Обряд харакири у японцев

Обряд харакири у японцев

Калужский филиал МГТУ им. Н.Э.Баумана

Реферат

На тему: "Происхождение и развитие обряда

харакири у японцев"

Выполнил студент группы САУ-31

Мацко В.В.

Преподаватель Гречишникова Н.П.

Калуга 2000г.

Содержание

1. Происхождение обряда стр. 3

2. Развитие обряда и его ритуал у японцев стр.8

3. Список литературы

стр.16

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОБРЯДА

Говоря о харакири как о явлении, развивавшемся и пришедшем к своему

логическому завершению на японской почве, нельзя не учитывать, что и у

некоторых других народов Восточной Азии и Сибири встречались ранее

обрядовые действия, сходные и чем-то отдаленно напоминающие по сути

японское сэппуку. Стадиально их можно отнести к более раннему времени, чем

собственно харакири. Это позволяет предположить, что обряд разрезания

живота в ранний период истории народов Дальнего Востока имел более широкое

распространение и был заимствован древними японцами, которые имели

этнокультурные контакты с представителями этих народов.

Прежде всего следует обратить внимание на обряд вскрытия живота у айнов. М.

М. Добротворский описал один из способов самоубийства аборигенов Японских

островов, заключавшийся в разрезании брюшной полости (пере) и близко

напоминавший японское харакири. Харакири так же, как и пере, часто имело

вид пассивного протеста и совершалось не из отчаяния, оно имело скорее

оттенок жертвенности. М.М.Добротворский записал у айнов слово «экоритопха»,

которое означает «принести в жертву инау», или в буквальном смысле

«изрезать живот». Культ инау - застуженных палочек, часто антропоморфных

или просто длинных деревянных стружек получил распространение на Дальнем

Востоке у айнов, нивхов, орочей, а также японцев, которые преобразованные

инау называют «гохэй» или «нуса». Инау, по представлениям народов Дальнего

Востока, являлись посредниками между миром людей и «верховных божеств»

земли и воды, у которых человек просил счастья и благополучия в жизни,

спасения от стихии и всевозможных несчастий, удачи в охоте и рыбной ловле и

так далее. Применение инау разнообразно. Их использовали во время культовых

действий, при приношении жертв божествам и духам в качестве обмена или

платы за что-либо, при похоронах и праздниках; инау держали в каждом жилище

на особом месте. Как правило, перед использованием инау освящались шаманом.

В этом плане заслуживают внимания факты, говорившие о человеческих

жертвоприношениях в древней Японии. О них имеются упоминания в японских

хрониках. Чаще всего описывались жертвоприношения божествам воды и рек.

Есть сведения также о погребении людей живыми вокруг могил императоров

(могил господ), в фундаментах мостов, замков, искусственных островов и так

далее. Такие жертвы назывались «хито басира», то есть «человек-столб».

Позднее человеческие жертвоприношения были заменены. В «Энгисики»,

например, описано замещение таких жертв изображениями «канэхитогата» (в

виде человеческой фигурки из металла) и «микимари» (предназначенных для

божеств рек и воды). Это позволяет предположить, что первоначально пере

являлось актом жертвоприношения добровольного, в качестве очистительной

жертвы, или насильственного. Внимательное рассмотрение М.М. Добротворским

морского инау (атуй-инау) - застуженной палочки, бросаемой айнами в воду во

время бурь в виде жертвы божеству моря, навело его на мысль о человеческих

жертвоприношениях в прошлом. Гипотеза М.М.Добротворского подтверждается

фактом антропоморфности некоторых инау. М. М. Добротворский различал у инау

следующие части: голову с макушкой (этохко), волосами (инау-сабару) и

ушными кольцами из застуженных веревочек (нинькари) , шею (трекуф); руки

(тэки); туловище, на котором отдельно различается передняя сторона (которо)

с волосами (нуса

которге), зарубками (тохпа) «как выражением разрезывания живота» и

коротенькими застружками (кехпа-кехпа), «идущими от зарубок вверх и вниз

выражающими отвороченные вверх и вниз мягкие части передней стенки живота

(гонт акисара)», ноги. «Судя по этим частям, —пишет М.М.Добротворский,-

инау, без сомнения, суть остатки человеческих жертвоприношений».

Л. Я. Штернберг в своей работе «Айнская проблема» в основном соглашался с

предположением М.М.Добротворского о пережитках человеческих

жертвоприношений на примере с морским инау, говоря также при этом о

каннибализме у айнов. Однако в статье «Культ инау у племени айнов» он

высказывает уже сомнение относительно гипотезы человеческих

жертвоприношений и замене их деревянными инау. К противоречию в

исследованиях Л.Я.Штернберга привело существование ряда не антропоморфных

инау и инау, не имеющих зарубок вообще. Зарубки же на антропоморфных инау

Л. Я. Штернберг трактовал, ссылаясь на объяснения

самихайнов, как «брови, глаза, рот, губы или только рот, пупок и половой

орган». Подобная оценка этого явления Л.Я.Штернбергом могла быть

обусловлена временным фактором. Л. Я. Штернберг собирал свои сведения у

айнов несколькими десятками лет позднее М.М.Добротворского. «К этому

времени айны утеряли воспоминание о человеческих жертвоприношениях,

рецидивы которых Добровольский еще застал», — отмечает С.А.Арутюнов. Замена

человека или жертвенного животного жертвенным предметом, имеющим вместо

практического чисто ритуальное значение, была характерна не только для

айнов. Это явление объясняется стадиальностью развития культуры того или

иного народа при учете материального и духовного факторов. Так, например,

эвенки часто вместо шкуры оленя, забиваемого в случае несчастья в семье, в

жертву духу определенной местности вывешивали полотнище из материи

(локоптин). Монголы и некоторые другие народы кладут в особом месте «в дар»

духу перевала (местности) просто камень (обо). У японцев широко применяются

в синтоистском культе в качестве замены ре-ального предмета бумажные

полоски (гохэй) и др.

Культ инау был распространен не только у айнов и народностей бассейна

Амура. Инау или похожие на них культовые жертвенные предметы встречались и

в других областях Азии, в частности, в ее южной островной части. По этому

вопросу среди ученых существует ряд мнений, говорящих о связи инау айнов и

аналогичных изображений с территорий Сибири, Юго-Восточной Азии и даже

Северной Америки. К. Шустер считает, что это явление общее для

определенной стадии развития человеческого общества, в частности, для

палеолитического человека и его духовной жизни; оно проявилось на большей

территории, в том числе и в регионе континентальной и островной Азии: Как

противоположное можно рассматривать мнение Тории Рюдзо, считавшего инау

(нуса) японским изобретением, занесенным в древности на Японские острова из

Манчжурии и Кореи предками японцев - тунгусским племенем ямато,

переселившимся на архипелаг. В данном случае, вероятно, антропоморфные инау

получили распространение у айнов вместо человеческих жертв. Впоследствии

культ инау скорее всего распространился и на домашний культ айнов и других

народов Дальнего Востока, а также на ритуал медвежьего праздника и т. д.

Интересен факт применения дерева для изготовления айнами и другими народами

Дальнего Востока инау, хотя нельзя отрицать возможность приготовления инау

в прошлом из других материалов, в частности из глины.

Л.Я.Штернберг пишет: «На дерево примитивный человек смотрит как на

существо, имеющее душу. От деревьев, по поверьям многих амурских племен,

ведет свое происхождение человечество». И действительно, легенды, предания,

рассказы народностей Дальнего Востока приводят повествования о

происхождении этих народностей от деревьев. По одной из ламутских

(эвенских) легенд, человек, у которого сгорел дом, странствуя по свету,

вышел на берег моря. Там толпа людей стреляла из луков в дерево. Герой

легенды тоже выстрелил в дерево, и из него вышла девушка, ставшая его

женой. Их дети-ламуты. Аналогичный мотив можно усмотреть в другой эвенской

легенде, в которой говорится о голом ребенке, найденном в дупле охотниками.

Легенда о девушке, жившей в стволе дерева, есть и у ульчей. Эта девушка

считается родоначальницей ульчей. Подобные мотивы звучат также в рассказах

нивхов. По одному из них, первые люди произошли от деревьев: нивхи ведут

свое происхождение от сока, капавшего из лиственницы, поэтому их лица имеют

темный цвет, как и кора лиственницы; орок от сока березы, айны - от сока

ели.

У негидальцев Л.Я.Штернберг записал предание, по которому человек (женщина)

родился из вскипевшей смолы лиственницы. Сходный сюжет встречается в

фольклоре японцев. Здесь старый дровосек находит в бамбуковом стволе

маленькую девочку, которую затем воспитывает, как родную дочь.

Нередко с палкой или щепкой у народов Дальнего Востока ассоциировалось и

понятие о душе. Вполне возможно, что именно убеждение, что дерево -

родственник человека, сыграло определенную роль в замене человеческих

жертвоприношений деревянным инау. Можно предположить, что айны стали

жертвовать своим божествам (касатке, дельфину и т. д.) инау вместо

человека, который мог быть: пленным врагом, захваченным во время

межплеменных схваток айнов или в сражениях айнов с нивхами и тунгусо-

манчьжурскими племенами; больным или старым жителем айнского селения,

приносимым в жертву насильственно или добровольно (в этом случае человек

сам мог вспарывать себе живот). Человека, жертвуемого духам, бросали,

очевидно, в море со вспоротым животом (горлом) для того, чтобы лишить его

этим самым возможности спасти свою жизнь или показать доброму божеству

чистоту (отсутствие злых духов) жертвы. Живот жертвуемого человека мог

вспарываться не только перед погружением в воду, но и на суше, что затем

могло быть заимствовано японцами в виде самоубийства слуг на могиле

господина (дзюнси). Доказательством могут являться «кладбищенские инау»

айнов (тусири-инау, или синурахпа-инау), которые приносились в жертву не

богам, а самим мертвым.

Живот жертвы мог вскрываться и для получения крови, которая рассматривалась

иногда в качестве очистительного средства. Эвенки, в частности, считали

кровь жертвенных животных источником особой силы, могущей изгнать все злое.

Этим, очевидно, можно объяснить наличие в древних погребениях охры,

служащей заменой крови.

Возможно, что жертвы, убитые айнами на суше, затем съедались ими, подобно

жертвенным оленям или другим животным народностей Сибири, при похоронах

членов рода непосредственно вблизи могилы. На этот указывают как рассказы

самих айнов, так и многочисленные обломки человеческих костей со следами от

каменных орудий на них, находимые археологами в раковинных кучах на

территории Японии. Большой интерес представляют и некоторые моменты

похоронного обряда нивхов. Е.А.Крейнович описал обрядовое действие,

называемое нивхами «н-аур-к-ранд» (буквально «долбить живот»). Обряд

заключался в нанесении куском кремня царапины на животе покойника, лежащего

на поленнице дров и приготовленного к сожжению. Называя этот обряд

пережитком каменного века, Е.А.Крейнович отмечает, что «живого покойника

действительно вскрывали кремневым ножом, чтобы в животе не скапливались

газы и труп не корчился бы на огне». Нивхи вспарывали брюшную полость трупа

также с целью узнать причину смерти и извлечь злого духа, убившего

человека. В этом случае нивх должен был потом зашить разрезанный живот

шелковой нитью, вытащенной из халата, пишет Е.А.Крейнович. В связи с этим

можно предположить, что живот мог вскрываться для того, чтобы показать

соплеменникам, что человек свободен от всего злого и дурного, мешающего

жить индивидууму или общности. Сходные по сути действия наблюдались в свое

время также у других народностей Севера — коряков, эскимосов, алеутов и

тому подобных.

Так, А.Шренк рассказывал о шаманах, методом лечения которых был поиск

болезни («червя») в теле больного. После «нахождения болезни» шаман делал

разрез, извлекал «червя» и съедал его. Аналогичное явление было отмечено

С.Н.Стебницким у коряков. Он описал один из способов «лечения» шаманом

больного: шаман «находил» в человеке нинвита (злого духа), «разрезал» тело

больного, «извлекал» из него духа болезни, которого затем «съедал».Коряки

считали, что мертвый человек представлял для окружающих большую опасность,

так как в нем мог жить злой дух. Отсюда идут истоки ряда обрядов,

охраняющих живого человека от мертвого. По сообщению С.Н.Стебницкого, «с

целью убить нинвита трупу перед сожжением наносились удары ножом, иначе

нинвит мог причинить вред тому потомку, в котором возрождался умерший».

У коряков существовала специальная терминология, связанная с понятием

«жизненная сила», «душа». Термин «калалвын» («душа») имеет смысл

«внутренности человека», «живот», что созвучно в смысловом отношении с

японским «хара».

У чукчей в разговорном языке имеется выражение: кэлелвынчейвыткук, что

дословно может быть переведено как «пройдись по своим внутренностям», или,

в переносном смысле, «подумай про себя». Образовалось это слово от кэлелвын

внутренность, внутреннее состояние, настроение человека, и чейвыткук

расхаживать, прохаживаться.

Эвенский и эвенкийский языки дают аналогичную картину. Слово «эмугдэ» в

эвенкийском языке имеет обозначение: внутренности, нутро; разум, рассудок;

душа, сердце и так далее; однокоренное с ним «эмугдэдуви» переводится как

«подумать про себя». То же в эвенском языке. Слово «эмдъ» означает

«внутренности, нутро» — «про себя, мысленно».

В якутском языке слово «живот» обозначается тюркским «ис», «душа» -«дууба»,

«ис».

То же можно сказать об индонезийском языке: «живот» - perut; «душа» (в

значении «чувство», «воодушевление») - perusaan.

В качестве аналогии следует указать также, что у южных тувинцев пояс халата

считался местопребыванием души владельца. Наличие или отсутствие души

определялось взвешиванием пояса, которое производилось представителем

ламаистского духовенства.

Часто шаманами практиковалось просто «высасывание» духа, или причины

болезни, из тела заболевшего человека. Этот способ уже не требовал

разрезания тела больного. Может быть, именно стремлением изгнать из своего

тела злого духа или принести себя в жертву этому духу для блага всего рода

были обусловлены действия многих сибирских шаманов, наносивших себе во

время камлания удары ножом в живот. Свидетельства очевидцев, наблюдавших

шаманов, имели часто противоречивый характер. Одни из свидетелей не

сомневались в реальности подобных действий, другие называли их обманом.

Так, Н. Щукин, описывая камлание якутского шамана, характеризует его

манипуляции как грубый обман зрителей, при котором шаман пользуется

спрятанной под одеждой кишкой животного, наполненной кровью. Распоров ее,

«шаман показывает текущую кровь зрителям, которые верят, что она течет из

шаманского брюха. Иногда он надевает на брюхо несколько рядов бересты, куда

вонзив нож, ходит с ним по юрте, выдергивает его и опять вонзает его в

брюхо, испуская крики». Следующим образом повествует о камлании тунгусского

шамана П. Третьяков: «Режут себе ножом горло и живот протыкают палкой. Это

делается для умилостивления дьяволов. В давние времена шаманы после таких

фокусов показывали раны с истекающей кровью. Раны считались добрым

предвестником в деле, о котором совершалось прорицание».

Возможно, что нанесение ударов ножом в живот в более раннее время носило

реальный характер и было вписано шаманизмом вместе с другими элементами до-

шаманских культов. Позднее, вероятно, обряд был упрощен и удары в живот

стали принимать вид имитации, при которой шаман уже не распарывал себе

живот. И если некоторыми европейскими учеными прошлого это воспринималось

как мошенничество, то для народов Сибири подобные действия продолжали

оставаться свидетельством сверхъестественного, доказательством силы духа

шамана, которому помогали вынести боль и не погибнуть его шаманские духи-

помощники.

И действительно, травмы, которые себе наносил шаман во время камлания,

являлись скорее следствием психического настроя, действиями, совершенными в

момент экстаза. «Шаманов нельзя рассматривать как фокусников и плутов или

как нервнобольных людей, порождающих в болезненном состоянии свое учение»,

—писал С.М.Широкогоров, неоднократно наблюдавший чрезвычайную

нечувствительность шаманов во время камлания. С.М.Широкогоров эту

нечувствительность объяснял «вселением» в шамана его бесплотных духов-

помощников, не воспринимающих боль и передающих это качество своему

хозяину.

Классифицируя мотивы разрезания живота (имитации разрезания) или ударов

ножом в живот, можно выделить следующее: разрезание собственного тела

(живота) шаманом для оказания «помощи» соплеменникам (себе) в случае

болезни, эпидемии, стихийного бедствия, для умилостивления злых духов,

показа своей чудодейственной силы и так далее; вскрытие живота заболевшего

человека (трупа) с целью извлечения причины болезни и обеспечения тем самым

безопасности других членов рода в будущем, а умершего - в загробном мире. К

изложенному следует добавить, что у большинства сибирских народов имеется

четкое представление о важнейшей точке брюшной полости и всего

человеческого тела - пуповине. Она связывает новорожденных с телом матери;

человек и животное получают через нее от своего родителя жизненные силы;

она определяет дальнейшее существование живых существ и после ее разрыва

начинается самостоятельная жизнь родившегося. В некоторых случаях связь

человека с матерью посредством пуповины подразумевалась в виде незримой

нити. У кетов, например, считалось, что человек постоянно связан пуповиной

с Землей-матерью, которая считалась покровительницей шаманов. Поэтому

перерезание пуповины и вскрытие живота в области пупка могли

истолковываться как действия, которые были призваны прекратить человеческую

жизнь, обеспечить переход в иное состояние.

Итак, можно предположить, что представления и обряды, связанные с брюшной

полостью человека, были характерны для многих народов Азии и в общем схожи.

Возможно, эти представления относятся к древнему пласту в мировоззрении

населения континента. Трудно сказать, распространялись они с носителями

определенных культур или существовали отдельно и по какой линии шло их

развитие. Однако окончательного завершения эти представления и обряды

достигли только на японской почве, превратившись в торжественное действо по

вскрытию живота — обряд харакири.

РАЗВИТИЕ ОБРЯДА И ЕГО РИТУАЛ

У ЯПОНЦЕВ

В древний период истории Японии обряд харакири не был распространен среди

японского населения архипелага. Однако, имея уже определенные представления

о животе как главнейшем, по их мнению, пункте человеческого тела, древние

японцы, вероятно, легко смогли заимствовать айнский обряд пере. Собственно

харакири появилось относительно поздно в среде воевавших против айнов

военных поселенцев северных провинций, которые превратились впоследствии в

сословие японских воинов.

Вполне закономерен именно тот факт, что обряд начал развиваться у воинов -

людей, находившихся в постоянной боевой готовности и всегда носивших при

себе оружие — средство для ведения войны и орудие самоубийства. В.М.Мендрин

находил аналогию такого же применения оружия для лишения себя жизни в

Европе, в древнем Риме, где был распространен обычай бросаться на

собственный меч, причем также среди той прослойки общества, которая

постоянно имела при себе меч, то есть среди профессиональных воинов.

Начиная с эпохи Хэйан (IX-XII вв.), сэппуку уже становится обычаем буси,

при котором они кончали жизнь самоубийством, погибая от собственного меча.

Тем не менее обряд не был еще тогда массовым явлением. Самоубийства путем

харакири получили широкое распространение у самураев лишь в конце XII в.,

во время борьбы за власть двух могущественных родов — Тайра и Минамоо. С

этого времени число случаев харакири постоянно растет, самураи делали себе

сэппуку, чаще всего не желая сдаваться в плен или в случае смерти своего

господина.

Харакири вслед за смертью господина («самоубийство вслед») получило

название «оибара», или «цуйфуку». В древности в Японии при смерти знатного

человека вместе с ним погребали и его ближайших слуг, предметы роскоши и

так далее, дабы обеспечить его всем необходимым в загробном мире. Этот

обычай стал позднее называться «дзюнси». Впоследствии, чтобы избавить людей

от мучительной смерти при захоронении заживо, им разрешалось самоубийство

здесь же, на могиле их хозяина. Император Суйнин, правивший в начале нашей

эры, согласно преданиям, вообще запретил дзюнси а слуг, хоронимых вместе с

господином вокруг его могилы («хитогаки» — «ограда из людей»), приказал

впредь заменять антропоморфными фигурами из глины. Однако обычай смерти

вслед за сюзереном, несколько трансформировавшись, сохранился в феодальное

время и принял вид уже добровольного лишения себя жизни посредством

харакири на могиле феодала.

В соответствии с нормами бусидо самураи ни во что не ставили свою жизнь,

отдавая себя всецело служению только одному своему господину, поэтому-то

смерть сюзерена и влекла за собой многочисленные случаи оибара. Обязавшись

«отдать свои тела господину после его смерти», обычно 10—30 (и более)

ближайших слуг феодала умерщвляли себя, сделав сэппуку после его кончины.

Добровольно уходили из жизни не только вассалы феодалов, но и сами даймы.

Страницы: 1, 2