Нэйтивизм в общественно-политической жизни США на исходе XIX столетия

способствуют, например, исчезновению манер поведения и в целом понижают

степень расовой чистоты. Он также указывал на некоторые факторы, влияющие

на природные способности наций, среди них средний возраст вступления в брак

(у «высших» рас он моложе), а также въезд «желательных» иммигрантов в

страну. По поводу иммиграции в Америку его позиция была однозначной. Он

сказал: “Мы не можем не думать о славной участи страны, которая должна в

течение многих поколений привлекать к себе подходящих иммигрантов—но только

их!—способствуя поселению этих людей и натурализации их детей”.[108] Таким

образом, вместе с идеей вмешательства в «естественный отбор», используя

дарвиновскую теорию изменения организмов, Гэлтон предложил селекционную

иммиграционную политику как одно из средств, способствующих улучшению нации

в целом.

Растущая популярность евгеники в Соединенных Штатах отразилась в

росте интереса к генеалогии, семейной истории. Последователями Гэлтона в

США являлись известные ученые Р. Дагдл, Г.С.Холл, Д. М. Болдуин, А.Г. Белл

и другие.[109] К 1900 г. идея о наследственности умственных способностей и

черт характера стала общепринятой, одним из ее доказательств являлся факт

внешних расовых различий. При этом общим у социал-дарвинистов и

последователей евгеники стало также признание того, что именно

наследственность является причиной социальных зол, в частности, бедности.

Д. С. Джордан, президент Стэнфордского университета, считал, что “не сила

сильного, но слабость слабого порождает эксплуатацию и тиранию”.[110] У

евгеники были и противники: ученые Ф. Гиддингс, Л. Уорд, Ч. Кули, Э.А.

Росс, Д. Коммонс.[111] Однако и они выступали с расистских позиций,

поддерживая вместе с Гэлтоном идею ограничения иммиграции. Таким образом,

иммиграция попала под огонь критики, раздававшейся с разных сторон: от

приверженцев англо-саксонизма до социал-дарвинистов и

евгеников—представителей ведущих течений в общественных науках данного

периода. Многие ведущие политики и ученые были едины в своих

антииностранных взглядах, в своем опасении за расовую чистоту англо-

саксонской общности народов.

Иммигранты, как мы видели, рассматривались как одно из зол современной

Америки, которое было несовместимо с перспективой процветания американской

нации. Однако примета времени состояла в том, что, во-первых, в отличие от

времен партии “незнаек”, идеологом нэйтивизма выступала американская элита,

во-вторых, отрицательное отношение к иностранцам было свойственно по многим

причинам не только высшим слоям, но и всему остальному населению

страны.[112] Еще в 1950-х гг. историками был оспорен тезис об общем

противостоянии бизнеса идеям рестрикции.[113] Отношение бизнесменов разного

масштаба (в том числе и крупных) к иммиграции определялось «смесью теорий,

которые представляли переселенца главным орудием сил, подрывающих

традиции».[114] Однако если промышленные магнаты при общем негативном

отношении все же были заинтересованы в дешевой рабочей силе, то

представители отраслей экономики, попавших в кризис в эпоху

индустриализации, часто воспринимали иммигрантов как нежелательных

конкурентов. Например, для бостонских производителей готовой одежды

соперничество иммигрантов Нью-Йорка, работавших в “потогонных” мастерских

той же отрасли, стало настоящим бедствием, поскольку они оттянули на себя

заказы и вызвали этим упадок отрасли в Бостоне.[115] В целом сдвиг товаро-

денежных потоков в Америке конца XIX века, вызванный переменами в социально-

экономической жизни, совпал с наплывом иммиграции, который был (и это

следует подчеркнуть) одним из последствий этих изменений.[116] Петиции,

требующие рестрикции иммиграции, были направлены в конгресс в начале 1890-х

гг. Торговой ассоциацией Бостона, Бостонской торговой палатой, Торговыми

палатами Сиэтла и Бостона, Чикагской торговой комиссией, Американской

организацией коммерческих перевозок и прочими ассоциациями бизнеса.[117]

Мир бизнеса, таким образом, был в большой степени на стороне нэйтивистов.

Средства массовой информации

Одним из итогов промышленной революции стало то, что “массовая

грамотность населения, а также широкое тиражирование дешевой печатной

продукции породили мощный информационный бум”.[118] Тираж газет и журналов

вырос, они прочнее связали между собой различные районы страны. Крупные

периодические издания стали предоставлять место на своих страницах для

дискуссий на актуальные темы по проблемам общественного развития.[119] Они

представляли срез общественного мнения по разным вопросам, одновременно

содействуя его формированию. В последние десятилетия XIX в. вместе с ростом

нэйтивизма проблема иммиграции стала активно обсуждаться в печати. Ряд

крупных изданий, включая “Норт Америкэн Ревью”, “Нэйшн”, “Попьюлар Сайнс

Куотерли” и т.д., посвящали статьи описанию влияния иммигрантов на

различные аспекты жизни американского общества. Одно из самых полных

справочных изданий—«Индекс периодических изданий Пула» показывает рост

количества статей, посвященных иммиграции: за период с 1882 по 1887 гг.

было опубликовано 10 статей, с 1888 по 1892 гг.— 43, с 1893 по 1896

гг.—68.[120] Авторы этих статей, а среди них были известные политики и

ученые, предлагали различные подходы к вопросу о рестрикции. В первом

выпуске «Публикаций» Лиги ограничения иммиграции говорилось: «вряд ли

многим удается осознать, сколько существует выдающихся в политике или в

изучении этой проблемы людей, которые ... настаивают на принятии мер для

сохранения чистоты национального характера».[121] Уже в 1880-х гг. в прессе

прозвучали голоса о необходимости строже контролировать поток приезжающих

европейцев.[122] Более того, к 1890 г. в США вышло много работ, которые

хотя и по-разному освещали проблему иммиграции, но вывод делали один:

иммиграция подвергает американскую цивилизацию серьезной опасности.

В 1885 г. вышла книга проповедника Джозии Стронга «Наша страна». Она

стала сенсацией и распродавалась в огромных количествах: за три десятилетия

было напечатано и продано 175 тыс. экземпляров, а отдельные главы

печатались в известных журналах или издавались в виде брошюр.[123] Кроме

того, книга сделала автора одним из известнейших людей страны, вызвала

многочисленные просьбы к нему о чтении лекций и выступлениях, принесла ему

пост президента Американского евангелического союза.[124] Стронг писал о

многочисленных опасностях, грозящих Америке, и о мерах, которые необходимо

было, по его мнению, незамедлительно принять, чтобы избежать губительных

последствий современного положения вещей. Главными из опасностей он называл

католицизм (или, как Стронг выражался, “романизм”), за которым шли

мормонизм, торговля алкогольными напитками, социализм, города как

сосредоточение зла и растущее расслоение общества. Все они неизбежно

упирались в иммиграцию.

Показывая причины роста иммиграции в Америку из европейских стран

Стронг подчеркивал, что уже в 1880 г. иностранцы и их дети составляли 33,9%

населения страны. При этом, с его точки зрения, «типичный иммигрант—это

европейский крестьянин, чей горизонт узок, моральные или религиозные устои

шатки или неверны, а представления о жизни низки».[125] Поэтому их

моральный уровень по приезде в США еще более падает. Не случайно, утверждал

Стронг, торговля самым эффективным средством для понижения уровня

общественной морали—алкоголем—велась в основном иностранцами. Иммигранты

пополняли тюрьмы и заведения для бездомных. Они составляли более трети

количества бедняков в стране и совершали пять восьмых всех самоубийств при

том, что их доля в населении была меньше, чем одна седьмая. Иностранцы

заселяли города и вели недостойный образ жизни. Они привозили с собою

«континентальное представление о субботе и результат этого был хорошо виден

в городах, где святой день был превращен в праздничный»: народ пил спиртное

и танцевал танцы в питейных заведениях.[126] Стронг отмечал, что немногие

из приехавших натурализуются, в то время как «наша безопасность требует

ассимиляции чуждых народов, а процесс ассимиляции замедляется и становится

труднее в то время, как доля иностранцев возрастает».[127]

Особенно беспокоила Стронга привычка иммигрантов употреблять

алкоголь и, как следствие этого появление и процветание многочисленных

питейных заведений, так называемых “салунов”, которые, как казалось ему,

начинали контролировать и законодателей, и исполнителей закона. По его

мнению, “салун” стал уже тогда своеобраазным политическим институтом. «Его

политическая поддержка может иметь решающее значение, потому что владельцы

‘салунов’—это прежде всего владельцы ‘салунов’, а потом уже демократы или

республиканцы,—возмущался Стронг.—И если их торговля в опасности, для них

легче сменить политические взгляды… и использовать это в интересах бизнеса.

Талантливый нью-йоркский политик, имеющий репутацию непьющего верующего

человека, сказал, что он скорее выберет поддержку салуна чем поддержку

церкви».[128] Причиной растущей власти содержателей баров опять объявлялись

иностранцы. Стронг заявлял: «Это иммиграция поддерживает власть спиртного,

и мы имеем “спиртной голос». Иммиграция поставляет большинство жертв

мормонизма, и мы имеем «мормонский голос». В иммиграции сила католической

церкви, и мы имеем «католический голос». Иммиграция породила и вскормила

американский социализм, и у нас возник «социалистический голос». Иммиграция

течет в города, и создает там политическую неразбериху. Нет более серьезной

угрозы для нашей цивилизации, чем наши города, управляемые толпой».[129]

Таким образом, делался вывод о недопустимости продолжения такого притока

иммигрантов.

Один из первых критиков неограниченной иммиграции на научной основе

был социолог Р. Мэйо-Смит. В 1890 г. вышла его книга «Эмиграция и

иммиграция».[130] Основатель Лиги ограничения иммиграции П. Холл

рекомендовал ее позже как «лучшую работу современности» по вопросам

иммиграции.[131] Одной из проблем, занимавших Мэйо-Смита, была проблема

участия иммигрантов в политической жизни Америки. В то время получить

американское гражданство для большинства из них было несложно. Переселенцы

наводнили крупные промышленные центры, а в некоторых городах они составляли

большинство населения, таким образом, определяя исход местных выборов.

Приехав из стран, политические системы которых имели мало общего с

американской демократией, иммигранты считались политически отсталыми,

неспособыми осознать свою ответственность за голосование на выборах и

самостоятельно принять решение. Мэйо-Смит показывал на примере штата

Массачусеттс, что «в то время как среди коренных американцев штата только

54,5%—люди старше 20 лет, среди иммигрантов—84,5%. Между тем мужчины старше

21 года, т.е. имеющие право голоса, составляли 25,5% всего населения США;

прри этом коренные белые американцы мужского пола в этом возрасте—22,4%

коренного белого населения; в то время как белые иммигранты старше 21

года—46% от общего числа белых иммигрантов».[132] Выходило, что следствием

такого соотношения могло быть преобладание иммигрантов с правом голоса над

коренными американцами в местах, где общая численность их была равной. Мэйо-

Смит отмечал, что в 14 штатах иностранцам разрешалось голосовать на выборах

штатных легислатур (следовательно, опосредованно на выборах в конгресс)

после того как они устно заявляли о своем намерении натурализоваться, хотя

и не подавали официального прошения об этом и могли вообще этого не делать.

В штатах Алабама, Арканзас, Делавер, Флорида, Индиана, Миннесота, Миссури,

Северная Каролина, Северная Дакота, Техас и Висконсин для участия в выборах

необходимо было прожить год и заявить о своем намерении стать гражданином

США. В Колорадо, Канзасе, Небраске и Орегоне ценз оседлости был еще ниже—6

месяцев.[133]

Мэйо-Смит критиковал стремление политиков завоевать симпатии

иммигрантов в городах путем потакания их «неамериканским» запросам.

Например, ирландцы требовали, чтобы Америка строила свои отношения с

Великобританией в зависимости от состояния отношений последней с Ирландией.

Немцы во многих местах «контролировали действия политиков в отношении

спиртных напитков, часто будучи в оппозиции с настроениями местного

населения».[134] Отсюда, как мы видели на примере Стронга,—употребление в

общественно-политической лексике того времени выражений «немецкий голос»,

«ирландский голос» и т.д. Мэйо-Смита беспокоило и влияние римской церкви,

основанное на «голосовании согласно указаниям священников». Он писал, что

подобное влияние, без сомнения, оказывалось католиками в штате Нью-Йорк с

целью получения и использования общественных средств и земель для нужд

церкви.[135] Другим аспектом проблемы было ухудшение состояния дел в

городском управлении, которое также связывалось Мэйо-Смитом с преобладанием

иммигрантов на выборах в городах. «Недавние вспышки анархизма и социализма»

он также относил на счет влияния иностранцев: «…Социализм и анархизм не

произросли на американской почве, и их происхождение не англо-

саксонское».[136] В целом, экономические и политические воззрения

иммигратов виделись социологом как «абсолютно отличные от тех, что

свойственны англо-говорящей расе».

В декабре 1890 г. президент Американской экономической ассоциации Ф.

Уокер объявил: «Перспективы нации неясны. Предмет [иммиграции] требует

постоянного и полного внимания». Он призвал ассоциацию изучить проблему в

целом и предложить американскому народу свои выводы.[137] С начала 1890-х

гг. периодические издания стали говорить о важности скорого принятия

конкретных действий. В одной из передовиц республиканской «Нэйшн» в

сентябре 1891 г. указывалось, что проблема иммиграции достигла такой

остроты, когда необходимо предпринять более решительные шаги для ее

решения. Главное беспокойство вызывало относительное и абсолютное

увеличение количества иммигрантов «латинских рас»—носителей традиций и

привычек, чуждых американской цивилизации, не имеющих ничего общего с англо-

саксонской культурой. Тревожной тенденцией было названо также преобладание

среди иммигрантов представителей низших социальных слоев.[138] Тогда же Г.

К. Лодж отметил, что проблема иммиграции привлекает «с каждым днем все

больше внимание общества», и те, кто понимает, что «это самый сложный

вопрос для американского народа»—принадлежит к числу «самых серьезных и

проницательных людей общества».[139]

Имидж иммигранта стал приобретать все больше отрицательных черт.

Примером этого может служить описание итальянца—«даго», которое было дано

Э. Морганом в ежемесячном популярном научном обозрении в статье под звучным

названием «Что нам делать с ‘даго’?» (1890): “Этот даго, кажется, не

только кучкуется в стадо, но и дерется,—писал Морган.— Нож, которым он

разрезает хлеб, используется им для того, чтобы отхватить ухо или палец

другого «даго», или чтобы полоснуть по его щеке… Зрелище человеческой крови

знакомо ему так же хорошо, как и зрелище пищи, которую он употребляет… Его

женщины следуют за ним как собаки, ожидают обращения не лучше чем с

собаками, и не имеют ни малейшего представления, как вести себя, без

постоянной череды ударов и пинков… Очевидно, что ему нечего терять, и с

любой точки зрения он не может ничего приобрести—даже в самой суровой

тюрьме, которую только мог изобрести американский ум».[140]

Порою дело доходило до открытых столкновений. В марте 1891 г. в

Новом Орлеане толпа линчевала оправданных судом 11 итальянцев,

подозреваемых в убийстве шефа местной полиции. Стоявшие на улице жители, не

дождавшиеся обвинительного приговора, расправились с иммигрантами сами.

Судилище обсуждалось по всей стране, действия горожан вызвали одобрение.

Сенатор Г. К. Лодж ответил на это событие очередной статьей в

«Североамериканском обозрении», где писал о наплыве в страну людей,

«далеких от нас расой и кровью», «почти полностью неграмотных и в

большинстве своем лишенных профессии, образования и денег». Что же касается

подвергнутых суду Линча, утверждал политик, то в Америке “по отношению к

итальянцам как таковым никакой враждебности не существует”. Наоборот, их

воспринимали до сих пор как “старательных людей, склонных к ссорам в своем

кругу, но в целом бережливых, работящих, воспитанных”.[141] Убитых постигла

печальная участь, поскольку большинство в толпе верили, что итальянцы

принадлежат к секретному преступному обществу, ответственному за убийство

полицейского: «Распространено мнение,—указывал Лодж,—что это сообщество не

только ответственно за убийство шефа полиции, но что оно расширяет сферу

своих действий и контролирует суды, используя угрозы, а также постепенно

распространяет свой контроль на правительство города и штата».[142]

Итальянцы представляли частный случай, однако антипатия к отдельным

этническим группам сливалась в неприязнь ко всей иммиграции из Южной и

Восточной Европы в целом. При этом овертоном звучали слова о расовой

неполноценности «новых» иммигрантов. Так, упомянутый президент

Массачусеттского института технологий Ф. Уокер озаглавил свою статью в

журнале «Форум» «Иммиграция и деградация». В ней он старался систематично

описать отличия «новой иммиграции» от «старой»: иммигранты прибывают «все

более из стран Южной и Восточной Европы—народы, которые не смогли сами

отстоять для себя благ в течение войн между расами на протяжении веков и в

борьбе с тяжелыми природными условиями; народы, которые менее всего способы

приспособиться к нашим политическим порядкам и общественной жизни, и

которые до сих пор находятся на самой низкой стадии промшленного развития».

Уокер являлся, по мнению историка Хайэма, «американцем, внесшим

оригинальный вклад в нэйтивистскую мысль конца XIX века».[143] Он развил

теорию о демографическом вырождении американской расы при увеличении уровня

естественного прироста среди иммигрантов и его уменьшения среди коренного

населения. Являясь директором ценза 1870 г., он раньше всех увидел эти

опасные с его точки зрения тенденции. Впоследствии проблема иммиграции

полностью захватила его внимание.[144]

С более умеренных позиций выступали авторы, признававшие роль

иммиграции в развитии страны, но, тем не менее, считавшие по ряду причин

целесообразным ее дальнейшее ограничение. Например, сенатор из Северной

Дакоты Г. Хэнсборо, отстаивая мнение о неразумности полного запрещения

иммиграции, отмечал: единственной проблемой остается «характер» и

«качество» иммигрантов. «Нам не нужны преступники и нищие Европы»,—писал

он.[145] Он же говорил о связи проблем городов с иммиграцией, однако

обвинял во всех бедах прежде всего беспринципных политиков, которые в обмен

на голоса иммигрантов позволяют им захватывать городские центры. «Мы на

пороге времени, когда увидим все наши большие города заполненными ими

[иммигрантами]—и кучку демагогов, которые будут их контролировать».[146]

Неприязнь американцев вызывала еще одна характеристика «новой»

иммиграции—неграмотность. В образованных кругах было широко распространено

мнение о высоком уровне образования как одной из основ функционирования

американской республики.[147] Современник описываемых событий—публицист С.

Кросуэлл утверждал: «все основы жизни нашей нации покоятся на

образовании».[148] Ч. Смит, президент Торговой палаты Нью-Йорка, писал в

«Североамериканском обозрении» в 1892 г.: “Угроза нашим институтам

происходит не от анархистов и метателей бомб…, реальная и постоянная

опасность для этой страны состоит в продолжении наплыва огромного

количества неграмотных [иммигрантов].” Он напоминал, что четыре пятых

преступников в Америке необразованы, в то время как стоимость годового

обучения ребенка в нью-йоркской школе в четыре раза дешевле стоимости

содержания одного человека в тюрьме.[149]

Признавая выгоду иммиграции с точки зрения экономического развития

страны и не взывая к ее полному прекращению, ряд политических деятелей и

ученых, включая Ф. Уокера, У. Сеннера, Г. Лоджа, Д. Уэбера, С. Г.

Кросуэлла, У. Э. Чэндлера, Г. Хэнсборо, выступали за введение более

решительных ограничений на въезд в США, одним из которых должен был стать

тест на грамотность. Нэйтивисты взывали к действиям, необходимость которых

была им столь очевидна, что они отрицали саму возможность партийных

разногласий. В марте 1892 г. в «Форуме» сенатор от штата Нью-Хэмпшир У. Э.

Чэндлер утверждал: «Политические различия не должны помешать нам объединить

усилия, чтобы честно, уверенно и эффективно воплотить в жизнь наши

сегодняшние законы об иммиграции и натурализации, и, возможно, изменить их

впоследствии, если это будет необходимо».[150]

6 декабря 1892 г. президент Б. Гаррисон отметил в ежегодном послании

конгрессу, что «доступ в страну и к высоким привилегиям ее гражданства

должен быть более ограничен и тщателен. Я полагаю, мы имеем право—и это

наша обязанность по отношению к нашему народу, и особенно трудящемуся

люду—не только не пускать [в страну] порочных, неграмотных, общественно

опасных, нищих и законтрактованных рабочих, но и сдерживать сегодня слишком

большой поток иммиграции путем дальнейшего ограничения». При этом он

говорил о «политических, моральных и экономических интересах страны». [151]

Обобщая более широко, «Американский журнал политики» утверждал: «В

современных условиях в мире невозможно всем пользоваться [одними и теми же]

привилегиями. Поэтому вопрос, который поставлен перед нацией, таков: должны

ли мы пожертвовать благополучием наших собственных сограждан, пытаясь

улучшить условия жизни граждан других стран?».[152] Журналист А. Уайт в

одном из номеров «Чэритиз ревью» в 1893 г. перечислил причины, по которым

следовало остановить иммиграцию в США: деградация американской расы;

несправедливая конкуренция, навязанная американским неквалифицированным

рабочим, которые «слишком бедны и слишком многочисленны», чтобы сплотиться

против общей опасности, понижение жизненного стандарта среди тех, с кем

иностранцы конкурируют на рынке неквалифицированной рабочей силы, а также

постепенное ухудшение расового характера коренных американцев (из-за

смешения с иммигрантами) и растрата благотворительных средств на помощь

иностранцам вследствие нашествия «хронически неисправимых нищих».[153] В

январе 1893 г. сенатор Чэндлер написал в «Североамериканском обозрении» о

том, что «существует почти всеобщее убеждение в необходимости ввести более

суровые ограничения на въезд иммигрантов, но нет единства во мнении какие

именно шаги следует для этого предпринять».[154] Передовицы с требованием

ограничить иммиграцию регулярно помещало и американское издание лондонского

«Обозрения обозрений», издаваемое А. Стоу. Частым автором там был

Д. Стронг.[155]

Крупные периодические издания Северо-Востока демонстрировали срез

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5