В.М.Головнин: История и современность

западный или западный ветер при ясной или облачной, но сухой погоде, то в

открытом океане в это же время бывают ветры юго-западного, южного или даже

юго-восточного румбов. На основании этого Головнину удалось точно

определить момент для осуществления своего смелого замысла.

16 мая подул сильный северо-западный ветер, а с наступлением сумерек

налетел шквал, стало совсем пасмурно. Корабли английской эскадры к этому

времени не были готовы к выходу в море. Капитан «Дианы» велел поставить

штормовые паруса, шлюп снялся с якоря. Тотчас же со стоявшего недалеко

английского судна дали знать на вице-адмиральский корабль о действиях

русских, но «Диана» уже успела выйти в открытое море и взяла курс на

Камчатку. «Таким образом кончилось наше задержание, или, лучше сказать, наш

арест на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся один год и 25 дней»,- пишет

Головнин в своей книге.

Учитывая, что плавание будет продолжительным, Головнин позаботился о

сохранении здоровья моряков и строжайшей экономии продовольствия и пресной

воды.

Не выпустил из виду капитан и научные задачи. Штурману Хлебникову

поручалось в конце вахты записывать, «какие были видны птицы, морские

животные или растения, а также означать градусы на термометре и состояние

барометра, все феномены и метеоры вносить в журнал». Все это исполнялось в

точности, вахтенный журнал наполнялся свежими сведениями об океане и

землях, которые довелось посетить русским морякам.

«Диане» надо было торопиться, чтобы прийти на Камчатку до наступления

зимы. Экипаж получал лишь две трети обычного рациона, но никто не роптал,

моряки неутомимо выполняли свой долг. Более двух месяцев шла «Диана» по

бурному океану, борясь со штормами и встречными ветрами. Наконец на

рассвете 26 июля мореплаватели увидели землю. Это был остров Тана - один из

островов Новогебридского архипелага.

С небольшой группой моряков командир «Дианы» отправился на берег.

Островитяне охотно отдавали плоды в обмен на гвозди, топоры и всевозможные

украшения, вроде бисера, помогали русским переносить дрова и бочонки с

водой к берегу.

31 июля приготовления к дальнейшему плаванию были закончены и «Диана»

снялась с якоря.

Плавание «Дианы» продолжалось. В полдень 23 сентября 1809 г. «ко всеобщей

нашей радости увидели мы камчатский берег,— писал Головнин.— Берег,

принадлежащий нашему отечеству! И хотя он от С.-Петербурга отдален на 13000

верст, но со всем тем составляет часть России... Радость, которую мы

чувствовали при воззрении на сей грозный дикий берег, представляющий

природу в самом ужасном виде, могут только те понимать, кто бывал в

подобном нашему положении или кто в состоянии себе вообразить оное живо!».

Итак, русские моряки после двухгодичного похода по морям и океанам и

сопутствовавших ему многочисленных приключений снова были у родных берегов.

Спустя два дня «Диана» вошла в Петропавловскую гавань. В. М. Головнин

узнал о награждении его двумя орденами: боевым орденом св. Георгия — «за

осьмнадцать морских кампаний» и орденом св. Владимира—«за благополучное

совершение многотрудного путешествия».

Две зимовки провел Василий Михайлович на далекой окраине России. Поначалу

у него сложилось неблагоприятное впечатление о Камчатке. Головнин говорит

далее, что хотя трудно найти страну уединеннее, скучнее, голоднее Камчатки,

но эти недостатки (кроме последнего) не могут быть чувствительными для

любопытного путешественника. А Камчатка «представит любопытству много

интересных, совершенно новых предметов...».

И русский мореплаватель с присущей ему энергией и увлечением отдался

изучению Камчатки. Он собрал обильный материал о флоре и фауне края,

населяющих его народностях, их быте и нравах. В отличие от многих

западноевропейских путешественников, презиравших «туземцев», Василий

Михайлович с симпатией относился к местному населению.

25 апреля «Диана», после того как моряки прорубили лед в Петропавловской

гавани, вышла в Авачинский залив, а 4 мая шлюп взял курс к Курильским

островам. Достигнув 13 мая острова Матуа, Головнин, продвигаясь на юг,

начал описание Курильских островов. Он отмечал, что острова эти

вулканического происхождения и гористы, берега их круты, растительность

скудная, тундровая, лишь на островах Уруп, Итуруп и Кунашир есть леса;

здесь много пушных зверей и птиц; население занимается охотой и

рыболовством.

Головнин обратил внимание на большое влияние русской культуры в этих

местах. Курильцы (айны) восприняли у русских бытовые навыки, многие знали

русский язык. «...Наши курильцы носят всякого покроя русское платье»,—

заметил Василий Михайлович.

После исследований В. М. Головнина стало известно, что Курильская гряда

состоит не из 21, как считалось ранее, а из 24 островов.

Время шло, запасы продовольствия и пресной воды на «Диане» подходили к

концу. Головнин решил идти к острову Кунашир, где, по имевшимся сведениям,

была удобная гавань и селение.

Постоянные ветры и густые туманы заставили «Диану» более двух недель

лавировать у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан, которые то открывались

перед взором моряков, то вновь заволакивались туманом.

Головнин знал, что на юге Курильской гряды японцы незаконно устроили свои

фактории. Поэтому он действовал с большой осторожностью. 17 июня «Диана»

вошла в бухту северной части острова Итуруп, где действительно встретили не

только айнов, но и японцев. Японскому начальнику Исидзака Такэхейму Василий

Михайлович объяснил, что зашел сюда за дровами и продовольствием.

Чувствовалось, что японцы сомневались в мирных целях экспедиции. И все же

беседа закончилась хорошо. Исидзака Такэхейм дал письмо к японскому

начальнику селения Урбитич (Фурубэцу) на западном побережье Итурупа. В

письме якобы извещалось, что русские идут с добрыми намерениями и что они

нуждаются в воде и продовольствии. К вечеру моряки возвратились на шлюп. 18

июня состоялась новая встреча с курильцами. Русские узнали об их тяжелой

участи. Считая, что они действуют заодно с русскими, японцы стали еще

больше притеснять айнов, угрожая им смертью. Головнин убеждал курильцев,

что русские ни малейшего зла не причинят японцам и, следовательно, и «они

нашим [курильцам] вредить не захотят».

При расставании Василий Михайлович взял лишь курильца Алексея Максимовича,

чтобы тот показал гавань в западной части острова и был переводчиком при

переговорах с японцами.

5 июля «Диана», облитая лучами утреннего солнца, двинулась в гавань

Кэмурай на южном побережье Кунаширского залива. Вдруг японские батареи

открыли пальбу по шлюпу. Видимо, подумал Головнин, японцы не получили

сообщения с Итурупа о миролюбивых целях прихода русского корабля. Корабль

продолжал идти в глубь залива. На берегу открылось селение и небольшая

крепость. Японские суда, заметившие «Диану», поспешно отошли к крепости, а

батареи опять стали палить, но ядра не достигали цели. Шлюп бросил якорь в

трех милях от крепости. Желая выяснить причины такого поведения японцев,

Головнин, захватив с собой подштурманского помощника Среднего, четырех

матросов и курильца, под градом ядер устремляется на шлюпке к крепости.

Однако добраться до крепости не удалось. Ядра не подпускали шлюпку к

берегу.

Головнин рассудил, что без воли правительства начинать военные действия не

годится, и решил объясниться с японцами посредством знаков. Но такое

объяснение не дало никаких результатов.

Головнин полагал, что японцы не желают вступать в переговоры с русскими и

откроют огонь по шлюпке, если она подойдет к крепости. Поэтому шлюп

направился к небольшой речке на западном берегу залива, где стал на якорь.

Вскоре заметили человека. Это был курилец Кузьма с русского острова Расшуа.

По поведению Кузьмы было видно, что японцы боятся нападения русских.

Объясняться с Кузьмой было очень трудно, но все же посредством знаков и

жестов можно было догадаться, что начальник города желает встретиться с

командиром «Дианы» на лодке в сопровождении такого же количества матросов,

какое будет у Головнина. Василий Михайлович принял приглашение японского

начальника. Кузьма с подарками отправился в крепость.

Поутру 11 июля Головнин поехал на берег на четырехвесельной шлюпке. С ним

находились мичман Мур, штурман Хлебников, курилец Алексей, матросы Макаров,

Симанов, Шкаев, Васильев.

Начальник крепости Насасэ Саэмон донимал русских разными вопросами о

России, ее правительстве. Будто бы в целях определения количества

продовольствия, необходимого для экипажа корабля, японцы пытались узнать о

его численности. Головнин, разгадав смысл этого вопроса, увеличил цифры

вдвое против настоящего, сказав, что команда состоит из 102 человек.

Во время беседы, протекавшей, в общем, в корректной форме, Мур сообщил,

что солдатам, разместившимся на площади, раздают обнаженные сабли. Головнин

не придал этому значения, но вскоре пришлось убедиться в недобрых

намерениях японцев.

Вскоре Головнин сказал, что у него нет времени и пора возвращаться на

корабль. На это последовал ответ начальника: без повеления матсмайского

губернатора, которому он должен донести о происшедшем, он не сможет

снабдить шлюп ничем. А до получения решения губернатора он хочет, чтобы

один из русских остался в качестве заложника. Ответ из Матсмая надо было

ожидать не менее 15 дней. Головнин с чувством собственного достоинства

ответил, что «без совета оставшихся на шлюпе офицеров так долго ждать

решиться не могу, а также и офицера оставить не хочу». После этого моряки

встали и собирались идти. Это вызвало раздражение начальника. И, наконец,

заявил, что ни одного из русских он не сможет отпустить, в противном случае

ему распорят брюхо. «Мы в ту же секунду бросились бежать из крепости, а

японцы с чрезвычайным криком вскочили со своих мест... бросали нам под ноги

весла и поленья...»

Когда русские моряки вырвались из крепости, японцы открыли стрельбу, но

никому не причинили вреда. Мичмана Мура, матроса Макарова и курильца

Алексея задержали. Остальные добрались до шлюпки, но из-за отлива она

оказалась на мели и ставить ее на воду было невозможно. Японцы окружили

моряков, сопротивляться было бесполезно. Головнина, штурмана Хлебникова и

матросов Симанова, Шкаева и Васильева привели опять в палатку, там уже

находились ранее захваченные. Крепко связав пленников, японцы под сильным

конвоем отправили их на лодках в Хакодаде (Хакодате), на южное побережье

острова Хоккайдо. Здесь русских поместили в большом темном сарае, в клетки

из толстых деревянных брусьев.

Тем временем капитан-лейтенант Рикорд, принявший командование «Дианой»,

делал все возможное, чтобы вызволить товарищей из плена. Намереваясь

повести переговоры об их освобождении, он направился к японскому берегу. Но

как только «Диана» приблизилась на расстояние пушечного выстрела, японцы

открыли огонь по кораблю из береговых батарей. Метким ответным огнем с

«Дианы» одна японская батарея была подавлена.

Попытка начать переговоры и узнать о судьбе товарищей не удалась. На

«Диане» находились смелые, полные решимости русские моряки, но их было

только пятьдесят один; не приходилось и думать, чтобы с таким маленьким

отрядом идти на штурм японской крепости, защищенной с моря высоким земляным

валом. Неудачный исход штурма неминуемо повел бы к гибели «Дианы» или

захвату корабля японцами, а тогда собранные моряками сведения о южных

Курильских островах - «много времени и трудов стоящее описание

географического положения сих мест не принесли бы также никакой ожидаемой

от этого пользы», писал Рикорд.

Отойдя от берега, «Диана» бросила якорь на таком расстоянии, чтобы ядра с

крепости не могли достать ее. Офицеры написали письмо Головнину, в котором

выражали свое возмущение действиями кунаширского начальника, извещали

своего командира о возвращении в Охотск и обещали товарищам «положить жизнь

свою, если не будет Других средств к их освобождению».

14 июля «Диана» покинула Кунаширский залив, названный офицерами шлюпа

«заливом Измены». Весь экипаж корабля переживал участь своих друзей и

командира, томящихся на чужой земле в неволе.

В конце июля шлюп прибыл в Охотск. Рикорд хотел отправиться в Петербург

для до

клада морскому министру о пленении Головнина. Но в Иркутске гражданский

губернатор Н. И. Трескин сообщил Рикорду, что ему следует ждать решения

правительства здесь. Тем временем Рикорд и губернатор разработали план

экспедиции по освобождению пленников. Не дождавшись ответа правительства8,

иркутский губернатор предложил Рикорду возвратиться в Охотск и отправиться

на «Диане» для продолжения неоконченной описи Курильских островов и подойти

к Кунаширу «для узнания об участи наших соотечественников, захваченных

японцами».

Н. И. Трескин снабдил Рикорда письмом на имя губернатора Эдзо (Хоккайдо).

В письме говорилось о дружественном отношении России к Японии, осуждались

самовольные действия Хвостова и Давыдова. Трескин писал, что русские придут

в японские гавани с целью добиться освобождения пленных. Вместе с Рикордом

в Охотск отправился Накагава Городзи (Головнин и Рикорд называют его

Леонзаймо) и шесть других японцев, которые в 1810 г. потерпели

кораблекрушение у берегов Камчатки. Японцев решили возвратить на родину и

использовать их в качестве переводчиков во время переговоров с японскими

властями.

22 июля 1812 г. «Диана» под командой Рикорда и транспорт «Зотик» под

командой Филатова вышли из Охотска, взяв курс к острову Кунашир. Почти в

течение месяца моряки занимались описанием Курильских островов. 28 августа

вошли в залив Измены и сейчас же японские батареи открыли огонь по русским

судам.

Рикорд послал Леонзаймо на берег, поскольку он мог объяснить начальнику

крепости об обстоятельствах, заставивших русское судно вновь появиться у

Кунашира. Вернувшись, Леонзаймо сообщил: «Капитан Головнин и все прочие

убиты». Это было ложное известие. По расчетам японских чиновников, оно

должно было заставить русский корабль уйти обратно. Все моряки были

опечалены, но идти в Охотск, не получив точных данных о судьбе своих

товарищей, они не собирались.

8 сентября русские моряки задержали японское судно «Кансэ-Мару», его

капитана доставили на «Диану». На нем было шелковое платье, сабля и другие

знаки, что свидетельствовало о его знатности. Звали капитана Такатай-Кахи

(Такадай Кахэей). Он был судовладельцем и купцом. Чтобы Такатай-Кахи понял

цель прихода русского судна к Кунаширу, Рикорд дал ему письмо Леонзаймо,

адресованное начальнику острова. Прочитав письмо, Такатай-Кахи воскликнул:

«Капитан Мур и пять человек находятся в Матсмае!» Он подробно рассказал,

когда пленников вывезли из Кунашира, через какие города их вели, сколько

времени они проживали в том или ином месте. При этом он точно описал

внешний вид Мура, но имени Головнина не упоминал. Это встревожило Рикорда и

других офицеров.

Заставляла задуматься и разноречивость в показаниях Леонзаймо, сообщившего

о смерти русских, и Такатай-Кахи, утверждавшего совсем другое с такими

подробностями, которых он не мог выдумать в один миг, оказавшись в

положении пленника. Все же Рикорд пришел к заключению, что его

соотечественники живы.

Когда Рикорд объявил Такатай-Кахи, что тот поедет в Россию, японец

спокойно ответил: «Хорошо, я готов!» Петр Иванович добавил, что в будущем

году его вернут в свое отечество.

Четырех японских матросов, не знавших по-русски ни одного слова, высадили

на берег. Их снабдили всем необходимым. «Они,— писал Рикорд,— как я думал

по своему простодушию, сохранят чувства благодарности за оказанные им нами

благодеяния и распространят между своими соотечественниками лучшее о

русских мнение, нежели какое имели они прежде».

Вместо отпущенных Рикорд решил взять такое же число с японского судна «под

видом, будто бы они нужны для услуг своему начальнику», и попросил его,

чтобы он сам выбрал себе тех матросов, которые ему будут более всего

полезны. Однако Такатай-Кахи стал доказывать, что все матросы глупы и

чрезвычайно боятся русских и будут много сокрушаться. Это посеяло сомнение

в правдивости того, что рассказывал он о русских пленниках. Но Рикорд

решительно заявил, что ему необходимо взять четырех матросов. Японский

купец попросил командира «Дианы» поехать с ним на его судно. Прибыв на

корабль, Такатай-Кахи собрал команду в свою каюту, из которой подобрал себе

четырех матросов.

Затем Рикорд предложил Такатаю-Кахи написать письмо японскому начальнику

об обстоятельствах пленения русских моряков и их судьбе, после чего Такатай-

Кахи с матросами перебрался на шлюп. Рикорд всячески стремился подчеркнуть,

что русские считают японцев не враждующим, а миролюбивым народом, с которым

доброе согласие прервано только некоторыми неблагоприятными

обстоятельствами.

В тот же день Рикорд пригласил на шлюп молодую японскую женщину -

неразлучную спутницу Такатая-Кахи в его плаваниях от города Хакодате до

Итурупа. На «Диане» японку приняла жена младшего лекаря. Японку угостили

чаем с пряниками, а затем проводили ее с подарками. Время пребывания

японцев на русском корабле Рикорд старался использовать для того, чтобы

ближе сойтись с Такатаем-Кахи. Он разрешил японским матросам осмотреть весь

корабль, которым они очень интересовались. Внимательным оказался и Такатай-

Кахи. Увидев пустые бочонки, он предложил наполнить их свежей водой со

своего корабля. Его матросы немедленно взяли порожние бочонки и привезли их

наполненными хорошей пресной водой. «Приятно,— пишет Рикорд,— было видеть

людей, почитавшихся за несколько часов нашими врагами, в таком с нами

дружестве. Эти добрые японцы, простившись с нами, поехали на свое судно с

песнями».

11 сентября русские корабли взяли курс на Камчатку. 3 октября «Диана» и

бриг «Зотик» вошли в Авачинскую бухту. Вернувшихся радостно приветствовали

моряки и жители Петропавловска. Грустным и опечаленным был только Такатай-

Кахи. Вскоре выяснилась причина дурного его настроения. «Ему

представлялось, по законам земли своей, что его, так же как наших в Японии,

будут содержать в строгом заключении. Но как велико было его удивление,

когда он увидел себя помещенным не только в одном со мною доме, но и в

одних покоях», — писал Рикорд.

Главным результатом похода Рикорда были сведения о том, что все русские,

захваченные японцами в плен, живы. «Такое полезное и радостное для нас

известие мы почли немалым для себя приобретением и наградою за труды свои».

Слухи о пребывании «Дианы» под начальством Рикорда в Кунаширском заливе

дошли до наших узников. Матросы с задержанного купеческого судна очень

лестно рассказывали о поведении Рикорда. Стало известно, что Рикорд подарил

японской женщине несколько европейских вещей общей стоимостью в 30 японских

монет, потом позволил ее мужу написать письмо родственникам и уверить их,

что он будет в будущем году возвращен в свое отечество. А пока он живет в

каюте вместе с господином Рикордом и до самого возвращения будет жить с

ним.

Жизнь пленников в Хакодате была тяжелой и тревожной. Допросы следовали за

допросами; японцы, казалось, ничему не верили, принимали русских за

шпионов, прибывших к Курильским островам с разведывательными целями.

В конце августа японцы показали Головнину вышеупомянутое письмо от

Рикорда. Когда Василия Михайловича спросили, какой бы ответ он послал на

шлюп, если бы ему это разрешили, Головнин ответил: чтобы корабль, ничего не

предпринимая, шел скорее к русским берегам и донес о случившемся

правительству.

После пятидесятидневного пребывания в Хакодате русских перевели в конце

сентября в город Матсмай (Мацумаэ), находящийся в нескольких днях перехода

восточнее Хакодате. Здесь их также заключили в тюрьму — сарай с клетками.

В этом городе состоялась первая встреча пленников с крупным японским

начальником — матсмайским губернатором (бунио) Аррао Тадзи-мано (Арао

Тадзима-но ками). Он спросил Головнина, где бы они хотели жить в Японии —

оставаться на месте, в столице, или еще где-нибудь. Василий Михайлович

твердо сказал: «У нас два только желания: первое состоит в том, чтобы

возвратиться в свое отечество, а если это невозможно, то желаем умереть...»

Решительные слова русского офицера произвели на бунио большое впечатление,

и он сказал, что если подтвердится своеволие Хвостова, то они будут

отпущены. Затем у пленников взяли письменные показания с подробным

описанием целей и маршрута плавания «Дианы».

Губернатор поверил показаниям, послал их в столицу. А пока распорядился

снять с пленников веревки, перевести их в более благоустроенное помещение,

улучшить питание.

Но в феврале 1812 г. переводчики Теске (Тэй-сукэ) и Кумаджеро (Кумадзиро),

хорошо относившиеся к русским, сообщили им, что в столице не согласились с

мнением матсмайского губернатора и что с русскими надо обращаться как с

шпионами, а приходящие русские корабли захватывать.

Это явилось последней каплей, переполнившей терпение русских моряков. Дума

о побеге, владевшая ими с первых дней заточения, окончательно созрела. Было

решено незаметно уйти из тюрьмы, добраться до берега, захватить парусник

или шлюпку и идти к Камчатке.

Готовясь к бегству, пленники втайне запаслись кое-каким продовольствием,

сшили из рубах два паруса, сплели веревки. Удалось раздобыть чайник,

огниво, два кухонных ножа. Орудуя ими, храбрецы ночью 23 апреля 1812 г.

прорыли под стеной тюрьмы узкий лаз и выбрались на свободу. При этом

Головнин ушиб ногу, но боль почувствовал позже. Беглецы знали, что остров

покрыт горами и заселена только его прибрежная часть. Учтя это, моряки

пошли на север не берегом, а через горы. Но не зная как

Страницы: 1, 2, 3