Россия в середине и конце XVIII в

сурового наказания.

При вступлении на престол Анны Иоанновны он еще находился под следствием,

но с 1733 г. вновь успешно продвигается по служебной лестнице: стал членом

Кабинета и даже постоянным докладчиком у императрицы. А. П. Волынский,

будучи ставленником Бирона и зная любовь своего патрона к лошадям, угождал

ему тем, что отчаянно боролся со злоупотреблениями в конюшенном ведомстве.

Заботился об организации конных заводов в России и закупке породистых

лошадей за границей. Его назначают на должность обер-егермейстера двора –

ведать царскими охотами. Кроме расторопности у А. П. Волынского были и

задатки государственного деятеля. Бирон попытался использовать услужливого

царедворца, чтобы ослабить влияние вице-канцлера А. И. Остермана, человека

не только очень умного, но и чрезвычайно хитрого. 3 апреля 1738 г.

Волынский стал кабинет-министром. Нелегко было ему, горячему и

вспыльчивому, бороться с рассудительным Остерманом, который, ловко

используя промахи кабинет-министра, наносил чувствительные удары.

Успех вскружил Волынскому голову: ему стало казаться, что он способен на

большее – быть первым вельможей в государстве. Его самоуправство стал с

раздражением замечать и Бирон. Во всяком случае, герцогу не могло

понравиться то, что в его апартаментах кабинет-министр позволил себе избить

придворного поэта Василия Кирилловича Тредиаковского. Потеряв терпение,

Бирон готов был сместить Волынского. Возникновению «дела» помог А. И.

Остерман. Он посоветовал арестовать не только самого кабинет-министра, но и

его дворецкого, наложить арест на все бумаги Волынского и собрать жалобы на

него.

Заработало ведомство А. И. Ушакова. Поначалу Артемий Петрович держался

вызывающе, но потом испугался и стал оправдываться. Возникло обвинение.

Один из его пунктов состоял в «оскорблении» ее императорского величества. А

тут и дворецкий под пытками стал наговаривать на патрона. Из «признаний»

слуги Бирон и Остерман узнали о вечеринках в доме Волынского, о чтении

каких-то книг и о сочиненном Волынским «Генеральном проекте» преобразования

государства. В дом на Мойке действительно приезжали разные люди:

архитектор Петр Еропкин, картограф моряк Федор Соймонов, президент Коммерц-

коллегии Платон Мусин-Пушкин и другие.

«Дело» это постепенно приобретало серьезный политический характер. О

таком пустяке, как драка в апартаментах Бирона, даже не вспоминали. На

поверхность стали выплывать «страшные факты: кабинет-министр готовил какие-

то «противузаконные проекты», да еще дерзко говорил об Анне Иоанновне

(«Государыня у нас дура, и, как ни докладываешь, резолюции от нее никакой

не добьешься»). Не все, кого привлекали к следствию, вели себя достойно.

Петр Еропкин, например, показал, что Волынский замышлял даже захват

престола. Так из суммы разных показаний возникало впечатление целого

«заговора». К чести А. П. Волынского следует сказать, что на допросах

держался он достойно, ни на кого вину не сваливал.

«Генеральный проект» не сохранился. Но его основные положения все же

известны. Волынский выступал против ничем не ограниченного самодержавия.

Его идеалом были порядки в Швеции – стране, где власть короля с 1720 г.

была ограничена в пользу аристократии. «Генеральный проект» по духу своему

был близок проекту «верховников».

В беседах Волынского с друзьями обсуждалась также идея создания российского

университета. Затрагивалась, конечно, и больная тема засилья иностранцев.

Поминали недобрым словом герцога Бирона («от него государство к разоренью

придти может»). В итоге сказано было достаточно: у организаторов судилища

на руках были нужные им признания.

Вынесенный приговор отличался средневековой жестокостью: «...живого

посадить на кол, вырезав прежде язык». 27 июня 1740 г. в восемь часов утра

Волынскому отрезали язык, завязали рот тряпкой и на торговой площади

казнили вместе с другими осужденными, проходившими по этому делу. Правда,

Анна Иоанновна под конец «смягчилась»: Волынскому сначала отрубили руку, а

потом, чтобы не продлевать мучений, и голову...

Осенью 1740 г. Анна Иоанновна заболела. Единственной ее родственницей

была племянница Анна Леопольдовна, дочь герцога Мекленбургского и царевны

Екатерины Иоанновны. Царица провозгласила наследником сына Анны

Леопольдовны и герцога Антона Ульриха Брауншвейгского – Ивана Антоновича,

родившегося в августе 1740 г. Регентом до совершеннолетия императора Ивана

VI был назначен Бирон. 17 октября императрица Анна умерла.

Бирону не удалось удержать власть. Временщика ненавидели и русские, и

немцы, презирала гвардия. Родители императора опасались, что регент отнимет

у них сына а их вышлет в Германию. 9 ноября 1740 г. Бирон был арестован

гвардейцами во главе с фельдмаршалом Минихом.

Свержение Бирона не привело к серьезным переменам в образе правления.

Регентшей была провозглашена Анна Леопольдовна. Господство чужестранных

временщиков пробудило в гвардейской среде симпатии к дочери Петра Великого

– цесаревне Елизавете, в которой видели законную продолжательницу

отцовского дела. Патриотические чувства вели к идеализации царя

превратившего Россию в великую державу. К тому времени тяжесть Петровских

реформ отчасти подзабылась. Император остался в народной памяти суровым, но

справедливым. Распространялись даже легенды о его борьбе с притеснителями

народа. Однако какое отношение имеют эти легенды к взглядам гвардии, ведь

гвардейские части состояли из дворян?

Оказывается, уже при Анне Иоанновне в гвардейские полки стали

призывать рекрутов из простонародья. Бирон надеялся таким путем лишить

гвардию политической роли. Его расчет не оправдался: выходцы из разных

сословий, собранные вместе, становились не крестьянами или посадскими, а

именно гвардейцами, членами привилегированной воинской касты. И все же

некоторая разница между гвардейской знатью и гвардейцами из мелких

помещиков и «черного люда» сохранялась. Гвардейские низы были настроены

более патриотично, их сильнее воодушевляла возможность увидеть на престоле

«законную наследницу». Не случайно среди тех 308 гвардейцев, которые

совершили переворот и возвели на престол Елизавету, лишь 54 (17,5 %) были

дворянами. Выходцев из знатных родов среди них не было совсем. Не было и

офицеров. Из-за отсутствия командиров, способных повести за собой солдат,

Елизавете пришлось лично возглавить переворот.

Популярность Елизаветы учитывали и иностранные дипломаты. Франция и

Швеция рассчитывали использовать цесаревну для того, чтобы свалить

правительство Анны Леопольдовны, которое ориентировалось во внешней

политике на Австрию. Однако за свою помощь шведы требовали территориальных

уступок в Прибалтике. Елизавету это не устраивало. Ведь ее согласие на эти

притязания означало бы, что она отрекается от отцовского наследия.

Популярности цесаревны был бы нанесен невосполнимый урон. Поэтому от помощи

иностранцев пришлось отказаться. О подозрительных встречах Елизаветы с

французским и шведским послами стало известно самой Анне Леопольдовне.

Цесаревне грозила опасность. Медлить было нельзя.

В ночь на 25 ноября 1741 г. Елизавета явилась в казармы Преображенского

полка И, призвав солдат послужить ей так же, как они служили ее отцу,

поехала во главе гренадерской роты к Зимнему дворцу. Во дворец гвардейцы

внесли ее на плечах. Арест Брауншвейгской фамилии прошел без малейшего

сопротивления. Так началось 20-летнее царствование Елизаветы Петровны.

Привилегии дворянства

Государственная служба при Елизавете Петровне все в большей степени

становилась дворянской привилегией (но вместе с тем и обязанностью).

Представителям других сословий стало труднее продвинуться по служебной

лестнице – в этом состояло одно из отличий политики Елизаветы от политики

ее отца, возвышавшею людей не за «породу», а за личные качества

Для внутренней политики Елизаветы было характерно сочетание двух

параллельных линий – расширения дворянских прав и вольностей и усиления

крепостной зависимости крестьянства. Дворянство давно возражало против

обязательной и бессрочной службы, введенной для него Петром Великим. Надо

сказать, от этой бессрочной службы в определенной степени страдало

дворянское землевладение, поскольку хозяин земли сам фактически ею не

занимался, проводя жизнь в армии или на гражданской службе.

Уже при Анне Иоанновне в 1736 году дворянство добилось замены

бессрочной службы 25 годами, отслужив которые дворянин получал право выйти

в отставку. Елизавета пошла еще дальше навстречу пожеланиям дворянства. Она

отменила закон Петра о недорослях, предусматривавший обязательную службу

дворян с юных лет, причем с низших чинов (солдатом). При Елизавете

дворянских детей стали записывать в соответствующие полки уже с рождения. В

десять лет эти юнцы, сидя дома, становились сержантами, а в полк впервые

являлись 16–17-летними капитанами, не знавшими военного дела. Таким

образом, им оставалось прослужить всего 10–12 лет, после чего они могли

вернуться в свои имения. Этот порядок не был оформлен специальным указом,

но стал обычаем, на который правительство Елизаветы смотрело сквозь пальцы.

Интересам развивавшегося помещичьего хозяйства отвечало решение

набирать рекрутов в армию только с одной пятой территории Российской

империи. Этим же интересам служили указы 1743, 1746 и 1758 годов,

запретившие лицам недворянского происхождения приобретать в личную

собственность как населенные имения, так и людей без земли. По инициативе

П. И. Шувалова правительство несколько снизило размер подушной подати;

которая разоряла не только крестьян, но и помещиков, поскольку последние

вынуждены были выплачивать все крестьянские недоимки из собственного

кармана Несомненный социальный эффект приносили демонстративные «прощения»

недоимок неимущим налогоплательщикам, время от времени практиковавшиеся

правительством.

Расширяя дворянские вольности, правительство Елизаветы одновременно

активно содействовало закрепощению крестьян. В 1742 году вышел указ,

запрещавший помещичьим крестьянам добровольно записываться в солдаты.

Дворяне получили право продавать своих крестьян, чтобы потом отдавать их в

рекруты; это узаконило широкомасштабную торговлю людьми. В 1760 году

Елизавета предоставила помещикам право ссылать провинившихся крепостных в

Сибирь с зачетом их как рекрутов. Ее политика безусловно расширила

дворянские вольности гораздо дальше тех требований, которые содержались в

дворянских прошениях и челобитных, адресованных Анне Иоанновне в 1730 году.

Приход к власти Елизаветы на волне русского национализма первое-время

возбуждал ложные, как вскоре оказалось, надежды на возвращение к

допетровским порядкам. Такого рода настроения существовали как в Европе,

где надеялись на самоизоляцию России и ослабление ее опасно возросшего

международного влияния, так и в самой России, униженной засильем у власти

немцев. Приверженцы старины, особенно среди православного духовенства,

мечтали об изгнании всех иностранцев, а заодно о ликвидации Синода и

восстановлении патриаршества. Елизавета не оправдала всех этих надежд, так

как олицетворяла собой не старый – «московский», а новый – «петербургский»

национализм, у истоков которого стоял ее отец. В то же время она пошла

навстречу некоторым пожеланиям Русской православной церкви, оказавшей ей

поддержку в ноябре 1741 года. Убрав иностранцев со всех ключевых постов в

государстве, императрица вовсе не помышляла об изгнании из своей страны

столь нужных ей иностранных специалистов. Зато она активизировала борьбу с

раскольниками. При ней преследования раскольников приняли широкий

наступательный характер. Вместе с тем Елизавета подтвердила верность

основным принципам своего родителя в области взаимоотношений

государственной власти и церкви, то есть сохранила Синод с его

контролирующими церковь функциями и правами.

Развитие мануфактур, внутренней и внешней торговли. Отмена внутренних

таможенных пошлин.

В эпоху Петра I Россией был сделан громадный скачок на пути

промышленного развития. К 1750 г. действовало уже около ста

металлургических заводов, а выплавка чугуна достигала приблизительно 2 млн.

Пудов. Основными владельцами заводов были по-прежнему Демидовы, которым

принадлежало до 60% выплавки чугуна. На Урале они построили 9 новых

заводов. Кроме них в металлургии также действовали Строгановы, Баташевы,

Масловы, появились фамилии и новых предпринимателей – Осокины, Гончаровы. В

середине XVIII в по выплавке чугуна Россия вышла на первое место в мире.

Несмотря на хищения возглавлявшего отечественную металлургию Шемберга.

увеличивала свою продукцию и казенная медеплавильная промышленность.

Стремительно развивались частные медные заводы (Твердышев, Мясников). До

1750 г продукция медных заводов выросла втрое.

Серьезное развитие получила текстильная промышленность. А с 1725 по

1750 гг. возникло 62 новые текстильные мануфактуры (шелковые, полотняные,

суконные). Правда, в суконной промышленности, наиболее привилегированной,

были постоянные перебои. Продукция этих мануфактур вся шла на поставки в

казну. Однако условия закупок были невыгодными и суконные мануфактуры

хирели. Резкий контраст составляли шелковые заведения, работавшие на

вольную продажу. Число их неуклонно возрастало. Основным центром шелковой

промышленности были Москва и Подмосковье.

Развивалась и парусно-полотняная промышленность Русская парусина

пользовалась большим и неизменным спросом в Англии и других морских

державах. Новые предприятия этой отрасли возникали в таких городах, как

Ярославль, Вологда, Калуга, Боровск. Крупным центром полотняного

производства стал Серпухов. В этой отрасли промышленности процветали купцы-

предприниматели Затрапезный, Тамес, Щепочкин и др. К 1750 г. уже

действовало 38 паруснополотняных мануфактур.

Получает развитие производство бумаги, кожевенное, стекольное,

химическое и т п. К середине XVIII в в России действовало 15

бумагоделательных, 10 стекольных, 9 химических мануфактур и др.

Производственные отношения послепетровского развития характеризуются

усилением подневольных форм труда. Промышленность испытывала жесточайший

голод на рабочие руки. В эпоху петровских преобразований, как уже

говорилось, даже на металлургических заводах Урала наемный труд был

нередким явлением, но чем дальше, тем труднее было вести дела с помощью

найма. Уже в 1721 г выходит указ, разрешающий мануфактуристам-купцам

покупать к фабрикам и заводам крепостных крестьян, а в 1736 г заводские

наемные становятся крепостными («вечноотданными»). В 30–50-е годы

промышленники широко пользуются правом покупки крестьян к мануфактурам,

расширяя сферу принудительного труда в промышленности.

Эксплуатация на таких мануфактурах была чудовищная, хотя посессионные

крестьяне не отдавались в рекруты и имели право подачи челобитной в Берг- и

Мануфактур-коллегии, коим и были подсудны. В 1752 г правительство пыталось

регулировать меру эксплуатации на «посессиях», устанавливая число

непосредственно работающих на фабрике не более 1/4 всех посессионных

крестьян данной фабрики (для полотняных) или не более 1/3 (для шелковых).

Таким образом, сфера крепостного труда резко расширилась. «Посессии»

были распространены главным образом в текстильной (полотняной и суконной)

промышленности.

Дворянское государство в XVIII в резко расширяет и практику приписки

государственных крестьян к фабрикам и заводам.

Приписные крестьяне работали главным образом на уральских металлургических

заводах (по 100–150 дворов на доменную печь, по 30 дворов на молоте и по 50

дворов на медеплавильной печи). Работы их были вспомогательными, а шкала

оценки работ в 2–3 раза ниже расценок для наемных рабочих.

Наконец, еще одна сфера применения принудительного труда – помещичьи

вотчинные предприятия. В России существовала государственная винная

монополия и поставка вина казне являлась делом очень доходным. Это скоро

поняли владельцы таких имений, которые были расположены в плодородных, но

отдаленных от рынков сбыта районах юг Тамбовской губернии. Воронежская,

Курская, Пензенская губернии, Слободская Украина и т д. Здесь очень быстро

возникают крупные винокуренные заводы с применением труда своих же

крепостных.

Другая отрасль промышленности, где проявилось дворянское

предпринимательство,– суконная и отчасти парусно-полотняная промышленность.

Организованная на основекрепостного труда, дворянская суконная

промышленность получила распространение в основном в южных районах страны

Воронежская, Курская, частично Тамбовская губернии и др. Здесь были, как

правило, мелкие предприятия на 2–3 десятка станов. Но были и крупные. К

концу 60-х годов общее число суконных мануфактур в стране достигает 73

единиц.

Все названные нами разновидности крепостного подневольного труда в

промышленности иллюстрируют одну из своеобразнейших черт российской

экономики XVIII столетия. Заимствование капиталистической технологии, по

сути, привело к созданию в промышленности особых форм труда, почти ничем не

отличимых от рабства. Во второй половине XVIII в резкое усиление в стране

крепостничества было продиктовано в немалой степени необходимостью

поддерживать эти очаги «рабства».

Наличие в России XVIII в широкого распространения в промышленности

крепостных форм труда вовсе не означало отсутствие эволюции

капиталистических отношений. Основным руслом развития капиталистических

отношений была уже знакомая нам сфера крестьянских промыслов.

В условиях крайнего ограничения свободы передвижения населения внутри

страны, резкой изоляции городского населения от сельского, фактического

отсутствия притока сельского населения в города городское население в

России увеличивалось крайне медленными темпами (а в 40–50-х годах даже

уменьшилось). В целом же оно составляло не более 4% населения страны Город,

с точки зрения экономической, был довольно слабым, и его промышленность

далеко не отвечала потребностям развивающегося народного хозяйства.

Одной из ярчайших особенностей экономического развития России являлось

появление промышленных центров не столько в городе, сколько в селе. Так, с

конца XVII – начала XVIII столетия появились десятки торгово-промышленных

поселений, где население сосредоточивало свое внимание не на земледелии, а

на «промыслах». Это – владимирские села Дунилово, Кохма, Палех, Мстера,

Холуй, нижегородские села Павлове, Ворсма, Безводное, Лысково, Богородское,

Городец, Работки, множество ярославских, костромских, тверских и т д. сел и

деревень. К середине XVIII столетия многие из них по количеству населения

были крупнее, чем иной город. В с Павлове, например, к середине века

население составляло свыше 4 тыс. Человек. И, по словам Страленберга,

«жители этого города все суть замошннки или кузнецы и известны всей

России». Иначе говоря, процесс общественного разделения труда сложился так,

что в каждом конкретном селе развивалась специализация преимущественно

какого-то одного вида производства. В таком селе все или почти все были

либо сапожниками, либо бондарями, либо ткачами и тд.

Это было типичное мелкотоварное производство. Иногда мелкие

товаропроизводители нанимали дополнительно 1–2 рабочих. С течением времени

практика употребления наемного труда расширялась. Так, в г. Павлово-Вохна в

80-х годах XVIII в употреблялся наемный труд в 141 мастерской. В процессе

конкурентной борьбы неизбежно выделяются две группы одна из них состоит из

вынужденных жить лишь продажей своего труда; вторая группа очень

немногочисленная, но ее составляют товаропроизводители, употребляющие

наемный труд. Со временем из них выделяются более крупные. Так из недр

мелкого товарного производства постепенно вырастает производство

мануфактурное, появляются капиталистические мануфактуры. Однако из-за

сезонности производства и краткосрочности найма рабочих процесс укрупнения

проходил очень медленно и численность крупных производств оставалась

небольшой.

Ярким примером подобного процесса служит история текстильного

производства с Иванове Владимирской губернии. Все жители этого села с конца

XVII столетия занимались ткачеством. Основная продукция – холсты, а главное

– ивановское полотно. К 80-х годам XVIII в у 37 владельцев текстильных

заведений работало уже от 2 до 15 наемных рабочих.

Первые мануфактуры с Иванова появились в 40-х годах XVIII в

Владельцами их были Г. Бутримов и. И Грачев. Выделение крупных предприятий

из массы мелких активно идет примерно с 60-х годов.

Разумеется, указанное развитие протекало в обстановке крепостного

права. Богатые капиталисты-крестьяне, подмявшие под себя десятки

разоренных, стяжавшие капиталы через торговые махинации и грязное

ростовщичество, в свою очередь, оставались крепостными своего барина,

целиком зависели от его произвола.

И тем не менее, подобный процесс развития капитализма наблюдается и в

других районах. Концентрация шелкоткацкого производства и появление

мануфактуры происходят в подмосковных селах. Текстильные мануфактуры

появляются в Костромской губернии (например, предприятия Талановых в

Кинешме). Большое место здесь занимает так называемая рассеянная

мануфактура, работники которой работают у себя по домам, в светелках.

Укрупнение мелкотоварного производства, растущее применение наемного

труда в XVIII столетии можно наблюдать и в других отраслях производства – в

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5