Древняя Русь и Великая Степь по книге Л.Н. Гумилева Древняя Русь и Великая Степь

и освободителем Русской церкви от греческого засилья, но покоя стране он не

оставил. Наоборот, и на границах, и внутри Русской земли события потекли по

отнюдь не предусмотренным руслам.

Неожиданным было то, что, несмотря на грандиозность подчиненной Киеву

территории, Ярослав не мог разгромить маленькое Полоцкое княжество.

Наоборот, он уступил полоцкому князю Брячиславу, внуку Владимира, Витебск и

Усвят, что не дало ему желанного мира. Только в 1066 г дети Ярослава —

Изяслав и его братья — разбили на р.Немиге Всеслава Брячиславича Полоцкого,

а потом, пригласив его на переговоры в Смоленск, схватили и заточили в

поруб (сруб без двери, т. е. тюрьма) в Киеве. Освобожденный восставшими

киевлянами 15 сентября 1068 г. Всеслав семь месяцев княжил в Киеве, а потом

под давлением превосходящих сил польского короля Болеслава вернулся в

Полоцк и -после нескольких неудач отстоял независимость своего родного

города.

Столь же неожиданно было появление на южной границе Руси в 1049 г.

гузов, или торков, бывших союзников Святослава, ныне врагов. Война с

торками затянулась до 1060 г., когда они были разбиты коалицией русских

князей и отогнаны к Дунаю. В 1064 г. торки попытались перейти Дунай и

закрепиться во Фракии, но повальные болезни и соперничество их заклятых

врагов — печенегов заставили торков вернуться и просить убежища у киевского

князя. Расселенные по южной границе Руси, на правом берегу Днепра, торки

стали верными союзниками волынских князей против третьего кочевого этноса,

пришедшего по их следам, — половцев. Об этих надо сказать подробнее, а пока

рассмотрим внутриполитическую обстановку на Руси.

Правительство Ольги, Владимира и Ярослава, опиравшееся на славяно-

росский субэтнос — потомков полян, собрало воедино огромную территорию — от

Карпат до Верхней Волги и от Ладоги до Черного моря, подчинив все обитавшие

там этносы. Со смертью Ярослава Мудрого оказалось, что киевская правящая

кучка не может больше править единолично и вынуждена перейти к принципу

федерации, хотя власть оставалась привилегией князей Рюрикова дома. Князья-

наследники разместились в городах по старшинству : Изяслав — в Киеве и

Новгороде, Святослав — в Чернигове и Северской земле, Всеволод — в

Переяславле с «довеском» из Ростово-Суздальской земли, Вячеслав — в

Смоленске, Игорь — во Владимире-Волынском.

Летопись, передавая общественное мнение современников о пленении

Всеслава, осуждает Изяслава за предательство и рассматривает союз с

поляками как измену родине именуемому «Ряд Ярославль», наследование

престола шло от старшего брата к следующему, а по кончине всех братьев—к

старшему племяннику.

Появление половцев. Все тюркские этносы XI в. были «стариками».

Появились они вместе с хуннами и сарматами в III в. до н.э. прошли все фазы

этногенеза и превратились в гомеостатичные реликты. Казалось бы, они были

обречены, но случилось наоборот. Персидский историк Раванди писал

сельджукскому султану Кай-Хусрау в 1192—1196 гг.: «...в землях арабов,

персов, византийцев и русов слово (в смысле «преобладание» принадлежит

тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах» соседних

народов.

Так оно и было. Еще в середине в. бывший газневидский чиновник Ибн-

Хассуль в своем трактате против дейлемитов перечисляет «львиноподобные»

качества тюрков:

смелость, преданность, выносливость, отсутствие лицемерия, нелюбовь к

интригам, невосприимчивость к лести, страсть к грабежу и насилию, гордость,

свободу от противоестественных пороков, отказ выполнять домашнюю ручную

работу (что не всегда соблюдалось) и стремление к командным постам».

Все это высоко ценилось оседлыми соседями кочевников, ибо среди

перечисленных качеств не было тех, что связаны с повышенной

пассионарностью: честолюбия, жертвенного патриотизма, инициативы,

миссионерства, отстаивания самобытности, творческого воображения,

стремления к переустройству мира. Все эти качества остались в прошлом, у

хуннских и тюркютских предков, а потомки стали пластичны и потому желанны в

государствах, изнемогавших от бесчинств собственных субпассионариев.

Умеренная пассионарность тюрок казалась арабам, персам, грузинам, грекам

панацеей.

Но тюркские этносы отнюдь не ладили друг с другом. Степная вендетта

уносила богатырей, не принося победы, ибо вместо убитых вставали

повзрослевшие юноши. Победить и удержать успех могли бы пассионарные

этносы, но проходили века, а их не было и не предвиделось.

Но совсем иначе сложилась ситуация на западной окраине Великой степи,

ибо русичи в XI в. находились в инерционной фазе этногенеза, т. е. были

пассионарнее тюркских кочевников, стремившихся на берега Дона, Днепра, Буга

и Дуная из степи, усыхавшей весь Х век.

Как уже было отмечено, степь между Алтаем и Каспием была полем

постоянных столкновений между тремя этносами: гузами (торками), канглами

(печенегами) и куманами (половцами). До Х в. силы были равны, и все

соперники удерживали свои территории. Когда же в Х в. жестокая вековая

засуха поразила степную зону, то гузы и канглы, обитавшие в приуральских

сухих степях, пострадали от нее гораздо больше, чем куманы, жившие в

предгорьях Алтая и на берегах многоводного Иртыша. Ручьи, спадающие с гор,

и Иртыш позволили им сохранять поголовье скота и коней, т. е. основание

военной мощи кочевого общества. Когда же в начале в. степная растительность

(и сосновые боры) снова начала распространяться к югу и юго-западу, куманы

двинулись вслед за ней, легко ломая сопротивление изнуренных засухой гузов

и печенегов. Путь на юг им преградила пустыня Бетпак-Дала, а на западе им

открылась дорога на Дои и Днепр, где расположены злаковые степи, точ--но

такие, как в их родной Барабе. К 1055 г. победоносные.половцы дошли до

границ Руси.

Сначала половцы заключили союз с Всеволодом Ярославичем, так как у них

был общий враг — торки (1055). Но после победы над торками союзники

поссорились, и в 1061 г. Половецкий князь Искал разбил Всеволода. Надо

полагать, обе стороны рассматривали конфликт как пограничную стычку, но тем

не менее степные дороги стали небезопасны, сообщение Тьмутаракани с Русью

затруднилось, и это повлекло за собой ряд важных событий.

Половцы не все переселились на запад. Основные их поселения остались в

Сибири и Казахстане, до берегов озер Зайсан и Тенгиз. Но как всегда бывает,

ушла наиболее активная часть населения, которая после побед над гузами и

печенегами столкнулась с Русью.

Монголы и татары в XII в. Северо-восточную часть Монголии и примыкающие

к ней области степного Забайкалья делили между собой татары и монголы.

Для понимания истории монголов следует твердо запомнить, что в

Центральной Азии этническое название имеет двойной смысл: 1)

непосредственное наименование этнической группы (племени или народа) и 2)

собирательное для группы племен, составляющих определенный культурный или

политический комплекс, даже если входящие в него племена разного

происхождения. Это отметил еще Рашид-ад-Дин: «Многие роды поставляли

величие и достоинство в том, что относили себя к татарам и стали известны

под их именем, подобно тому как найманы, джалаиры, онгуты, ке-раиты и

другие племена, которые имели каждое свое определенное имя, называли себя

монголами из желания перенести на себя славу последних; потомки же этих

родов возомнили себя издревле носящими это имя, чего в действительности не

было».

Исходя из собирательного значения термина «татар», средневековые

историки рассматривали монголов как часть татар, так как до XII в.

гегемония среди племен Восточной Монголии принадлежала именно последним. В

в. татар стали рассматривать как часть монголов в том же широком смысле

слова, причем название «татар» в Азии исчезло, зато так стали называть себя

поволжские тюрки, подданные Золотой Орды. В начале в. названия «татар» и

«монгол» были синонимами потому, что, во-первых, название «татар» было

привычно и общеизвестно, а слово «монгол» ново, а во-вторых, потому, что

многочисленные татары (в узком смысле слова) составляли передовые отряды

монгольского войска, так как их не жалели и ставили в самые опасные места.

Там сталкивались с ними их противники и путались в названиях: например,

армянские историки называли их мунгал-татарами, а новгородский летописец

1234г. пишет: «Том же лете, по грехам нашим придоша язьщи незнаеми, их же

добре никто не весть: кто суть, и откеле изыдоша, и что язык их, и которого

племени суть, и что вера их: а зовут я татары...» Это была монгольская

армия.

Неясности. Существует мнение, видимо правильное что в военном

столкновении побеждает сильнейший, если нет никаких привходящих

обстоятельств. Допустимо ввести поправку на случайность военного счастья,

но только в пределах одной битвы или стычки; для большой войны это

существенного значения не имеет, потому что зигзаги на долгом пути взаимно

компенсируются.

А как же быть с монгольскими завоеваниями? Численный перевес, уровень

военной техники, привычка к местным природным условиям, энтузиазм войск

часто были выше у противников монголов, чем у самих монгольских войск, а в

храбрости чжурчжэни, китайцы, хорезмийцы, ку-маны и русичи не уступали

монголам, но ведь одна ласточка весны не делает. Помимо этого

немногочисленные войска монголов одновременно сражались на трех фронтах —

китайском, иранском и половецком, который в 1241 г. стал

западноевропейским. Как при этом они могли одерживать победы в в. и почему

они стали терпеть поражения в XIV в.? По этому поводу имеются разные

предположения и соображения, но главными причинами считались какая-то

особая злобность монголов и гипертрофированная наклонность их к грабежу.

Обвинение банальное и к тому же явно тенденциозное, потому что оно

предъявляется в разные времена разным народам. И грешат этим не только

обыватели, но и некоторые историки.

Как известно, мы живем в изменчивом мире. Природные условия регионов

земной суши нестабильны. Иногда место обитания этноса постигает вековая

засуха, иногда — наводнение, еще более губительное. Тогда биоценоз

вмещающего региона либо гибнет, либо меняется, приспосабливаясь к новым

условиям. А ведь люди — верхнее звено биоценоза. Значит, все отмеченное

относится и к ним.

Но этого мало. Историческое время, в котором мы живем, действуем, любим,

ненавидим, отличается от линейного, астрономического времени тем, что мы

обнаруживаем его существование благодаря наличию событий, связанных в

причинно-следственные цепочки. Эти цепочки всем хорошо известны, их

называют традициями. Они возникают в самых разных регионах планеты,

расширяют свои ареалы и обрываются, оставляя потомкам памятники, благодаря

чему эти логомки узнают о неординарных, «странных» людях, живших до них.

Переломные эпохи. Принятая нами методика различения уровней исследования

позволяет сделать важное наблюдение: этническая история движется

неравномерно. В ней наряду с плавными энтропийными процессами подъема,

расцвета и постепенного старения обнаруживаются моменты коренной

перестройки, ломки старых традиций, вдруг возникает нечто новое,

неожиданное, как будто мощный толчок потряс привычную совокупность

отношений и все перемешал, как мешают колоду карт. А после этого все

улаживается и тысячу лет идет своим чередом.

При слишком подробном изложении хода событий эти переломные эпохи

увидеть нельзя; ведь люди не видят процессов горообразования, так как, для

того чтобы их обнаружить, требуются тысячелетия, а мотыльки не знают о том,

что бывает зима, ибо их активная жизнь укладывается в несколько летних

дней. И тут приходит на помощь Наука, синтезирующая опыт поколении и

работающая там. где личная и даже народная память угасает под действием

губительного времени.

Переломные эпохи не выдумка. В Великой степи их было три, и обо всех уже

говорилось. Первой эпохой, самой древней и потому расплывчатой, надо

считать X-XI вв. до н. э. Тогда появились скифы и возник Древний Китай.

Вторая эпоха III в. до н.э. Эту мощную вспышку этногенеза можно проследить

до излета, т. е. до полной потери инерции, когда остаются только «остывшие

кристаллы и пепел». Третья вспышка — монгольский взлет XII в. Инерция его

еще не иссякла. Монголы живут и творят, свидетельство чему — их искусство.

Для ответа на интересующий нас вопрос о взаимоотношениях Руси и Великой

степи необходимо уяснить, что представляла собой в XIII в. Степь,

объединенная Монгольским улусом. События там развивались стремительно,

источники разноречивы, подробности многочисленны. Видимо, для решения

поставленной задачи нужно лаконичное обобщение, сопоставимое с хорошо

изученной историей Европы. Поскольку предварительное исследование было нами

уже проведено, ограничимся кратким резюме.

Опыт анализа и исторической критики. Русь представляла собой суперэтнос

из восьми «полугосударств», неуклонно изолирующихся друг от друга и

дробящихся внутри себя. Новгородская республика. Полоцкое, Смоленское и

Турово-Пинское княжества не были затронуты татарами. Сильно пострадала

Рязань, но больше от суздальцев, чем от татар. Северная часть Великого

княжества Владимирского уцелела благодаря своевременным переговорам и

капитуляции с предоставлением наступающей татарской армии провианта и

коней. Пострадавшие города, в том числе Владимир и Суздаль, были быстро

отстроены, и жизнь в них восстановилась. Резня 1216 г. на Липице унесла

больше русских жизней, чем разгром Бурун-даем Юрия при Сити. Эта битва 4

марта 1238 г. удостоена особого внимания лишь потому, что там был убит

великий.князь.

Да и были ли у монголов средства для того, чтобы разрушить большую

страну? Древние авторы, склонные к преувеличениям, определяют численность

монгольской армии в 300—400 тыс. бойцов. Это значительно больше, чем было

мужчин в Монголии в XIII в. В.В.Каргалов считает правильной более скромную

цифру: 120—140 тыс., но и она представляется завышенной. Ведь для одного

всадника требовалось не менее трех лошадей: ездовая, вьючная и боевая,

которую не нагружали, дабы она не уставала к решающему моменту боя.

Прокормить полмиллиона лошадей, сосредоточенных в одном месте, очень

трудно. Лошади падали н шли в пищу воинам, почему монголы требовали у всех

городов, вступивших с ними в переговоры, не только провианта, но и свежих

лошадей.

Реальна цифра Н. Веселовского — 30 тыс. воинов и, значит, около 100 тыс.

лошадей. Но даже это количество прокормить было трудно. Поэтому часть

войска, под командованием Монкэ, вела войну в Половецкой степи, отбивая у

половцев зимовники с запасами сена.

С той же проблемой связано поступление подкреплений из Монголии, где из

каждой семьи мобилизован был один юноша. Переход в 5 тыс. верст с

необходимыми дневками занимал от 240 до 300 дней, а использовать покоренных

в качестве боевых товарищей — это лучший способ самоубийства.

Действительно, монголы мобилизовали венгров, мордву, куманов и даже

«измаильтян» (мусульман), но составляли из них ударные части, обреченные на

гибель в авангардном бою, и ставили сзади заградительные отряды из верных

воинов. Собственные силы монголов преувеличены историками.

Также преувеличены разрушения, причиненные войной. Конечно, войны без

убийств и пожаров не бывает, по масштабы бедствий различны. Так, весной

1238 г. Ярослав Всеволодович вернулся в пострадавшее свое княжество, «и

бысть радость велика христианам, и их избавил Бог от великая татар»,

действительно ушедших в Черниговское княжество и осаждавших Козельск. Затем

Ярослав посадил одного брата в Суздаль, якобы стертый с лица земли, другого

в Стародуб, а мощи убитого брата положил в церковь Богородицы во Владимире-

на-Клязьме (вопреки распространенной версии после нашествия этот памятник

остался цел).

И ведь войско у него было немалое. Он тут же совершил удачный поход на

Литву, а сына своего Александра с отборной дружиной направил в Новгород,

которому угрожали крестоносцы: нсмщы, датчане и шведы.

Г. М. Прохоров доказал, что в Лаврентьевской летописи три страницы,

посвященные походу Батыя, вырезаны и заменены другими — литературными

штампами батальных сцен XI-XII вв. Учтем это и останемся на почве

проверенных фактов, а не случайных цитат.

Больше всех пострадало Черниговское княжество. В 1238 г. был взят

Козельск — «злой город», а население его истреблено. Михаил Черниговский не

пришел на выручку своему городу, отверг мирные предложения монголов, бросил

свою землю и бежал в Венгрию, потом в Польшу, в Галич, а по взятии Киева

вернулся в Польшу. Когда же пришла весть, что иноплеменники «сошли суть из

земле Русское», он вернулся в Киев. По возвращении монголов из похода в

1243 г. Михаил через Чернигов убежал в Венгрию. В 1245 г. он появился в

Лионе, где просил у папы и собора помощи против татар, за что по

возвращении на Русь был казнен. А брошенное им княжество подвергалось

постоянному разорению и запустело.

В 1240 г. Батый взял Владимир-Волынский «копьем» и народ «изби не щадя»,

но церковь Богородицы и другие уцелели, а население, как оказалось, успело

убежать в лес и потом вернулось. То же самое произошло в Галичине: там во

время этой войны погибло 12 тыс. человек, почти столько же за один день

полегло на р.Липице. Но на Липице погибли воины, а число изнасилованных

женщин, ограбленных стариков и осиротевших детей не учтено. Исходя из этих

данных, следует признать, что поход Батыя по масштабам произведенных

разрушений сравним с междоусобной войной, обычной для того неспокойного

времени. Но впечатление от него было грандиозным, ибо выяснилось, что

Древняя Русь, Польша, поддержанная немецкими рыцарями, и Венгрия не устояли

перед кучкой татар.

Второе дыхание. В те страшные годы (1239—1241), когда кости куманов

устилали причерноморскую степь, когда горели Чернигов, Переяславль, Киев и

Владимир-Волынский, а Польша и Венгрия уже ощутили первый сокрушительный

удар татар, папа, поддержанный своим смертельным врагом — императором,

благословил крестовый поход на Балтике.

Факты без оценок. Аксиологический, т. е. оценочный, подход принят

многими историками, и очень давно. Он соблазняет легкостью интерпретации и

подбора фактов, создает иллюзию полного понимания очень сложных проблем,

ибо всегда в конфликтных ситуациях можно симпатизировать одной из сторон, а

на вопрос: «Почему вы сделали именно этот выбор?» — ответить, что эта

сторона лучше, прогрессивнее, справедливее, а главное — мне больше

нравится. По сути дела такой историк выражает себя через подобранный им

материал и тем самым заставляет читателя изучать не Александра и Дария, а

взгляд на них Белоха, Дройзена, Калистова или Арриана и Низами. Но ведь нам

интересны не авторы, а причинно-следственные связи этнических процессов, а

они не имеют категории ценности. Следовательно, аксиология не помогает, а

мешает понимать суть природных явлений, таких, как этногенез.

Вернемся в XIII в. Восемь миллионов обитателей Восточной Европы

подчинились четырем тысячам татар. Князья ездят в Сарай и гостят там, чтобы

вернуться с раскосыми женами, в церквах молятся за хана, смерды бросают

своих господ и поступают в полки баскаков, искусные мастера едут в

Каракорум и работают там за высокую плату, лихие пограничники вместе со

степными батурами собираются в разбойничьи банды и грабят караваны.

Национальная вражда изо всех сил раздувается «западниками», которых на Руси

всегда было много. Но успех их пропаганды ничтожен, ибо война продолжает

идти: в Карпатах — с венграми, в Эстонии — с немцами, в Финляндии — со

шведами.

Вот эту систему русско-татарских отношений, существовавшую до 1312 г.,

следует назвать симбиозом. А потом все изменилось...

Отрицательное отношение русских политиков и дипломатов XIII в. к немцам

и шведам вовсе не означало их особой любви к монголам. Без монголов они

обошлись бы с удовольствием, так же как и без немцев. Более того. Золотая

орда была так далека от главного улуса и так слабо связана с ним, что

избавление от татарского «ига» после смерти Берке-хана и усобицы,

возбужденной темником Ногаем, было несложно. Но вместо этого русские князья

продолжали ездить кто в Орду, а кто в ставку Ногая и просить поддержки друг

против друга. Дети Александра, Дмитрий и Андрей, ввергли страну в жестокую

усобицу, причем Дмитрий держался Ногая, а Андрей поддерживал Тохту,

благодаря чему выиграл ярлык на великое княжение.

До тех пор пока мусульманство в Золотой орде было одним из терпимых

исповедании, а не индикатором принадлежности к суперэтносу, отличному от

степного, в котором восточные христиане составляли большинство населения, у

русских не было повода искать войны с татарами, как ранее — с половцами.

Татарская политика на Руси «выражалась в стремлении... всячески

препятствовать консолидации, поддерживать рознь отдельных политических

групп и княжеств». Именно поэтому она соответствовала чаяниям распадавшейся

державы, потерявшего пассионарность этноса. Процесс этот, как было показано

выше, начался еще в в. и закончился, как мы знаем из общедоступной истории,

в в., когда наступила эпоха «собирания» земель. Совершенно очевидно, что

здесь дело было не в слабых татарских ханах Сарая, а в новом взрыве

пассионарности.

Таким образом, заслуга Александра Невского заключалась в том, что он

своей дальновидной политикой уберег зарождавшуюся Россию в инкубационной

фазе ее этногенеза, образно говоря, «от зачатия до рождения». А после

рождения в 1380 г. на Куликовом поле новой России ей никакой враг уже не

был страшен.

Сила монголов была в мобильности. Они могли выиграть маневренную войну,

но не оборонительную. Поэтому остро встал вопрос: на кого идти? На папу, в

союзе с русскими и греками, или на халифа, при поддержке армян и персидских

шиитов?

Батый обеспечил престол Мункэ, тем самым обратив силы Монголии на Багдад

и освободив от угрозы Западную Европу. Он считал, что дружба с Александром

Невским надежно защищает его от нападения с Запада, и был прав. Таким

образом, ход событий сложился в пользу «христианского мира», но не

вследствие «героического сопротивления русских», русским ненужного, а из-за

его отсутствия. Зато династия Аббасидов погибла, и, если бы не

вмешательство крестоносцев, предавших монгольско-христианскую армию,

Иерусалим был бы освобожден.

На второй натиск у монголов не хватило пассионарности, растраченной в

полувековой междоусобной воине (1259—1301). Итак, походы монголов 1201—1260

гг. есть история пассионарного толчка или, точнее, энергетического взрыва,

погашенного энтропией. Поэтому поиски здесь правых и виноватых или добрых и

злых бессмысленны, как любые моральные оценки природных процессов. Они

только мешают разобраться в механизмах изменений причинно-следственных

связей в сложных вариантах суперэтнических контактов.

Страницы: 1, 2