Григорий Ефимович Распутин: герой своего времени

газеты, — эскадра, составленная из допотопных кораблей, открыто, без

всякой секретности плывшая сразиться с современным японским флотом, была

обречена? Или... или дано ему было постигнуть тайное?

Далее Феофан рассказал, как Распутин «студентам Академии, которых он

видел впервые, верно сказал — одному, что тот будет писателем, другому...

указал на болезнь его, а третьему пояснил: «Ты простая душа, но этим

злоупотребляют твои друзья...». После этого случая Феофан окончательно

поверил в пророческий дар Григория. «В беседах Распутин обнаруживал тогда

не книжную начитанность, а добытое опытом понимание тонких духовных

переживаний. И проницательность, доходившую до прозрении…»

3. Помощники попасть мужику во дворец.

«ЧЁРНЫЕ ЖЕНЩИНЫ»

Епископ Феофан вводит Григория в дом Великих княгинь Милицы Николаевны

и Анастасии Николаевны, с которыми в то время в тесной дружбе находилась

сама царица. Именно в доме этих Великих княгинь Григорий Распутин в

октябре 1905 года впервые познакомился с царской четой. На царицу

сибирский странник с самого начала произвел глубокое впечатление. А чуть

позднее происходит знакомство Распутина с подругой царицы Анной Вырубовой.

В 1904-1906 годах Григорий знакомится с десятками представителей

российской знати. Перед ним открывают двери салонов высшего света. Его

приглашают с просьбой помолиться и дать духовный совет. Как правило, он не

отказывает никому. В то трудное, смутное время, когда то тут, то там

взрывались бомбы и раздавались выстрелы, как никогда, требовалась духовная

поддержка. Кроме Великих княгинь Милицы Николаевны и Станы Николаевны,

Григорий близко знакомится и с мужем последней — Великим князем Николаем

Николаевичем, который пытается использовать Распутина, чтобы влиять на

царскую семью.

ОЧЕРЕДНАЯ ЗАГАДКА РАСПУТИНА

Для царской семьи Григорий был олицетворением надежд и молитв. Встречи

эти были не часты, но так как проводились негласно и даже тайно, то

рассматривались придворными как события огромной важности, о которых на

следующий день становилось известно всему Петербургу. Григория проводили,

как правило, боковым входом, по маленькой лесенке и принимали не в

приемной, а в кабинете царицы. При встречах Григорий целовался со всеми

членами царской семьи, а затем уж велись неторопливые беседы. Распутин

рассказывал о жизни и нуждах сибирских крестьян, о святых местах, где ему

приходилось бывать. Слушали его очень внимательно и никогда не перебивали.

Царь с царицей делились с ним своими заботами и тревогами и прежде всего,

конечно, постоянной тревогой за жизнь сына и наследника, больного

неизлечимой болезнью несворачиваемости крови (гемофилией). Как правило, и

он, если не был болен, сидел здесь же и слушал.

Как бы это ни объясняли, но Григорий Распутин был единственным

человеком, способным помочь наследнику в его болезни. Как он это делал,

наверно, навсегда останется тайной. Но факт есть факт, страшная болезнь

несворачиваемости крови, перед которой были бессильны лучшие доктора,

отступала при вмешательстве Григория. Тому есть множество свидетельств,

даже со стороны лиц, ненавидевших Григория. Так, дворцовый комендант В.Н.

Воейков писал в своих воспоминаниях “С царем и без царя”: “С первого же

раза, когда Распутин появился у постели больного наследника, облегчение

последовало немедленно. Всем приближенным царской семьи хорошо известен

случай в Спалле, когда доктора не находили способа помочь сильно

страдавшему и стонавшему от болей Алексею Николаевичу. Как только по

совету А.А. Вырубовой была послана телеграмма Распутину и был получен на

нее ответ, боли стали утихать, температура стала падать и в скором времени

наследник поправился”.

Все эти годы Распутин живет до предела напряженной жизнью. Приезжая из

Покровского в Петербург, он просто “разрывается” от приглашений. И сам

постоянно принимает гостей в доме, где останавливается.

4. «Явление» Распутина.

СТРАХ И КРОВЬ ЦАРЕЙ

Семья, с которой познакомился Распутин, ждала его давно. Мистическое

ощущение неминуемой катастрофы, владевшее тогда всем русским обществом,

жило в этой Семье...

Николай II вступил на трон совсем молодым человеком и мог полагать,

что ему удастся отпраздновать славный юбилей — трехсотлетие его династии.

Но готовясь к великой дате, Николай, который любил историю (почетный

председатель Русского исторического общества), не мог не задуматься о

некоторых закономерностях в истории династии за эти 300 лет.

Как мало жили цари из рода Романовых... И как много пролитой крови...

Петр Великий казнил сына Алексея, проклявшего, по легенде, и отца, и весь

свой род. Жертвами семейных переворотов стали малолетний Иоанн Антонович и

Петр III — оба убиты в царствование просвещенной Екатерины Великой... В

столь любимом Николаем Царском Селе, где постоянно жила Семья, во дворце

стояла мебель времен Екатерины, и в залах пахло теми же духами, что и в ее

времена. Все было проникнуто воспоминаниями о великой императрице, в

царствование которой... убили двух законных царей!

Через весь XVIII век шла эта эстафета семейных убийств, а в первый год

нового, XIX века сын Екатерины Павел I был зверски убит участниками

заговора, о котором, возможно, знал

его собственный сын Александр! Да и как закончил свою жизнь сам

Александр I, неизвестно. То ли, как было объявлено, умер в Таганроге, то

ли, согласно преданию, в царском гробу похоронили другого, а царь ушел

странником в Сибирь и, приняв постриг и имя «старца Федора Кузьмича»,

остаток жизни замаливал семейные грехи, омрачившие целый век. Во всяком

случае, об искуплении этих грехов посмел говорить двоюродный брат Николая

II известный историк великий князь Николай Михайлович, веривший в легенду

о Федоре Кузьмиче и все пытавшийся отыскать ей подтверждение в секретном

семейном архиве.

Да и сохранилась ли сама династия Романовых? Не закончилась ли она в

дни царствования Екатерины Великой? В ее воспоминаниях, столь долго

хранившихся в секрете в царском архиве, есть намек на то, что несчастный

Павел рожден не от мужа, царя Петра III, но от любовника...

Кровь и тайны... Династия, которая была тайной для самой себя...

Таково ее трехсотлетнее прошлое.

И сама столица, Петербург, — этот мистический город призрачных белых

ночей, воздвигнутый на крови тысяч строителей, замученных жестокостями и

болотной лихорадкой... был проклят одной из Романовых! Сосланная в

монастырь первая жена Петра Великого Евдокия прокляла новую столицу

ужасным криком: «Быть тебе пусту!»

Воспоминания о "пролитой крови преследовали Николая с детства. Он рос

в Гатчинском дворце — любимом дворце удавленного Павла I. Как вспоминала

сестра Николая, великая княгиня Ольга, слуги уверяли, будто видели ночью в

дворцовых залах неприкаянный дух убиенного императора. И Ольга, и Ники

боялись... и мечтали увидеть призрак прапрадеда.

Но кровь была не только в истории. Николай увидел ее в начале жизни,

когда от ран, нанесенных бомбой народовольцев, скончался его дед Александр

II. В тот день 13-летний Николай был объявлен наследником престола.

С крови началось его восхождение на трон...

ПРЫЖОК ВО ДВОРЕЦ

Показания Ломана подтверждает и... сам Распутин. Сохранилась

телеграмма, посланная мужиком царю в 1906 году: «Царь- батюшка, приехав в

сей город из Сибири, я желал бы поднести тебе икону Святого Праведника

Симеона Верхотурского Чудотворца... с верой, что Святой Угодник будет

хранить тебя во все дни живота твоего и споспешествует тебе в служении

твоём на пользу и радость твоих верноподданных сынов». Эту телеграмму, так

отличавшуюся от бессвязных посланий, которыми Распутин будет засыпать

«царей», видимо, помогла написать мужику преданная генеральша.

И царь... принял мужика после его телеграммы! Почти точную дату этой

встречи (на этот раз воистину исторической) позволит установить

взволнованное письмо обычно сдержанного Николая к премьеру Столыпину:

«16 октября 1906 года... Несколько дней назад я принял крестьянина из

Тобольской губернии... который принес мне икону Святого Симеона

Верхотурского... Он произвел на Ее Величество и на меня замечательно

сильное впечатление... и вместо пяти минут разговор с ним длился более

часа. Он в скором времени уезжает на родину. У него есть сильное желание

повидать Вас и благословить Вашу больную дочь иконой. (В то время

террористы взорвали дачу премьера, Столыпин чудом остался жив и вынес из

развалин раненую дочь.— Э. Р) Я очень надеюсь, что Вы найдете минутку

принять его на этой неделе».

Так ему удалось «зацепить» и царя!

В высших сферах Григорий держит себя независимо и уверенно, как

человек, чувствующий свое высшее предназначение. Он ни перед кем не

склоняет голову и не боится говорить правду в глаза, что многим и не

нравится. Кстати, такую независимую позицию он занимает еще до своего

знакомства с царской семьей и Великими князьями. По движению души он может

отказаться от встречи с князем или графом и шагать пешком на окраину

города, чтобы поговорить с ремесленником или простым крестьянином. Князья

и графы такую независимость “простому мужику”, как правило, не прощают. По

этой и другим причинам, о которых мы еще расскажем, о Григории начинают

злословить. Эпицентр злословия идет из дворца дяди Николая Второго

Великого князя Николая Николаевича и его жены Анастасии Николаевны. Между

Григорием и Великим князем происходит размолвка, впоследствии переросшая в

настоящую вражду. Николай Николаевич убеждается в том, что ему не удастся

сделать Распутина орудием своего воздействия на царскую семью. Уже в те

годы Распутин считает этого Великого князя двуличным, неискренним

человеком. И надо сказать, небезосновательно: его поведение во время войны

доказало это вполне достоверно. Из дворца Николая Николаевича исходят

первые слухи о распутном поведении Григория, бросающем своими появлениями

во дворце тень на императрицу.

Вместе с тем отношения с царской семьей с каждым годом становятся все

ближе и ближе, превращаясь в настоящую дружбу. Всегда приезжая по первому

зову царской семьи, Григорий денег от них для себя лично никогда не

принимал, за исключением сотни рублей, которые они ему посылали на дорогу

(а позднее они оплачивали его квартиру). Хотя иногда он брал у них деньги

для передачи на разные благотворительные нужды, в частности, от них он

получил 5 тысяч рублей на строительство церкви в селе Покровском.

По желанию царской семьи Распутину специальным Указом дается другая

фамилия — Новых. Это слово было одним из первых слов, которые произнес

наследник Алексей, когда начал говорить. По легенде, увидев Григория,

младенец закричал: “Новый! Новый!”. Отсюда и эта фамилия.

5. Распутин практически является правителем при «живой» царской семье.

МУЖИК И ЕВРОПА

Все эти события совпали не случайно. Их причиной был не столько сам

Распутин, сколько его новая роль. Ибо весьма могущественные и влиятельные

лица заговорили в то время о невероятном: Распутин не только лечит

наследника, не только молится с «царями» — он уже вмешивается в высокую

политику, чуть ли не диктует императору! Полуграмотный мужик смеет решать

судьбы Европы!

В октябре 1908 года телеграф принес в Россию весть: Австро-Венгрия

аннексировала балканские территории — Боснию и Герцеговину, где жило

множество сербов. И в России, считавшей себя вождем православного мира,

тотчас начинается мощное движение в защиту «братьевславян».

С начала 1909 года — шквал статей в газетах, бурные демонстрации на

улицах. Общество требует войны, думские депутаты произносят речи об

исторической миссии России— опекать балканских славян, которых «объединяет

с русскими общая вера и общая кровь». В Праге собирается многолюдный

Всеславянский конгресс, в котором участвуют депутаты российской Думы.

Волнуются православные Балканы. Здесь опасаются, что Босния и

Герцеговина — лишь первый шаг немецкого марша на Восток. Сербия заявляет

решительный протест. И повелитель Черногории, отец «черных принцесс»,

просит решительного вмешательства России. Его поддерживает могущественный

родственник, великий князь Николай Николаевич— «главный военный» в

Романовской семье. В бой рвутся и генералы, жаждущие загладить позор в

японской кампании. Требует войны и молодая русская буржуазия, опьяненная

мечтами о новых сферах влияния, о завоевании черноморских проливов. В

России складывается весьма пестрая и, главное,— многочисленная «партия

войны».

Но война с Австро-Венгрией не может быть локальной— Германия не

собирается оставаться в стороне. 8 марта 1909 года кайзер Вильгельм

предъявил России ультиматум: признание аннексии Боснии и Герцеговины или

вторжение австрийской армии в Сербию при поддержке Германии.

Мировая война становилась реальностью. И люди трезвые, опытные,

понимавшие слабость плохо вооруженной русской армии, этой войны боялись.

Генеральша Богданович писала в дневнике: «13 марта... Не дай Бог нам

войны... Тогда снова у нас будет революция».

Понимал опасность войны и Столыпин. Премьер не желал идти на риск,

мечтал о «двадцати годах покоя для России» после всех потрясений и

трудного усмирения страны. Он помнил слова Александра III: «3a все Балканы

я не отдам жизни и одного русского солдата».

Аликс тоже смертельно боялась войны. Она не забыла: японская война

кончилась революцией. И еще она знала: в случае столкновения с Германией

ее родное маленькое Дармштадтское герцогство станет врагом России.

Но царь колебался — он с удовольствием выслушивал воинственные речи

«Грозного дяди». И дело было не только в том, что, по словам Вырубовой,

«Государь до последней минуты страшно любил Николая Николаевича». Просто

Ники был истинным Романовым — обожал все военное. Как и его предки он

получил военное образование, прошел подготовку в знаменитом Преображенском

полку и до самой смерти сохранил гвардейскую выправку... Российская

империя — страна традиционно воинственных царей. Как сказал ещё в XVIII

веке граф Никита Панин: «До тех пор, пока у нас не родится царь-калека, мы

не дождемся перемены во взглядах». Так что в глубине души Николай хотел

войны.

И тогда пришел черед Распутина. Он умел читать тайные желания царицы.

Он знал свою роль. И он её исполнил. Произошло невероятное — мужик из

сибирского села появился на политической арене.

Распутин решительно выступил против войны! Как и положено «Божьему

человеку», он пророчествовал — грозил России поражениями и революцией.

Впоследствии царица, вспоминая его тогдашние предсказания, напишет

Николаю: «Наш Друг был всегда против войны и говорил, что Балканы не стоят

того, чтобы весь мир из-за них воевал...»

Она была ему благодарна. И счастлива: оказалось, ее желания

удивительно совпали с велениями небес и «Нашего Друга».

Итак, Столыпин, царица, и, наконец, небеса и «отец Григорий» — все

были против войны. И царь дрогнул. Вскоре Совет министров согласился

признать аннексию Боснии и Герцеговины. Пресса изливалась в ярости и

поношениях, вспоминала о крупнейшей военной катастрофе при Цусиме в

недавней войне с Японией. «Дипломатическая Цусима» — так называли это

решение в обществе.

В то, что царский отказ воевать был продиктован желанием Распутина,

верили тогда даже самые проницательные люди. В «Том Деле» издатель

Распутина Филиппов цитирует умнейшего Сергея Юльевича Витте: «Несомненно,

тем, что балканская война не разгорелась, мы обязаны влиянию Распутина».

Так что в 1909 году черногорки и великий князь Николай Николаевич

имели право негодовать. Мало того, что Распутин выжил их из царского

дворца — этот малограмотный мужик посмел вмешаться в высокую политику! Он

не дал помочь православным на Балканах, не дал помочь родной Черногории!

Негодовал на Распутина и могущественный премьер. Хотя их позиции по

«Балканскому вопросу» во многом совпадали, вмешательство «отца Григория» в

политику было невыносимо для Столыпина. Газетные статьи о мужике во дворце

подрывали престиж Царской Семьи, плодили опасные слухи. Да и сам Столыпин

неоднократно подвергался унижениям. Как писала в дневнике А. Богданович:

«Недели три назад приехал с докладом Столыпин и прождал полчаса... потому

что царь находился у жены, у которой в спальне сидел этот «блажка».

С мужиком, а не с ним, премьером, обсуждали судьбу войны на Балканах!

Узнал Столыпин и еще одну весть, которая не могла его не встревожить.

Оказалось, его политический соперник Витте уже наладил контакт с

Распутиным: мужик приходил ко вчерашнему, ныне опальному премьеру.

«Я сказал ему тогда: «Послушай, зачем ты, собственно, ко мне пришел?

Если об этом узнают, то скажут, что я через тебя ищу сближения с

влиятельными салонами, а тебе скажут, что ты поддерживаешь сношения с

вредным человеком»... Распутин предложил мне в беседе очень оригинальные и

интересные взгляды», — вспоминал впоследствии граф.

Встреча царского любимца с либералом Витте, который в 1905 году

заставил царя даровать стране Конституцию, вызвала панику среди

монархистов. Богданович отмечала в дневнике: «Большой опасностью является

то обстоятельство, что «блажка» спелся с Витте... Витте хочется снова

получить власть».

Столыпину доложили, что мужик встречался не только с Витте. Он уже

участвует в обсуждении кандидатур на высшие государственные посты —

устраивает смотрины будущему обер-прокурору Синода!

И это было правдой. После всех неприятностей — с расследованием

Тобольской консистории, с обвинениями Феофана, с деятельностью сестры Эллы

и ее окружения — Аликс боялась, что ее враги используют Синод, чтобы опять

обвинить «Нашего Друга» в хлыстовстве. И она решила найти лояльного к

Распутину обер-прокурора.

На этот пост начала обсуждаться кандидатура Владимира Саблера. Именно

тогда Аликс впервые решила применить удивительный метод «проверки»

кандидата на должность: его должен был проэкзаменовать «Божий человек».

Учитывая особые отношения «Нашего Друга» с небом, его встреча с будущим

главой Синода была для Государыни вполне логична.

Встреча состоялась, и Распутин смог убедиться в полном послушании

кандидата «папе и маме». И вскоре Саблера, человека с нерусской фамилией

(он был из семьи обрусевших немцев), ко всеобщему изумлению поставят во

главе управления русской церковью...

ПРЕМЬЕР ПРОТИВ МУЖИКА

Столыпин оценил свое ожидание в царской приемной. Это было не просто

унижение, но некий сигнал: у царя сидел «тайный премьер».

К тому времени позиции великого реформатора ослабли. (Это характерно

для всех реформаторов в России. Впоследствии одного из вождей монархистов,

умнейшего Шульгина, спросят, кому мешал Столыпин, и его ответ будет

лаконичен: «Всем».) Премьера ненавидели левые, ибо он не раз беспощадно

подавлял оппозицию в Думе — чего стоит лишь одна его бессмертная фраза:

«Вам, господа, нужны великие потрясения, а мне нужна великая Россия».

Премьера ненавидели правые, ибо его реформы предвещали победу капитализма

в России— древний Царьград должен был стать Манчестером. Его презрение к

антисемитам из «Союза русского народа», предложения отменить «черту

оседлости» для евреев (на что царь не согласился) вызывали ненависть у

церковных «ястребов» типа Илиодора и Гермогена. Была и еще одна мощная

фигура, подогревавшая недовольство — великий князь Николай Николаевич, ибо

Столыпин был категорически против участия России в балканском конфликте. И

тем не менее премьер держался, потому что его поддерживал царь. Столыпин

грозил Николаю социальными катастрофами и голодом, если не осуществятся

его реформы. Огромным ростом и зычным голосом он успокоительно напоминал

Николаю гиганта-отца, внушал ему уверенность.

Но Столыпин сделал ход, который вначале казался очень удачным. Ход

этот мог вернуть ему популярность, но... оказался фатальным. Премьер

выступил против Распутина, заговорил с царем об отношении общества к

«Нашему Другу».

Николай от разговора уклонился. Но он помнил, какое впечатление оказал

Распутин на Столыпина всего несколько лет назад. И попросил премьера вновь

встретиться с мужиком.

Об этой странной встрече Столыпин рассказал будущему председателю

Государственной Думы Родзянко. С первой минуты премьер явственно ощутил

«большую силу гипноза, которая была в этом человеке и которое произвела на

него довольно сильное, хотя и отталкивающее, но все же моральное

впечатление». Но, видимо, «моральное впечатление» было столь сильным, что

Столыпин, «преодолев его», вдруг начал кричать на Распутина, называть его

хлыстом и грозить ему высылкой «на основании соответствующего закона о

сектантах». Это была ошибка (как покажет будущее — роковая для премьера).

Распутин имел право быть обиженным. И... спокойным. Он знал: никаких

весомых доказательств его хлыстовства Тобольской консистории получить не

удалось. Знал это и царь, который в год всеобщей травли «Нашего Друга»

ознакомился с его «делом»...

К 1910 году Распутин стал вызывать уже всеобщее недовольство: левых,

которые видели в нем союзника Илиодора и антисемитов; правых и

монархистов, которым он грозил приходом к власти Витте; «партии войны» и

«Грозного дяди»; двора, ненавидевшего мужика-фаворита; церковников,

уверенных в его хлыстовстве; сестры царицы, премьер-министра...

Он надоел всем. Первой конечно же начала действовать самая обиженная и

самая страстная — «черная женщина», Милица, близкая знакомая епископа

Феофана. Скорее всего, она и была таинственным «кем-то», постоянно

открывавшим глаза Феофану, ознакомившим его с ходом тобольского

расследования и исповедями дам, «обиженных Распутиным».

Активизировалась и великая княгиня Елизавета Федоровна. Настоятельница

Марфо-Мариинской обители уже поняла, что второй «Наш Друг» куда опаснее

первого. Ито, что против Распутина выступила Софья Тютчева, бывшая в

Страницы: 1, 2, 3, 4