Искусство Древней Греции

согласные с его представлением об идеальной красоте. Вот некоторые

результаты его вычислений: голова— 1/7 всего роста, лицо и кисть руки—

1/10, ступня— 1/6. Однако уже современникам его фигуры казались

«квадратными», слишком массивными. То же впечатление, несмотря на всю свою

красоту, производит и на нас его «Дорифор».

Свои мысли и выводы Поликлет изложил в теоретическом трактате (до нас не

дошедшем), которому он дал название «Канон»; так же называли в древности и

самого «Дорифора», из ваянного в точном соответствии с трактатом.

Поликлет создал сравнительно мало скульптур, весь по глощенный своими

теоретическими трудами. А пока он изучал «правила», определяющие красоту

человека, младший его современник, Гиппократ, величайший медик античности,

посвящал всю жизнь изучению физической природы человека.

Полностью выявить все возможности человека — такова была цель искусства,

поэзии, философии и науки этой великой эпохи. Никогда еще в истории

человеческого рода так глубоко не входило в душу сознание, что человек —

венец природы. Мы уже знаем, что современник Поликлета и Гиппократа,

великий Софокл, торжественно провозгласил эту истину в своей трагедии

«Антигона».

Человек венчает природу — вот что утверждают памятники греческого

искусства эпохи расцвета, изображая человека во всей его доблести и

красоте.

Для греческого же живописца реалистическая передача природы стала

первоочередной задачей. Знаменитому художнику Полигноту (работавшему между

470 и 440 гг.) принадлежит в этой области новшество, ныне представляющееся

нам, возможно, наивным, но которое произвело тогда целую революцию в

живописи.

О творчестве Полигнота мы можем судить только с чужих слов, правда очень

авторитетных. Его многофигурные росписи в Афинах и в Дельфах погибли

безвозвратно. Это огромная потеря. Прославленный римский естествоиспытатель

Плиний Старший утверждает, что Полигноту первому удалось передать мимику

лица и прозрачность женских одеяний. А великий Аристотель подчеркивает, что

Полигнот стремился запечатлеть «моральное выражение» и что его

монументальные росписи являлись вершиной искусства.

Замечательное же его новшество заключалось в следующем.

Вместо того чтобы изображать фигуры в ряд (как это делали его

предшественники), он вводил в композицию пейзаж и размещал их на различных

уровнях, как бы на склоне горы, частично скрытыми неровностью почвы. Он

рассчитывал таким образом создать впечатление глубины, утвердить третье

измерение. Однако без светотени и ракурсов, еще недоступных Полигноту,

этого нельзя было достигнуть. Расписанный под несомненным влиянием его

больших композиций краснофигурный кратер с изображением Геракла в подземном

царстве (Париж, Лувр) ясно показывает призрачность попытки Полигнота. Но

эта попытка двинула греческую живопись по новому пути.

Вольтер назвал эпоху величайшего культурного расцвета Афин «веком Перикла».

Понятие «век» тут надо понимать не буквально, ибо речь идет всего лишь о

нескольких десятилетиях. Но по своему значению этот краткий в масштабе

истории период заслуживает такого определения. Во второй половине V в.

Афины были, несомненно, самым значительным культурным центром Эллады, а

первым человеком в Афинах почитался Перикл, глава демократической партии,

из года в год избиравшийся на высшую должность стратега. Сороковые и

тридцатые годы V в. до н. э. были кульминацией высшего расцвета Афин.

Со своим двухсоттысячным населением это был по тому времени большой

город, насчитывавший более десяти тысяч домов. Однако Аттика, столицей

которой были Афины, по территории не могла бы соперничать, например, с

нашей Татарской автономной республикой, где свободно уместилось бы тридцать

таких государств. Но ведь и вся балканская Греция была даже тогда, в

сущности, очень маленькой страной.

Именно в Аттике происходило благодатное слияние идущего из Пелопоннеса,

через Коринф и Эгину, дорийского культурного потока, строгого и

размеренного, с ионийским, проникавшим с малоазийского берега, через

острова Эгейского моря, и ) приносившим с собой пряный аромат и негу

Востока в сочетаний с чисто эллинской утонченностью и изобретательностью.

Так что в культурном отношении Аттика представляла собой как бы синтез

всего эллинского мира и в то же время его увенчание, утверждаемое ее

наиболее прогрессивным политическим и социальным устройством.

Власть Перикла была очень обширной, но он не злоупотреблял ею, и при нем

демократическое правление не вырождалось в тиранию. Идеи гражданственности

и патриотизма, позволившие грекам восторжествовать над персами, нашли в его

лице яркого и особенно авторитетного выразителя. Недаром знаменитый

греческий историк Фукидйд вкладывает в уста Перикла следующие

знаменательные слова: «Я держусь того мнения, что благополучие государства,

если оно идет по правильному пути, более выгодно для частных лиц, нежели

благополучие ^отдельных граждан при упадке всего государства в его

совокупности. Ибо если гражданин сам по себе благоденствует, между тем как

отечество разрушается, он все равно гибнет вместе с государством...»

Высшая слава Афин, лучезарное сияние этого города в мировой культуре

неразрывно связаны с именем Перикла. Он заботился об украшении Афин,

покровительствовал всем искусствам, привлекал в Афины лучших художников,

был другом и покровителем Фидия, гений которого знаменует, вероятно, самую

высокую ступень во всем художественном наследии античного мира.

Прежде всего Перикл решил восстановить Афинский Акрополь, разрушенный

персами, вернее, на развалинах старого Акрополя, еще архаичного, создать

новый, выражающий художественный идеал полностью раскрепощенного эллинизма.

Акрополь был в Элладе тем же, что Кремль в древней Руси: городской

твердыней, которая заключала в своих стенах храмы и другие общественные

учреждения и служила убежищем для окрестного населения во время войны.

Знаменитый Акрополь — это Афинский Акрополь с его храмами Парфеноном и

Эрехтейоном и зданиями Пропилеи, величайшими памятниками греческого

зодчества. Даже в своем полуразрушенном виде они и по сей день производят

неизгладимое впечатление. В 1687 г. во время войны между Венецией и

Турцией, владычествовавшей тогда над Грецией, венецианское ядро, залетевшее

на Акрополь, взорвало пороховой погреб, устроенный турками в. Парфеноне.

Взрыв произвел страшные разрушения. Вполне планомерное нападение на

Афинский Акрополь было организовано в самом начале прошлого века

Эту операцию осуществил «просвещеннейший» ценитель искусства лорд Эльджин,

генерал и дипломат, занимавший пост английского посланника в

Константинополе. Он подкупал турецкие власти и, пользуясь их

попустительством на греческой земле, не останавливался перед порчей или

даже разрушением знаменитых памятников зодчества, лишь бы завладеть

особенно ценными скульптурными украшениями. Непоправимый урон причинил он

Акрополю: снял с Парфенона почти все уцелевшие фронтонные изваяния и

выломал из его стен часть знаменитого фриза. Фронтон при этом обрушился и

разбился Боясь народного возмущения, лорд Эльджин вывез ночью всю свою

добычу в Англию. Многие англичане (в частности, Байрон в своей знаменитой

поэме «Чайльд Гарольд») сурово осудили его за варварское обращение с

великими памятниками искусства и за неблаговидные методы приобретения

художественных ценностей. Тем не менее английское правительство при обрело

уникальную коллекцию своего дипломатического представителя — и скульптуры

Парфенона ныне являются главной гордостью Британского музея в Лондоне.

Обобрав величайший памятник искусства, лорд Эльджин обогатил

искусствоведческий лексикон новым термином: подобный вандализм иногда

именуют «эльджинизмом». Греческому философу Гераклиту, который жил накануне

высшего расцвета Эллады, принадлежит следующее знамени тое изречение: «Этот

космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и

никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами

загорающимся, мерами потухающим». И он же говорил, что «расходящееся само

собой согласуется», что из противоположностей рождается прекраснейшая

гармония и «все происходит через борьбу».

Классическое искусство Эллады точно отражает эти идеи .

Афинский Акрополь — это памятник, провозглашающий веру человека в

возможность такой все примиряющей гармонии не в воображаемом, а вполне

реальном мире, веру в торжество красоты, в призвание человека создавать ее

и служить ей во имя добра. И потому этот памятник вечно юн, как мир, вечно

волнует и притягивает нас. В его немеркнущей красоте—и утешение в

сомнениях, и светлый призыв: свидетельство, что красота зримо сияет над

судьбами человеческого рода.

Акрополь — это лучезарное воплощение творческой человеческой воли и

человеческого разума, утверждающих стройный порядок в хаосе природы. И

потому образ Акрополя царит в нашем воображении над всей природой, как

царит он, под небом Эллады, над бесформенной глыбой скалы.

...Богатство Афин и их главенствующее положение предоставляли Периклу

широкие возможности в задуманном им строительстве. Для украшения

знаменитого города он черпал средства по своему усмотрению и в храмовых

сокровищницах, и даже 'в общей казне государств морского союза.

Горы белоснежного мрамора, добываемого совсем близко, доставлялись в

Афины. Лучшие греческие зодчие, ваятели и живописцы считали за честь

работать на славу общепризнанной столицы эллинского искусства.

Мы знаем, что в строительстве Акрополя участвовало несколько

архитекторов. Но, согласно Плутарху, всем распоряжался Фидий. И мы

чувствуем во всем комплексе единство замысла и единое руководящее начало,

наложившее свою печать даже на детали главнейших памятников.

Общий замысел этот характерен для всего греческого мироощущения, для

основных принципов греческой эстетики. ...Афины, названные по имени дочери

Зевса Афины, были главным центром культа этой богини. В ее славу и был

воздвигнут Акрополь.

Согласно греческой мифологии, Афина вышла в полном вооружении из головы

отца богов. Это была любимая дочь Зевса, которой он ни в чем не мог

отказать.

Вечно девственная богиня чистого, лучезарного неба. Вместе с Зевсом

посылает гром и молнии, но также — тепло и свет. Богиня-воительница,

отражающая удары врагов. Покровительница земледелия, народных собраний,

гражданственности. Воплощение чистого разума, высшей мудрости; богиня

мысли, наук и искусства. Светлоокая, с открытым, типично аттическим округло-

овальным лицом.

Поднимаясь на холм Акрополя, древний эллин вступал в царство этой

многоликой богини, увековеченной Фидием

Ученик скульпторов Гегия и Агелада, Фидий овладел полностью техническими

достижениями своих предшественников и пошел еще дальше их. Но хотя

мастерство Фидия ваятеля и знаменует преодоление всех трудностей,

возникавших до него в реалистическом изображении человека,— оно не

исчерпывается техническим совершенством. Умение передавать объемность и

раскрепощенность фигур и их гармоническая группировка сами по себе не

рождают еще подлинного взмаха крыльев в искусстве.

Тот, кто «без ниспосланного Музами исступления подходит к порогу

творчества, в уверенности, что благодаря одной сноровке станет изрядным

поэтом, тот немощен», и все им созданное «затмится творениями

исступленных».

Так вещал один из величайших философов античного мира — Платон. ...Над

крутым склоном священного холма архитектор Мнесикл воздвиг знаменитые

беломраморные здания Пропилеи с расположенными на разных уровнях

дорическими портиками, связанными внутренней ионической колоннадой. Поражая

воображение, величавая стройность Пропилеи — торжественного входа на

Акрополь, сразу же вводила посетителя в лучезарный мир красоты,

утверждаемый человеческим гением.

По ту сторону Пропилеи вырастала гигантская бронзовая статуя Афины

Промахос, что значит Афины-воительницы, изваянная Фидием. Бесстрашная дочь

Громовержца олицетворяла здесь, на площади Акрополя, военное могущество и

славу своего города. С этой площади открывались взору обширные дали, а

мореплаватели, огибавшие южную оконечность Аттики, ясно видели сверкающие

на солнце высокий шлем и копье богини-воительницы. Парфенон, совершеннейшее

творение всей греческой архитектуры, или, вернее, то, что сохранилось от

великого храма, под сенью которого некогда возвышалась другая статуя Афины,

тоже изваянная Фидием, но не воительницы, а Афины-девы: Афины Парфенос. Как

и Олимпийский Зевс, то была статуя хризо-элефантин-ная: из золота (по-

гречески — «хризос») и слоновой кости (по-гречески — «элефас»), облегающих

деревянный остов. Всего на ее изготовление пошло около тысячи двухсот

килограммов драгоценного металла.

Под жарким блеском золотых доспехов и одеяний загоралась слоновая кость на

лице, шее и на руках покойно-величественной богини с крылатой Никой

(Победой) в человеческий рост на протянутой ладони. Парфенон был построен

(в 447—432 гг.) архитекторами Иктином и Калликратом под общим руководством

Фидия. В согласии с Периклом он пожелал воплотить в этом крупнейшем

памятнике Акрополя идею торжествующей демократии. Ибо прославляемую им

богиню, воительницу и деву, почитали афиняне первой гражданкой их города;

согласно древним сказаниям, эту небожительницу избрали они сами в

покровительницы Афинского государства.

Вершина античного зодчества, Парфенон уже в древности был признан самым

замечательным памятником дорического стиля. Этот стиль предельно

усовершенствован в Парфеноне, где нет больше и следа столь характерной для

многих ранних дорических храмов дорической приземистости, массивности..

Ионический фриз Парфенона длиной в сто пятьдесят девять метров, на котором

в низком рельефе было изображено более трехсот пятидесяти человеческих

фигур и около двухсот пятидесяти животных (коней, жертвенных быков и овец),

может почитаться одним из самых замечательных памятников искусства,

созданных в век, озаренный гением Фидия.

Сюжет фриза: панафинейское шествие. Каждые четыре года афинские девушки

торжественно вручали жрецам храма пеплос (плащ), вышитый ими для Афины.

Весь народ участвовал в этой церемонии. Но ваятель изобразил не только

граждан Афин: Зевс, Афина и прочие боги принимают их как равных. Кажется,

грани не проведено между богами и людьми: и те и другие одинаково

прекрасны. Это тождество как бы про-. возглашалось ваятелем на стенах

святилища. Обломки парфенонского фриза — драгоценнейшее наследие. культуры

Эллады. Они воспроизводят в нашем воображении всю ритуальную панафинейскую

вереницу, которая в ее бесконечном многообразии воспринимается как

торжественное шествие самого человечества. 'Эрехтейон.—Это храм,

посвященный Афине и Посейдону, был построен уже после отбытия Фидия из

Афин. Изящнейший шедевр ионического стиля. Шесть стройных мраморных девушек

в пеплосах — знаменитые кариатиды — выполняют функции колонн в его южном

портике. Капитель, покоящаяся у них на голове, напоминает корзину, в

которой жрицы несли священные предметы культа. Рельеф балюстрады храма Ники

Аптерос, т. е. Бескрылой Победы (бескрылой, чтобы она никогда не улетала из

Афин), перед самыми Пропилеями (Афины, Музей Акрополя). Исполненный в

последние десятилетия V в., этот барельеф уже знаменует переход от

мужественного и величавого искусства Фидия к более лирическому, зовущему к

безмятежному наслаждению красотой. Одна из Побед (их несколько на

балюстраде) развязывает сандалию. Жест ее и приподнятая нога приводят в

волнение ее одеяние, которое кажется влажным, так оно мягко обволакивает

весь стан. Можно сказать без преувеличения, что складки драпировки, то

растекающиеся широкими потоками, то набегающие одна на другую, рождают в

мерцающей светотени мрамора пленительнейшую поэму женской красоты. Век

высшего расцвета греческого ваяния и зодчества был' и веком расцвета

греческой живописи. Именно к этому времени относится замечательное

живописное новшество, впоследствии утраченное и как бы наново открытое лишь

почти через два тысячелетия — в эпоху Возрождения: искусство светотени.

Древние авторы приписывают овладение этим искусством Аполлодору Афинскому.

Он первый включил в свою палитру полутона, за что и получил прозвище

Скиаграфа, т. е. Тенеписца. Трудно сказать, насколько Аполлодор и другие

знаменитые греческие живописцы V в. преуспели в этом сложном и изощренном

искусстве, так как ни одной их картины не сохранилось. Навеянные же

греческими образцами позднейшие римские работы, в большей части

ремесленные, конечно, недостаточны для суждения об утраченных шедеврах.

Знаменитыми живописцами V в. были также Паррасий и Тиманф. По свидетельству

древних авторов, они писали драматические сцены и выявляли глубокие

человеческие чувства, что опять-таки знаменует переход уже в новую эпоху

греческого искусства.

В вазописи, на излюбленных в эту пору стройных лекифах с белой обмазкой —

сосудах для масла, главным образом предназначенных для захоронения вместе с

умершим, встречаются композиции, блестяще передающие стройную подвижность

человеческой фигуры. Это очень ясные композиции на белом фоне,

замечательные по выразительной лаконичности и красоте рисунка, часто

изображающие сцены, исполненные трогающей печали.

Однако новые достижения живописцев, конечно, не могли найти полного

отражения в вазописи, по своему характеру прежде всего рисуночно-

декоративной. Выпуклая форма сосуда мало подходит для передачи пространства

и глубины; к тому же подбор красок, способных выдержать сильный обжиг,

весьма ограничен.

В целом расцвет монументальной живописи привел в самом конце V — начале IV

в. до н. э. к некоторому упадку вазописи. Порочное, за непригодностью

средств, стремление приблизить вазопись к живописи, смещение жанров нанесло

ущерб графической четкости, отличавшей шедевры греческой расписной

керамики. Роспись начинают заменять налепами, ярко раскрашенными рельефными

фигурами. Некоторые вазы с налепами очень эффектны, но, по существу, это

уже не расписная керамика. Летом 1968 г. археологи обнаружили в некрополе,

расположенном примерно в двух километрах к югу от обветшалых стен

древнегреческого города Пестума, в Южной Италии, гробницу с прекрасно

сохранившейся стенной росписью.

Этих фресок никто не касался целых две с половиной тысячи лет. Сюжеты их

близки темам греческой вазописи классического периода. Фрески на двух

длинных стенах гробницы, выполненные красной, черной, желтой и голубой

красками, изображают сцены погребального пиршества. Гости — десять мужчин,

увенчанных лаврами,— возлежат на ложах, очертания которых намечены голубой

линией. Мужчины слушают музыку и играют в «коттаб» (игра, состоящая в

переплескива-ним вина из одной чаши в другую, требующая большой ловкости).

На коротких стенах изображены: флейтист во главе погребальной процессии и

виночерпий, наливающий вино. Последняя треть V в. до н. э. ознаменовалась

тяжелыми для Греции событиями. Культурное главенство Афин было признано

всем эллинским миром, но попытка Перикла установить политическое главенство

Афинского государства окончилась неудачей. Сам Перикл умер от чумы в 429 г.

В длительной Пелопоннесской войне (431—404 гг. до н. э.) Спарта нанесла

Афинам сокрушительное поражение. Эта война ослабила всю Грецию.

Восторжествовавшая Спарта не была в силах ни объединить страну, ни оградить

ее независимость от посягательств мощных соседей.

Между тем внутреннее устройство всего греческого мира требовало обновления:

узкие рамки полисов явно оказывались недостаточными для развития

рабовладельческого способа производства.

В истории Эллады наступала новая пора...

В 1897 г. близ Аликанте среди других скульптурных обломков был обнаружен

бюст женщины, названный по месту находки «Дамой из Эльче» (известняк.

Мадрид, Археологический музей). Эта знаменитая скульптура (возможно,

фрагмент полихромной статуи) считается произведением греко-финикийского

искусства и датируется второй половиной V в. до н. э.

Тяжелое головное убранство и массивные украшения на груди напоминают

изделия карфагенского художественного ремесла. Но в строгой величавости

образа, его высокой одухотворенности и благородстве с налетом смутной

печали дышит художественный гений Эллады. Изваянная в чужом краю, быть

может в греческом поселении, «Дама из Эльче» по праву признана ныне одним

из самых вдохновенных воплощений в искусстве греческого духа.

Так сияние художественного идеала Эллады распространялось далеко за ее

пределы.

Греческие вазы и металлические изделия проникают и на север от

Средиземноморья, часто оказывая влияние на искусство кельтских племен. В

самой Греции античные изделия из золота и серебра часто расхищались или

переплавлялись, а на нашей земле сохранились в сравнительном изобилии в

скифских и греческих погребениях.

Переплетению античной культуры с «варварским миром» мы обязаны

замечательным памятникам искусства.

Вот, например, знаменитейший золотой гребень из кургана Солоха (в

Приднепровье) конца V — начала IV в. до н. э. Это небольшая вещица, высотой

всего в 12,3 см. Но трудно представить себе более грандиозную, подлинно

монументальную эпическую композицию.

Девятнадцать длинных зубьев увенчаны фризом из лежащих львов, а над ними

как бы в виде фронтона — три сражающихся воина. Это, несомненно, создание

эллинского искусства, еще сохранившего некоторые архаические черты, к тому

времени совершенно исчезнувшие в самой Греции (головы и ноги воинов даны в

профиль, а туловище — в фас). По одежде эти бородатые воины как будто

скифы, во всяком случае не греки, а — «варвары». В IV в. боспорские

правители и богачи, в том числе и местная «варварская знать», стали

главными покупателями аттической расписной керамики. Больше всего греческих

ваз этой эпохи найдено в Керчи и ныне хранится в музеях

Так что в специальной литературе пышный стиль этих ваз часто именуется

«керченским».

До нас почти не дошло античной резьбы по дереву, и потому греческими

деревянными саркофагами с замечательной резьбой из Северного Причерноморья

тоже гордится Эрмитаж1.

Очень интересны памятники античной архитектуры — уступчатые погребальные

склепы близ Керчи (в частности, знаменитый Царский курган высотой в 17

метров), для которых скифские погребения, возможно, послужили прототипом.

Говоря о Северном Причерноморье, мы коснулись памятников греческого

искусства классического периода — как V, так и IV в. Ибо греческая классика

не ограничивается веком великого расцвета. Как мы увидим, IV в. до н. э.

было суждено в самой Греции внести новый замечательный вклад в сокровищницу

античной художественной культуры.

Поздняя классика

Новая пора в политической истории Эллады не была ни светлой, ни

созидательной. Если V в. до н. э. ознаменовался расцветом греческих

Страницы: 1, 2, 3