Социально-экономическое развитие СССР в 1960-80х гг.

Сделать это могли подпольные дельцы. Подпольный рынок поддерживал

разваливающуюся экономику. Очень дорого, но он удовлетворял потребности.

Брежневское руководство дутыми цифрами и гигантскими прожектами

стремилось отвлечь внимание общественности от того плачевного состояния, в

котором оказалась держава. Конспиративная суета в принятии решений

выдавалась за принцип государственной деятельности. Келейность,

семейственность, наличие массы “легкоуправляемых” на ключевых постах -

необходимые компоненты административно-командной системы. Нарастало

сращивание дельцов “теневого бизнеса” с ответработниками партийно-

государственного аппарата в центре и на местах. Обороты “теневой экономики”

становились миллиардными. А ведь еще сравнительно недавно Н.С.Хрущев был

изумлен, когда ему доложили о первом миллионном хищении. Только после ряда

дел он перестал удивляться.

В мире развертывался новый виток научно-технической революции. Его

сердцевину составляли такие достижения науки, которые привели к

формированию микроэлектроники, биотехнологии в качестве базисных

направлений технологического переворота в производственной и

непроизводственной сферах. Это требовало новых кадров, знаний и навыков. У

нас же проржавевшая бюрократическая машина не могла адаптироваться к

переменам, реагируя на них лишь увеличением штатов. С 1960 по 1987 гг.

аппарат органов управления в стране вырос более чем в два раза - с 1245

тыс. до 2663 тыс. человек, а общая численность управленцев превысила 18

млн. человек. Эти кадры отличались в основном низким профессиональным

уровнем ( из 9,3 млн. руководящих работников всего 4,2 млн. ( 45% ) имели

высшее образование и только доли процента - среднее специальное

управленческое образование ).[7] Эффективно реагировать на реалии

технологической революции такой аппарат не был в состоянии. Воплощение в

жизнь любых нововведений превращалось в “хождение по мукам”.

Но беда заключалась не только в негодных аппаратчиках. Административно-

командной системой было воспитани несколько поколений технократически

мыслящих людей, лишенных твердых нравственных устоев, способных поставить

лишь свои корыстные личные или групповые, ведомственные интересы выше

общенародных, безразличных к будущему природы и общества.

Дела в стране постепенно приходили в упадок. и это как бы

“гармонировало” с состоянием здоровья ее руководителя. В результате

тяжелого заболевания, с конца 1974 г. Л.И.Брежнев неуклонно деградировал

умственно и физически. С ним то и дело случались казусы. Большой конфуз,

например, приключился в декабре 1975 г. на VII съезде Польской объединенной

рабочей партии, в присутствии 1811 делегатов и представителей 65

коммунистических рабочих и социалистических партий. Во время исполнения

“Интернационала” Леонид Ильич встал, повернулся лицом к залу и начал

дирижировать. Он надувал щеки, пыжился, хлопал в ладоши. Форум оживился,

между рядами прокатился смешок. Все думали, что Брежнев хватил лишку. На

самом деле его накачали лекарствами. История получила широкую огласку.

Однако высшая партийная иерархия и брежневская команда мертвой хваткой

удерживали Л.И.Брежнева на капитанском мостике.

В руководящих кругах ощущался, по-видимому, надвигавшийся кризис, но

утилитарно-прагматические интересы верхушки превалировали над

стратегическими, блокируя политическую волю, и не позволяли осуществить

назревшие преобразования. Делались попытки различных реформ, затевались

очередные технократические новации, но все уходило в песок. Была ускорена

работа над проектом новой Конституции СССР, которая была призвана отразить

“основные черты развитого социалистического общества, его политической

организации”. На XXV съезде КПСС ( февраль - март 1976 г. ) декларировалась

необходимость последовательного осуществления перехода от создания и

внедрения отдельных машин и технологических процессов к разработке,

производству и массовому применению, высокоэффективных систем машин,

оборудования, приборов и технологических процессов, обеспечивающих

механизацию и автоматизацию всех процессов производства. В этой связи

активизировалась работа над Комплексной программой научно-технического

прогресса и его социально-экономических последствий. Но программно-целевые

подходы не могли дать эффект в среде с деформированными товарно-денежными,

рыночными отношениями. В силу своей инерционности административно-командная

система не могла быть настроена на постоянное самообновление, модернизацию

экономических структур, решение перспективных задач. Попытки концентрации

сил на приоритетных направлениях приносили мало пользы и лишь усугубляли

диспропорции в народном хозяйстве. Огромные ресурсы проваливались как

сквозь землю.

Для имитации успехов разрослась практика произвольного манипулирования

информацией. Она перестала рассматриваться как предосудительное дело.

Развернулись систематические подтасовки данных в расчетах, проектах,

отчетах. Стоимость сооружения камского автозавода была, например,

первоначально названа в 1,8 млрд. руб. Министр автомобильной промышленности

А.М.Тарасов, прекрасно понимая, что фактические затраты составят много

больше, решил “не огорчать” этим предсовмина А.Н.Косыгина. Впоследствии,

уличенный в искажении истинных данных, министр оправдывался так: “Пришел бы

я и честно сказал: три миллиарда, а то и все четыре. Он бы меня тут же и

завернул. Что я, себе враг? Я к нему с подходцем: разрешите доложить, мы

хорошо подсчитали...”. Видимо, ложь во спасение нужна была и самому

премьеру. Действительные затраты далеко превысили и эти суммы, составив (

по различным источникам ) от 5 до 20 млрд. руб. Дополнительные средства на

сооружение автогиганта были изъяты из легкой промышленности.

Несмотря на то, что 70-е гг. были благоприятными с точки зрения

естественных приростов трудоспособного населения, именно в этот период

обострился дефицит рабочей силы, поскольку огромные капиталовложения как

нарочно бросались не на замещение устаревшей техники и оборудования, а на

возведение стен для давно устаревших технологических установок и машин. С

упорством, достойные лучшего применения, создавались в крупнейших городах

рабочие места под работников с низкой квалификацией. По стране пошло гулять

расхожее московское слово - “лимитчик”. Дефицитность трудовых ресурсов в

условиях административно-командной системы заставляла предприятия

накапливать этот “ресурс” впрок. В 1971-1978 гг. в промышленности было

создано более 3 млн. новых рабочих мест, которые оставались вакантными.

Зато значительная часть рабочих обслуживала физически и морально устаревшую

технику. Поэтому хотя и происходило некоторое сокращение удельного веса

работников, занятых ручным трудом, их абсолютная численность продолжала

расти.

Десятая пятилетка, скорее для самоуспокоения, была провозглашена

“пятилеткой эффективности и качества”. Однако все шло наоборот. Вместо

всемерной экономии изо всех сил поддерживались пропорции 30-50-х гг. Ставка

делалась на закупки по импорту промышленного оборудования и товаров

ширпотреба в обмен на экспорт энергоносителей из невозобновляемых

источников. При этом недальновидно рассчитывали на благоприятную

внешнеэкономическую конъюнктуру.

Безоглядно форсировалась нефтегазодобыча в Западной Сибири. Для

надзора за выполнением плановых заданий была создана специальная

правительственная комиссия, Западно-Сибирским нефтегазовым комплексом

постоянно занимался ЦК КПСС. На сооружение объектов комплекса бросались

силы строителей буквально изо всех регионов страны. С затратами считаться

было не принято, с нуждами нефтяников и газовиков - тоже. Нефть любой ценой

- таков был девиз “экономной экономики”. Западная Сибирь в 1980 г. дала 10%

мировой добычи нефти и газа.

После восьмикратного ( а в торговле с развитыми капиталистическими

странами пятнадцатикратного ) повышения цен на нефть в 70-х гг. в нашу

страну буквально хлынул поток нефтедолларов. Доходы от реализации нефти и

нефтепродуктов за период с 1974 по 1984 гг. по самым скромным подсчетам

составили 176 млрд. инвалютных рублей. Но эти сказочные деньги оказали

невероятно скромное влияние на удовлетворение нужд и запросов людей и

экономические структуры. Затратный механизм перемалывал получаемые средства

с неукротимой силой, канализируя их в осуществлении очередных

бесперспективных и экологически гибельных долгостроев.

В произносимых речах руководство проявляло “неустанную заботу” о

развитии прогрессивных направлений техники и технологии. Так, после

затяжных споров и сомнений по поводу ядерной энергетики, возобладало мнение

о необходимости ее форсированного развития. Высокотитулованные ученые

обрушили весь свой авторитет на головы общественности, убеждая ее в

совершенной стерильности и абсолютной безопасности “мирного атома”. В

соответствии с логикой административно-командной системы руководство и

проектирование объектов ядерной энергетики попадало в руки

малокомпетентных, но зато угодливо-послушных людей.

В Гидропроекте ( подразделение печально знаменитого Минводхоза ) -

генпроектанте Чернобыльской АЭС - за безопасность работы будущих атомных

станций отвечал В.С.Конвиз. Это был опытный проектировщик гидротехнических

сооружений, кандидат технических наук. Долгие годы ( с 1972 по 1982 гг. )

он руководил сектором проектирования АЭС, а с 1983 г. ему было поручено

наблюдать за безопасностью АЭС. Взявшись в 70-е гг. за проектирование

атомных станций, Конвиз не обладал сколько-нибудь глубокими знаниями

атомного реактора, привлекал к работе в основном специалистов по

проектированию гидросооружений. Такой “специалист”, конечно, не мог

предвидеть возможности катастрофы, заложенной в программе, да и

непосредственно в самом реакторе.

Производство оборудования для АЭС было поставлено на поток. На

изготовление мощных энергоблоков был перенацелен Ижорский

машиностроительный завод Ленинграда. На зыбучих грунтах сооружался

гигантский Атоммаш в Волгодонске. К производству оборудования для АЭС были

подключены многие предприятия неспециализированных отраслей с весьма

скромным технологическим и квалификационным потенциалом. сооружение и

эксплуатация АЭС были поручены Министерству энергетики СССР, для которого

атомные электростанции вскоре стали заурядными объектами. Все недостатки в

оснащении и работе АЭС тщательно укрывались за завесой секретности.

Нарастала эйфория относительно надежности и безопасности этих станций.

Именно тогда закладывались предпосылки к чернобыльской трагедии. Робкие

предостережения специалистов и ученых отметались с порога.

Декларировалась необходимость опережающего роста отраслей

промышленности, определяющих научно-технический прогресс в народном

хозяйстве. Действительно, удельный вес машиностроения, металлообработки,

химии и нефтехимии, электроэнергетики в валовой промышленности вырос с 25%

в 1970 г. до 38% в 1985 г. Но страна по этому показателю была по-прежнему

далека от индустриально развитых держав, где такая доля достигла 55-65%.

Тем не менее из пятилетки в пятилетку сокращались инвестиции в

машиностроении. Поэтому его ключевые отрасли - станкостроение,

приборостроение, производство вычислительной техники, электроника, не

получали должного развития.

От требований времени все больше отставал научно-технический

потенциал, который был запрограммирован на эволюционное развитие и не

соответствовал требованиям современного этапа технологического переворота.

Качественный уровень отечественного научно-технического задела неуклонно

снижался. Среднегодовое число созданных образцов новой техники сократилось

с 4,6 тыс. в 1961-1965 гг. до 3,5 тыс. в 1981-1985 гг. Причем только 10%

образцов этой техники превышало уровень лучших мировых, затормозилось

освоение и принципиально новых технологий. Но самым плохим было то, что

определялось серьезное отставание в развитии фундаментальных научных

исследований, где еще совсем недавно наша страна имела хорошие позиции.

Робкой попыткой улучшить дела в экономике была реформа 1979 г.

Декларировалось стремление покончить с “валом” введением такого показателя,

как нормативно-чистая продукция. Этот показатель не учитывал бы якобы

стоимость сырья, материалов, комплектующих изделий, а лишь фиксировал вновь

созданную стоимость. По идее это могло бы стимулировать рост технического

уровня продукции, ее качества, ликвидировало бы ее деление на выгодную и

невыгодную. Предусматривалось усиление хозрасчетных отношений и

одновременно - их антипода - адресного директивного планирования. Все это

шло в русле модернизации алминистративно-командной системы и как от всякого

паллиатива здесь нельзя было ожидать серьезных позитивных результатов.

Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. как никогда страдали

внутренней несогласованностью: мероприятия по активизации экономических

стимулов сочетались с ограничением прав предприятий, возрастало число

директивных показателей, а дезорганизация в народном хозяйстве все

нарастала. Возникла целая система блокирования экономических инструментов

власти, окончательно оформился механизм социально-экономического

торможения.

Механизм этот был настолько мощным, что в 1979-1982 гг. по сравнению с

показателями 1978 г. объем произведенной продукции в стране оказался уже

абсолютно ниже примерно по 40% всех ее видов ( по данным о выпуске

продукции в натуральном выражении ). Становилось очевидным: экономика

пришла к критическому положению, нарастала разбалансированность, а

возникавшие повсеместно “черные дыры”, куда бесследно проваливались

ресурсы, не удавалось уже “затыкать” дополнительными поставками на экспорт

энергоносителей и ценного сырья.

Страна вплотную подходила к кризису всей социально-экономической

системы. Нищенский уровень жизни десятков миллионов людей, невозможность

удовлетворения первоочередных потребностей и отсутствие стимулов к труду

вызывали процессы физической и социальной деградации. Развернулась

широчайшая пропаганда милитаризма, страна подталкивалась к военным

авантюрам, и Афганистан был лишь логическим завершением этого. В воздухе

витала идея политического реформирования. Начался новый этап диссидентского

движения, который можно назвать “хельсинским”, ибо его участники своей

задачей ставили следить за соблюдением гуманитарных статей договора,

подписанного СССР на общеевропейском совещании по безопасности и

сотрудничеству летом 1975 г. Исходным рубежом была пресс-конференция

профессора Ю.Орлова для зарубежных корреспондентов в мае 1976 г.. где было

заявлено о создании группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в

СССР. В Московскую группу вошли Л.Алексеева, Е.Боннэр, П.Григоренко,

А.Марченко. Вскоре образовались Украинская, Литовская, Грузинская,

Армянская группы. В движение пошла политизированная, радикально настроенная

молодежь из самых разных социально-профессиональных групп населения.

Становление структур правозащитного движения сопровождалось нарастанием в

его деятельности политических приоритетов. Власти ответили усилением

репрессий. Для борьбы с инакомыслием в составе КГБ было заблаговременно

сформировано пятое Главное управление. К 1984 г. усилиями “компетентных

органов” движение диссидентов было практически сведено на нет. Около тысячи

человек ( до 90% активистов ) оказалось в тюрьмах, лагерях, психбольницах.

Наиболее авторитетного “оппонента” системы - А.Д.Сахарова без суда и

следствия лишили всех трех звезд Героя Соцтруда, других государственных

наград и выслали в закрытый город Горький, где он пробыл семь лет.

Последней каплей, переполнившей номенклатурное терпение, стал протест

академика Сахарова против ввода советских войск в Афганистан.

Ноты беспокойства складывающейся ситуацией прозвучали, правда, в

Отчетном докладе ЦК XXVI съезду КПСС в феврале 1981 года, который,

непрерывно запинаясь, с частыми перерывами, зачитал перед делегатами

Л.И.Брежнев ( открытой трансляции доклада с этого съезда уже не было ). Он

все больше упирал на объективные причины экономических трудностей, которые

будут иметь место в 80-е годы. Лидер сетовал на сокращение прироста

трудовых ресурсов, увеличение затрат на освоение природных богатств

восточных и северных районов, рост расходов на защиту окружающей Среды,

увеличение числа устаревших предприятий, требующих реконструкции,

отставание транспорта и связи.

Тем не менее с казенным оптимизмом главной задачей одиннадцатой

пятилетки провозглашалось устойчивое, поступательное развитие народного

хозяйства на базе ускорения научно-технического прогресса и перевода

экономики на интенсивный путь, рациональное использование производственного

потенциала страны, всемерная экономия всех видов ресурсов и улучшения

качества работы.

Провалы в экономике и социальной сфере, низкое качество продукции,

штурмовщина, инфляция и многое другое упорно замалчивалось. Статистика изо

всех сил “работала” на успехи “развитого социализма”, зачастую в полном

отрыве от реальной действительности. На всех уровнях хозяйственно-

политического руководства вместо принятия конкретных мер по оздоровлению

экономической жизни, наведению элементарного порядка на транспорте, в

снабжении населения товарами первой необходимости выдумывались все новые и

новые почины, нежизнеспособные формы “социалистического соревнования”,

оглушающими призывами к социальной активности стремились остановить

сползание к краху. Игнорируя нарастающие противоречия теоретики и идеологи

старались изо всех сил прикрыть кричащую наготу реальных проблем возгласами

об объективном возрастании роли КПСС в советском обществе, укреплении

социалистической морали, нравственности.

В наукообразных “трудах” и в пропаганде политические методы

руководства на бумаге воплощали собой единство научной объективности в

анализе социальной действительности и принципиальной их оценки с позиций

рабочего класса, всех трудящихся. Пресса изо дня в день твердила о

новаторах и передовиках производства, о чествовании простых тружеников,

публиковала карты великих строек, завершение которых должно осчастливить

народ и преобразить страну. Постоянно воспроизводился в массовом сознании

один и тот же, шедший еще с 20-30-х гг., стереотип: вот построим это и

заживем хорошо. Социальное и экономическое положение страны между тем

становилось все хуже.

Больную экономику “заботливые” руководители старались поднять на ноги

морализаторством, сводившимся к администрированию. Конструкторы в

соответствии с призывами должны были как один включиться в соревнование за

снижение расходов металла на единицу мощности машин, достижение высших

мировых параметров техники. Руководителям предприятий, объединений и цехов

предписывалось скрупулезно сопоставлять затраты на развитие производства с

ожидаемыми результатами; партийным организациям поручалось держать в поле

неослабного внимания ход работы на полях, фермах, участках и в цехах. Тем

не менее, несмотря на призывы к борьбе за качество и честь заводской марки,

в основе оценки деятельности коллективов, как в моральном, так и в

материальном отношениях, оставались пресловутые валовые показатели.

Социально-экономическая ситуация усугублялась.

Хотя от проблем рядовых советских людей высшее политическое

руководство страны отделяли мощные барьеры, а социально-экономическая

информация тщательно препарировалась, тем не менее удручающее положение

общества было известно и ему. Особое беспокойство внушало продовольственное

снабжение. К сельскому хозяйству поэтому был приставлен самый молодой тогда

член Политбюро ЦК КПСС М.С.Горбачев. Развернулась разработка

Продовольственной программы, выполнение которой объявлялось делом

всенародным. На многочисленные пленумы, активы, собрания и конференции

весьма мало помогали исправлению положения дел в деревне. Все яснее

становилась бесперспективность паллиативных мер, назревало понимание

необходимости радикальных перемен.

Нараставшие в социальной и экономической сферах трудности усиливали

формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном мнении.

Все большей поддержкой пользовались сторонники чрезвычайных мер,

предполагавшие искать выход из трудностей радикальным путем. Снизу шло

возрождение идеи “чистки партии”, “молниеносной борьбы” против

бюрократизма, предложений о введении на производстве дисциплины на манер

военного времени. Настроения в пользу наведения порядка “революционным”

путем затронули и проблемы социальной сферы, концентрируясь в стремлении к

уравнительному “большому переделу” в отношении доходов. размеров личной

собственности и жилья. Сформировался весьма сложный симбиоз самых

противоречивых настроений и мнений.

Но ведущим было стремление к предотвращению сползания к кризису, к

стабильности, достижение которой виделось, однако, не на путях постепенного

обновления основ политической и экономической жизни, а через решительное

вмешательство “сверху” в ход общественных процессов. Определяющим стало

настроение в пользу “сильной руки”, способной, как казалось многим,

оградить народ от всевластия бюрократии и нарастания социальной

несправедливости. В таких смутных ожиданиях перемен наступила осень 1982

года.

Список использованной литературы:

1. На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе

( Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Под общей редакцией В. В.

Журавлева ). М., Политиздат. 1990.

2. Наше Отечество. Опыт политической истории. Часть вторая (

Российский государственный гуманитарный университет. / Кулешов С.В.,

Волобуев О.В., Пивовар Е.И. и др. ). М., Терра - Terra. 1991.

3. Бурлацкий Ф.М. О Хрущеве, Андропове и не только и них... М.,

Политиздат. 1990.

4. Земцов И. Черненко. Советский Союз в канун перестройки. - Лондон.

1989.

-----------------------

[1] Наше Отечество. Опыт политической истории. Ч.2. - М.,Terra-Терра.1991.

- стр. 489.

[2] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 490.

[3] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 503.

[4] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 504.

[5] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 506.

[6] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 520.

[7] Наше Отечество. Опыт политической истории.Ч.2. - М.,Terra - Терра.1991.

- стр. 521.

Страницы: 1, 2, 3