, no ha la vuestra amor[180].

Условия изгнания били очень жестокими: король отнимал у изгоняемого не

только его бенефиции ( honores ), что обозначало разрыв вассальных связей

между ними, но и конфисковывал его дома и вотчины[181], отдавал их на

разграбление своим слугам.

Картина страшного разгрома, учиненного исполнителями королевской воли

во дворце Сида, показывает, как на деле осуществлялась конфискация.

Изгнанный был должен удалиться из королевства в ограниченный

срок[182], составлявший 30 дней[183], если он не успевал сделать это,

слугам короля приказывалось "не дать ему убежать", т.е, очевидно, схватить

его и убить:

308. Mando el rey a mio Cud aguardar,

Que, si Despues del plago en su tierra pudies tomar,

Por oro ni por plata non podrie escapar[184].

Всем остальным подданным король под страхом смертной казни и

конфискации имущества запрещал оказывать Сиду какую-либо помощь: впускать

его на постой, подавать пищу:

25. Que al mio Cid Rey Dias que nadi nol dissen posada,

E aquel dela diesse sopiesse vera palabra.

Que perderie averes e mas los ojos de la cara

E aun demas los cuerpos e la almas[185].

Поводом в к изгнанию могло послужить как совершенное подданным короля

преступление, так и ничем не мотивированное недружелюбие короля. Согласно

поэме, Сид был изгнан по обвинению в присвоении дани королевской, чего он

не делал: в опалу он изгоняется без гроша в кармане. Обвинение, таким

образом, было абсолютно необоснованным и бездоказательным. Учитывая, что

доносы в то время были частым поводом для преследования[186], можно

предположить, что и Сид был жертвой клеветы, как думала Химена:

267. Por malos mestureros de tierra sodes eshado[187].

Однако изгнание не означало полного и окончательного разрыва отношений

между королем и изгнанником, поскольку последний мог снова добиться

"расположения" и "любви" короля. Церемония примирения, очевидно, состояла в

том, что король во всеуслышание объявлял о возвращении "любви" опальному

вассалу, после чего вассал целовал ему руку и считался восстановленным во

всех своих правах[188].

Встреча, на которой произошло примирение Сида и короля названа в поэме

vistas:

1973. A las aguas de Tajo, o las vistas son aparejadas[189].

Подобные мероприятия - встречи - о которых заранее договаривались

лица, заинтересованные в принятии решения по какому-либо вопросу, четко

определяются в поэме от сходок

( juntas ) и кортесов ( cortes ):

2914. Aguda melos a vistas, o a cortes[190].

«Сходками» назывались окружные судебные собрания, на которых иногда

председательствовал сам король. Очевидно, суд мог осуществляться не только

на "сходках", "кортесах", но и на "встречах" короля, поскольку Сид

предлагает королю самому выбрать одну из этих форм собраний для суда над

инфантами.

Словом корт или кортес ( миж. от cort-cortes) обозначались несколько

понятий. Так могла называться и сходка воинов нескольких

предводителей[191], но, прежде всего, cort - это двор короля, окружение

монарха, состоявшее из его родственников и приближенных, верхушки

духовенства, графов и придворных должностных лиц[192], с которыми он

совещался по самым разным государственным и личным делам, хотя формально

король считался единственным источником власти и члены корта не имели

решающего слова и голоса[193]:

1938. Ellos son mucho urgullosos e an part en la cort...[194].

1939. Adelino poral palacio do estava la cort[195].

Совпадение терминов, обозначающих двор Сида в Валенсии или двор графа

Беренгера в Барселоне и двор короля Кастилии и Леона, а также

тождественность их функций указывают на то, что это были учреждения одного

рода, выросшие из доверительных совещаний сеньора со своими вассалами по

важным вопросам. Однако, сort испанских королей, как уже отмечалось, с

середины XI века получает название Curia Regia и превращается в официальный

государственный орган, играющий важную роль в политической жизни страны.

Помимо этого дворцового совета иногда создавались расширенные или

экстраординарные заседания королевской курии, на которых присутствали не

только ближайшие советники короля и должностные лица двора, но и большая

часть, или даже все графы, епископы, аббаты, светские магнаты, а иногда и

инфансоны[196]. Такие собрания назывались cortes pregonadas, но чаще -

просто cort или cortes:

3272. Vezos mio Cid a llas cortes pregonadas[197].

Очевидно этот государственный институт родственен тем расширенным

советам, на которых Сид объявлял свои решения и совещался со всеми воинами-

вассалами, которые не должны были отказываться от участия в этих

совещаниях, поскольку в число важнейших обязанностей вассала входило

concilium - помощь вассала сеньору советом и участием в собраниях,

невыполнение которой означало измену. Поэтому и на королевский "кортес

прегонадас" была строго обязательна явка всех воинов короля, иначе им

грозила опала:

2982. Qui non viniesse a la cort non se toviesse por so vossalo[198].

Лишь в качестве исключения король мог освободить кого-либо из своих

вассалов от участия в работе cortes pregonadas:

2989. Vengan al rey que los quite desta cort[199].

Объявляя о созыве кортесов, король рассылал по всей стране глашатаев,

которые оповещали вассалов короля о том, где и когда состоится собрание и

каким категориям рыцарей следует на него явиться:

2962. Andran mios porteros por todos el reyno mio,

Por dentro en Toledo pregonaran mio cort,

Que alla me vayan cuemdes e infansones.

Очевидно, рыцари должны были являться на кортесы в сопровождении своих

вассалов:

3106. Elle va en medio, e los ciento alrededor[200].

Повестка совещаний кортесов целиком зависела от воли короля. Как

показывает поэма, в число важнейших функций кортесов входил разбор споров

между рыцарями, поскольку благородное сословие в средневековой Испании было

подсудно исключительно королю или его курии[201].

Споры между рыцарями носили разный характер. Нередно они возникали из-

за оскорблений, которые рыцари наносили друг другу и которые, по

представлениям того времени, нельзя было оставить неотомщенными.

Кульминационный момент "Песни о Сиде» - оскорбление Кампеодора

каррионскими инфантами, избившими и бросившими его дочерей. Они сами

расценивают это как месть за неравный брак и те насмешки, которые им

приходилось терпеть в Валенсии, как возздание Сиду за причиненные им обиды:

2758. De nuestros casamientos agara nos somos vengados[202].

Как обида ( tuerto, rencura ), требующая отмщения (или, в крайнем случае,

искупления деньгам), рассматривалось нанесение ранений родственникам

сеньора, а также вступление войск одного сеньора на территорию другого:

962. Dentro en mi cort tuerco me todo grand:

Firiom el sobrino e non lo enmendo mas...

Agora correm las tierras que en mi enpara estan[203].

Обычным средством мести было объявление войны противнику - так,

например, Сид предлагал поступить графу Раймунду, побежденному им:

1070. Si vos viniere eminte que quisieredes vengallo,

Si me vinierede buscar, fazedme antes mendado[204].

Объявление войны было вполне законным и общепринятым средством

осуществления мести[205], однако "Песнь о Сиде" возвеличивает другой путь

отмщения.

Сид и его родственники также жаждут мести за свой позор, которому

инфанты подвергли всю их семью:

2867. Buen casamiento perdiestes, mejor podrestes ganar.

!Aun veamos el dia que vos podamos vengar![206]

Но "Песнь о Сиде" - и в этом ее отличие от других эпических памятников, в

которых воспевается месть - отвергает месть как самосуд. Сид отбрасывает

мысль о том, чтобы собственными руками добиваться справедливости от

обидчиков. Он стремится превратить месть в локализованное наказание за

преступление согласно законам при дворе короля с помощью поединка судьей,

на котором выступает сам король[207]. Таким образом, "Песнь..." не отвергая

месть как средство искупления нанесенных рыцарю обид, высказывается за

разрешение споров с помощью судебного поединка, а не путем междоусобных

войн, ввергавших страну в состояние смут. Очевидно, подобных взглядов

придерживалась та часть рыцарства, которая не в силах была тягаться с

могущественными знатными родами. Единственной надежной защитить свою честь

от посягательств именитых обидчиков для мелких рыцарей была апелляция к

королевской власти и требование судебного поединка, обеспечивавшего

равенство конфликтующих и дававшего рыцарю показать свое превосходство над

обидчиком в мужестве и владении мечом.

Король выступает в сознании мелкого дворянства, как носитель идеи

равенства, на которую народ опирался в борьбе со знатью[208]. Поэма

проникнута уважительным и почтительным отношением к монарху[209], который

изображается справедливым и честным правителем. Хотя вначале король

совершает несправедливость, изгоняя Сида из королевства, вся следующая

часть посвящена постепенному осознанию королем несправедливости изгнания

Сида. По мере развития действия Альфонс приходит к убеждению, что даже в

одиночку воюющий с маврами Сид приносит ему гораздо больше пользы, чем

придворный интриган граф Гарсия Ордонне:

1347. Dixo el rey al conde: dexad essa razon

Que en todas quisas mejor me sirve que vos[210].

Как и Сид, король часто награждается автором поэмы эти эпитетом

"доброты" ( buen )[211]. С Сидом король делит обиду на подлых

каррионовских инфантов, принебрегших его доверием. Стыдясь того, что именно

он был инициатором неудачного брака, Альфонс считает своим долгом помочь

Сиду отомстить коварным зятьям, ни минуты не сомневаясь, что

справедливость - на стороне Сида[212]. Однако, сохраняя верность обычаям и

непредвзятости судьи, король созывает кортессы, чтобы в соответствии с

законом, соблюдая все формальности, дать Сиду возможность "потребовать

справедливости" от инфантов[213].

В поэме сообщается, что король уже два раза за время своего

царствования собирал кортесы и пока не собирался созывать их снова:

2961. Lo que, non caydava fer de toda esta razon...[214].

Но требование Сида наказать виновных заставляет короля в экстренном

порядке созывать кортесы - и это лишний раз подчеркивает чрезвычайный

характер сбора кортесов в расширенном составе.

В поэме кортесы предстают в функции трибунала или судебной палаты.

Открыв заседание, король оглашает причину созыва кортесов и назначает судей

( alcaldes ) - все графов, за исключением родственников каррионских

инфантов[215]. По-видимому, власть этих судей была существенна стеснена

авторитетом короля: всякий раз, как судьи принимают какое-либо решение,

последнее слово - одобрение или осуждение принятого постановления -

остается за королем, который нередко вторгается в обсуждение:

3138. Por escojer el derecho, ca turto non mando yo.

3142.Con el que toviere derecho yo dessa part me so. ( etc. )

Это свидетельствует о том, что в рассматриваемый период власть в кортесах

принадлежала исключительно королю[216], который мог делигировать судебные

полномочия им самим назначаемым судьям, оставляя за собой право вмешиваться

в судебное разбирательство и вносить поправки.

Очевидно, кортесы еще не располагали правом решающего голоса и

выполняли роль консультативного совета при короле, однако монарху

приходилось прислушиваться к их советам во избежание внутренних конфликтов

и смут.

По-видимому, об определенной незавершенности становления кортесов как

государственного органа и слабости королевской власти вообще говорит тот

факт, что и король, и Сид допускают возможность потасовок даже эа время

заседания кортесов: король считает необходимым предупредить всех

собравшихся, что за нарушение порядка им грозит изгнание[217], а Сид велит

своим вассалам взять на собрание оружие, а сам предусмотрительно

подвязывает бороду, чтобы ее не потрепали в драке[218].

Из поэмы не явствует, на основе каких законов осуществлялось судебное

разбирательство в кортесах. Как указывается в "Песне", на кортесы

съезжались лучшие знатоки законов со всего королевства[219]. Назначая

судьями графов, король подчеркивает, что они "знатоки законов"; своего

собственного "знатока" -Маль Анду - привел с собой и Сид. Это все наводит

на мысль, что суд в королевских кортесах осуществлялся скорее на основе

обычая, сложившейся традиции, а не письменно зафиксированного права.

Само судебное разбирательство представляло собой переходную форму от

примитивного спора между судящимися сторонами, при котором судьи,

фактически, выполняют роль сторонних наблюдателей, и более поздним

процессуальным порядком, при котором судья выступает в роли посредника

между сторонами и активно влияет на ход обсуждения[220].

Выступающие на кортесах должны были говорить стоя[221].

Прежде всего Сид потребовал от инфантов возвращения подаренных им мест

- Тисоны и Колады. Судьи удовлетворили это требование Сида. Далее, Сид

пожелал получить назад приданное своих дочерей, которое увезли с собой

инфанты. Oчевидно, предъявляющая иск сторона согласно правилам должка была

изложить все свои претензии в одном требовании, т.к. судьи отказываются это

сделать, ссылаясь на то, что Сид не потребовал этого с самого начала. Но

все же они удовлетворяют и этот запрос Сида[222].

Наконец, Сид - по праву рыцаря - выдвигает свое последнее и главное

требование к инфантам - требование поединка:

3255. Infantes de Carrion, quien desondraron tan mal,

A manos de nieptos no los puedo desear[223].

Обличая обидчиков в жестоком и подлом поступке, Сид тем не менее, не

произносит ни одной словесной формулы, необходимой для личного вызова на

единоборство[224]. Лишь после того, как инфанты публично и с гордостью

признаются в содеянном, Перо Бермудес вызывает на бой инфанта Фернандо

Гонсалеса: напомнив ему о трусости в бою с маврами и в случае со львом,

боец Сида называет его "вором и предателем" и обещает доказать честность

своих слов на поединке:

3383. Riebto el cuerpo por malo e por traidor.

Почти в тех же словах Мартин Антолинес вызывает на единоборство Диего

Гонсалеса:

3362. !Calla, alevoso, boca sin verdad!

А Муньо Густнос - сторонника инфантов Асура Гонсалеса:

3383. !Calla, alevoso, malo e traidor!

Таким образом, поединок был средством доказательства правдивости

показаний истца и, шире, его правоты в споре[225]. Это особенно наглядно

показывает, сколь малая роль принадлежала в тогдашнем судействе проведению

дознания и фактическому доказанию вины, что заменялось судебным поединком,

и раскаленным железом.

Далее, королю принадлежало право определять, имеются ли достаточные

основания для проведения поединка. Разрешив единоборства между тремя

бойцами Сида и инфантами, король запрещает вызывать на бой кого-либо

еще[226].

Наконец, уже на самом поединке король, сохраняя опять же за собой

право верховного судьи, назначает арбитров ( fideles ):

3593. El rey dides fideles por dezir el derecho e non

Que non vazaran con ellos de si o de non[227].

Очевидно, вносить какие-либо изменения и дополнения в публично

оглашенные на кортесах условия поединка было нельзя - именно на это правило

ссылается король, отказывая инфантам в просьбе запретить бойцам Сида

сражаться мечами Каладей и Тисоной[228].

После расстановки ограничивающих поле боя " вех ", выход за которые во

время поединка означал проигрыш[229], король увещевает бойцов сражаться

честно и обещает наказать изгнанием из королевства тех, кто будет биться

не по правилам:

3600. Aved vuestro derecho, tuerto non queraetes vos,

Ca de tuerto quisiere fazer, mal gelo vedere yo,

En todo uyo reino non aera buena sabor.

Победа в поединке достигалась смертью противника, принуждением его

выйти за "вехи" или признать себя побежденным[230]. Все брошенное на поле

боя оружие становилось собственностью короля[231].

Поражение инфантов и Гонсалеса в поединке означало посрамление и позор

проигравших, но не влекло за собой какого-либо наказания преступников, вина

которых, таким образом, была доказана[232]. Очевидно, законное

провозглашение бесчестия считалось достойным воздаянием.

Король сочетал в себе функции монарха, т.е. главы государства, и

феодального сеньора. Однако эти две составляющие королевской власти так

срослись, что отделить одну от другой очень сложно.

Хотя власть короля как главы государства не была сильной, в

распоряжении монарха был способ заставить своевольную аристократию

повиноваться центральной власти: объявление "королевского гнева" и

изгнание из страны какого-либо неугодного гражданина. Право короля отдавать

приказы, которые должны были исполнять все подданные, напоминало

доранкских королей и, очевидно, принадлежало королю именно как главе

государства.

Сходство кортесов с дружинными советами мелких сеньоров говорит о том,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5