Положение женщины в Древней Руси

Положение женщины в Древней Руси

План

| |Стр. |

|Введение |2 |

|1. Положение женщины в Древней Руси |3 |

|1.1. Положение женщины в роде княжеском |7 |

|2. Брак и сексуальные отношения |11 |

|3. Русский народный женский костюм |16 |

|3.1. Северный костюм |22 |

|3.2. Понева |23 |

|3.3. Костюм южных губерний |24 |

|3.4. Украшения |26 |

|Заключение |28 |

|Список литературы |29 |

Введение.

Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация,

в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному

угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-Х1Х

веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины

видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это

подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями

русских этнографов.

В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в

семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно

вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого , одна из которых

-- Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I,

великую княгиню Московскую Софью Витовтовну , новгородскую посадницу Марфу

Борецкую , возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью,

целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других. В русских

сказках присутствуют не только образы воинственных амазонок, но и

беспрецедентный, по европейским стандартам, образ Василисы Премудрой.

Европейских путешественников и дипломатов XVIII - начала Х1Х в. удивляла

высокая степень самостоятельности русских женщин, то, что они имели право

владеть собственностью, распоряжаться имениями и т.д. Французский дипломат

Шарль-Франсуа Филибер Массон считает такую "гинекократию"

противоестественной, русские женщины напоминают ему амазонок, социальная

активность которых, включая любовные отношения, кажется ему вызывающей.

1. Положение женщины в Древней Руси.

Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в

"Повести временных лет" сообщений, связанных с представительницами

прекрасного пола, в пять раз меньше, чем "мужских". Женщины рассматриваются

летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети).

Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в

виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеряя, а после вступления в

брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае посессивной,

владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу).

Едва ли не единственным исключением из правила стало упоминание жены

князя Игоря Новгород-Северского в "Слове о полку Игореве" - Ярославна.

Кстати, это послужило А.А. Зимину одним из аргументов для обоснования

поздней датировки "Слова". Весьма красноречиво говорит о положении женщины

в семье цитата из "мирских притч", приведенная Даниилом Заточником (XII

в.):

"Ни птица во птицах сычь; ни в зверез зверь еж; ни рыба в рыбах рак;

ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни

муж в мужех, кто жены слушает".

Деспотические порядки, получившие широкое распространение в

древнерусском обществе, не обошли стороной и семью. Глава семейства, муж,

был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все

домочадцы, не говоря уже о слугах и холопах в прямом смысле слова,

находились в его полном подчинении. Прежде всего это относилось к женской

половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из

родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы

родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его

обычно не видела.

После свадьбы ее новым "хозяином" становился супруг, а иногда (в

частности, в случае его малолетства - такое случалось часто) и тесть.

Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина

могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и с его разрешения

она могла с кем-либо знакомиться, вести разговоры с посторонними, причем

содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина

не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы то ни было

подарки либо получать их.

В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была

необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом

особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было

особенно тяжелым.

В обязанности супруга и отца входило "поучение" домашних, состоявшее в

систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена.

Считалось, что человек, не бьющий жену, "дом свой не строит" и "о своей

душе не радеет", и будет "погублен" и "в сем веке и в будущем". Лишь в XVI

в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа.

Так, "Домострой" советовал бить жену "не перед людьми, наедине поучить" и

"никако же не гневатися" при этом. Рекомендовалось "по всяку вину" (из-за

мелочей) "ни по виденью не бите, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни

посохом не колотить, никаким железным или деревяным не бить".

Такие "ограничения" приходилось вводить хотя бы в рекомендательном

порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись

в средствах при "объяснении" с женами. Недаром тут же пояснялось, что у

тех, кто "с сердца или с кручины так бьет, много притчи от того бывают:

слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут и перст, и главоболие, и зубная

болезнь, а у беременных жен (значит били и их!) и детем поврежение бывает в

утробе".

Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за

серьезную провинность, и не чем и как попало, а "соймя рубашка, плеткою

вежливенько (бережно!) побить, за руки держа".

В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина

обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до

выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в "пошибании"

(изнасиловании) и оскорблении женщин "срамными словами". Рабыня, жившая с

господином, как жена, становилась свободной после смерти господина.

Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве

свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев.

Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в

дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо

более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из

приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она

высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома

множество любовниц. Вместе с тем в некоторых случаях женщина, видимо, и

сама могла стать настоящим деспотом в семье. Трудно, конечно, сказать, что

повлияло на взгляды авторов и редакторов популярных в Древней Руси

"Моления" и "Слова", приписываемых некоему Даниилу Заточнику, - детские

впечатления об отношениях между отцом и матерью либо собственный горький

семейный опыт, однако в этих произведениях женщина вовсе не выглядит столь

беззащитной и неполноправной, как может представиться из вышеизложенного.

Послушаем, что говорит Даниил.

"Или речеши, княже: женися у богатого тестя; ту пеи, и ту яжь. Лутче

бо ми трясцею болети; трясца бо, потрясчи, отпустит, а зла жена и до

смерти сушит... Блуд во блудех, кто поимет злу жену прибытка деля или

тестя деля богата. То лучше бы ми вол видети в дому своем, нежели жену

злообразну... Лучше бы ми железо варити, нежели со злою женою быти.

Жена бо злообразна подобна перечесу (расчесанному месту): сюда

свербит, сюда болит".

Не правда ли, предпочтение (пусть и в шутку) самого тяжелого ремесла -

варки железа жизни со "злой" женой кое о чем говорит?

Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа.

Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они

становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти

супруга к ним переходила роль главы семейства.

Вообще же, на жене лежала вся ответственность за ведение домашнего

хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков - подростков

передавали потом на обучение и воспитание "дядькам" (в ранний период,

действительно дядькам по материнской линии - уям, считавшимся самыми

близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления

отцовства, видимо, не всегда могла быть решена).

1.1. Положение женщины в роде княжеском

Из обзора распределения волостей княжеских видно, какую важную долю из

них князья давали обыкновенно своим женам. Этому богатому наделению

соответствовало и сильное нравственное и политическое влияние, какое

уступалось им по духовным завещаниям мужей. Калита в своем завещании

приказывает княгиню свою с меньшими детьми старшему сыну Семену, который

должен быть по боге ее печальником. Здесь завещатель не предписывает

сыновьям, кроме попечения, никаких обязанностей относительно жены своей,

потому что эта жена, княгиня Ульяна, была им мачеха. До какой степени

мачеха и ее дети были чужды тогда детям от первой жены, доказательством

служит то, что сын Калиты, Иоанн II, не иначе называет свою мачеху как

княгинею Ульяною только, дочь ее не называет сестрою; это объясняет нам

старинные отношения сыновей и внуков Мстислава Великого к сыну его от

другой жены, Владимиру Мстиславичу, мачешичу. Иначе определяются отношения

сыновей к родным матерям по духовным завещаниям княжеским: Донской

приказывает детей своих княгине. «А вы, дети мои, - говорит он, - живите

заодно, а матери своей слушайтесь во всем; если кто из сыновей моих умрет,

то княгиня моя поделит его уделом остальных сыновей моих: кому что даст, то

тому и есть, а дети мои из ее воли не выйдут. Даст мне бог сына, и княгиня

моя поделит его, взявши по части у больших его братьев. Если у кого-нибудь

из сыновей моих убудет отчины, чем я его благословил, то княгиня моя

поделит сыновей моих из их уделов; а вы, дети мои, матери слушайтесь. Если

отнимет бог сына моего, князя Василия, то удел его идет тому сыну моему,

который будет под ним, а уделом последнего княгиня моя поделит сыновей

моих; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери: что кому даст, то того и

есть. А приказал я своих детей своей княгине; а вы, дети мои, слушайтесь

своей матери во всем, из ее воли не выступайте ни в чем. А который сын мой

не станет слушаться своей матери, на том не будет моего благословения».

Договор великого князя Василия Димитриевича с братьями начинается так:

«По слову и благословению матери пашей Авдотьи». В договор свой с братом

Юрием Василий вносит следующее условие: «А матерь свою нам держать в

матерстве и в чести». Сыну своему Василий Димитриевич наказывает держать

свою мать в чести и матерстве, как бог рекл; в другом завещании обязывает

сына почитать мать точно так же, как почитал отца. Князь Владимир Андреевич

серпуховской дает своей жене право судить окончательно споры между

сыновьями, приказывает последним чтить и слушаться матери. То же самое

приказывает сыновьям и Василий Темный. Относительно княгинь-вдов и дочерей

их в завещании Владимира Андреевича находим следующее распоряжение: «Если

бог отнимет которого-нибудь из моих сыновей и останется у него жена,

которая не пойдет замуж, то пусть она с своими детьми сидит в уделе мужа

своего, когда же умрет, то удел идет сыну ее, моему внуку; если же

останется дочь, то дети мои все брата своего дочь выдадут замуж и брата

своего уделом поделятся все поровну. Если же не будет у нее вовсе детей, то

и тогда пусть сноха моя сидит в уделе мужа своего до смерти и поминает нашу

душу, а дети мои до ее смерти в брата своего удел не вступаются никаким

образом».

Волости, оставляемые княгиням, разделялись на такие, которыми они не

имели права располагать в своих завещаниях, и на такие, которыми могли

распорядиться произвольно; последние назывались опричнинами. Но кроме того,

в Московском княжестве были такие волости, которые постоянно находились во

владении княгинь, назначались на их содержание; эти волости назывались

княгининскими пошлыми. Относительно их великий князь Василий Димитриевич в

завещании своем делает следующее распоряжение: «Что касается сел

княгининских пошлых, то они принадлежат ей, ведает она их до тех пор, пока

женится сын мой, после чего она должна отдать их княгине сына моего, своей

снохе, те села, которые были издавна за княгинями».

Во всех этих волостях княгиня была полною владетельницею. Димитрий

Донской на этот счет распоряжается так: «До каких мест свободские волостели

судили те свободы при мне, до тех же мест судят и волостели княгини моей.

Если в тех волостях, слободах и селах, которые я взял из уделов сыновей

моих и дал княгине моей, кому-нибудь из сирот (крестьян) случится

пожаловаться на волостелей, то дело разберет княгиня моя (учинит исправу),

а дети мои в то не вступаются». Владимир Андреевич распорядился так: «На

мытников и таможников городецких дети мои приставов своих не дают и не

судят их: судит их, своих мытников и таможников, княгиня моя».

Духовенство во имя религии поддерживало все эти отношения сыновей к

матерям, как они определялись в духовных завещаниях княжеских. Митрополит

Иона писал князьям, которые отнимали у матери своей волости, принадлежащие

ей по завещанию отца: «Дети! Била мне челом на вас мать ваша, а моя дочь,

жалуется на вас, что вы поотнимали у нее волости, которые отец ваш дал ей в

опричнину, чтобы было ей чем прожить, а вам дал особые уделы. И это вы,

дети, делаете богопротивное дело, на свою душевную погибель, и здесь, и в

будущем веке... Благословляю вас, чтобы вы своей матери челом добили,

прощение у ней выпросили, честь бы ей обычную воздавали, слушались бы ее во

всем, а не обижали, пусть она ведает свое, а вы свое, по благословению

отцовскому. Отпишите к нам, как вы с своею матерью управитесь: и мы за вас

будем бога молить по своему святительскому долгу и по вашему чистому

покаянию. Если же станете опять гневить и оскорблять свою мать, то, делать

нечего, сам, боясь бога и по своему святительскому долгу, пошлю за своим

сыном, за вашим владыкою, и за другими многими священниками да взглянувши

вместе с ними в божественные правила, поговорив и рассудив, возложим на вас

духовную тягость церковную, свое и прочих священников неблагословение».

2. Брак и сексуальные отношения.

В средневековом обществе особую ценность имело "удручение плоти".

Христианство напрямую связывает идею плоти с идеей греха. Развитие

"антителесной" концепции, встречающейся уже у апостолов, идет по пути

"дьяволизации" тела как вместилища пороков, источника греха. Учение о

первородном грехе, который вообще-то состоял в гордыне, со временем

приобретало все более отчетливую антисексуальную направленность.

Параллельно с этим в официально-религиозных установках шло всемерное

возвеличивание девственности. Однако сохранение девушкой "чистоты" до

брака, видимо, первоначально ценилось лишь верхушкой общества. Среди

"простецов", по многочисленным свидетельствам источников, на добрачные

половые связи на Руси смотрели снисходительно. В частности, вплоть до XVII

в. общество вполне терпимо относилось к посещению девицами весенне-летних

"игрищ", предоставлявших возможность до- и внебрачных сексуальных

контактов:

"Егда бо придет самый этот праздник, мало не весь град возьмется в

бубны и в сопели... И всякими неподобными играми сотонинскими

плесканием и плесанием. Женам же и девкам - главан накивание и устам

их неприязнен клич, всескверные песни, хрептом их вихляние, ногам их

скакание и топтание. Тут есть мужем и отроком великое падение ни

женское и девичье шатание. Тако же и женам мужатым беззаконное

осквернение тут же..."

Естественно, участие девушек в подобных "игрищах" приводило - и,

видимо, нередко - к "растлению девства". Тем не менее даже по церковным

законам это не могло служить препятствием для вступления в брак (исключение

составляли только браки с представителями княжеской семьи и священниками).

В деревне же добрачные сексуальные контакты как юношей, так и девушек

считались едва ли не нормой.

Специалисты отмечают, что древнерусское общество признавало за

девушкой право свободного выбора сексуального партнера. Об этом говорит не

только длительное сохранение в христианской Руси обычая заключения брака

"уводом", путем похищения невесты по предварительному сговору с ней.

Церковное право даже предусматривало ответственность родителей, запретивших

девушке выходить замуж по ее выбору, если та "что створить над собою".

Косвенно о праве свободного сексуального выбора девушек свидетельствуют

довольно суровые наказания насильников. "Растливший девку осильем" должен

был жениться на ней. В случае отказа виновник отлучался от церкви или

наказывался четырехлетним постом. Пожалуй, еще любопытнее, что вдвое

большее наказание ожидало в XV-XVI вв. тех, кто склонил девицу к интимной

близости "хытростию", обещая вступить с ней в брак: обманщику грозила

девятилетняя епитимья (религиозное наказание). Наконец, церковь

предписывала продолжать считать изнасилованную девицей (правда, при

условии, если она оказывала сопротивление насильнику и кричала, но не было

никого, кто мог бы прийти на помощь). Рабыня, изнасилованная хозяином,

получала полную свободу вместе со своими детьми.

Основой новой, христианской, сексуальной морали явился отказ от

наслаждений и телесных радостей. Самой большой жертвой новой этики стал

брак, хоть и воспринимавшийся как меньшее зло, чем распутство, но все же

отмеченный печатью греховности.

В Древней Руси единственный смысл и оправдание половой жизни виделся в

продолжении рода. Все формы сексуальности, которые преследовали иные цели,

не связанные с деторождением, считались не только безнравственными, но и

противоестественными. В "Вопрошании Кириковом" (XII в.) они оценивались

"акы содомъскый грех". Установка на половое воздержание и умеренности

подкреплялась религиозно-этическими доводами о греховности и низменности

"плотской жизни". Христианская мораль осуждала не только похоть, но и

индивидуальную любовь, так как она якобы мешала выполнению обязанностей

благочестия. Может создаться впечатление, что в такой атмосфере секс и брак

были обречены на вымирание. Однако пропасть между предписаниями церкви и

повседневной житейской практикой была очень велика. Именно поэтому

древнерусские источники уделяют вопросам секса особое внимание.

Согласно "Вопрошанию", супругам вменялось в обязанность избегать

сексуальных контактов во время постов. Тем не менее это ограничение,

видимо, достаточно часто нарушалось. Не зря Кирика волновал вопрос:

"Достоить ли дати тому причащение, аже в великий пост съвкуплять с

женою своею?".

Епископ новгородский Нифонт, к которому он обращался, несмотря на свое

возмущение подобными нарушениями "Ци учите, рече, вздержатися в говение от

жен? Грех вы в том!" вынужден был пойти на уступки:

"Аще не могут (воздержаться), а в переднюю неделю и в последнюю".

Видимо, даже духовному лицу было понятно, что безусловного выполнения

подобных предписаний добиться невозможно.

Холостых "на Велик день (на Пасху), съхраншим чисто великое говение",

разрешалось причащать несмотря на то, что те "иногда съгрешали". Правда,

прежде следовало выяснить, с кем "съгрешали". Считалось, что блуд с

"мужьскою женою" есть большее зло, чем с незамужней женщиной.

Предусматривалась возможность прощения за подобного рода прегрешения. При

этом нормы поведения для мужчин были мягче, чем для женщин. Провинившемуся

чаще всего грозило лишь соответствующее внушение, в то время как на женщину

накладывались довольно суровые наказания. Сексуальные запреты,

установленные для женщин, могли и вовсе не распространяться на

представителей сильного пола.

Супругам, кроме того, предписывалось избегать сожительства в

воскресные дни, а также по средам, пятницам и субботам, перед причащением и

сразу после него, так как "в сии дни духовная жертва приносится Господу".

Вспомним также, что родителям возбранялось зачатие ребенка в воскресенье,

субботу и пятницу. За нарушение данного запрета родителям полагалась

епитимья "две лета". Такие запреты опирались на апокрифическую литературу

(в частности на так называемые "Заповедь святых отцов" и "Худые

номоканунцы"), поэтому многие священники не считали их обязательными.

Достойным наказания могло стать даже "нечистое" сновидение. Однако в

таком случае следовало тщательно разобраться, был ли увидевший зазорный сон

подвержен вожделению собственной плоти (если ему приснилась знакомая

женщина) или его искушал сатана. В первом случае ему нельзя было

причащаться, во втором же причаститься он был просто обязан.

"ибо иначе скуситель (дьявол) не пререстанет нападать на него в то

Страницы: 1, 2