Возникновение партии эсеров

Местные организации, комитеты и группы,

составлявшие основу партии, формировались по

территориальному принципу. В сложившейся

организации, как правило, имелись союз

пропагандистов» агитаторская сходка и технические

группы (типографская и транспортная), занимавшиеся

изданием, хранением и распространением литературы.

Организации строились сверху вниз, т. е. вначале

возникало «ядро» — комитет, а затем его члены

создавали низшие подразделения. По мере роста

партии вширь, возникновения новых функций, в ее

организационной структуре появлялись новые

компоненты. В апреле 1902 г. террористическим актом

против министра внутренних дел Д. С. Сипягина

заявила о себе Боевая организация (БО), к

формированию которой Гершуни приступил еще осенью

1901 г. БО являлась самой законспирированной частью

партии. В то время, когда во главе ее стоял Гершуни

(до его ареста в мае 1903 г.) она была

«рассеянной»: каждый из ее членов проживал

отдельно, в своем регионе, ожидая, когда от главы

организации придет вызов. Компактной,

централизованной, с беспрекословной дисциплиной она

стала при Азефе, он же полностью обновил и ее

состав. Численность БО не была постоянной: при

Гершуни в ней было не более 10—15 человек;

в 1906 г. в нее входило около 25—30 человек. За всю

историю существования БО (1901—1908) в ней работали

свыше 80 человек. Организация была в партии на

автономном положении, ЦК лишь давал ей задание на

совершение очередного террористического акта и

указывал желательный срок его исполнения. У БО были

своя касса, явки, адреса, квартиры, ЦК не имел

права вмешиваться в ее внутренние дела.

Руководители БО Гершуни (1901—1903) и Азеф (1903—

1908) являлись организаторами партии эсеров и

самыми влиятельными членами ее ЦК.

В целях активизации и расширения партийной

работы в деревне в 1902 г. был образован

Крестьянский союз партии социалистов-

революционеров. В мае 1903 г. было заявлено о

создании «Союза народных учителей», в 1903—1904 гг.

при ряде комитетов стали возникать «Рабочие союзы»,

которые объединяли членов комитета и примыкавших к

нему лиц, занимавшихся революционной работой среди

рабочих.

Трудноразрешимой загадкой является вопрос о ЦК

партии. Из-за скудности и противоречивости

имеющихся сведений практически невозможно точно

выяснить, когда и где он возник, каков был его

состав. Вероятно, ЦК партии как такового

первоначально не было. Центральные функции

исполнялись, видимо, наиболее сильной местной

организацией — такой была сначала саратовская, а

после ее разгрома в конце 1902 г.

екатеринославская, одесская и киевская. Заслуживает

внимания мнение М. М. Мельникова, видного деятеля

эсеровского движения того времени, считавшего, что

ЦК «вылупился», причем «неожиданно», т. е. без

согласования с рядом местных организаций, из

упоминавшейся выше Комиссии по сношению с

заграницей и состоял, в частности, первоначально из

Брешковской, Гершуни и Крафта, исполнявших функции

разъездных агентов. После арестов Крафта и Гершуни

и переезда за границу Брешковской с весны 1903 г.

по апрель 1904 г. весь российский эсеровский ЦК

воплощался в Азефе, формально ставшем его членом,

очевидно, после возвращения из-за границы летом

1902 г. Начиная с апреля 1904 г. он начал

формировать новый ЦК, кооптируя в него, главным

образом, эсеров, проживавших легально, и старых

известных народников, возвратившихся из ссылки.

Представителем российского центра за границей с

момента возникновения партии был М. Р. Гоц.

Характеризуя исключительную роль Гоца в партии в

предреволюционный период, В. М. Чернов называл его

«диктатором». Михаил Рафаилович Гоц (1866—1906),

сын московского купца-миллионера, отбыл каторгу и

ссылку за участие в народовольческом движении.

Оказавшись в 1900 г. за границей, он стал одним из

активнейших организаторов эсеровских сил.

Департамент полиции считал его «самым опасным

человеком» в партии, имея в виду не только его

энергию, организаторские способности, но и то, что

он «без счета» давал деньги на революцию, особенно

охотно на террор. На его средства первоначально

существовали «Вестник русской революции» и

«Революционая Россия». Безграничным доверием Гоца

пользовался Е. Ф. Азеф. Б. В. Савинков, вступивший

в партию и ее Боевую организацию в 1903 г.,

отмечал, что в то время, по существу, только два

члена ЦК, Гоц и Азеф, «распоряжались всей партией».

В партии были очень слабыми вертикальные и

горизонтальные связи: между местными организациями

и центром, между отдельными местными организациями.

На первом этапе объединение в эсеровской среде было

не столько организационное, сколько идейное,

осуществлявшееся газетой «Революционная Россия».

ПРОГРАММА,

ИДЕОЛОГИЯ, ТАКТИКА. УСТАВ

Вопрос о программе начал обсуждаться в

эсеровской среде еще летом 1902 г., а ее проект

(четвертый вариант) был опубликован лишь в мае 1904

г. в № 46 «Революционной России». Проект с

незначительными изменениями был утвержден в

качестве программы партии на ее первом съезде в

начале января 1906 г. Эта программа оставалась

главным документом партии на протяжении всего ее

существования. Основным автором программы был

главный теоретик партии В. М. Чернов.

Эсеры являлись прямыми наследниками старого

народничества, сущность которого составляла идея о

возможности перехода России к социализму

некапиталистическим путем. Однако в народническую

доктрину об особом пути России к социализму эсеры

внесли существенные коррективы, обусловленные теми

изменениями, которые произошли как в России, так и

в мировом социалистическом движении к началу XX в.

Отвергнув марксистский принцип материалистического

монизма, считавший уровень развития

производительных сил за «первопричину», «конечный

счет» всех других общественных явлений, авторы

программы придерживались при ее составлении метода

эмпириокритицизма, сводившегося к выявлению

взаимозависимости и функциональных связей между

всей совокупностью фактов и явлений. В эсеровской

программе можно выделить четыре основных блока.

Первый из них посвящен анализу тогдашнего

капитализма; второй — противостоящему ему

международному социалистическому движению;

в третьем — давалась характеристика своеобразных

условий развития социалистического движения в

России; в четвертом — обосновывалась конкретная

программа этого движения с последовательным

изложением пунктов, затрагивавших каждую сферу

общественной жизни: государственно-правовую,

хозяйственно-экономическую и культурную.

При анализе капитализма особое внимание

обращалось на соотношение его отрицательных

(разрушительных) и положительных (созидательных)

сторон. Этот пункт был одним из центральных в

эсеровской экономической доктрине. Отрицательные

стороны связывались с функцией «собственно

капиталистической формы эксплуатации

производительных сил», а положительные — с функцией

«самого содержания», т. е. с ростом самих

производительных сил. Соотношение этих сторон

считалось более благоприятным в области индустрии и

в индустриально развитых странах и менее

благоприятным — в земледелии и в аграрных странах.

Согласно этой теории, чем благоприятнее было

названное соотношение, тем более творческую,

созидательную роль играет капитализм, тем активнее

он обобществляет производство, подготавливает

материальные предпосылки для будущего

социалистического строя, содействует развитию и

объединению промышленного пролетариата. Российский

капитализм, по мнению эсеров, характеризовался

наименее благоприятным соотношением «между

творческими, исторически прогрессивными и темными,

хищнически-разрушительными тенденциями». В

российской деревне разрушительная роль капитализма

считалась преобладающей. Как нетрудно заметить,

старонародническая догма о регрессивности

капитализма в России в итоге не отрицалась, а лишь

корректировалась, ее применимость сужалась областью

земледелия.

И группировка социальных сил в стране

определилась, как считали эсеры, неблагоприятным

соотношением положительных и отрицательных сторон

капитализма, существованием самодержавно-

полицейского режима, сохранением патриархальности.

В отличие от социал-демократов эсеры видели в этой

группировке не три, а два лагеря. Один из них, под

эгидой самодержавия, объединял дворянство,

буржуазию и высшую бюрократию, другой —

промышленный пролетариат, трудовое крестьянство и

интеллигенцию.

Дворянско-землевладельческий класс определялся

как первая и главная опора русского самодержавия.

Он сохранял за собой все былые привилегии

первенствующего сословия, за исключением права

владеть живыми душами. Тем не менее в пореформенный

период почва постоянно ускользала из-под его ног.

Он терял свое основное богатство — землю,

уменьшалась его численность, падала, его роль в

экономике, культуре, идейной жизни общества.

Лучшие, более или менее прогрессивно настроенные

его представители уходили из этого класса» В его

среде приобретали все больший политический вес

крайне реакционные элементы, так называемые

«зубры». Дворянско-земле-владельческий класс все

более превращался в «почетных государственных

нахлебников и приживальцев», становился объектом

презрения и ненависти общественных сил,

стремившихся к переменам. Чувствуя свою

историческую обреченность, он все теснее льнул к

деспотической власти, поддерживал и вдохновлял ее

реакционную политику.

Принадлежность к вышеназванному, первому, лагерю

буржуазии, ее консервативность эсеры объясняли

прежде всего ее сравнительной исторической

молодостью, политической незрелостью и

особенностями происхождения. В Европе абсолютизм

был во многом обязан буржуазии своей победой над

феодализмом; в России же, наоборот, буржуазия всем

была обязана абсолютизму: ни в одной стране, кроме

России, правительственная политика «фабрикации

фабрикантов» не достигала столь большого размаха.

Буржуазия была поистине баловнем власти. Ей

предоставлялись различные привилегии: субсидии,

пособия, вывозные премии, гарантии доходности,

казенные заказы, покровительственные пошлины и т.

д. С самого своего зарождения российская буржуазия

отличалась чрезмерной концентрированностью, что

служило основой для появления у нее олигархических

тенденций, вело к обособлению ее в особый,

замкнутый, оторванный даже от мелкой бужуазии

социальный слой.

Синдицирование промышленности, пришедшее вместе

с иностранным капиталом, укрепило связи организаций

буржуазии с правительством. На экспертизу и

заключение этих организаций нередко передавались

правительственные законодательные предположения.

Таким образом, у торгово-промышленной верхушки было

некоторое подобие своей «неписаной конституции»,

которая в экономическом плане была даже выгоднее,

чем конституция для всех. Этими обстоятельствами во

многом объяснялся аполитизм этого слоя, стремление

не конфликтовать с правящим режимом. Сказывалось и

то, что внутренний рынок был сравнительно узким. На

внешнем рынке российский капитал не мог свободно

конкурировать с капиталом развитых стран. На новых

территориях он мог чувствовать себя спокойно лишь

тогда, когда они оказывались в составе Российского

государства, под защитой его высоких таможенны

пошлин. Империалистические же аппетиты российской

буржуазии могли быть осуществлены только военной

мощью самодержавия. Консервативность русской

буржуазии определялась и тем, что очень активно вел

себя пролетариат, выступавший к тому же с самого

начала под социалистическим знаменем.Опорой

самодержавия, его непосредственным воплощением

являлась высшая бюрократия. Она не была чуждой ни

для дворянства, ни для буржуазии. Ее элитарный слой

сливался с земельной аристократией. Буржуазия,

хорошо понимая значение «личной унии», широко

привлекала в правление своих предприятий, особенно

крупных, акционерных, титулованных лиц, занимавших

высокие посты в бюрократической верхушке. При таком

раскладе сил, учитывая инертность и инфантильность,

преобладавшие в среде дворянства и буржуазии, роль

опекуна-диктатора играло самодержавие.

Для эсеров основным принципом деления общества

на классы являлось не отношение к собственности, а

источник дохода. В итоге в одном лагере оказывались

те классы, для которых таким источником служила

эксплуатация чужого труда, а в другом — классы,

живущие своим трудом. К последним относились

пролетариат, трудовое крестьянство и трудовая

интеллигенция.

Крестьянство являлось предметом особого внимания

эсеровской теории и практики, так как по своей

численности и экономическому значению оно было, по

мнению эсеров, «немного не всем», в то время как по

своему правовому и политическому положению —

«чистым ничем». «Все его отношения с внешним

миром,— считал Чернов,— были окрашены в один цвет —

данничества». Впрочем, положение крестьянства было

действительно настолько тяжелым, что признавалось

всеми. Эсеровская оригинальность заключалась не в

оценке положения крестьянства, а прежде всего в

том, что эсеры в отличие от марксистов не

признавали крестьянские трудовые хозяйства

мелкобуржуазными;

эсеры не разделяли догму, что крестьянство может

прийти к социализму только через чистилище

капитализма, через дифференциацию на буржуазию и

пролетариаты. Эсеры унаследовали в своей теории

положения классиков народнической экономической

теории об устойчивости крестьянских хозяйств, об их

способности противостоять конкуренции со стороны

крупных хозяйств. Эти постулаты и являлись

исходными в эсеровской теории некапиталистической

эволюции трудового крестьянства к социализму.

Упрощенным является распространенное в

марксистской литературе мнение о том, что якобы

эсеры, подобно старым народникам, считали крестьян

социалистами по природе. В действительности эсеры

лишь признавали, что «общинно-кооперативный мир

деревни вырабатывал в ней своеобразное трудовое

правосознание, легко смыкающееся с идущей от

передовой интеллигенции проповедью аграрного

социализма». На этом представлении основывался

пункт эсеровской программы о необходимости

пропаганды социализма не только среди пролетариата,

но и крестьянства.

Каким же виделся эсерам российский пролетариат?

Они прежде всего отмечали, что но сравнению с голью

и нищетой деревни городские рабочие жили лучше, но

их уровень жизни был гораздо ниже, чем

западноевропейского пролетариата. Российские

рабочие не имели гражданских и политических прав;

отсутствовали и законы, предусматривавшие улучшение

их положения. В связи с этим любые выступления

экономического характера приводили, как правило, к

столкновению с властями, перерастали в

политические. Поскольку у рабочих не было легальных

профессиональных организаций, руководство

выступлениями рабочих осуществляли, как правило,

нелегальные партийные организации.

Эсеры признавали, что своей численностью

пролетариат уступал трудовому крестьянству, но

превосходил его своей концентрированностью в

культурных и политических центрах страны, что он

был «наиболее подвижным, активным и агрессивным

общественным классом», постоянной и самой серьезной

опасностью для правившего режима. Эсеры особо

подчеркивали связь русских рабочих с деревней,

однако эту связь они оценивали иначе, чем

марксисты. Эсеры не видели в ней препятствия,

которое мешало бы формированию у пролетариата

истинного социалистического сознания. Наоборот,

такую связь они оценивали положительно, видя в ней

одну из основ классового «рабоче-крестьянского

единства». Помочь пролетариату и трудовому

крестьянству осознать себя единым рабочим классом,

увидеть в этом единстве залог своего освобождения

должна была интеллигенция.

Интеллигенцией эсеры считали социальную группу,

занимавшуюся творческим трудом по производству

духовных ценностей и передачей их другим.

Непременными атрибутами такого труда являются

самостоятельность, инициативность и свобода. Так

как самодержавно-бюрократический режим из-за

постоянного стремления к регламентации,

централизации и подавлению любых проявлений

творчества был органически несовместим с нормальной

жизнью интеллигенции, то она не могла не находиться

в перманентном конфликте с этим режимом.

По эсеровским представлениям, интеллигенция была

самостоятельной социальной категорией; она

склоняется в сторону того класса, который более

всего выражает интересы общественного развития.

Интеллигенция, способная подняться над сегодняшним

днем, в состоянии определить будущее класса, она

организует его и руководит его повседневным

поведением во имя этого будущего. Русскую

интеллигенцию, эсеры считали антужуазной. Поскольку

в российском капитализме разрушительные тенденции

преобладали над созидательными и буржуазия в связи

с этим была несостоятельна в духовной сфере,

ничтожно значимой в области политики и морали, ей

нечем было привлечь к себе интеллигенцию;

негативными же своими качествами она настраивала

интеллигенцию против себя, побуждала ее обращаться

к социализму и трудовым классам — пролетариату и

крестьянству. В социализме, в экспроприации

капиталистической собственности и реорганизации

производства и всего общественного строя на

социалистических началах при полной победе рабочего

класса, организованного в социально-революционную

партию,— вот в чем эсеры видели свою конечную цель.

Какова же была эсеровская модель социализма?

Эсеры были сторонниками демократического

социализма, т. е. хозяйственной и политической

демократии, которая должна была выражаться «через

представительство организованных производителей

(профсоюзы), организованных потребителей

(кооперативные союзы) и организованных граждан

(демократическое государство в лице парламента и

органов самоуправления)». (Оригинальность

эсеровского социализма заключалась в теории

социализации земледелия. Эта теория составляла

национальную особенность эсеровского

демократического социализма и являлась вкладом в

сокровищницу мировой социалистической мысли.

Исходная идея этой теории заключалась в том, что

социализм в России должен начать произрастать

раньше всего в деревне. Почвой для него, его

предварительной стадией, должна была стать

социализация земли.

Социализация земли означала, во-первых, отмену

частной собственности на землю, вместе с тем не

превращение ее в государственную собственность, не

ее национализацию, а превращение в общенародное

достояние без права купли-продажи. Во-вторых,

переход всей земли в заведование центральных и

местных органов народного самоуправления, начиная

от демократически организованных сельских и

городских общин и кончая областными и центральными

учреждениями. В-третьих, пользование землей должно

было быть «уравнительно-трудовым т. е.

обпеспечивать потребительную норму на основании

приложения собственного труда, единоличного или в

товариществе». Социализация земли, обобществляя

землю и ставя в равные условия по отношению к ней

все трудовое население, создавала необходимые

предпосылки для завершающей фазы процесса

социализации земледелия — обобществления

земледельческого производства с помощью различных

форм коопераций.

Важнейшей предпосылкой для социализма и

органической его формой эсеры считали политическую

свободу и демократию. «Социализм без свободы,—

заявлял Чернов,— есть тело без души». Политическая

демократия и социализация земли были основными

требованиями эсеровской программы-минимум. Они

должны были обеспечить мирный, эволюционный, без

особой, социалистической, революции переход России

к социализму. В программе, в частности, говорилось

об установлении демократической республики с

неотъемлемыми правами человека и гражданина:

свобода совести, слова, печати, собраний, союзов,

стачек, неприкосновенность личности и жилища,

всеобщее и равное избирательное право для всякого

гражданина с 20 лет, без различия пола, религии и

национальности, при условии прямой системы выборов

и закрытой подачи голосов. Требовались также

широкая автономия для областей и общин как

городских, так и сельских и возможно более широкое

применение федеративных отношений между отдельными

национальными регионами при признании за ними

безусловного права на самоопределение. Эсеры

раньше, чем социал-демократы, выдвинули требование

федеративного устройства Российского государства.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7