Борьба Руси с агрессией немецких и шведских феодалов. Александр Невский

соглашение, заключенное между епископом и орденом о разделе захваченных ими

земель, и тем самым еще больше укрепил свои отношения с рижской епархией.

Тогда Иннокентий III перешел к решительным мерам с целью усилить папские

позиции в Прибалтике.

Как упоминалось, рижские епископы (ранее икскюльскне) назначались из

Бремена архиепископом, который считал рижского епископа подчиненным себе

(суффраганом). Сам Альберт признавал себя суффраганом бременского

архиепископа. Несмотря на это, папа Иннокентий III в специальном послании

от 21 февраля 1213 г. неожиданно объявил, что рижское епископство подчинено

ему непосредственно и не находится ни в какой зависимости от какого-либо

архиепископа. Что же касается бременского архиепископа, который, как

упомянуто, осуществлял ранее церковное руководство, то ему вменялось в

обязанность помогать и поддерживать дело восточной «миссии», но без каких-

либо прав на руководство.

Вскоре папа еще более выразительно заявил о своем намерении сохранить

новозавоеванные земли в своем исключительном владении. 10—11 октября 1213

г. Иннокентий III подписывает 5 документов, направленных на укрепление

папских позиций в Прибалтике. При этом курия решительно вмешивается во

взаимоотношения епископа и ордена. Папа стремится противопоставить рижскому

епископу других местных князей церкви, поддерживает орден в его

домогательствах и требует строгого выполнения своих распоряжений.

Через три недели папа издает 6 булл, посвященных тем же вопросам и

свидетельствующих о том, что в миродержавной политике Иннокентия III

Прибалтике отводилось первое место. Все эти папские распоряжения относятся

к Эстонии и заканчиваются буллой, освобождающей эстонского епископа, так же

как это было установлено в феврале того же года относительно епископа Риги

от зависимости со стороны какого-либо архиепископа.

Исключительное внимание папской курии к этим самым отдаленным, самым

восточным епархиям римской церкви, неослабный интерес к событиям в

Прибалтике вряд ли можно объяснить только значением этого края самого по

себе. Разумеется, для западноевропейских феодалов и купечества северной

Германии земли и гавани ливов, куров и эстов представляли лакомую приманку.

Соблазнительной была перспектива осесть на этих землях. Немалую выгоду

обещало овладение морской торговлей на Балтике. Наконец, значительный доход

можно было надеяться извлечь из сбора церковной десятины — обязательного и

первого последствия так называемого «обращения». И все же возможности

ограбления Прибалтики для алчных и жадных завоевателей не были безграничны.

Чем дальше, тем все больше встречали они сопротивление среди местного

населения. Экономический уровень развития народов Прибалтики в конце

XII—начале XIII вв. был относительно высок. Здесь существовало земледелие с

сошной обработкой почвы, развитое скотоводство при стойловом содержании

животных, известны были и важнейшие отрасли ремесла задолго до появления

немцев. Эти данные решительно опровергают измышления некоторых историков о

«полудиком» состоянии Прибалтики, об особой отсталости ее народов и о

«культуртрегерской» роли крестоносцев. Ответ на эту лживую пропаганду дал в

свое время еще Маркс, когда, опираясь на исторические источники, он писал,

что рыцари несли в Прибалтику «христианско-германскую скотскую культуру»,

которая «была бы вышвырнута вон», если бы прибалтийские племена «были

единодушны». Между тем единства внутри этих племен не было и не могло быть.

У народов Прибалтики, как и у их соседей, в интересующую нас эпоху

происходило быстрое развитие феодальных отношений. Формировались основные

классы феодального общества — Крупные землевладельцы и зависимое от них

крестьянство. Возникали даже примитивные государственные образования, хотя

ни одно из них не способно было еще охватить всю территорию данной

народности. Тем не менее «темпы феодального развития в Восточной

Прибалтике были несколько медленнее даже по сравнению с окраинными русскими

землями», не говоря уж о территориях, лежавших по Днепру—Волхову, далеко

ушедших вперед в своем социально-экономическом развитии.

Организаторы и вдохновители крестоносной агрессии рассматривали

Прибалтику не только как самоцель, но и как трамплин для дальнейшего

продвижения на восток, против Руси, которая приобрела особое значение в

связи с теми политическими изменениями, которые сложились после захвата

Константинополя в 1204 г. и образования Латинской империи

на Востоке.

Эти изменения вызвали и изменения экономического характера. Венецианцы,

извлекшие главную выгоду из нового положения, сделавшись хозяевами на

средиземноморских торговых путях, парализовали торговые связи,

существовавшие издавна между Западом и Востоком через южную Русь. Главная

роль в торговых отношениях Руси с Западом выпала теперь на долю

северорусских городов: Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка и других,

особое значение приобрели пути по Волхову, Неве, Даугаве и по Балтийскому

морю. Этим и следует объяснить то большое внимание, которое уделяется в

начале XIII в. на Западе прибалтийским землям. Помимо того, что они

рассматривались западноевропейскими феодалами как объект грабежа и

феодальной эксплуатации, они вызывали к себе особый интерес у воинствующих

ратоборцев феодально-католической экспансии своим стратегическим значением.

Создать здесь базу сосредоточения крупных сил для вторжения в пределы Руси,

блокировать русские границы, взять под свой контроль торговлю на Балтике,

отрезав от нее Русь и обрекая ее тем самым на экономическое удушение,

представлялось многим западноевропейским политикам, и прежде всего папству,

весьма заманчивой возможностью. По их расчетам, владея Прибалтикой, можно

было начать наступление и на богатые русские земли с их многочисленным

населением. Это сулило новые источники обогащения для феодальных

захватчиков и в первую очередь для папской курии.

Пыл феодально-католических агрессоров подогревался еще и тем, что общая

международная обстановка в начале XIII в. для Руси значительно ухудшилась:

половцы и другие степняки отрезали ее от Черного моря и сделали почти

непроходимыми древние торговые пути по Днепру и Дону; Византия захватила

Северный Кавказ, Тмутаракань и часть Крыма; в начале 20-х годов появились

на русской земле и турки-сельджуки, пытавшиеся было утвердиться в Крыму. На

востоке против власти русских (владимиро-суздальских) князей стали

пониматься мордва, мари, буртасы. Усилился вражеский натиск на русские

границы и с запада: венгры вторглись в Галицкую Русь; Литва, делавшая

быстрые успехи в своем феодальном развитии, теснила полоцких князей,

захватив их владения на запад от Двины. От внимания западных политиков не

могло ускользнуть и то, что Русь раздиралась нескончаемыми феодальными

распрями князей, что серьезно ослабляло ее способность к обороне от

внешнего врага.

Католические агрессоры с самого начала своих захватнических действий в

Прибалтике отдавали себе ясный отчет в том, что своим острием эти действия

направлены против Руси. Обрекая народы Прибалтики на поток и разграбление,

крестоносцы не щадили и русских. Православные церкви также подвергались

разрушению, а с православным населением расправлялись, как и с

нехристианами. Так же орудовали феодально-католические агрессоры и на

собственно русских землях: они грабили русские города и села, разрушали

церкви, захватывали в качестве добычи и церковные колокола, и иконы, и

прочее церковное убранство. Тысячи русских людей были истреблены или

уведены в плен. Немецкий хронист рассказывает, как «братья-рыцари» пошли в

«Руссию» и как занимались там убийством и грабежом. В 1219 г. крестоносцами

было совершено нападение на Псков: «Стали грабить деревни, убивать мужчин,

брать в плен женщин и обратили в пустыню всю местность вокруг Пскова, а

когда они вернулись, пошли другие и нанесли такой же вред и всякий раз

уносили много добычи». Делались попытки обосноваться на исконных русских

землях и хозяйничать здесь: «... они поселились в русской земле, устраивали

засады на полях, в лесах и деревнях, захватывали и убивали людей, не давая

покоя, уводили коней и скот и женщин их».

Спустя два года (в 1221 г.) «братья-рыцари» из Риги, погнав с собой

орды местных лэттов, вступили, как рассказывает летописец, «в королевство

Новгородское и разорили всю окрестную местность, сожгли дома и деревни,

много народу увели в плен, а иных убили».

Эти факты, во множестве приводимые в источниках (особенно у Генриха

Латвийского, который со своими грубо-наивными представлениями типичного

«крестоносца» — феодального разбойника—не считал даже нужным эти факты

смягчить) показывают, что религиозные соображения не играли никакой роли в

разбойных действиях крестоносцев и что главной их целью были грабеж и

порабощение населения.

Епископ Альберт, рыцари ордена упорно стремились установить в

Прибалтике свое полное владычество. Особой буллой от 28 октября 1219 г.

Гонорий III подтвердил за епископом ливонским право на владение Эстонией и

Земгалией, зная, конечно, что земли эти входили в состав владений русских

князей.

Но как ни опустошительны были эти набеги, агрессия крестоносцев на

русских землях с русским населением неизменно кончалась провалом. Об этом

свидетельствует тот же Генрих Латвийский. Сохранились сообщения об успешном

отражении натиска рыцарей в эти годы и в русских летописях. В 1221 г. во

главе с князем Всеволодом Мстиславичем новгородская рать совершила

пространно описанный Генрихом успешный поход на Венден. Помимо новгородцев,

в походе приняли участие многие, собравшиеся «из других городов Руссии»,

общим числом 12 тыс. человек. Они разбили немцев под Венденом, дошли до

окрестностей Риги, наказали захватчиков и вернулись обратно. Весь поход был

проведен в союзе с литовцами.

Таким образом, местное население Прибалтики видело в русских людях

своих защитников в общей борьбе с немецко-католическими агрессорами.

Прибалты, особенно эсты, обращались за помощью к своим восточным соседям,

когда на них обрушивалась опасность с запада. Так в 1216—1218 гг. русские

полки, сформированные в Новгороде и Пскове, в союзе с эстамп основательно

оттеснили немцев из захваченных ими земель. Епископу Альберту пришлось

обратиться за помощью к датскому королю Вальдемару.

В 1222 г., когда эсты, доведенные до крайности нескончаемыми насилиями,

которые чинили крестоносцы (здесь орудовали не только немцы, но и датчане),

подняли большое восстание, на помощь им пришли русские. Борьба приобрела

такой ожесточенный характер, что только в сентябре 1223 г. епископу

Альберту совместно с орденом и датчанами удалось подавить восстание:

русская помощь не могла быть усилена, так как на юге Руси показались

монгольские орды.

Агрессоры во всех случаях проявляли особую враждебность к русским. В

1222 г. папа издал буллу, в которой предписывал ливонским судьям

преследовать русских, проживающих в Ливонии и, оказывающих пренебрежение к

католичеству. Булла обязывала силой принуждать русских подчиниться

требованиям римско-католической церкви.

Генрих Латвийский рассказывает, как была разграблена церковь недалеко

от Новгорода, как крестоносцы «захватили иконы, колокола, кадила и тому

подобное и вернулись к войску с большой добычей». Характерно, что боевым

кличем крестоносцев были слова: «Бери, грабь, бей!». Этому кличу они

обучали и местное население, которое заставляли участвовать в их

разбойничьих походах.

Епископ Альберт, не рассчитывая на собственные силы, пытался заручиться

поддержкой извне. В 1220 г. он обратился к императору Фридриху II, который,

однако, «уделил епископу не много благожелательного внимания», но «убеждал

его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими». Император

готовился к серьезной борьбе с папством и не желал ввязываться при этих

условиях в трудную борьбу на востоке или считал ее, во всяком случае,

преждевременной.

Возможно, что рижский епископ или папа толкнул и шведов в сторону

Прибалтики. Уже в начале XIII в. тогдашний король Швеции Сверкер воевал

против русских, о чем имеются известия в русских летописях. Сын же его,

Юхан, вместе с ярлом Карлом отправились в 1220 г. во главе сильного флота к

берегам Эстонии, где в это время активно развернули свои наступательные

действия датчане. Усилившееся внимание к Прибалтике со стороны папской

курии можно видеть и в том, что за 25 лет, охватывающих понтификаты Гонория

III и Григория IX, с 1216 по 1240 г., насчитывается свыше 40 папских

посланий по делам Ливонии, среди них—привилегии меченосцам, провозглашения

«покровительства св. Петра» над ливонцами, назначение проповедников,

провозглашение «крестовых походов» в «святую землю, вновь приобретенную в

Ливонии», назначение епископов, легатов и т. п.

Руководство на расстоянии оказалось все же недостаточным, и папа счел

необходимым направить в Прибалтику (а заодно и в Другие страны северо-

западной Европы) для проведения папской политики на месте

особоуполномоченного «апостольского легата» в лице епископа Вильгельма

Моденского (ставшего позднее и кардиналом), который на протяжении целого

ряда лет действовал здесь, подчиняя себе конкурирующих партнеров немецко-

датской католической экспансии.

Впервые этот папский дипломат, не раз бывавший легатом в разных

странах, появляется в Риге летом 1225 г. по приглашению епископа Альберта.

Ловкий политик, он сумел быстро оценить сложную обстановку, создавшуюся в

Ливонии, оттеснил епископа Альберта, отклонив его домогательства о

превращении епископства в архиепископство, и. действуя именем папы,

фактически сам стал руководить католической церковью в Ливонии.

В качестве противовеса Альберту, легат поддерживал и укреплял

авторитет ордена и в известной мере оказывал поддержку притязаниям датского

короля. Папский легат действовал по древнему римскому правилу: «разделяй и

властвуй!». Нельзя отрицать, что эта тактика давала известные результаты.

Вильгельм Моденский добился в Ливонии укрепления папского авторитета, а

ряд земель объявил непойцетвенным владением римского первосвященника. Его

именем он создавал новую администрацию, назначал старейшин в и сам творил

суд по жалобам местного населения. Вместе с тем папский легат вмешивался и

в ход военных событий Зимой 1226. В 1227 г. он организовал кровавое

истребление населения острова Эзель, описание чего у летописца представляет

потрясающую картину жестокости и вероломства немецких агрессоров по

отношению к беззащитному мирному населению.

Одновременно с отправкой Вильгельма Моденского в качестве

«апостолического легата» в При6алтику ( и в прямой связи с его миссией 3

января 1225г. Гонорий III опубликовал буллу, в которой объявил всех

новообращенных в Пруссии и Ливонии подчиненными римско-католической церкви

и притом «совершенно свободными», в том смысле, что «они не могут и не

должны подчиняться никакой другой власти, кроме власти папы римского».

Аналогичный акт был издан папским легатом по прибытии в Ригу. В декабре

1225 г. он выдал «Привилегию» городу Риге, распространявшуюся не только на

ее коренных жителей, но и на «всех тех, кто пожелает вступить в число

горожан», и гарантировавшую также и личную свободу. Эти распоряжения

папской власти имели двойной смысл. С одной стороны, с помощью такой

«Привилегии» рассчитывали привлечь новых участников разбойничьих

крестоносных походов; с другой же стороны, этими актами папство

предостерегало охотников до легкой наживы, вроде короля датского,

императора Фридриха II и т. п., недвусмысленно заявляя о своих правах на

эти земли и население. Вильгельм Моденский пытался превратить захваченную

Ливонию в своеобразное церковное государство, управляемое папской курией.

Подобное же княжество он пытался создать и на территории Эстонии,

захваченной в 1219 г. датчанами. Пользуясь тем, что датский король

Вальдемар II, ведя неудачную войну за северную Германию, находился с 1223

г. в плену, Вильгельм Моденский решил включить и эту часть Прибалтики в

состав папских владений. Наконец, более чем вероятно, что легат стремился

предпринять и некоторые меры относительно Руси. Раздраженные постоянным

вероломством немецко-католических захватчиков, то и дело заключавших мир,

который они тут же новыми нападениями и нарушали, русские сделали попытку

воздействовать на них через легата. Генрих Латвийский сообщает: «Когда

русские в Новгороде и других городах также услышали, что в Риге находится

легат апостольского престола, они отправили к нему своих послов, прося

утвердить мир, давно уже заключенный с тевтонами».

В 1226 г. папский легат, считая, что ему в достаточной мере удалось

укрепить позиции Рима в Прибалтике, подытожил результаты своей двухлетней

деятельности, добившись трехстороннего соглашения между епископом рижским,

орденом и городом Ригой о дальнейших мерах по «обращению» и завоеванию

Прибалтики. В марте—апреле 1226 г. он в пяти посланиях сформулировал

основные положения этого соглашения. Оно установило границы земель,

отдаваемых в управление каждой из этих сторон, но было построено на

принципе неоспоримого приоритета и прямой заинтересованности папской власти

в прибалтийских делах и имело в виду обеспечить подчинение всей Прибалтики

папскому престолу.

Последующие события показали, однако, что планы римской курии шли много

дальше. Они намечали широкую экспансию, направленную непосредственно против

Руси и русского народа. Но, как было ясно папскому легату, для

осуществления этих планов необходимо было, прежде всего, организовать самый

лагерь католической экспансии. С этим он и отбыл из Прибалтики, очевидно,

полагая, что заложил основы мира и порядка в католическом лагере. Перед

отъездом он издал ряд распоряжений о мерах устранения конфликтов, которые

могли бы вспыхнуть между захватчиками. Легатом были назначены и арбитры,

которым поручалось разрешать споры.

После отъезда Вильгельма Моденского внимание курии к Прибалтике не

ослабевает. Папа стремится направить в Прибалтику новые отряды крестоносцев

(послания от 27 и 28 ноября 1226 г.), утверждает распоряжения своего легата

о дележе захваченных земель (послание от 11 декабря 1226 г.). Он обязывает

«новообращенных» противостоять, «как язычникам, так и русским» (послание от

17 января 1227 г.).

Лицемерие папской политики в отношении Руси и русского народа ярко

иллюстрируется другим посланием папы, датированным тем же числом. Это

послание непосредственно связано со встречей Вильгельма Моденского в

августе 1225 г. с представителями от русских городов, о чем легат не

преминул уведомить курию, а может быть, доложил об этом лично по

возвращении туда в конце 1226 или начале 1227 г. На основании этого

сообщения папа Гонорий III и обратился со специальной буллой ко всем

«королям Руссии», в которой, посылая им «привет и добрые пожелания». Папа

«радовался что, услышав, что послы ваши, приходившие к достопочтенному

брату нашему, моденскому епископу, легату апостольского престола, смиренно

просили его посетить лично ваши страны: потому что вы готовы принять

здравое учение и совершенно отречься от всех заблуждений, которым, как

говорят, подвергались по недостатку проповедников и за которые господь, в

гневе своем против вас часто поражал вас различными бедствиями и поразит

еще более, если вы не возвратитесь с пути заблуждений на путь истинный...

Посему, желая узнать от вас самих, точно ли вы хотите иметь легата римской

церкви, чтобы принять от него наставление в католической вере, без которой

никто не может спастись… мы просим, молим и убеждаем всех вас сообщить нам

письмами и через верных послов вашу искреннюю волю. А пока поддерживайте

прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии и не препятствуйте им

распространять веру христианскую, дабы вы не подпали под немилость Божию и

апостолического престола, который легко может, когда пожелает, обречь вас

мщению, но лучше заслужить вам в щедрости Божией истинным послушанием и

добровольным подчинением — милость и любовь обоих».

Эту буллу от 17 января 1227 г. можно поставить в один ряд с буллой

Григория VII. И та и другая составлены по принципу: выдавать желаемое за

действительное. В 1075 г. Григорий VII утверждал, что княжич Ярополк

преподнес ему в дар Русь (которая Ярополку никак не принадлежала), в 1227

г. Гонорий III утверждает, будто русские князья (названные «королями»)

изъявили готовность «совершенно отречься от всех заблуждений», что на языке

папской курии означало— «готовы принять католическую веру». Это папское

утверждение было вымышленным. В этом не оставляет сомнения сама булла

Гонория III. Ведь если бы папа верил в свое утверждение, для чего было бы

ему заполнять свое послание множеством угроз, вплоть до «кары божией» в

случае неповиновения. За исключением первых нескольких строк, в которых

автор неуклюже и неубедительно делает попытку представить себя «добрым

пастырем заблудших овец», все послание написано в резком тоне, характерном

для папских требований в отношении «неверных», «еретиков» и т. п. Никакого

успеха эта булла на Руси не имела. Она была пустой декларацией, и, по-

видимому, так ее и расценили на Руси. Ни в каких русских источниках это

папское обращение отражения не нашло.

Послание к русским князьям было, очевидно, последней попыткой папы

Гонория III помочь, чем он мог, крестоносцам в Прибалтике. Через два месяца

он умер, и папский престол занял Григорий IX. Уже на третий день своего

понтификата новый папа издал очередную буллу по вопросам, касающимся споров

Страницы: 1, 2, 3