Социально-экономическое развитие СССР в 1960-80х гг.

Социально-экономическое развитие СССР в 1960-80х гг.

План реферата:

1. Направления экономической реформы в середине 60-х гг. Закрепление

курса на перемены в экономике.

2. Формирование социальной базы стагнации. Расцвет уравниловки,

бюрократии и номенклатурной элиты.

3. Осознание волюнтаристского курса третьей Программы партии.

Определение стратегических установок восьмой пятилетки.

4. Перевод промышленности на новый порядок планирования и

экономического стимулирования. Щекинский эксперимент.

5. Появление концепции “развитого социализма”.

6. Декабрьский ( 1969 г. ) Пленум ЦК КПСС. Речь Л. И. Брежнева по

проблемам интенсификации развития народного хозяйства.

7. Реформа предприятий. Постепенное лимитирование их

самостоятельности.

8. Итоги восьмой пятилетки. XXIV съезд КПСС.

9. Погружение страны в застой. Расцвет “теневой экономики”.

10. Научно-техническая революция. Ее влияние на экономику Советского

Союза.

11. Итоги девятой пятилетки. XXV съезд КПСС. Практика манипулирования

информацией и подтасовки фактов.

12. Десятая пятилетка. Форсирование нефтегазодобычи в Западной

Сибири. Освоение “мирного атома”.

13. Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. Реформа 1979 г.

Попытка отказа от “валовых” показателей.

14. Кризис социально-экономической системы страны. “Хельсинский” этап

диссидентского движения.

15. Принятие плана на одиннадцатую пятилетку. Административные методы

поднятия экономики.

16. Формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном

мнении. Ожидания перемен.

Социально-экономическое развитие Советского Союза в середине 60-х - начале

80-х гг.

На часах замирает маятник,

Стрелки рвутся бежать обратно...

А.А.Галич. Ночной дозор

Брежнев и его окружение не могли игнорировать необходимость изменений,

которые к середине 60-х годов назрели, и после нескольких месяцев заминки

реформаторские усилия в сфере экономики были возобновлены. Отправные идеи и

ход реформы были весьма противоречивыми. Суть ее можно свести условно к

трем важнейшим направлениям.

Первое - перемены в структуре управления народным хозяйством.

Сентябрьский ( 1965 г. ) Пленум ЦК КПСС принял решение ликвидировать

территориальные советы народного хозяйства и осуществить переход на

отраслевой принцип управления промышленностью. Были воссозданы

ведомственные монополии в лице союзных и союзно-республиканских

министерств.

Второе - коррекция системы планирования. Поскольку прежняя плановая

система была сориентирована на достижение роста объемов производства

предприятиями на базе валовой продукции, то предполагалось нацелить планы

на реализованную продукцию. Третье направление - совершенствование

экономического стимулирования. Оно включало в себя улучшение системы

ценообразования в пользу низкорентабельных производств. До реформы наряду с

высокорентабельными заводами и фабриками имелось немало убыточных. Вся

угольная промышленность, например, была убыточной. И кроме того, на одном и

том же предприятии наряду с высокорентабельными изделиями выпускалось

немало и убыточных видов продукции. Поэтому предприятия старались

производить “выгодную” продукцию и “отбивались” от невыгодной, хотя она и

пользовалась большим спросом. С помощью реформы предполагалось выровнять

условия экономической деятельности. Экономическое стимулирование

предусматривало также улучшение системы оплаты труда. Оно осуществлялось

как путем централизованного увеличения ставок заработной платы и окладов,

так и за счет более широкого использования части доходов предприятия в

целях материального стимулирования работников. В русле этих направлений, в

частности, предусматривалось: оценивать результаты хозяйственной

деятельности предприятий по реализованной продукции, полученной прибыли и

по выполнению заданий по поставкам важнейших видов изделий; поставить

оплату труда работников промышленности в непосредственную зависимость не

только от результатов труда, но и от общих итогов работы предприятий;

положить в основу экономических отношений между предприятиями принцип

взаимной материальной ответственности. Развивать постоянные прямые связи

между предприятиями-изготовителями и потребителями продукции. Повысить роль

хозяйственных договоров. Предусматривалось, что системы планирования и

экономического стимулирования должны были создавать у коллективов

предприятий заинтересованность в принятии более высоких плановых заданий,

требующих полного использования производственных фондов рабочей силы,

материальных и финансовых ресурсов, достижений технического прогресса,

повышения качества продукции. В январе 1966 г. хозяйственная реформа взяла

старт. На новые условия работы были переведены первые 43 предприятия 17

отраслей промышленности.

Курс на крутые перемены в экономике, казалось бы, закрепил XXIII съезд

КПСС ( март 1966 г. ). Было провозглашено - в качестве принципа - переход

от административных к экономическим методам управления хозяйством,

разработки комплекса мер его развития. В отчетном докладе ЦК съезду

говорилось: “Интересы коммунистического строительства, необходимость

преодоления возникших трудностей требовали не отдельных частных поправок, а

выработки системы мер...” Большие надежды возлагались на то, что удастся

покончить с экстенсивным развитием страны, которое затягивало экономику все

глубже в трясину малоэффективности и затратности. Тем не менее в

руководящих кругах партии и государства, в обществе витали иллюзии

относительно того места на шкале индустриального развития, на котором

находилась советская страна. А дела в этом плане были далеко не радужными.

При всем многообразии исторических этапов, которые прошло советское

общество с конца 20-х гг., развитие народного хозяйства к середине 60-х гг.

имело с этим ранним этапом общие черты. Главная из них заключалась в том,

что на протяжении всего этого большого периода движение производительных

сил страны определялось в основном процессом индустриализации в широком

смысле этого слова. Конечно, индустриализация связана прежде всего с ростом

промышленных отраслей, но она не сводится к изменению отраслевой структуры

народного хозяйства. По сути дела, это гораздо более глубокий и

всеобъемлющий процесс перестройки экономики, связанный с переходом от

домашних технологических методов труда к машинной технике во всех отраслях

материального производства и частично в сфере обслуживания. Если понимать

индустриализацию в этом широком смысле, то вполне понятно, что в советском

обществе индустриализационные процессы играли определенную роль на

протяжении полувека, а не только в 20-е—30-е гг. Они захватили 60-70-е гг.

Фактически народнохозяйственный рост в это время представлял собой по

преимуществу продолжение индустриализации, ее распространение на все сферы

экономики. Но происходило это уже в эпоху современной НТР, что не могло не

порождать и порождало многие острые коллизии. Противоречие обострялось тем,

что индустриализационные процессы в этот “наверстывающий” период носили

преимущественно экстенсивный характер. По большей части они сводились к

механическому вовлечению в производство дополнительных человеческих и

природных ресурсов. Поэтому, несмотря на дальнейшее индустриальное

преобразование народного хозяйства, многие проблемы, возникшие в условиях

форсированной индустриализации, не только не исчезали, но даже нарастали.

Более того, отставание определенных сфер экономики приобретало застойные

черты.

В результате воплощения в жизнь такой социально-экономической

стратегии укоренились специфические, по сути, давно изжившие себя,

хозяйственные механизмы и управленческие традиции, объективно

поддерживающие отставание, формировалась социальная база стагнации.

Бюрократия от имени государства выступала фактически монопольным

работодателем и концентрировала в своих руках распределение основных

социальных благ. Поэтому-то все апелляции о повышении уровня жизни

неизменно адресовались в “верха”. В интересах самосохранения и

идеологического прикрытия административно-командной системы на все лады

пропагандировалась линия на стирание классовых и социальных различий,

достижение социальной однородности, уравнивание доходов трудящихся. Вопреки

интересам развития страны механизм поддержания экстенсивного роста все

более укреплялся. Он порождал перемещение больших людских масс из седа в

город. Если в 1959 г. городское население в СССР составляло 47,9%, то в

1970 г. - уже 56,9%, в 1981 г. - 63,4%.[1] Масштабные перемещения сельской

молодежи в большие города и на так называемые “стройки века” не

сопровождались соответствующим развертыванием социальной инфраструктуры,

надолго затягивало освоение ею городской культуры, обостряло чувство

социальной обделенности, неполноценности, становилось почвой для

антиобщественных проявлений. Потеряв связь с деревней и не имея возможности

полноценно включиться в городской образ жизни, мигранты создавали типично

маргинальную - “общежитскую” субкультуру. В рамках последней обломки

сельских традиций и норм поведения причудливо соединялись с наспех

усвоенным “ценностями” квазигородской цивилизации. Естественным следствием

такого соединения были пьянство, хулиганство и другие социальные

отклонения. Многослойная система бюрократических препон ( прописка,

выписка, различного вида учеты, система получения жилья от предприятий,

справкомания и т.д. ), носящих по существу докапиталистический характер,

препятствовала свободному перемещению рабочей силы, дробя рабочих и

специалистов на многочисленные ведомственные, региональные и прочие квази-

кастовые группы, различавшиеся по уровню правовой защищенности,

обеспеченности различного вида социальных благ, снабжению и т.д. В наиболее

явном и уродливом виде это проявилось в формировании обширного слоя

бесправных московских “лимитчиков” ( ругательное слово в столичном

лексиконе ). Все это не могло не препятствовать воспроизводству рабочего

класса на собственной основе, росту конкурентноспособностых слоев

гуманитарной, научной и технической интеллигенции. Экстенсивность экономики

стимулировала нарастание дефицита рабочей силы и спрос на тяжелый

неквалифицированный ручной труд, который становился фактором люмпенизации

трудящихся. Солидным источником пополнения рядов рабочего класса были места

заключения.

Тяжелым ручным физическим трудом в стране - первооткрывателе космоса

было занято 50 млн. человек: в промышленности - около 40% занятых,

строительстве - 60%, в сельском хозяйстве - около 70%. Причем темпы

вытеснения такого труда неуклонно падали, составив в 1975-82 гг., всего

около 0,7%.[2] Следовательно, для полной ликвидации тяжелого ручного труда

в народном хозяйстве страны “зрелого социализма” по самым оптимистическим

подсчетам требовалось 50 лет! Для немеханизированных производств были

характерны низкий уровень организации труда, дисциплины, культуры, этики

отношений и трудовой мотивации при высоком уровне алкопотребления и

текучести рабочей силы. Уравниловка, многолетняя практика жесткой экономии

фонда заработной платы на самой инициативной части рабочих и специалистов

вела к исчезновению мастеров наивысшей квалификации. Попытки подменить

материальные стимулы внедрением “социалистического соревнования” во все

сферы жизни мало чего давали. Так, даже изрядно препарированные

социологические исследования творческой активности инженерно-технических

работников показывали, что хотя личные творческие планы под нажимом

администрации и парторганизаций принимало 60-80% специалистов, но лишь 14-

20% инженеров их полностью выполняло. Апатия и равнодушие к делам

производства и общественной жизни нарастали во всех слоях трудящихся.

Дефицит рабочей силы в экономике “развитого социализма” самым

парадоксальным образом уживался с тем, что почти четверть рабочих мест в

народном хозяйстве стала относиться к “избыточным”, около 32 млн. человек

составили “излишки рабочей силы”. Все это служило питательной средой и

экономической основой расцвета уравниловки, выводиловки, т.е. поощрения

рвачески-иждивенческих установок. В затратную экономику была органически

включена и система советского образования. Развернулся процесс поголовного

охвата молодежи так называемым всеобщим средним образованием, который без

соответствующей материальной и интеллектуальной базы привел к удручающему

снижению его стандартов. Параллельно раздувались малоэффективные и

несоотвествуюшие требованиям НТР формы вечернего и заочного образования,

как грибы после дождя, росли вузы с убогой материальной базой и низким

научным потенциалом преподавателей. Таким образом, всемерно тиражировалась

псевдообразованность, когда учились все, но, как пушкинский герой,

“понемногу, чему-нибудь и как-нибудь”.

Продолжала воспроизводиться и номенклатурная элита. Питательной средой

стремительного размножения бюрократии было господство внеэкономического

принуждени, которое проистекало из монопольного положения государственной

собственности. это неизбежно превращало бюрократическую иерархию в

единственно реального его хозяина. В то же время собственно экономических

интересов у номенклатуры не было, ее подлинные устремления сводились к

удержанию своих позиций. Не компетентность и профессионализм, моральные и

нравственные устои. а “управляемость” и личная преданность как главные

критерии отбора, протекция и семейственность как основной метод, включение

в касту избранных ( прежде всего через “освобожденную” комсомольскую работу

), фактические несменяемость и неподсудность этого слоя, который все

активнее стал воспроизводиться на собственной основе, внутрикорпоративное

деление не по профессиональной квалификации, а по “уровням руководства” (

советской “табели о рангах” ) - все это не могло не превращать

номенклатурную элиту в антиэлиту.

В результате этого сложился довольно устойчивый конгломерат

разнородных социальных сил, включавший в себя малокомпетентных управленцев

аппаратного типа, ориентированных на “престижное потребление”,

полуобразованных служащих и инженерно-технических работников, квазиученых,

низкоквалифицированных и недисциплинированных рабочих, равнодушных к

конечным результатам своего труда крестьян. Социальную апатию и лень

“подогревала” растущая алкоголизации населения. Этот конгломерат не

проявлял заинтересованности в научно-техническом прогрессе и интенсификации

производства, не желал серьезных структурных реформ в экономике и политике.

Слабо приобщенные к современной духовной культуре, затронутые

происходившими в мире переменами, но не включенные в них органически ( и

поэтому в социальном и психологическом отношении оказавшиеся в положении

маргиналов ), склонные к предрассудкам более, чем к голосу разума, они

образовали своего рода “резервную армию”, социальную базу застоя. Малейшие

проявления недовольства существовавшим положением, то и дело возникавшие в

различных слоях советского общества, подавлялись мощным репрессивным

аппаратом. Нормой политического поведения был полный конформизм.

Между тем, становилось ясно, что записанные в третьей Программе КПСС

цифры роста общественного производства были явно завышены, их не случайно

называли волюнтаристскими. Но дело заключалось не только в этом. В конце 50-

х и начале 60-х гг. было принято много решений по развитию отдельных

отраслей экономики без увязки с реальными народнохозяйственными ресурсами.

Когда же приступили к разработке проекта плана восьмой пятилетки, то стало

очевидным, что выполнение всех этих решений ведет к деформации

экономических пропорций и вместе с тем отдаляет выход на многие намеченные

XXII съездом КПСС на 1970 г. показатели, особенно по уровню жизни народа.

О том, что в программные решения не были заложены тенденции новой

волны технологической революции, тогда еще и не помышлялось. Тем не менее

был сделан вывод: при заметном насилии над народнохозяйственными

пропорциями можно было бы выйти на эти показатели двумя годами позднее.

Возникла соблазнительная идея - разработать семилетний план. Таким образом

при формировании плана на период 1966-1972 гг. можно было бы замаскировать

невыход на определенные XXII съездом КПСС хозяйственные рубежи 1970 г.

В первой половине 1964 г. началась подготовка народнохозяйственного

плана на новую семилетку, в которую предполагалось хотя бы на немного

превзойти в 1972 г. задания на 1970г. Сейчас трудно сказать, что бы из

всего этого вышло. События конца 1964 г. серьезно изменили отношение к

хрущевскому “субъективизму”. Тем не менее задания восьмого пятилетнего

плана отражали стремление руководства к резкому ускорению экономического

развития. Так, в соответствии с директивами XXIII съезда КПСС в области

промышленности намечалось сделать важные шаги по пути интенсификации,

повышения эффективности производства, технического уровня, чтобы обеспечить

все отрасли народного хозяйства современной техникой и технологией, а

население - товарами и услугами.

При опережающем росте производства средств производства ставилась

задача достижения экономической сбалансированности. Производительность

труда в промышленности предполагалось увеличить на 33-35%, прибыль - более

чем удвоить. При этом намечалось, что 80% прироста продукции будет

обеспечено за счет увеличения производительности труда ( против 63% в 1961-

1965 гг., 72% - в 1956-1960 гг. по официальной статистике ). Декларировался

новый подход к формированию территориально-промышленных комплексов (ТПК).

XXIII съездом КПСС было подчеркнуто: “Положить в основу планирования и

размещения производства научно обоснованные схемы развития и размещения

отраслей народного хозяйства и схемы развития экономических районов”.

Звучали призывы уделить первостепенное внимание практическому использованию

природных ресурсов Сибири, южного Таджикистана, Курской магнитной аномалии.

Как при этом должны решаться экологические и социальные проблемы, речи не

шло.

Наибольшее увеличение темпов роста в восьмой пятилетке

предусматривалось по сельскому хозяйству, реальным доходам населения и

группе “Б” промышленности. В целом главные общие пропорции, определявшие

принципиальные черты этой пятилетки, содержали ориентацию на приоритетное

решение проблемы потребления населением материальных благ за счет повышения

эффективности и роста конечных результатов при уменьшении доли

промежуточного продукта. Кроме того, в рамках структурной политики восьмой

пятилетки был предусмотрен еще один принципиальный сдвиг в производственных

пропорциях. Речь шла о приоритетности при распределении ресурсов, и в

частности капитальных вложений, в отрасли, продукция которых представляет

собой элементы текущего производственного и непроизводственного потребления

сельского хозяйства, промышленности группы ”Б”, нефтяной и газовой отраслей

и некоторых других.

Определив стратегические установки пятилетки, партийно-государственное

руководство сосредоточило внимание на конкретизации принятых решений,

выработке форм и методов достижения поставленных целей, механизмов их

реализации. В этот период в практику партийного руководства народным

хозяйством входят ежегодные обсуждения на Пленумах ЦК КПСС проектов

Государственных планов и бюджетов на очередной хозяйственный год. После

одобрения, чаще всего автоматического, эти проекты выносились затем на

сессии Верховного Совета СССР.

Первые годы восьмой пятилетки дали обнадеживающие результаты, динамика

экономического развития несколько возросла, была достигнута известная

сбалансированность народного хозяйства.

В 1967 г. на новый порядок планирования и экономического

стимулирования стали переводиться целые отрасли промышленности и к концу

года в новых условиях работало уже 15% предприятий, на их долю приходилось

37% промышленной продукции. Перевод на новые условия сопровождался

пересмотром оптовых цен 1955 г., которые уже не отражали общественно-

необходимые затраты, особенно в горнодобывающих отраслях. Пересмотр цен

улучшил экономическую ситуацию, с 1968 г. все отрасли промышленности стали

рентабельными.

В 1967 г. было реализовано такое экономическое мероприятие, как

введение государственной аттестации продукции с присвоением Знака качества.

Тогда же, в ходе развертывания социалистического соревнования в честь 50-

летия Октября, сфера действия экономической реформы была резко расширена.

Однако надежды, возлагавшиеся на быстрое улучшение положения дел в

экономике, не сбывались. Хозяйственная реформа не получила своего

дальнейшего логического развития, не реализовались ее основные принципы.

Прежде всего не удалось установить отношений взаимной ответственности

между органами, принимающими и выполняющими решения. Директивность

планирования не была подкреплена четкими формами экономической

ответственности плановых органов за качество планов, за

ресурсообеспеченность. Дело заключалось в том, что экономические методы

управления пытались распространить в условиях организационно-структурной

системы управления, воссоздававшей, по сути, те формы хозяйствования,

которые сложились в период 30-50-х гг.

В рамках действовавшей хозяйственной системы были предприняты меры,

Страницы: 1, 2, 3