Социально-экономическое развитие СССР в 1960-80х гг.

направленные на повышение производительности труда и усиление

заинтересованности коллективов предприятий в результатах своей работы.

Возник знаменитый щекинский эксперимент. Он был апробирован в августе 1967

г. Сущность эксперимента заключалась в том, что предприятию был определен

стабильный фонд заработной платы на 1967-1970 гг., а вся экономия этого

фонда, полученная в результате повышения производительности труда за счет

высвобождения значительной части работавших. поступала в распоряжение

коллектива комбината. За двухлетний период работы в новых условиях

численность работающих на Щекинском химкомбинате сократилась на 870

человек. Причем были высвобождены не только второстепенные работники, а

нередко и ведущих специальностей - машинисты, аппаратчики, лаборанты-

контролеры, дежурные слесари, электромонтеры.

В октябре 1969 г. ЦК КПСС одобрил опыт Щекинского комбината. Тем не

менее, несмотря на очевидное преимущество работы в новых условиях,

обеспечивающих соединение общественного и личного интересов трудящихся,

масштабы распространения этого опыта были явно недостаточными. С 1967 г. по

сентябрь 1969 г. число предприятий, перешедших на работу по методу щекинцев

увеличилось всего с 30 до 200. Спустя несколько лет движение это и вовсе

заглохло. Все прекрасно понимали, что суть проблемы не столько в

ведомственном консерватизме и непонимании выгодности новшества. Дело было в

системе, залимитированной по всем направлениям. Жесткий принцип

административно-командного планирования “от достигнутого” охлаждал головы

даже самых горячих энтузиастов нововведений.

И все же в первые годы восьмой пятилетки были налицо некоторые успехи.

Темпы роста производительности труда и средней заработной платы работающих

в промышленности сблизились, однако полной сбалансированности их достичь не

удалось. Не были выполнены задания по производительности труда. В 1968 г.

средняя заработная плата по всей индустрии выросла заметно больше, чем

производительность труда.

Становилось ясно: для того, чтобы двинуться вперед, необходимо

демонтировать отжившую свой век малоэффективную хозяйственно-политическую

систему и заменить ее современной: предпринимавшиеся косметические меры уже

не помогали.

На практике же произошло другое. В высшем эшелоне власти взяли верх

силы, которые рассматривали формы политической и хозяйственной организации

30-х гг. как едва ли не системообразующие признаки социализма. Для

оправдания все увеличивающегося разрыва между “общественными идеалами” и

практикой была сконструирована концепция развитого социализма, которая была

призвана хоть как-то - в теоретическом отношении - свести концы с концами.

Руководство партии и страны во главе с Брежневым оказалось просто

неспособным принять вызов времени, перестроить экономику и политику

применительно к новому этапу НТР.

Несмотря на довольно успешное развитие экономической реформы,

положение дел в стране оставалось сложным, эффективность народного

хозяйства то повышалась, то понижалась. Вопросы экономики все больше

перемещались в центр борьбы за власть в советском руководстве. Брежнев,

который вообще слабо верил в успех экономических экспериментов, решил

радикально ослабить позиции вдохновителя реформы А.Н.Косыгина.

По установившейся традиции в конце каждого года собирался Пленум ЦК

КПСС, который перед сессией Верховного Совета СССР обсуждал основные итоги

уходящего и основные задачи предстоящего года. Докладчиком обычно выступал

Председатель Совета Министров СССР, затем шли краткие, часто формальные

прения.

Но на декабрьском ( 1969 г. ) Пленуме после доклада А.Н.Косыгина

случилось непредвиденное - с большой речью по проблемам интенсификации

народнохозяйственного развития выступил Брежнев. Его речь содержала крайне

резкую критику в адрес органов хозяйственного управления и ряда местных

партийных комитетов, оратор дал необычайно жесткую оценку состоянию дел в

экономике. Брежнев подчеркнул, что повышение эффективности народного

хозяйства стало поистине ключевой проблемой прежде всего по той причине,

что изменились главные факторы экономического роста. Раньше страна еще

могла развивать народное хозяйство за счет количественных факторов, то есть

увеличения численности рабочей силы и высоких темпов наращивания

капитальных вложений. Но теперь период экстенсивного развития, по существу,

подходит к концу. Надо рассчитывать прежде всего на качественные показатели

экономического роста, на повышение эффективности, интенсивности народного

хозяйства. Наращивать производство и улучшать качество продукции необходимо

не только за счет роста численности работников, капитальных вложений, но и

все в большей мере за счет полного и рационального использования имеющихся

производственных мощностей, внедрения достижений науки и техники, а также

рачительного отношения к технике и ресурсам.

“Требуется, - подчеркнул Брежнев, - постоянно соизмерять затраты с

полученными результатами, добиваться, чтобы каждый рубль давал максимальную

отдачу. - Это, - говорил он, - становится не только главным, но и

единственным возможным путем развития нашей экономики и решения таких

коренных социально-политических задач, как строительство нового общества,

повышение благосостояния трудящихся, победа в экономическом соревновании

двух мировых систем”. Острой критике подверглись те руководители, которые

поощряли сооружение так называемых престижных объектов непроизводственного

назначения: роскошных административных зданий, помпезных домов культуры,

проектирование, как это было в Баку, огромного надводно-подводного

ресторана и т.д.

Эта речь была подготовлена в личном секретариате Брежнева. Разумеется,

он в данном случае не является докладчиком, он выступал в прениях, и мог

поэтому, казалось бы, свободно высказать свое личное мнение. Однако он был

не рядовым оратором, а лидером партии, и его речь, распространенная по

соответствующим каналам, воспринималась как директивная.

К началу 70-х гг. в экономике еще ощущалось дыхание реформы 1965 г.,

но уже было ясно, что она постепенно сворачивается. Процесс этот протекал

весьма своеобразно. Курс на использование экономических методов управления

никто не отменял. Более того, в партийных решениях постоянно подчеркивалась

необходимость добиваться рентабельной работы, роста эффективности, снижения

издержек производства и фондоемкости. Как бы подтверждая поворот к

интенсификации, ЦК КПСС и Правительство за годы восьмой пятилетки

разработали и приняли 35 постановлений, специально или главным образом

посвященных дальнейшему подъему промышленности, из них 16 являлись

постановлениями ЦК КПСС и 19 совместными.

Значительная часть постановлений касалась непосредственно проведения

экономической реформы, повышения эффективности промышленного производства.

К концу 1970 г. на новую систему хозяйствования перешло более 41 тыс.

промышленных предприятий ( из 49 тыс. имевшихся ). На их долю приходилось

свыше 95% прибыли и 93% общего производства промышленной продукции.[3] В

1970 г. на самоокупаемость была переведена даже работа аппарата одного

ведомства - Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем

управления. Однако под предлогом соблюдения общегосударственных интересов

все активнее стали внедряться всякие ограничения и регламентации.

Повсеместно были введены лимиты на образование фондов экономического

стимулирования. Даже высокорентабельные предприятия не имели права

увеличивать свои фонда сверх этих лимитов. Всю дополнительную прибыль

приходилось перечислять в госбюджет в виде так называемого свободного

остатка. Инициатива, таким образом, вроде бы не наказывалась, но и не

поощрялась. Впрочем, и наказание следовало, но несколько позже в виде

увеличения плановых заданий для передовиков в следующем плановом периоде.

искусственное ограничение средств, оставленных в распоряжении трудовых

коллективов, по существу работало против экономических методов управления.

Более того, установление разного рода “потолков” и “лимитов” в формировании

фондов предприятий играло роль своего рода троянского коня в системе

хозрасчета, изначально дискредитировало эту позитивную меру.

Отсутствие права самостоятельного выбора альтернативных хозяйственных

решений особенно ярко проявилось в жестком ограничении возможностей

использования предприятиями части заработанной ими прибыли на нужды

развития собственного производства. Фонд развития предприятий очень быстро

попал под контроль вышестоящих органов, которые стали его включать в

централизованный план распределения капиталовложений. Наступил кризис

экономической реформы. В 1970 г., например, были опубликованы данные опроса

211 руководителей предприятий Сибири и Дальнего Востока. На вопрос о том,

существенно ли расширяет права директоров предприятий реформа,

положительный ответ дали 44% руководителей, отрицательный - 56%.[4]

Реформа основного производственного звена - предприятия не была

подкреплена реформой центрального аппарата. Деятельность отраслевых

министерств, планово-финансовых и других органов хозяйственного управления

не была увязана с механизмом экономической реформы. Они по-прежнему

использовали административные методы. Причем, эти административные начала в

деятельности центральных экономических ведомств и отраслевых министерств

усиливались. Их аппарат увеличивался, возникали новые главки и другие

подразделения.

Не была подкреплена реформа и снизу: система оплаты трудящихся

осталась прежней, слабо связанной с результатами труда - те же нормы, те же

тарифы, то же преобладание индивидуальной сдельщины и повременщины.

Трудящиеся были надежно отчуждены от результатов своего труда.

Безнадежность попыток “запустить” рыночные механизмы, не ослабляя

административно-бюрократические тормоза, усугублялась зыбкостью их

политического и идеологического обеспечения. Даже когда пытались

осуществлять глубокие экономические перемены, не было приложено сколько-

нибудь серьезных усилий подкрепить их демократизацией политических

порядков, не был проведен пересмотр идеологических догм относительно рынка,

товарно-денежных отношений, планомерности и регулируемости, плюрализма.

Наоборот, со времени ввода войск в Чехословакию, гонениям стали

подвергаться те ученые и научные направления, которые искали решения

экономических проблем на путях расширения действия закона стоимости и

рыночных отношений. Между тем в советском обществе, где экономика была

тесно сращена с политикой и идеологией, где народное хозяйство представляло

собой хозяйственно-политическую и в значительной мере хозяйственно-

идеологическую систему, коренные экономические преобразования без демонтажа

командно-административной системы были просто невозможны.

Безусловно, определенные изменения в системе хозяйствования

происходили. Расширение масштабов производства сделало невозможным столь же

высокую концентрацию экономической власти, как прежде. Директивно-показной

характер экономических отношений сохранился, а в 70-е годы даже стал

усиливаться, но фактическое принятие решений все в большей мере

распределялось по разным эшелонам хозяйственно-политической иерархии.

Основа хозяйственной жизни по-прежнему определялась директивой, но

директивы теперь уже приходилось в большей мере согласовывать, “увязывать”

в различных инстанциях. Нарастала отраслевая раздробленность общественного

производства, ибо блокирование рыночных, товарно-денежных отношений

неизбежно усиливало автаркию. Зацентрализованная по всем параметрам

экономическая система сменялась столь же малоэффективной экономикой

согласования.

Тем не менее ряд позитивных сдвигов в народном хозяйстве, особенно в

начале восьмой пятилетки, произошел. Они зафиксированы даже в

альтернативных подсчетах, произведенных экономистом Г.И.Ханиным. Так, по

сравнению с 1961-1965 гг. удельный вес интенсивных факторов в обеспечении

прироста национального дохода возрос с 34% в 1966 г. до 40% в 1970 г. В

строй действующих было введено около 2 тыс. новых крупных промышленных

предприятий.[5] Среди них такие уникальные, как Красноярская ГЭС,

металлургические гиганты - Западно-Сибирский и Карагандинские комбинаты,

было положено начало созданию Тюменского нефтегазодобывающего комплекса.

Конечно, тогда мало кто задумывался об экологических последствиях такого

типа промышленного развития, большинство приходило в восторг от таких

масштабов и темпов “покорения Сибири”. В 1970 г. первую партию легковых

автомобилей выпустил завод в Тольятти, хотя сооружение его началось только

в 1967 г. Именно с пуска этого завода началась подлинная автомобилизация

страны.

Но прямой зависимости результатов в народном хозяйстве от воздействия

экономической реформы не просматривается. Ведь позитивные перемены

происходили в основном в первой половине пятилетки, когда реформа еще

только разворачивалась. Скорее всего сказалось то обстоятельство, что

монопольный диктат совнархозовской разновидности административно-командной

системы ослаб, а министерско-ведомственный еще не набрал силы. В этих

условиях степень регламентации деятельности производственных коллективов

временно понизилась, предприятия получили большие возможности для маневра,

что и способствовало некоторому росту эффективности народного хозяйства в

целом.

Существовал и еще один положительный фактор, резко различавшийся по

возможностям действия от прошлых пятилеток. Это - степень профессиональной

свободы плановых работников, необязательность учитывать в плане

заидеологизированные установки, ранее принятые решения, определенная

свобода руководителей от сложившихся стереотипов во взглядах на приоритеты,

структурные сдвиги и т.д. В период завершения работы над восьмым пятилетним

планом в этом отношении как раз возникла уникальная благоприятная

обстановка. Планирующие органы имели довольно редкую возможность при

разработке плана опираться на знания об объективных закономерностях

расширенного воспроизводства, потребности и возможности народного

хозяйства, обоснованно решать важнейшую и труднейшую задачу планирования -

согласование целей и ресурсного обеспечения. Ранее принятые решения, данные

обещания высшего руководства и другие привходящие обстоятельства над

разработчиками плана не столь уж довлели. Поэтому задания восьмого

пятилетнего плана и в известной степени весь плановый механизм первое время

не насиловали экономику, а наоборот, помогали полнее проявиться

закономерным тенденциям.

Итоги восьмой пятилетки были обнадеживающими. Удалось в известной мере

реализовать курс на первоочередное решение проблем потребления. Это

достаточно определенно проявлялось в выполнении заданий по производству

предметов народного потребления. Именно по потребительским товарам

наблюдалось более успешное выполнение плановых заданий - по выпуску обуви,

радиоприемников, мебели, производству цельномолочной продукции, мяса,

сахара, улову рыбы. В 2,2 раза увеличилось производство бытовых

холодильников.

В отраслях тяжелой промышленности по всем видам продукции, включенным

в Директивы, кроме добычи нефти, данные о фактическом выполнении планов за

1970 г. были меньше заданий. Диапазон невыполнения заданий по видам

продукции также был достаточно велик. Но характерно было то, что показатели

качественного развития каждой из отраслей в целом соответствовали тем

задачам, которые ставились перед индустрией Директивами XXIII съезда КПСС.

Некоторое улучшение социально-экономического положения, которое было

достигнуто за счет мобилизации ресурсов административно-командной системы,

а также частично за счет реформ, как это не парадоксально, укрепило позиции

консервативных и антиреформаторских сил в политическом руководстве страны.

Радикальные политические и экономические идеи оказались под запретом, само

слово “реформа” стало исчезать из руководящего лексикона, появились другие

термины - “улучшение” и “совершенствование”. В соответствии с типом и

уровнем мышления высшего партийного и административного эшелона, ставка на

упрощенно технократические подходы стала преобладающей.

На XXIV съезде КПСС декларировалось, что решающее значение для

экономического роста приобрел вопрос об интенсификации и источниках роста.

Подчеркивалось, что с точки зрения очередных задач и долговременных

перспектив на первое место выдвигается ускорение научно-технического

прогресса. В докладе Брежнева на XXIV съезде в качестве задачи исторической

важности было выдвинуто требование: “органически соединить достижения

научно-технической революции с преимуществами социалистической системы

хозяйства, шире развивать свои, присущие социализму, формы соединения науки

с производством”.

Поскольку в планах не находили должного отражения вопросы

использования достижений науки и техники из-за отторжения научно-

технического прогресса ведомственным монополизмом, то выдвигался новый

подход: сформировать комплексную программу развития техники и технологии,

на основе которой вести разработку всех разделов плана и его основных

показателей. В течении 1971-1975 гг., например, предполагалось получить от

использования в народном хозяйстве достижений науки и техники экономический

эффект 40-42 млрд. рублей, или приблизительно 40% планируемого на пятилетие

прироста национального дохода, 3 млрд. руб. должны были дать мероприятия по

НОТ. На практике же большую силу набирали инертность, рутинерство,

бюрократизм.

Универсальным средством решения всех экономических и социальных

проблем провозглашалось повышение руководящей роли партии. Оно трактовалось

как распространение партийного контроля на все сферы жизни общества. В

соответствии с такой установкой на XXIV съезде КПСС в Устав партии было

внесено положение о том, чтобы наряду с производственными парторганизациями

правом контроля деятельности администрации были наделены и партийные

организации научно-исследовательских институтов, учебных заведений,

культурно-просветительных и других учреждений и организаций.

Парторганизации центральных и местных управленческих органов должны были

осуществлять контроль за работой аппарата по выполнению директив партии и

правительства, соблюдением партийной и государственной дисциплины. Все это

не создало сколько-нибудь серьезных препятствий для бюрократизма и

коррупции, не говоря уже о повышении эффективности и технического уровня

производства.

Поскольку в ходе реформы стимулировался процесс экстенсивного

наращивания прямых хозяйственных связей, как правило, слабо подкрепленных

экономически ( в 1966 г. прямыми хозяйственными связями было охвачено 1263

предприятия, в 1969 г. уже 8 тыс. ), то партийные работники, чтобы не

допустить срывов плановых заданий, подменяя диспетчеров и снабженцев,

месяцами не занимались вопросами материально-технического снабжения.

Есть мнение, будто в области ( крае ) всеми делами вершили обком (

крайком ) партии, его первый секретарь. На деле это была лишь иллюзия

всесилия партийных комитетов, обладания им экономической властью.

Воздействие партийного комитета на экономику региона было весьма

незначительным, так как большая часть предприятий находилась в подчинении

центральных ведомств. Конечно, обком, его секретарей директора заводов

“уважали”, соглашались с целым рядом секретарских “просьб”, чаще всего

кадровых, стремились не раздражать местное руководство, жить с ним в ладу и

т.д. Но в жизнь неукоснительно проводились конкретные министерские

установки из области, края, из кармана их населения изымалось все возможное

при самых минимальных затратах на соцкультбыт, экологию, развитие

производственной и социальной инфраструктуры и т.п. То есть даже объективно

предназначение министерской системы заключалось в том, чтобы заниматься

деятельностью, противоречащей интересам общества того региона, в пределах

которого действовало предприятие. И чем крупнее было предприятие, чем

важнее была его продукция с точки зрения общегосударственной, тем больший

конкретный ущерб приносила его деятельность региону.

Между тем положение дел ухудшалось, рост жизненного уровня народа

прекратился. Так, в девятой пятилетке ( 1971 - 1975 гг. ) объем

промышленного производства вырос на 43% ( по альтернативным оценкам лишь на

25% ) по сравнению с 50,5% ( 39% ) в восьмой пятилетке. Вместо 41% прироста

используемого национального дохода в 1966-1970 гг. в девятой пятилетке этот

показатель вырос только на 28%. Причем эти приросты достигались за счет

вовлечения в хозяйственный оборот огромных масс новых ресурсов. Прирост

интегрального показателя эффективности общественного производства упал с

18% в восьмой пятилетке до 6% в девятой. В полтора раза за это же время

сократился прирост общественной производительности труда. Перестала

снижаться материалоемкость, упала фондоотдача и эффективность

капиталовложений.[6] Страна погружалась в застой.

Зато процветала “теневая экономика”. Ее питательной средой была

бюрократическая система, функционирование которой требовало постоянного

жесткого внеэкономического принуждения и регулятора в виде дефицита.

Последний абсурдно демонстрировал себя повсеместно на фоне совершенно

невероятных излишков различного сырья и материалов. Самостоятельно продать

ненужные запасы или обменять их на нужные товары предприятия не могли.

Страницы: 1, 2, 3