Троице-Сергиева Лавра и ее место в русской культуре

Троице-Сергиева Лавра и ее место в русской культуре

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РФ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ УПРАВЛЕНИЯ

Институт национальной и мировой экономики

ПРЕДМЕТ. Отечественная культура.

РЕФЕРАТ

ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА ЛАВРА И ЕЕ МЕСТО В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ

Москва 2002 г.

СОДЕРЖАНИЕ

Место православия в русской культуре 3

«СОКРОВИЩНИЦА РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ» 4

МОЛИТВЕННИК ЗЕМЛИ РУССКОЙ ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ 5

ИСТОРИЯ ГОРОДА СЕРГИЕВА ПОСАДА 8

ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ. XIV ВЕК 10

МОНАСТЫРЬ В XV ВЕКЕ 13

АРХИТЕКТУРНЫЙ АНСАМБЛЬ ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЫ 15

. троицкий собор 16

. духовская церковь 20

. успенский собор 21

. колокольня 22

крепостные стены и башни 23

государственный историко-художественный музей 24

место лавры в культурной жизни россии 24

. праздник троицы 25

лавра на страже родины 26

заключение 28

список литературы 29

Русская культура немыслима вне церковной жизни, ее невозможно понять и

представить в отрыве от Священного Предания Православной Церкви, в отрыве

от неповторимых по своей красоте и глубине веками сложившихся форм

православного богослужения. Более того, именно от Православия, как от

источника живой воды, русская культура получает творческий импульс для

своего развития, именно связью с Православием объясняется богатейшее

содержание, разнообразие форм и возвышенный характер достижений нашей

культуры. Ибо по Православию дано видение особой, мистической красоты

духовного мира – красоты в собственном смысле этого слова, красоты как

отражения бесконечных совершенств Творца в тварном мире, как явления славы

Божией, наполняющей Вселенную. И эта красота абсолютной гармонии

проявляется в области нравственной – в духовном облике святых, она

созерцается в природе, но особое ее присутствие – в православном

богослужении, где она осознается и воспринимается как ни с чем не сравнимая

"сладость церковная".

Если подходить к художественным ценностям русской культуры с мерками

чисто светского сознания, то анализ этих ценностей будет всегда страдать

неполнотой, поверхностностью, как бы ни были обширны познания и высока

квалификация исследователя. Более того, люди с особо тонким,

"художественным" восприятием окружающего мира даже считают, что, скажем,

православную икону не имеет смысла созерцать вне храма; и даже в самом

храме, но при отсутствии богослужения, впечатление от этой иконы будет не

таким глубоким и не таким верным, как во время церковной службы, когда

зрительное восприятие образа дополняется пением и чтением, запахом ладана,

видом горящих свечей и лампад, действиями священнослужителей.

В связи с этим понятна особая, можно сказать, исключительная роль

Троице-Сергиевой Лавры как сокровищницы русской культуры. Она – не просто

архитектурный ансамбль произведений зодчества, но именно Дом Живоначальной

Троицы, обитель, в которой обитают живые люди – иноки. Иконы в ее храмах –

не музейные экспонаты, запрятанные под стекло и снабженные этикетками, но

это неотъемлемая часть "храмового действия", по выражению священника П.

Флоренского, то есть они участвуют в богослужении, в той жизни Церкви,

которая постоянно пребывает в монастырской ограде. Можно сказать, что в

Лавре мы наблюдаем русскую культуру во всей ее целостности. Именно здесь

осуществляется тот самый синтез всех направлений человеческой культуры –

теории, практики и священнодействия – при господстве последнего, поскольку

весь ритм и строй жизни обители определяется богослужебным циклом.

Посетивший Троице-Сергиеву Лавру в XVII веке, а именно 11-го июля 1655

года, архидиакон антиохийского патриарха Павел Алеппский отзывается о ней с

величайшим восхищением как о прекраснейшем месте всей земли. Церковь же Св.

Троицы «так прекрасна», «что не хочется уйти из нее»[1]. Это свидетельство

Павла Алеппского невольно проверяет на себе всякий, кто прожил достаточно

времени возле «Дома Пресвятыя Троицы», как выражаются летописцы.

При туристском обходе Лавры беглому взору впервые развертывается не

подавляющее количественно, но действительно изысканное богатство

художественных впечатлений от нее. Есть, однако, и гораздо более тонкое

очарование Лавры, которое охватывает изо дня в день, при вживании в этот

замкнутый мир. И это очарование, теплое, как смутная память детства,

уродняет душу Лавре, так что все другие места делаются отныне чужбиной, а

это истинною родиной, которая зовет к себе своих сынов, лишь только они

оказываются где-нибудь на стороне. Самые богатые впечатления на стороне

скоро делаются тоскливыми и пустыми, когда потянет в Дом Преподобного

Сергия.

Неотразимость этого очарования — в его глубокой органичности. Тут — не

только эстетика, но и чувство истории и ощущение народной души, и

восприятие в целом русской государственности, и какая-то, трудно

объяснимая, но непреклонная мысль: здесь, в Лавре слагается то, что в

высшем смысле должно называться общественным мнением, здесь рождаются

приговоры истории, здесь осуществляется всенародный и, вместе, абсолютный

суд над всеми сторонами русской жизни. Здесь ощутительнее, чем где-либо,

пульс русской истории, здесь собрано наиболее нервных, чувствующих и

двигательных окончаний, здесь Россия ощущается как целое.

Подобно тому, как художественный портрет бесконечно более плотен,

словно фотографический снимок, Лавра есть художественный портрет России в

ее целом, по сравнению с которым всякое другое место — не более как

фотографическая карточка. В этом смысле можно сказать, что Лавра и есть

осуществление или явление русской идеи. Вот откуда это неизъяснимое

притяжение к Лавре. Ведь только тут, у ноуменального центра России, живешь

в столице русской культуры, тогда как все остальное — ее провинция и

окраины. Это место пронизано духовной энергией Преподобного Сергия

Радонежского.

Если Дом Преподобного Сергия есть лицо России, явленное мастерством

высокого искусства, то основатель ее есть первообраз ее, этого образа

России, первоявление России, лик ее, — чистейшее явление духовной формы,

освобожденное от всех наслоений и временных оболочек, ото всего полуживого

и застящего.

В церковном сознании, не том скудном сознании, которое запечатлено в

богословских учебниках, а в соборном, через непрерывное соборование и

непрерывное собирание живущем духовном самосознании народа, Дом

Живоначальной Троицы всегда сознавался и сознается сердцем России, а

строитель этого Дома, Преподобный Сергий Радонежский, — «особым нашего

Российского царствия хранителем и помощником», как сказали о нем цари Иоанн

и Петр Алексеевичи в 1689 году, особым покровителем, хранителем и вождем

русского народа. Не в сравнительных с другими святыми размерах

исторического величия тут дело, а в особой творческой связанности

Преподобного Сергия с душою русского народа.

Чтобы понять Россию, надо понять Лавру, а чтобы вникнуть в Лавру,

должно внимательным взором всмотреться в основателя ее, признанного святым

при жизни, «чюдного старца, святого Сергия», как свидетельствуют о нем его

современники.

"Вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не

найдем ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу, к этим

ангелу земли Русской: нравственная идея, государственность, живопись,

зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти нити русской

культуры сходятся к Преподобному"[2]. И дело тут не в количественных

характеристиках – не в числе учеников Радонежского игумена, основавших

новые обители на Руси, не в размерах благотворительности, которой всегда

отличалась Троицкая обитель, не в материальном достатке, установившемся

здесь по неложному обещанию Небесной Заступницы, не в красоте зданий и не в

прочности монастырских стен. Дело совсем в другом. Преподобный Сергий

явился воспитателем и великим собирателем народного духа. Время, в которое

он жил, явилось переломной эпохой в жизни русского народа. Татарское

нашествие середины XIII века принесло с собой не только бедствия внешние,

не только разорение городов и сел, безвременную гибель и массовое рабство

мирных жителей. Русские люди потеряли нравственную опору в жизни. Они с

надеждой осматривались вокруг в ожидании освобождения, но освобождение не

приходило. Многочисленные русские князья пресмыкались перед татарами и

воевали друг с другом, продолжая прежнюю политику междоусобных распрей,

приведшую Русское государство к порабощению монголами. Золотая Орда,

литовские князья, немцы и шведы делили между собой русские земли.

Непрекращающаяся вражда и распри, постоянные набеги завоевателей,

усилившееся невежество – все это грозило не только русской культуре, но и

самому существованию русского народа как нации.

И вот в этой обстановке исторического тупика луч надежды воссиял из

скромной и неприметной Троицкой обители "на Маковце". Именно здесь русские

люди увидели новую жизнь, – жизнь, чуждую раздоров и ненависти, которыми

переполнена была многострадальная Русская земля, жизнь, где господствовали

любовь и сострадание, которых так не хватало тогда русскому обществу.

"Тихость, кротость слова, молчание, смирение, безгневие, простота без

пестроты, любовь равная ко всем человекам" – эти качества Преподобного

Сергия в течение всего его 50-летнего иноческого подвига незаметно

распространились по Руси, духовно врачуя, укрепляя и утешая русских людей.

И народ воспрянул духом, в нем стала пробуждаться вера в свои нравственные

силы, и открылась перспектива национального возрождения.

"В лице Преподобного Сергия, – говорит отец Павел Флоренский, –

русский народ сознал себя, свое культурно-историческое место, свою

культурную задачу и тогда только, сознав себя, получил право на

самостоятельность". Примечательно наставление, данное Преподобным великому

князю Димитрию Донскому перед Куликовской битвой: "Если враги хотят от нас

чести и славы – дадим им; если хотят злата и сребра, дадим и это; но за имя

Христово, за веру православную, нам подобает душу свою положить и кровь

свою пролить"[3], то есть охранение, защита и утверждение православной

веры, по мысли Преподобного, должны стать основой русской

государственности, фундаментом народной жизни.

Победа в Куликовской битве подтвердила жизнеспособность этого

принципа, это была именно победа правой веры, победа нравственной силы над

грубой физической силой. И в дальнейшей истории нашей страны именно силой

веры русские люди прогоняли полки чужих, этой силой строились города,

заселялись непроходимые леса и пустыни, вера вдохновляла зодчих и

иконописцев, благодаря вере распространялось просвещение. В этом

многовековом процессе становления и развития русской культуры обитель

Преподобного Сергия – эта сокровищница нашей веры, сердце русского

Православия – имеет особое, только ей свойственное значение. Она – как бы

краткий конспект бытия нашей Родины, художественный портрет России, место,

где наше Отечество ощущается как целое. Все основные направления русской

культуры берут свое начало отсюда, как от истока. Русская иконопись нить

своего предания ведет от иконописной школы Лавры. Русская архитектура на

протяжении всей нашей истории лучшими своими достижениями обязательно

присутствует в Лавре, так что можно утверждать, что обитель Преподобного

Сергия – подлинный исторический музей русской архитектуры.

Русская книга, русская литература и вообще все русское просвещение

основное свое питание получали всегда от просветительной деятельности

Лавры. Так было и при самом Преподобном, основателе обители, от эпохи

которого сохранилось драгоценное собрание рукописей, так было и в новейшее

время, на рубеже XIX–XX веков, когда Лавра стала одним из крупнейших

издательских центров. Не случайно именно здесь, в Лавре, нашла себе приют

Московская Духовная Академия – духовное порождение обители, ведущее свое

начало от просветительского и ученого кружка Максима Грека. Не случайно

именно благодаря Лавре возникли крупнейшие современные центры декоративно-

прикладного искусства, такие как Абрамцевское художественное училище и

Всесоюзный институт игрушки в Сергиевом Посаде. Их деятельность, можно

сказать, освящена самим Преподобным Сергием, который своими руками делал

игрушки для детей, приходивших в его обитель.

История города Сергиева Посада, развивавшегося вокруг Троице-Сергиева

монастыря, основанного в середине XIV века, отсчитывает уже седьмое

столетие; она видна и в его широко раскинувшейся живописной панораме, и в

прихотливом силуэте монастырского ансамбля. Здесь все так проникнуто особым

духом седой старины и чарующей сказочности древней архитектуры, постоянно

ощущаешь какое-то особое чувство благодарного восхищения перед

исключительным мастерством и неиссякаемым творческим поиском столь богатого

талантами русского народа.

Великие московские князья, а затем и цари всегда оказывали Сергиеву

монастырю подчеркнутое внимание — они часто посещали его, предоставляли ему

различные льготы, наделяли богатыми вкладами, посылали туда своих лучших

мастеров для строительства и украшения зданий, способствовали превращению

монастыря в первоклассную военную крепость. Благодаря такой могущественной

поддержке, а также предприимчивости самих монахов богатство монастыря со

временем достигло колоссальных размеров: его многочисленные вотчины, угодья

и промыслы распространились по всей стране, тысячи крепостных крестьян

распахивали его земли, платили ему оброк или работали на него «всякое

изделие». Троицкий монастырь вел собственное летописание, здесь собирались

рукописи и книги, были свои школы иконописи и «книжного письма»; в

монастыре жили и работали многие известные писатели и ученые Древней Руси,

здесь начинал свой творческий путь Андрей Рублев, резал свои миниатюры его

современник, мастер-ювелир Амвросий. В ризницу монастыря в качестве вкладов

поступали первоклассные образцы национального искусства — иконы, шитье,

ювелирные изделия и т. д. Известный сирийский путешественник Павел

Алеппский, посетивший Троице-Сергиев монастырь в середине XVII века, видел

в ризнице «вещи, поражающие ум изумлением и удивляющие умного больше

глупца». Он писал, что «в этом монастыре находится много сокровищ от

времени прежних князей и следовавших за ними царей до сей поры».

Особую ценность для русской культуры представляют древние здания и

сооружения монастыря. На его небольшой территории из века в век непрерывно

трудились безвестные русские мастера, заменяя деревянные постройки

каменными, ветхие и устаревшие — новыми, более совершенными и грандиозными.

Недаром монастырские власти постоянно хлопотали о таких вотчинах, где можно

«камень уломати и известь ужечь», объясняя это тем, что «каменное дело» в

монастыре «строится во вся годы». На монастырских стройках воспитывалось не

одно поколение искусных умельцев, от отца к сыну передававших накопленный

опыт профессионального мастерства, обеспечивая преемственность

художественных традиций. Характер строительной деятельности определялся

конкретными историческими условиями, которые, в свою очередь, находили

отражение в архитектурных образах и формах. В стенах Троицкого монастыря

сложился своеобразный музей архитектурных форм и стилей, где каждая эпоха и

столетие начиная с XV века представлены своими характерными и наиболее

совершенными сооружениями, большинство которых сохранилось до наших дней. И

при всем разнообразии и стилистическом различии этих тесно поставленных

разновременных зданий они не только не мешают друг другу, а наоборот,

объединенные единой мерой высокого таланта и градостроительного такта

возводивших их зодчих, представляют великолепное художественное созвучие

или ансамбль, который и является наивысшим результатом сложного искусства

архитектуры.

Полный глубоко осмысленной красоты и неповторимой живописности,

ансамбль зданий Троице-Сергиева монастыря настолько совершенен по своей

художественной цельности, что невольно кажется, будто само Время выступало

здесь его Зодчим, а люди были всего лишь исполнителями-каменщиками. И может

быть, не так уж сильно преувеличивал много повидавший Павел Алеппский,

когда писал, что «этот монастырь не имеет себе подобного не только в стране

московской, но и во всем мире». Троице-Сергиева лавра по праву считается

одним из самых значительных памятников русского искусства и пользуется

мировой известностью.

ОСНОВАНИЕ МОНАСТЫРЯ. XIV ВЕК

О возникновении монастыря и появлении поселений вокруг него известно

из первых жизнеописаний Сергия Радонежского, составленных известными

агиографами Епифанием Премудрым и Пахомием Сербом. Сообщаемые ими сведения

достаточно достоверны, так как принадлежат людям, видевшим монастырь того

времени или описавшим его со слов непосредственных очевидцев тех или иных

событий.[4]

Оба автора рассказывают, как Стефан и Варфоломей, сыновья обедневшего

боярина, переселившегося из Ростова Великого в небольшой город Радонеж,

похоронив родителей в близлежащем Хотьковском монастыре, решили принять

особый вид монашества — уйти «пустынножительствовать» в лес, подальше от

селений и дорог. Облюбовав в 10 км к северу от Радонежа и Хотькова лесную

поляну на небольшом холме Маковец, омываемом речушкой и ее притоком, они

поставили здесь келью и «церквицу малу», посвятив ее Троице (было это, по

одним сведениям, в 1337 г., по другим—в 1345 г.). Так началась многовековая

история Троицкого монастыря и развившегося вокруг него посада.

Не выдержав, однако, тягот суровой жизни в лесу, старший брат, Стефан,

вскоре ушел в московский Богоявленский монастырь, а младший, приняв после

пострижения имя Сергия, остался здесь в одиночестве. Через два-три года

около него стали селиться другие монахи: каждый вновь приходивший ставил

себе келью там, где ему хотелось, возделывал свой огород и вел свое

отдельное хозяйство. Однако несколько лет спустя (1355) Сергий ввел, один

из первых на Руси, строгий устав общинной жизни: монахи должны были вести

общее хозяйство и «кормяти от рук своих», жить в одинаковых кельях, вместе

питаться, одинаково одеваться, не выходить за ворота без разрешения

игумена. Такая строгая дисциплина не всем пришлась по вкусу, и часть

монахов даже покинула Сергия.

«Общинножитие», установленное основателем обители, потребовало

специальных зданий — общей трапезной, поварни, пекарни, а также других

хозяйственных построек — и вызвало необходимость соответствующей

перестройки всего монастыря. Вскоре нашлись для этого и средства: к Сергию

пришел смоленский архимандрит Симон «и имение принесе с собою и предасть то

игоумену на строение монастырю».

Перестройка была произведена по строго обдуманному плану, Епифаний

рассказывает, что Сергий «монастырь больший распространив, келий

четверообразно сотворити повеле, посреди их церковь во имя живоначальные

Троицы отвсюда видима яко зерцало—трапезу же и ина елико на потребу

братии». Одновременно были построены и другие необходимые здания, куда

игумен «оустрояет... братию по службам — ового келарем и прочих в поварни,

в юже хлеба пещи, ового же немощным слоужити».

Монастырь получил, таким образом, регулярный план в виде правильного

прямоугольника: по его сторонам стояли кельи, обращенные окнами на

центральную площадь, где возвышались церковь и трапезная; весь

монастырь, включая огороды, житницы и другие хозяйственные постройки,

располагавшиеся позади келий, окружила рубленая ограда (тын);

над ее главным входом была поставлена еще одна церковь, посвященная

Дмитрию Солунскому.

К концу XIV века появляются и первые поселения в окрестностях обители

Сергия. Епифаний свидетельствует, что если ко времени основания

монастыря «не было близ тогда ни сел, ни дворов, ни людей,

живущих в них, ни пути людского… во все стороны все лес, все

пустыня», то теперь здесь селятся крестьяне «сотвориша себе различные

починцы и составиша села и дворы мнози и посеяши плод житень и умножиша

зело». Благодаря поддержке московских князей и обладая

выдающимися личными качествами («крепкий душою», «могутный за два

человека», «мало же словесы глаголавша, вящая же делы учаша», —

говорят о нем современники), Сергий Радонежский скоро приобрел

исключительный авторитет: он становится духовным советником

великого князя Дмитрия Ивановича, крестит его сыновей,

участвует в государственных делах, константинопольский патриарх

шлет ему свои грамоты и подарки. Летописи рассказывают, как московские

князья не один раз призывали игумена прославленного монастыря для решения

сложных междоусобных разногласий и он только силой своего морального

авторитета неизменно подчинял строптивых князей «голосу Москвы». Так

например в 1365 году он закрывает все церкви Нижнего Новгорода, а

на непослушного князя Бориса налагает епитимью; в 1385 году с его

помощью заключается мир с рязанским князем Олегом, незадолго перед тем

разбившим московское войско.

Сергий активно поддерживает деятельность великого князя Дмитрия

Ивановича по строительству укреплений к югу от Москвы как

подготовку к предстоящим боям с монголами. В этих целях он сам

основывает здесь ряд монастырей: Высоцкий, близ Серпухова, и Гопутвин,

Страницы: 1, 2