Петр III: недостойный император или жертва жестокой политики?

канцелярии.

По словам историка, впервые занявшегося изучением царствования Петра III,

"этот государь, имя и дела которого так умышленно были доселе помрачаемы,

совершил, так или иначе, дело бессмертное: он сделал громадный шаг к

освобождению рабов российских; он освободил передовое сословие русского

народа от зависимости, совершенно равной крепостному состоянию"

Для того времени это и в самом деле было так: будучи высшим

государственным и ближайшим к престолу сословием, дворянство в течении

долгого времени не было сословием привилегированным, а владение крестьянами

(исключительно дворянская привилегия только с 1743 года) было позволено

дворянам только для того, чтобы сделать возможной их обязательную службу

государю.

Манифест о вольности дворянства, объявленный Сенату 17 января, вышел в

окончательно отредактированном виде из- под пера генерал-прокурора А.И.

Глебова 18 февраля. В соответствии с манифестом дворяне обрели свободу

служить или не служить на "государевой службе".

Существует курьезная версия появления этого важнейшего указа Петра III

- о ней впервые рассказал князь М.М. Щербатов в своей записке "О

повреждении нравов в России" со слов бывшего секретаря императора Дмитрия

Васильевича Волкова: "Петр Третий, дабы скрыть от графини Елизаветы

Романовны, что он будет веселиться с новопривозною (Еленой Степановной

Чоглоковой, впоследствии княгиней Куракиной), сказал при ней Волкову, что

имеет с ним сию ночь препроводить в исполнении известнаго им важного дела в

рассуждении благоустройства Государства. Ночь пришла, Государь пошел

веселиться с княгиней Куракиной, сказав Волкову, чтобы он к завтрему какое

знатное узаконение написал, и был заперт в пустую комнату с датской

собакой. Волков, не зная ни причины, ни намерения Государского, не знал о

чем писать, а писать надобно. Но как он был человек догадливый, то вспомнил

нередкие вытвержения Государю от Графа Воронцова о вольности дворянства,

седши написал манифест о сем. По утру его из заключения выпустили, и

манифест был Государем апробован и обнародован".

Надо иметь в виду, что записка Щербатова писалась в эпоху правления

Екатерины II, и в некоторых из своих скандальных разоблачений он явно

склонен был распространиться и на предшествующее царствование. Историк

воспользовался тем, что абсолютно ложно передавал ему бывший секретарь

императора, не участвовавший в составлении манифеста о вольности

дворянства, но после низложения Петра III, желая сохранить свое положение,

отчетливо понимавший, чего от него ждут (и поэтому заинтересованный в

создании неблагоприятного впечатления о поступках свергнутого императора).

Характерно, что "версия" Щербатова сначала была включена в "Курс

русской истории" В.О. Ключевского, но при подготовке части IV своего курса

историк опустил всякое упоминание о ней.

Другую, не менее анекдотичную, версию приводит в своих мемуарах князь

П.В. Долгоруков. Оказывается, права Российского дворянства были выиграны у

Петра III его любимцем, бароном Корфом, на бильярде. Автор мемуаров

справедливо опровергает достоверность этого анекдота.

В манифесте о вольности дворянства продолжение "службы государевой"

предлагалось на следующих условиях: "Все находящиеся в разных Наших службах

Дворяне могут оную продолжать, сколь долго пожелают, и их состояние им

дозволит, однако ж военные ни во время компании, ни перед начатием оной за

три месяца о увольнении из слу,жбы, или отпуска просить да не дерзают, но

по окончании как внутрь, так и вне Государства; состоящие в военной службе

могут просить у командующих над ними о увольнении из службы или отставки, и

ожидать резолюции; состоящие во всяких Наших службах, в первых осьми

классах, от Нашей Всевысочайшей конфирмации, а прочие чины получают

определение по Департаментам, до которых оные принадлежат.

….Всех служащих Дворян за добропорядочную и беспорочную службу

награждать при отставке по одному рангу, если в прежнем чине, с которым к

отставке идет, больше года состоял, то таковых, кои от всех дел увольнения

просить будут; а кои из военной в статскую службу пожелают вступить и

вакансии будут, то и таковым по рассмотрении определяя, награждении чинить,

если три года в ранге состоял, тоесть в том, с которым идет к статской или

другой какой Нашей службе.

…Кто ж, будучи в отставке некоторое время, или после военной находятся

в статской и других Наших службах, пожелает паки вступить в военную службу,

таковые приняты будут, есть ли их к тому достоинствы окажутся, теми ж

чинами, в каковых они состоят, с переименованием военных чинов, но

старшинством младшими пред всеми теми, кои с ними, когда они из военной

службы уволены, в одних рангах состояли…

… Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъехать в другия

Европейския Государства, тактм давать Нашей Иностранной коллегии надлежащие

паспорты безпрепятственно с таковым обязательством, что куда нужда

востребует, то б находящиеся Дворяне вне Государства Нашего явились в своем

отечестве, когда только о том учинено будет надлежащее обнародование, то

всякой в таком случае повинен со всевозможной скоростью волю Нашу

исполнить, под штрафом секвестра его имения".

Пожалуй, это была единственная, до некоторой степени стеснительная для

российского дворянства, статья манифеста.

Таким образом. Обретя свободу служить или не служить, дворяне получили

такие права, которые не имели другие сословия. Если при вступлении на

престол Петра III дворянские обязанности и права, лежавшие на "чашах"

государственных весов, были уравновешены , то после манифеста чаша с

дворянскими привилегиями перетянула: обязанностей почти не оказалось,

остались одни права.

Согласно манифесту, дворяне могли поступать на службу в иностранные

государства, были избавлены лично от всяких податей, телесных наказаний, не

могли быть лишены гражданства, чести, имущества и жизни иначе, как по суду,

где заседали равные им, и с Высочайшего утверждения.

Наконец, дворянство получило возможность, которой раньше было в

большинстве своем совершенно лишено: те, кто хотел, могли оставить

обязательную службу и переселиться в поместья, где, так сказать,

практически заниматься своим хозяйством и крестьянами. Отныне правительство

могло рассчитывать, что собственные интересы заставят землевладельцев

заботится о своих крестьянах и их хозяйстве, поддерживая в них способность

нести налоговое бремя. Нерадение об этом могло иметь печальные последствия

для помещика, который был ответственен перед государством за податные

платежи своих крестьян. Весьма немаловажно, что обретенное значительное

положение и привилегии российского дворянства оказали благотворное влияние

на рост самосознания российской аристократии и ее вклад в развитие

культуры.

Без всякого преувеличения следует утверждать, что дарование свободы

дворянскому сословию открыло новую страницу в истории России.

Иными словами, до освобождения Петром III дворян от обязательной

государственной службы, исключительное право на поземельную собственность

вне городов и крепостное право не являлись привилегией: право

уравновешивалось обязанностью, ибо оно соответствовало служилому тяглу.

Теперь же начался процесс обретения свободы, а российское общество сделало

первый шаг на долгом и мучительном пути к освобождению от крепостных пут…

"Не могу изобразить, какое неописанное удовольствие произвела сия

бумажка в сердцах всех дворян нашего любезного отечества. Все вспрыгались

почти от радости и, благодаря государя, благословляли ту минуту, в которую

угодно было ему подписать указ сей" (Жизнь и приключения Андрея Болотова,

описанные самим им для своих потомков).

В Петербурге Правительствующий сенат в полном составе отправился во

дворец и по случаю подписания манифеста просил, по предложению генерал-

прокурора Глебова, государева соизволения на сооружение благодарным

дворянством золотой статуи императора.

Петр III благодарил сенаторов, но на предложение генерал-прокурора

отозвался так: "Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим

царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих

подданных".

Зимой состоялся и другой важнейший акт царствования Петра III. Решение

об упразднении Тайной канцелярии было принято, вполне возможно, не без

влияния примера Фридриха II, который тотчас же по своем восшествии на

престол в 1740 году, как известно, отменил пытку. Но главную причину

следует искать в том, что новый император был прекрасно осведомлен о

нравах, царивших в этом учреждении, и о способах извлечения показаний у

заключенных в нем "сидельцев".

Указ появился вслед за постановлением о прощении и возвращении из

ссылки и мест заключения множества лиц, пострадавших в предшествующее

царствование, и не является поэтому случайным и единовременным актом.

Имеется свидетельство, что ПетрIII еще в бытность свою великим князем

поговаривал о своем желании упразднить это учреждении (Записки Штелина,

с.98,116). Рассказы О.В. Румберга, камердинера Петра Федоровича, который в

свое время, по милости Тайной канцелярии, долгое время провел в крепости, а

потом в оренбургской ссылке, укрепили императора в его намерении.

Об этом указе стало известно еще 7 февраля 1762 года, когда император

утром прибыл в сенат, и в его присутствии Д.В. Волков прочел сенаторам

манифест об упразднении Тайной канцелярии, но опубликован он был только 21

Февраля:

"…последуя Нашему человеколюбию и милосердию, и прилагая крайнее

старание, не токмо неповинных арестов, а иногда и самых истязаний защитить;

но паче и самым злонравным пресечь пути к произведению их ненависти, мщения

и клеветы, а подавать способы к их исправлению, объявили уже в Нашем Сенате

во время присутствия Нашего в 7 день сего месяца, что отныне Тайной

розыскных дел Канцелярии быть не имеет, и оная уничтожается, а дела, кои до

сей Канцелярии принадлежали б, смотря по важности, разсматриваемы и решены

будут в Сенате… Восхотели Мы точнее объявить Наши соизволении; и по тому:

…Вышеупомянутая Тайная розыскных дел Канцелярия уничтожается отныне

навсегда, а дела оной имеют быть взяты в Сенат, но за печатью к вечному

забвению в Архиву положатся.

…Ненавистное изражение, а именно: слово и дело не долженствуют отныне

значить ничего; и Мы запрещаем употреблять онаго никому, а есть ли кто

отныне оное употребит, в пьянстве или драке, или избегая побоев и

наказания, таковых наказывать так, как как от Полиции наказываются

позорники и бесчинники.

…Напротиву того, буде кто имеет действительно и по самой правде донести

об умысле по первому и второму пункту, тот должен тотчас в ближайшее

судебное место или к ближайшему ж воинскому Командиру немедленно явиться и

донос свой на письме подать"

К этому пункту следует добавить, что "слово и дело", выкрикнутые по

неведению или без злого умысла, отавлялись без последствий, и только в том

случае, если тот, кто произносил эти слова, упорствовал и продолжал стоять

на своем, предлагалось ограничиваться двухдневным тюремным заключением.

Ложные и в том изобличенные доносители всемерно должны были по всей

строгости законов наказаны, дабы их примером другие исправлялись. Особо

отмечалось следующее: "…есть ли кто доносителем найдется и в первом

судебном месте в том утвердится, такого тотчас под крепким караулом для

изследования посылать в Наш Сенат, но до указа из онаго однако ж отнюдь не

забирать под караул, и подозрительными не почитать тех, на кого донос

будет".

Таким образом, устанавливалась та самая презумпция невиновности, о

которой раньше на "Святой Руси" и слыхом не слыхивали и соблюдение которой

почиталось отныне одним из основополагающих и непреложных принципов

человеколюбивого и гуманного общества.

Все положения манифеста получали силу закона на всем пространстве

Империи; исключение делалось только для тех мест, где в данное время

находился государь и где он мог вершить свой суд. …"всегда от Нас самих

пример подавать, дабы показать, как можно и надлежит кротостью

изследования, а не кровопролитием, толико ненавистным Нашему человеколюбию,

прямую истину разделять от клеветы и коварства, и смотреть, не найдутся ли

способы самим милосердием злонравных привести в раскаяние, и показать им

путь к своему исправлению…"

"Уничтожение Тайной канцелярии,- писал к своему двору британский посол

Роберт Кейт,-это- одно из счастливейших деяний, какое только возможно было

сделать для сей нации: ужасное сие судилище было наиотвратительнейшим во

всех отношениях и в некотором роде хуже даже испанской инквизиции" (Депеша

ют 29 января 1762 года).

Манифест об уничтожении Тайной канцелярии был принят просвещенной

Россией с удовлетворением, но остальная Россия усматривала в этом акте

милосердия правительства проявление слабости, и уже к лету 1762 года

ПетрIII признавал, что "это злоупотребление милости длилось слишком долго и

сделало многих несчастными Дед мой знал лучше, и, чтоб искоренить все зло в

России, должно устроить уголовные суды по его образцу". Так посчитал

государь, когда ему доложили, что полиция накрыла на Фонтанке шайку

разбойников.

Картина откликов на государственные деяния Петра III была бы неполной

без мемуарного свидетельства княгини Екатерины Романовны Дашковой. В своих

воспоминаниях она уже в начале ХIХ века писала, что "Петр III усиливал

отвращение, которое к нему питали, и вызывал глубокое презрение к себе

своими законодательными мерами" . Подобное высказывание екатерининской

статс-дамы и президента двух российских Академий можно объяснить двумя

причинами: укоренившимся предубеждением, выросшим из желания во что бы то

ни стало оправдать свои заговорщицкие действия в 1762 году; и личным

неприязненным отношением к человеку, который, будучи великим князем и

наследником престола, стал ее крестным отцом…

На "славных и бессмертных" указах преобразующая деятельность

правительства Петра III не остановилась, но развивалась все далее,

отчетливо приобретая новые черты просвещенной государственной политики.

Преобразовательная активность императора затрагивала все новые сферы жизни

российского общества и среди них одну из важнейших сторон- религиозные

отношения.

Оставаясь православным государем, Петр III, с первых дней своего

царствования восприняв убеждение, что преследования на религиозной почве

приводят к противоположным результатам, твердо вознамерился отказаться от

практики преследований за веру, и будучи лично нерасположенным к каким бы

то ни было насильственным мерам, стал на путь постепенных, но решительных

законодательных мер, преследовавших цели установления веротерпимости в

официально православной России.

После многолетних и жестоких преследований старообрядцев, имевших место

в течении всей первой половины ХVIII века, лишивших Российское государство

многих десятков тысяч полезных для страны работников, крестьян и купцов,

толпами бежавших в леса и за пределы России, это был совершенно иной,

просвещенный взгляд на вещи. Именной,объявленный Сенату генерал-прокурором

Глебовым указ по этому поводу предварялся следующим повелением: "Его

императорского Величества соизволение есть беглым российским раскольникам,

которые живут в Польше и в других заграничных местах, и многие желания

имеют возвратиться в Россию…-Всемилостиво на то им позволить и к поселению

их в Сибири, Барабинскую степь и другие подобные места отвесть и никакого в

содержании закона, по их обыкновению, возбранения не чинить.

Почувствовав веяние перемен, гонимые за веру старообрядцы стали

обращаться с "челобитными" к верховным властям, и правительство ПетраIII

большей частью становилось на сторону просителей. Так, 7 февраля вышел

сенатский указ о защите старообрядцев от чинимых им обид и притеснений,

который был принят на основании рассмотрения челобитных "разных лесов

келейных жителей" Балахонского и Юрьевского уездов Нижегородской губернии

на местные и духовные власти. Другим манифестом, вышедшим 28 февраля, срок

для возвращения бежавших в Польшу, Литву и Курляндию, был продлен до 1

января 1763 года.

Подобные важные правительственные меры не могли не вызвать определенных

симпатий к ПетруIII со стороны тех, кто чувствовал себя угнетенным и

обездоленным, и кому в бесправии своем еще совсем недавно надеяться было не

на что. Именно в этом следует усматривать корень такого примечательного

явления российской истории, как самозванство, одним из ярких выражений

которого явился в екатерининское царствование Пугачевский бунт. Что же до

официального открытия старообрядческих храмов в столицах и за их пределами,

то это относится уже к эпохе царствования Александра II.

При Петре III был сделан решительный шаг в деле освобождения от

вотчинной власти духовенства- и не просто освобождения, а с указанными

льготами и поземельным наделом,-одной из весьма многочисленных категорий

российского крестьянства.

Кроме того, Коллегия экономии становилась тем органом, в ведение

которого переходили все сборы и доходы с церковных имений, а остатки от

этих доходов повелено было обращать на содержание отставных военных и

инвалидов.

Размах реформаторской деятельности Петра III был огромен, сопоставим с

великими реформами Александра II. Тут были и указы о развитии российской

коммерции и торговле, и об уничтожении внутренних таможен, об упразднении

монополий на вывоз товаров за границу со знаменательным и знаменитым

воззванием к российским гражданам.

Неизвестно какие реформы ждали бы ещё Россию, если бы императору

суждено было укрепиться на российском престоле, однако 28 июня суждено было

свершиться перевороту.

Позднее Екатерина II уверяла, что перед ней в то время стояла дилемма:

"Или погибнуть вместе с полоумным, или спастись с толпою, жаждавшей от него

избавиться". Это была ложь, но ложь убедительно звучавшая и принесшая

обильные всходы. Ей поверил даже такой авторитетны историк XIX века, как С.

М. Соловьев. Он характеризовал заговор Екатерины как следствие всенародного

недовольства. На самом деле было наоборот: события 28 июня явились

следствием не спонтанного акта народной самозащиты, а длительного

готовившегося замысла.

Ропшинская трагедия.

Вечером 29 июня "арестантская карета привезла Петра III в Ропшу,

которая подарена была ему в своё время императрицей Елизаветой. Бывший

государь был помещён в спальной комнате ропшинского дворца и оставлен там

один. Двери спальной охраняли часовые, а снаружи здание было окружено

гвардейцами. Караул, состоявший из одних только гренадеров гвардейских

полков, находился в ропшинском дворце бессменно и надзор за узником

осуществлялся неукоснительно. Выпускать императора из комнаты на террасу

или в другие покои дворца, а тем более в сад, было запрещено. Когда он

попросил разрешения погулять и подышать свежим воздухом, Алексей Орлов,

который осуществлял главный надзор за Петром III, наружно изьявил согласие.

Но, - как рассказывает далее датский резидент в Петербурге Андреас Шумахер

со слов людей осведомленных, - отворив двери, мигнул часовым. Которые тот

час скрестили штыки и преградили дорогу бывшему императору. Окна в спальной

комнате, где находился Петр III, были завешаны гардинами.

Первоначально намечалось вывезти из Шлиссельбурга в Кексгольм другого

царственного узника - Ивана Антоновича, а на его место поместить Петра. Но

вскоре приказ был отменен. По утверждению Бильбасова, вопрос о судьбе

монарха обсуждался как до переворота, так и после него. Причем вельможи

якобы "решились извести Петра" без ведома и согласия супруги, ибо были

заинтересованы в этом, особенно Орловы, более, чем сама императрица. Как

можно согласиться с маститым историком? Ведь Екатерина давно нацелилась на

престол как на главную цель жизни и потому не могла по логике любых

царствований оставить в живых Петра - это создало бы в дальнейшем серьёзные

для неё препятствия.

Петру Федоровичу нелегко было освоиться с новым для себя положением

арестанта, окруженного стражей, и неизбежное стеснение в соединении с

грубостью, а порою и издевательством состороны бывших подданных и

подчиненных - офицеров и часовых. Известный исследователь царствования

Екатерины II профессор В. А. Бильбасов пишет со ссылкой главным образом на

секретаря датской миссии Шумахера: "Петр Федорович от рождения был слабого,

болезненного сложения; дряблый телом и духом, он жил впечатлениями минуты,

то безгранично самоуверенный, то бессконечно растеряный. Впечатления,

пережитые им 28 июня, были ему не по плечу, слабый организм не выдержал

бурных толчков, и Петр несколько раз падал в обморок. Удар 29 июня сломил

его окончательно. Все тридцать пять лет, прожитых им на свете, он сознавал

себя то герцогом, то великим князем, то императором; ему не легко было

освоиться с новой ролью не только частного человека, но арестанта,

окруженного стражею". Правда Бильбасов резонно добавляет, что события

подобных двух дней могли сломить и не столь слабую натуру.

И вот в такое-то время монарх якобы подписал отречение, полностью

включенное в манифест Екатерины от 6 июля 1762г. В прямо таки мудрых

выражениях он заявил: "В краткое время правительства моего самодержавного

Российским государством самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим

несогласное, чтоб мне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было

образом правительства владеть Российским. Почему и восчувствовал я

внутреннюю оного перемену, наклоняющуюся к падению его целости и к

приобретению себе вечного чрез то бесславия. Того ради помыслив, я сам в

себе беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не токмо всему

Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от

правительства Российским государством на век мой отрицаюсь". В заключении

давалась клятва перед Б-гом и "всецелым светом", что "все сие отрицание

написав и подписав моею собственной рукою".

Итак, дважды в коротком документе подчеркивался факт добровольного и

осознанного отречения при полном умолчании, в пользу кого именно это

делается - сына Павла или Екатерины…

А дело заключается в нерешенности в этот момент отмеченной дилеммы.

Сохранилось чудом три собственноручных письма Петра III супруге из Ропши -

два на французком языке и одно на русском, без указания даты, но явно

составленные после приведённого выше. В первом Екатерина титулуется "вашим

величеством" и просьбы к ней сводятся к снятию караула со второй комнаты и

удалению офицеров из помещения, где он находится, а в остальном Петр просит

поступать с ним "по меньшей мере как с большим злодеем, не думая никогда

его этим оскорбить". Одновременно выражается пожелание отпустить его "в

Страницы: 1, 2, 3