Языческая мифология

видят здесь бинарную оппозицию добро-зло: берегини — упыри. Первобытный

человек делил мир по принципу отношения этого мира к нему самому: плохое

(злое) составляло одну сторону мира, сферу чужого, а хорошее (доброе) —

другую, сферу своего. Бинарная оппозиция свой — чужой отчетливее всего

проявляется в возникшем позднее, на этапе патриархата культе предков,

которые противопоставлялись злым духам чужих мертвецов — навий.

В представлении славян упыри — злые духи (позднее «живые мертвецы»), пьющие

кровь у людей и животных. Этимология слова упырь (древнерусск. пирь, болг.

въпиръ, вампир, в других славянских языках формы слова равны русскому или

болгарскому) не ясна. Некоторые ученые (Соболевский, Вайан и др.) связывают

это слово с парить, перо.

Позднее упырь (вампир) стал пониматься как особого рода мертвец, оживающий

по ночам и убивающий людей или животных (или сосущий у них кровь). Жертва

упыря может тоже стать упырем. Но обычно упырями становятся «заложные

покойники» — люди, умершие неестественной смертью:

от насилия, в молодом возрасте («раньше срока»), самоубийцы, «опойцы», а

также связанные с нечистой силой колдуны, которые при жизни могли быть

оборотнями-волкодлаками (отсюда неправомерное отождествление в

художественной литературе вампиров-упырей и вурдалаков-волкодлаков), люди,

родившиеся от нечистой силы, покойники, через гроб которых перепрыгнула

черная кошка. Такие мертвецы не погребались на кладбище и в ряде мест

вообще не предавались земле. Считалось, что мать-сыра земля не принимает

нечистое тело, а возвращает его к живым людям, сколько бы раз его ни

хоронили. При этом труп нисколько не подвергается тлению, и благодаря этому

упырь, выходящий по ночам из могилы, внешне трудно отличим от живого

человека. Для предотвращения появления «живых мертвецов» таких покойников

не закапывали в землю, а оставляли где-нибудь в пустынном месте,

заложенными сучьями (отсюда их название — заложные, т. е. заложенные

покойники). Но иногда и таким образом похороненные мертвецы становились

«живыми мертвыми» и вредили окружающим. Чтобы «упокоить» упыря, следовало

пронзить его осиновым колом. Об этом обычае писал великий книжник XVI в.

Максим Грек: «Телеса утопленных или убиенных и поверженных не сподобляюще я

погребанию, но на поле извлекоше их, отыняем колием».

Легенды и сказки об упырях-вампирах существуют у всех славянских народов.

От славян рассказы о вампирах распространились по всей Европе и вошли в

художественную литературу. Самым известным из образов вампиров в

художественной литературе является, пожалуй, граф Дракула, герой

одноименного романа Б. Стоукера. Роман был написан на рубеже XIX—XX вв. и

запечатлен во множестве кинематографических версий. Прототипом этого героя

послужил валашский (румынский)

князь Влад IV, прозванный за свою жестокость у себя на родине Цепешем

(прокалывателем, сажателем на кол), а в венгерских и немецких землях —

Дракулой (драконом). Необычайная жестокость, мстительность и коварство

Влада Цепеша послужили основой для сказаний о его «неугомонности» и после

смерти. Рассказы о Дракуле быстро разошлись по средневековой Европе, были

они известны и на Руси («Повесть о Дракуле», 1486 г.).

Берегини и вилы- русалки

Почитание берегинь уходит своими корнями в матриархально-родовой культ

духов-покровителей. Связь слова берегиня с глаголами «беречь», «оберегать»

очевидна. Берегини — духи, оберегающие людей от злых сил, противостоящие

злокозненным упырям. Но некоторые ученые отмечают связь имени «берегиня» и

со словом «берег». Так, Б. А. Рыбаков соотносит слова «берегиня»,

«оберегать», «берег» следующим образом: «Для первобытного рыболова эпохи

мезолита и неолита было совершенно естественно соединить понятие о береге,

о твердой надежной земле с понятием оберегания, охраны от нежелательного. В

современных русских диалектах слово «берегиня» уцелело только на Севере,

где дольше всего сохранялся охотничье-рыболовческий быт». Тем не менее

следует осторожнее подходить к установлению этимологической связи между

берегинями, оберегали -ем и берегом. Несомненна исконная связь между

первыми двумя именами, но возведение этимологии слова «берег» к глаголу

«беречь» многим лингвистам кажется малоубедительным. Скорее всего, в

дуалистическом мировоззрении древних людей берегини обладали свойством

вездесущности, а не ограничивались лишь водной стихией. Ограничение

(локализация) происходит позже, когда с развитием мифологического

миропонимания природные объекты и явления персонифицируются в образах духов

или божеств. Письменные источники, упоминающие берегинь, как раз и

фиксируют такую локализацию.

Например, на отношение берегинь к водоемам или к их прибрежной зоне

указывает контекст одного из фрагментов «Слова некоего христолюбца»: «А

друзии к кладязям приходяще моляться и в воду мечють велеару жертву

приносяще. А друзии огневи и камению и рекам и источником и берегыням». «А

другие молятся, приходя к колодцам, и бросают что-либо в воду, принося

жертву Велеару (библейскому божеству лжи и разрушения. А другие — огню и

камням, и рекам, и источникам, и берегиням»). Связь берегинь с водой

объясняется просто:

вода — непременное условие жизни, плодородия, а следовательно, добра. Кроме

того, древние славяне-земледельцы понимали берегинь как подательниц

живительной влаги рек и источников, дождя. А множественность берегинь

указывает на архаичность представлений о них.

Некоторые исследователи считают, что со временем функции берегинь перешли

на вил-русалок. Вилы в славянском фольклоре — женские божества низшего

порядка, покровительницы влаги, обеспечивающей жизнь. Как мифические

существа-подательницы жизни вилы часто упоминаются вместе с рожаницами,

главным образом, с Мокошью: «... и ньюя по украинам их молятся проклятому

богу их Перуну, Хорсу и Мокоши и вилам», — писал автор «Слова об идолах». В

«Слове некоего христолюбца» указывается и точное число вил: «Христь-янин не

мога терпети христьян двоеверно живущих, верующе в Перуна и Хорса, и в

Мокошь, ив Сима и в Рьгла, и в вилы, их же числом 30 сестрениць. Глаголють

бо невегласии: «То все мнять богыня-ми» и тако покладывають им требы и кур

им режють».«Христианин не мог терпеть христиан, двоеверно живущих, верующих

в Перуна и Хорса, в Мокошь, и в Симаргла, ив вил, числом 30 сестриц. Потому

что говорят невежды: «Их все богинями считают», — и совершают им требы и

кур им режут». В данном фрагменте зафиксирован и обряд жертвоприношений

вилам («кур им режут»), сохранявшийся несколько столетий после крещения

Руси.

Болгарский фольклор сохранил описание вил (самовил) как добродетельных

богинь влаги. «Русалки (вилы) суть женские существа — очень красивые

девушки с длинными косами и крыльями. Они живут на краю света, а к нам

прибывают лишь однажды в году и в нужное время орошают дождем хлебородные

нивы. Они выливают росу из рогов, и хлеба начинают колоситься. От русалок

зависит плодородие нив». Сербский фольклор изображает русалок в виде

молодых красавиц с длинными волосами, спускающимися по спине и груди. Одеты

они в белые платья длиною до пят. По некоторым поверьям, эти длинные

одеяния скрывают козьи, лошадиные, или ослиные ноги вил. Обычно вилы

доброжелательны к людям, они за

щищают обиженных и сирот. Если же вил разозлить, то они могут убить одним

взглядом. Вилы имеют крылья и летают, как птицы.

Вилы-русалки представлялись существами доброносными, они были связаны с

культом плодородия, олицетворяя одно из непременных условий такового, —

влагу.

В старину существовали особые празднества, посвященные вилам-русалкам —

русалии. Они были тесно связаны с молениями о дожде и приходились в

основном на середину весны — начало лета. Кульминацией русалий являлась

русальная неделя — период от Семика до Петрова дня.

.Русалка — это существо, которое чествуют в праздник русалий. Данная точка

зрения в настоящее время является доминирующей среди исследователей

славянского язычества. Ко всему этому весьма уместно прибавить, что rosalia

— праздник роз еще у римлян-язычников был тесно связан с культом умерших

предков.

В более же позднее, время под влиянием христианства мифический образ

русалок у восточных славян трансформировался и перешел в разряд нечистой

силы. В таком виде, в виде демонических существ, русалки описаны

этнографами ХIХ начала XX в. Согласно народным поверьям русалками

становятся все младенцы женского пола, родившиеся мертвыми или умершие без

крещения, а также взрослые утопленницы. В этих поверьях прослеживается все

тот же культ заложных покойников, который мы отмечали, говоря об упырях и

навьях. Русалки имеют внешность красивых девушек, по одним представлениям

они обладают вечной юностью, по другим — русалки смертны: в облике русалок

покойницы «доживают свой земной срок», а потом наступает их естественный

конец. Русалки имеют тот же характер, привычки и вкусы, какие были у

покойниц. Наиболее активны те из них, кто умер неудовлетворенной, с каким-

нибудь страстным желанием, или же те, кто при жизни обладал беспокойным

характером. Украинцы к русалкам относят и мавок (навок).

Русалки живут в хрустальных дворцах на дне рек. В русальную неделю они

выходят на берег и в ближайшие леса и рощи, где качаются на ветвях

деревьев, разматывают пряжу, похищенную у женщин, которые ложатся спать без

молитвы, и поют. Поют русалки так завораживающе, что услышавший их пение

человек полностью подчиняется их воле. Попавшего к ним русалки могут

защекотать до смерти, поэтому украинцы называют их еще лоскотухами, а

белорусы — казытками. Иногда русалки, прежде чем щекотать, загадывают

человеку загадки и, если он их не отгадает, то погибнет.

В народе существуют легенды и предания о любви русалок и мужчин. Русалка,

защекотав мужчину, уносит его в свое жилище, где он оживает и становится ее

мужем. Он живет там в полной роскоши, и всякое его желание удовлетворяется,

кроме одного — хоть на мгновение оставить водяное царство.

В восточнославянском фольклоре XIX—начала XX в. наибольшее число легенд и

преданий связано с днепровскими русалками. Эти коварные существа зажигают

ночью по северным берегам Черного моря огни на курганах, чтобы заманить к

себе путников, а потом сбросить их с высокой кручи в днепровские пучины.

Итак, в представлениях восточных славян русалки являются, во-первых,

существами, связанными с земной водой, духами воды; во-вторых,

мифологическими персонажами культа плодородия, покровительницами

вегетативных сил злаков, что тесно связано с первым пониманием, так как

вода — необходимое условие плодородия; в-третьих, зловредными существами,

близкими к навьям, т. е. относящимися к культу заложных покойников. Первые

два понимания восходят к языческим временам, к образу вил и еще более

древним берегиням, третье же понимание русалок возникло уже под влиянием

христианства, вытеснившего языческие персонажи в разряд нечистой силы.

Дедушка домовой и другие домашние духи

Следы низшей мифологии сохранились в народных верованиях в отличие от веры

в высших богов;

поверья о домовом и лешем распространены и сейчас в русской деревне.

Распространение веры в домового по всей России обусловило широкий набор

различных наименований духа — покровителя дома.

Считалось, что домовой находился в каждом доме. Домовой, как описывает В.

И. Даль, дух — хранитель и обидчик дома. Он стучит и возится по ночам,

проказит, душит ради шутки сонного, гладит мохнатою рукою к добру. Он

особенно хозяйничает на конюшне, заплетает любимой лошади гриву в колтун, а

нелюбимую вгоняет в мыло, разбивает параличом, даже протаскивает в

подворотню.

Согласно поверьям, в доме может быть только один домовой; если заведутся

двое, то они начинают ссориться между собой. Местонахождение домового

указывают по-разному: под печкой и за печкой, под порогом, в подполье, на

чердаке, в чулане, в печной трубе, на полатях, в углу; по ночам он навещает

конюшню и хлев, за пределы дома или усадьбы не выходит. За печь надо было

бросать мусор, чтобы домовой не перевелся.

Домовой покровительствует рачительным, трудолюбивым хозяевам, которые его

уважают и умеют ему угодить. Ленивых и беспутных хозяев, которые не

оказывают ему почтения, домовой не любит и может довести до разорения. Чаще

всего милость или немилость домового проявляется в его отношении к скоту,

особенно лошадям. У каждого домового есть любимая масть лошади — один любит

гнедых, другой — чалых и т. п. В этом случае домовой ухаживает за ней,

заплетает ей ночью гриву; если же лошадь нелюбимой масти, то домовой

замучает ее или заставит хозяина переменить лошадь.

Верили в то, что домовой может предсказывать счастливые и несчастливые

события. Он предупреждает о них разными звуками, плачем, оханьем, стонами

(к горю), песнями, прыжками (к радости), чаще же — прикосновением в ночной

темноте: если прикоснется домовой мохнатой или теплой своей лапой, — это к

добру, если голой или холодной, — не к добру, и он может ответить просто

человеческим голосом.

При переезде в новый дом надлежало совершить особые обряды, чтобы уговорить

домового переехать вместе с хозяевами.

Считалось, что домовой вообще невидим и обнаруживает себя лишь звуками.

Однако в отдельных случаях его можно и увидеть. Для этого существовали

различные способы: если, например, с зажженной пасхальной свечой в руках

прямо из церкви, не заходя в хату, полезть на чердак, можно увидеть там

домового в одном из углов; другой способ — спрятаться на ночь в конюшне и

смотреть сквозь хомут или борону. В. И. Даль записал поверье, согласно

которому, домового можно увидеть в ночь на Светлое воскресенье в хлеву, он

космат, но более этой приметы нельзя упомнить ничего, он отшибает память.

Может показаться домовой и по своей воле кому-нибудь из домашних,

предупреждая их о беде.

Домовой представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома.

Предполагается, что древнейшим названием домового могло быть Мара.

Кикимора

Кикимора (шишимора) — в восточнославянской мифологии злой дух дома (иногда

считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает

пряжу. Кикимора любит прясть или плести кружева, причем звуки прядения

кикиморы в доме предвещают беду. Вера в кикимору сохраняется еще в XIX в.

Даль описывает, что кикимора — это род домового, который по ночам прядет,

днем сидит невидимкою за печью, а проказит по ночам, с веретеном, прялкою.

В прошлом веке говорили: «Спи, девушка, кикимора за тебя спрядет, а мать вы-

тчет!», «От кикиморы не дождешься рубахи» (хотя она и прядет). По

свидетельству В. Даля, в Сибири существовало представление и о лесной

кикиморе, лешачихе. Кикимора враждебна мужчинам. Она может вредить домашним

животным, в частности, курам. Чтобы кикимора кур не воровала, пишет Даль,

вешают над насестом, на лык отшибленное горло кувшина либо камень со

сквозною дырою. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми местами,

темнотой) кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ

славянской богини Мокоши (ср. олонецкое поверье, согласно которому, если

пряхи дремлют, то говорят, что заних прядет Мокуша).

Название «кикимора» — сложное слово, вторая часть которого — древнее имя

женского персонажа мары, моры, первая часть, возможно, связана со словом

кика — «чуб, коса, волосы» (родственные кичка, кок), менее вероятны

сопоставления с глаголом кикать — «кричать, куковать и т. п.» "чт,

тттатппским kaukas — «домовой, гном».

Водяной - злой дух воды. Морской царь. Водяницы

В России водяного называли также водяной дедушка, водяной шут, водяной

черт, водяник, водовик, кое-где говорят омутник, в Чехии его зовут vodnik.

Он хорошо известен у русских, а также у части белорусов, тогда как у

украинцев водяной несколько отодвинут на второй план русалками. В

славянской мифологии — это злой дух, воплощение стихии воды. Водяной был

одним из самых популярных образов в демонологии восточных славян. «Домовой,

леший и водяной входят в общее представление злого духа, составляя только

местные, так сказать, его разновидности».

Образ водяного подобно образу лешего, преимущественно антропоморфный. Чаще

всего он выступает в облике -мужчины с отдельными чертами животного (лапы

вместо рук, рога на голове) или в образе безобразного старика, окутанного

тиной, с большой бородой и зелеными усами. У В. И. Даля содержится такое

его описание: «Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на

лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним

бранится». Иногда он может принимать и другую внешность: представляться

ребенком, ягненком, свиньей, крупной рыбой и т. п. Водяной принимал разные

образы главным образом для того, чтобы заманить к себе в воду человека.

Водяной — хозяин водной стихии — морей, рек и озер, он повелитель и

покровитель рыб. В пословицах о нем говорится: «Дедушка водяной — начальник

над водой»; «Со всякой новой мельницы подать возьмет». Человеку он, как

правило, враждебен: пугает и топит купающихся, разгоняет и выпускает из

невода рыбу, разоряет плотины. В книге «Древняя религия славян» Г. Глинка

описывает водяного и его повадки: «Водяные духи, или дедушки, живут в

глубоких местах рек, где имеют великолепные домы. Они уносят купающихся по

тем местам людей, особливо же мальчиков, коих и приучают жить у себя в

домах, а сии впоследствии времени заступают место сих дедушек».

Водяной уносит к себе тех, кто купается после заката или в полдень или в

самую полночь. В XIX в. верили, что водяной хватает тех, кто перед купанием

забыл осенить себя крестным знамением, а также тех, кто не носит крестов,

забывает их дома или снимает перед купанием. В этих поверьях тесно

переплетаются языческие и христианские представления. Под водой водяной

обращает свою добычу в кабальных рабочих, заставляет переливать воду,

таскать и перемывать песок. Как видим, по одним поверьям, утонувших водяной

обращает в своих рабов, по другим, — утопленники сами становятся водяными.

Живут водяные чаще всего в омутах, в реках с опасными водоворотами, около

мельничных плотин, в болотах.

У восточных славян, а также у чехов, словен, лужицких сербов известны также

водяницы — женские духи воды, на Севере их называли водянихи. Они близки

русалкам — это утопленницы, которые становятся злыми духами. В XIX в.,

согласно сообщению В. И. Даля, считали, что водяницы — это утопленницы из

крещеных, а потому и не принадлежат к нежити, прочие русалки — это умершие

некрещеными.

Со временем образ водяного и других духов воды тускнеет и утрачивает свои

прежние черты, сближаясь с «нечистой силой». В XIX в. о лешем, кикиморе,

водяном говорили: все это нежить, но водяной всех злее, и его нередко зовут

нечистым, сатаною.

Представления о загробном мире

Представления о посмертной жизни возникают на заре человеческого общества

и со временем развиваются в обширные мифологические системы. По мнению

религиоведов, первые идеи о посмертном бытии выразились в верованиях в

посмертное перерождение (реинкарнацию). Древние люди считали, что после

смерти наступает второе рождение, поэтому умерших хоронили скорченными, в

позе зародыша в материнской утробе. Позже, когда возникают представления о

душе, покойника хоронят в вытянутом положении, словно он спящий (отсюда в

русском языке слово усопший — «уснувший»). Его душа на время покинула тело,

но она может вернуться, и тогда покойник оживет. О том, что подобные

представления существовали у наших предков, свидетельствует славянский

фольклор. Он изобилует рассказами о «живых мертвецах», губящих людей либо в

наказание за причиненное зло, либо по собственной злой природе. Предания об

упырях-вампирах и культ заложных покойников — вот формы, в которых

представления славян о «живых мертвецах» дошли до начала нашего столетия.

Подобно тому, как первобытные люди калечили трупы своих врагов, русские

крестьяне еще в XIX в. протыкали заложных покойников осиновыми кольями,

чтобы обезопасить себя от них.

Самой поздней формой развития представлений о посмертной жизни человека

является идея загробного мира, обиталища душ умерших. Загробный мир в

различных мифологических системах описывался по-разному: он мог быть

мрачным и тягостным или, наоборот, светлым и благодатным;

мог располагаться где-то в дальних краях на земле, а мог быть под землею

или на небесах. Предположительно и славяне в конце I тыс. н. э. верили, что

загробный мир находится на небе, поскольку именно тогда у них была широко

распространена такая форма погребения как кремация.

Чтобы попасть в языческий рай славян, не нужно было никакого искупления

грехов и запаса добрых дел. Туда попадали все, независимо от образа жизни и

социального положения. Славянский рай — это загробный мир вообще. У славян

не было оппозиции рай — ад (место, где обитают души добрых, место

блаженства — место, где находятся души злых, грешников, место мучений).

Идея посмертного воздаяния у славян-язычников, видимо, еще была не развита.

Единственным препятствием, из-за которого душа умершего могла не попасть в

рай, являлось неисполнение родственниками или соплеменниками покойного

надлежащих погребальных обрядов, и тогда душа его скиталась по земле.

Божеством мира мертвых у славян считался, по всей видимости, Велес. Он —

пастырь душ умерших на вечнозеленых райских лугах .После крещения Руси

христианская концепция рая как-то легко, безболезненно заместила собой

прежние представления о загробном мире, может быть, в силу их

разрозненности, бессистемности. Можно сказать, что христианское учение о

загробной жизни на уровне народного сознания органично соединилось с

древними языческими представлениями славян о загробном мире, дополнив их

идеей посмертного воздаяния и изменив способ погребения.

ЯЗЫЧЕСКИЕ ПРАЗДИКИ

Мифологические представления имеют тесную связь с обрядами, воспроизводятся

и передаются в ритуальных действах. Большая часть материалов по славянской

мифологии дошла до нас именно в контексте ритуальной культуры, элементы

которой описывались редневековыми авторами, а также фиксировались в форме

пережитков язычества в народных обычаях и праздничных обрядах этнографами

XIX — начала XX в.

Народная праздничная- обрядность сохранила многие элементы язычества,

несмотря на гонения со стороны церкви. Народный календарь очень чутко

отражал жизнь природы. В первой половине марта, как только под лучами

весеннего солнца начинал таять снег и появлялись первые проталины восточные

славяне закликали весну. Нашим предкам казалось, что весна может пройти

мимо их селений, если ее не пригласить, не зазвать.

Весной же отмечались и комоедицы — праздник пробуждения медведя,

знаменовавший пробуждение природы. Всю весну люди пели песни в честь Лады,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5