Февральская революция и футуризм

Февральская революция и футуризм

введение. 2

Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм. 5

Поэты на фугасах. Русский футуризм в годы Первой мировой 1914–1917гг. 11

Февральская революция и Возрождение футуризма. 13

Заключение. 15

Источники и литература: 16

введение.

Вопрос о связи русского футуризма и революции возник после Октября

1917 года. Главная причина этого— попытки левых от искусства захватить

доминирующие позиции в художественной жизни.[i] Поэтому в 20–х годах истоки

и сущность футуризма рассматривали в контексте проблемы “футуризм и

революция”. В литературе 20–х речь шла в основном об Октябрьской революции,

хотя прямо на это не указывалось, в то же время рассматривалось не

восприятие и не отношение к революции, а степень революционности

футуристической идеологии и часто степень соответствия идеям большевизма.

Шапирштейн–Лерс видел в футуризме народничество с революционным уклоном в

условиях общественной реакции.[ii] Н. Горлов рассматривал футуризм как

явление, рожденное революционными настроениями в обществе; по его словам,

русские футуристы делали ту же революцию, что и большевики, но с другого

конца; отрицание старого, буржуазного быта и революция в эстетике привела

футуристов к отрицанию старого строя и социальной революции.[iii] Идейные

противники “левых от искусства” расценивали футуризм как протест части

мелкобуржуазной богемы или одно из проявлений буржуазного строя.[iv] В 30–х

годах последняя позиция, определенная более политической, чем научной

логикой, стала доминирующей. Футуризм, как и остальные проявления

формализма, был объявлен формой буржуазного влияния[v], что в значительной

степени затруднило его научное изучение. В советской литературе практически

нет работ, посвященных истории русского футуризма. История довоенного

футуризма освещена только в двух работах Харджиева— “Ранний Маяковский” и

“Турне кубофутуристов”— опубликованных в 1940 году.([vi] Работы содержат

обильный фактический материал по истории и теории, раскрывается своеобразие

русского футуризма, проблема революционности футуризма не рассматривается,

в то же время отмечается оппозиционное отношение к эстетическим вкусам

буржуазии и идеологии правящих классов, выразившееся в лозунгах самоценного

искусства, автономного от утилитарных задач.[vii] Хотя 60-е и 70–е годы

отмечены появлением значительного количества работ по отдельным аспектам

авангарда и творчеству отдельных его представителей, работ собственно по

истории футуризма в это время не появилось. Первая работа по истории

русского литературного футуризма принадлежит Маркову, ученому из

Калифорнийского университета (1968); футуризм рассматривается как сложное,

многоликое, почти хаотическое явление, сочетающее совершенно несовместимые

элементы(примитивизм, урбанизм, славянофильство, символизм и т. п.); Марков

рассматривает футуризм только как литературное течение, отрицает

существование каких–либо политических тенденций в русском футуризме, не

прослеживает восприятие футуристами революции даже в эстетическом

плане.[viii] В конце 80-х годов начинается новый период, продолжавшийся

первые два постсоветские десятилетия, в изучении наследия русского

авангарда. Появляются работы по истории русского футуризма. В труде

Крусанова авангард рассматривается в социальном аспекте, как общественное

движение с особой идейно–художественной системой взглядов и представлений.

Основное внимание автора сосредоточено на конкретных событиях (выставки,

публикации, выступления и т. п.), а также восприятию и реакции общества на

идеи и практику авангарда. (На сегодняшний день опубликован лишь первый

том, охватывающий историю дореволюционного авангарда, который соотносится с

термином “футуризм”.)[ix] В работе Бобринской, посвященной истории

футуризма в мировом масштабе, история русского футуризма рассматривается в

контексте основной, по мнению Бобринской, идеи русского футуризма— идеи

“психической эволюции”, стремления к открытию новых возможностей в психике

и сознании человека— этой идеей объясняются попытки создания футуристами

мирового, заумного языка будущего и взгляд на искусство как способ

трансформации мира, в этом же контексте рассматривается восприятие

футуристами войны и революции— восприятие мифологизированное, как факторов,

способствующих психической эволюции.[x]

Проблема “футуризм и Февральская революция” никогда не становилась

предметом отдельного научного исследования. Отношение отдельных футуристов

к Февралю рассматривается в биографической литературе, в то же время в

биографической литературе почти не прослеживается связь восприятия

революции с идеологией футуризма.[xi] В историографии не прослеживаются

революционные тенденции в русском футуризме (отчасти это сделано в работе

Бобринской).(( В то же время правильное представление об этих тенденциях

необходимо для прояснения особенностей футуристического восприятия Февраля.

К семнадцатому году большинство групп, связывавших себя с футуризмом,

распались, идеалам футуризма остались верны только кубофутуристы и близкие

к ним художники и писатели ( Кубофутуризм неединственное течение в русском

футуризме, но только это течение можно соотносить с конкретными

революционными событиями.

Разработка проблемы “Февраль и футуризм” затрудняется характером

источников. В воспоминаниях футуристов, в основном написанных в советское

время, Февральская революция или упускается из виду, скорее всего

сознательно,[xii] или же подчеркивается ее консервативный, буржуазный

характер и неизбежность социалистической революции[xiii]; Маяковский,

Каменский, Крученых говорят о футуризме как об искусстве, отвечающем

интересам революции и связывают его с большевизмом,[xiv] наиболее ярко

условность подобных натяжек видна в воспоминаниях Матюшина— Матюшин

трактует заумные стихи из оперы Крученых—

Сарча саранча

Пик пить

Пить пик

Не оставляй оружия к обеду за обедом

Ни за гречневой кашей

как призыв к рабочим.[xv] Представление о действительном восприятии

Февраля могут дать только первые воспоминания Каменского, законченные в

июле 1917.[xvi] Художественные произведения футуристов не могут

рассматривается в качестве основного источника— особенность любого

художественного текста— многозначность, к тому многие футуристические

тексты обладают спецификой(акцент на форме, алогизм, использование

смыслового и звукового сдвига, заумного языка, т. п.), затрудняющей их

анализ. Для прояснения данной проблемы гораздо большую ценность

представляют манифесты и статьи футуристов, отражающих идеологию, во многом

формирующуюся “на ходу”. Наибольшую ценность представляют документы

личного, интимного характера— дневники, письма и т. п.( подобных документов

сохранилось не так много, а из сохранившегося лишь небольшая часть

опубликована и легкодоступна)— раскрывающие не только отношение к

определенным событиям, но и понять мироощущение автора. В то же время

необходимо соотносить конкретное мироощущение с футуристической идеологией,

поскольку проблема восприятия футуристами Февральской революции будет

оправдана только в том случае, если рассматривать её не как совокупность

восприятия отдельных писателей и художников, а как восприятие людьми,

обладающими рядом общих мировоззренческих принципов.

Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм.

Новое русское искусство началось с выставок “((((((((“ и “Золотого

руна” в 1907–1908 годах.[xvii] Первый литературный сборник, тех кого в

дальнейшем назовут футуристами, появился в 1910 (“Садок судей”). (В этом же

году вышел сборник “Студия импрессионистов” с участием Хлебникова, Д. и Н.

Бурлюков; годом раньше “Шарманка” будетлянки Елены Гуро.) В первый

период((( русского футуризма, продолжавшийся где–то до конца 1911, идут

активные художественные поиски, формируются принципы нового искусства, в то

же время русский авангард пока что остается только совокупностью

художественных течений. Качественно новый период— 1912–1914 годы.

Большинство исследователей считают эти годы расцветом русского

футуризма.[xviii] Если под расцветом понимать степень публичной активности

и общественного интереса, тогда с этим утверждением можно согласится. В эти

годы существовало огромное количество группировок в живописи(“Бубновый

валет”, “Ослиный хвост”, “Союз молодежи” и др.) и в литературе(“Гилея” или

кубофутуристы, “Академия эгопоэзии”, “Мезонин поэзии”, “Центрифуга” и др.),

при чем почти все претендовали на открытие новых художественных

направлений, проходили многочисленные выставки, публиковалось множество

книг и теоретических работ, эти годы отмечены огромным общественным

интересом к футуризму, проводились многочисленные публичные диспуты и

лекции, причем не только в Москве и Петербурге, но и в городах европейской

части России, Украины, Крыма, Закавказья, в провинции появились подражатели

футуризма(в основном, почему–то, на юге Российской империи— в

Ростове–на–Дону, Харькове, Екатеринославле и др.).[xix] Выставки,

литературные сборники, организация новой художественной группы или метода,

как правило, сопровождались манифестами (первый манифест “Пролог.

Эго–футуризм.” написал Северянин еще в ноябре 1911), таким образом

формировалась идеология футуризма. В этот период футуризм перестает быть

только художественным течением. Как отмечает Крусанов, именно в 1912 году

термин “футуризм” получает широкое распространение, первоначально

“футуризмом” обозначалось только одно из новейших течений в живописи.[xx]

Как художественного метода футуризма в русской живописи не существовало, за

исключением нескольких работ Гончаровой, Малевича, Розановой и

Ларионова[xxi]; художники–новаторы шли от французского кубизма, ранее почти

все прошли через импрессионистический этап, некоторое влияние оказал

немецкий экспрессионизм и решающее русский и восточный примитив ( русский и

восточный лубок, иконопись, современное низовое искусство— живопись

вывесок, подносов, роспись крестьянских жилищ и т. п. + массовая городская

фотография)[xxii]. В литературе последователями итальянского футуризма

считали себя Илья Зданевич и Шершеневич, Зданевич одно время вел переписку

с Маринетти и писал звукоподражательные стихи a la Маринетти[xxiii],

Шершеневич занимался переводом итальянских манифестов.[xxiv] Но большинство

русских поэтов–футуристов подчеркивали свою независимость от итальянского

футуризма[xxv], который представляли лишь по отдельным манифестам, но в то

же время очень часто обозначали свои произведения как футуристические. По

справедливому замечанию Маркова, слово “футуризм” могло обозначать очень

многое от декаденствующего эстетства и символизма до импрессионизма и

крайнего урбанизма[xxvi], но прежде всего это слово, видимо, должно было

обозначать отказ от прошлого и принципы новой эстетики. В 1913 году в

периодической печати и в обществе “футуризмом” начинают обозначать все

новаторские течения не только в литературе, но и в живописи.[xxvii] Сами

футуристы начинают расценивать футуризм как нечто большее, чем просто

художественное новаторство. Уже эго–футуристы в своих манифестах, очень

мутных в отношении смысла, пытались представить футуризм как некую

философию.[xxviii] (Как показывает Марков, источником философии

эго–футуризма, помимо гигантского самомнения и не менее гигантской

самоуверенности, послужили несколько популярных брошюр о литературе и

философии.[xxix]) В 1914 году Россию посетил Маринетти, в связи с этим

большинство русских футуристов поспешило заявить о независимости русского

футуризма, некоторые сделали это в крайне резкой форме. Ларионов призвал

всех подлинных футуристов забросать Маринетти тухлыми яйцами и облить

кислым молоком, поскольку Маринетти предал принципы футуризма, превратив

его в религию с кодексом догматов, тогда как футуризм есть вечное движение

вперед.[xxx](Ларионова никто не поддержал, “подлинными футуристами”

оказались только члены группы Ларионова— Гончарова, Илья и Кирилл

Зданевичи, Ле–Дантю и др., впоследствии Ларионов и К( расписались в

солидарности с Маринетти.[xxxi]) Хлебников расценил приветствие Маринетти

как предательство первого шага русского искусства по пути свободы и чести,

придав конфликту характер противостояния Азии и Европы, а себя и своих

сторонников он назвал “людьми воли”.[xxxii] Наиболее четкое определение

футуризма в письме Большакова, Маяковского, Шершеневича в “Новь”—

“футуризм— общественное течение, рожденное большим городом,” поэтому, хотя

русский футуризм самостоятелен, некоторые параллели неизбежны.[xxxiii]

Данный эпизод показателен: 1) тем, что большинство деятелей авангарда

выступили от имени футуризма, хотя некоторые из них уже успели от футуризма

открестится— например, Ларионов и его группа, уже в 1913 году

разрабатывающие принципы лучизма[xxxiv], а затем идеологию всечества.[xxxv]

2) попыткой охарактеризовать футуризм, отталкиваясь не только от

особенностей художественного метода. К 1914 году футуризм превратился в

определенную идеологию. Идеология футуризма была тесно связанна с

художественными поисками, идеология футуризма появилась на базе новой

эстетики. Одни и те же принципы формулировались представителями часто

враждующих между собой группировок, в художественном плане совершенно

различных. Первый принцип новой эстетики— отказ от прошлого, ненависть к

прошлому, обращение к современности— отправная точка всего нового

искусства— декларировался почти во всех манифестах, статьях,

лекциях.[xxxvi] Новые художественные методы получили теоретическое

осмысление— современность давала новые темы новые ощущения, новые чувства,

о которых невозможно было говорить старыми средствами[xxxvii]. В то же

время современность понималась как переходный этап. Футуристы

противопоставляли себя современной буржуазной эстетике, которую они

связывали с прошлым. Антибуржуазный характер, как справедливо указывает

Харджиев, прежде всего сказался в принципе самоценного искусства,

свободного от утилитарных задач— характерны сами формулировки этого

принципа: Д. Бурлюк— ”Живопись стала преследовать лишь живописные задачи.

Жирные буржуа оставили художника своим позорным влиянием”,

аналогичные формулировки с определениями “тупые буржуа” и “буржуазная

спячка” в манифестах ”Ослиный хвост и Мишень” и “Эго–футуризм”.[xxxviii] О

антибуржуазной направленности свидетельствует широкое обращение к

примитиву, народному искусству— в живописи обращение к принципам лубка,

иконы, вывески; в литературе — к фольклору и крестьянскому языку(

Хлебников, Асеев). Также практика эпатажа и скандалов, иногда доходивших до

драк с публикой.[xxxix] Себя футуристы ассоциировали с будущим.

Первоначально речь шла только об искусстве будущего— о Зарницах Новой

Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) слова( “Пощечина”) и т. п. ,

через некоторое время футуристы заявили— “Мы новые люди новой жизни”(Садок

судей II, сборник поэтов “Гилеи”) и “Мы последние варвары мира старого и

первые нового” (Доклад И. Зданевича). Футуризм стал рассматриваться как

способ преображения мира— Объединившиеся поэты “Гилеи” и художники “Союза

молодежи” говорили о изменении психики человека посредством нового

искусства— Розанова— “....мы ценим только, те произведения, которые

новизной своей рождают в зрителе нового человека”, Крученых— “Искусство

идет в авангарде психической эволюции”, Маяковский в докладе “Достижения

футуризма” рассматривал последний как ценный вклад в историю

человечества.[xl] Уже в 30–е годы проживая в США Д. Бурлюк, доказывая

революционность футуризма через тезис о революции последнего в эстетике,

писал, что “чистое искусство упражняет психические способности потребителя,

укрепляет их силы, подобно тому, как гимнастика способна создать здоровое

тело и прекрасные формы мускулатуры”.[xli] (Бобринская рассматривает идею

психической эволюции как одну из главных особенностей русского футуризма,

идея психической эволюции, по её мнению, сформировала ряд положений

футуристической эстетики— особое значение алогизма и абсурда, увлечение

примитивом и инфантилизмом, интерес к различным техникам психических

трансформаций, поиск заумного языка будущего и т. п.[xlii] Однако

зависимость, видимо, была обратной. На это есть указание в процитированных

Бобринской словах Крученых из манифеста “Новые пути слова”— “Современные

баячи открыли, что неправильное построение предложений дает движение

и новое восприятие мира”— то есть новые психические возможности рождаются

случайно, в результате формальных поисков. К тому же “Союз молодежи” и

кубофутуристы, разрабатывающие идеи психической эволюции, не все силы

русского футуризма. Интерес к примитиву возник задолго до декларирования

идей психической эволюции, инфантилизм в живописи представлен работами

Ларионова, враждующего с “Союзом молодежи”, в группы Ларионова входил один

из главных теоретиков зауми и алогизма И. Зданевич.) Группа Ларионова

представляла футуристическое преображение мира несколько иначе и менее

серьезно— как вторжение футуризма во все области человеческого

существования. В манифесте “Почему мы раскрашиваемся” Ларионов и И.

Зданевич заявляют, что они [“будущники”, группа Ларионова] связали

искусство с жизнью, по их призыву жизнь вторглась в искусство, теперь с

помощью раскраски лица они начинают обратное вторжение, раскраска

рассматривалась как начало перестройки жизни.[xliii] Ларионов распространял

слухи о подготовки им брошюр, в которых он обещал изложить принципы моды и

кулинарии будущего( в моде главный принцип— асимметрия, в кулинарии—

всеядность и отказ от доминирующего положения мяса.[xliv] Эгофутуристы

тоже говорили что–то подобное, но более неопределенно— уже летом 1912 года

П. М. Фофанов писал, что из рядов русский футуристов явится некий гений,

воплотивший в себе все идеи человечества и всё электричество, и преобразит

мир.[xlv] После ухода из группы Северянина Игнатьев и К( издали листовку, в

которой охарактеризовали эгофутуризм как возможность достижения Будущего в

Настоящем посредством развития эгоизма— индивидуализации, осознания,

преклонения и восхваления “Я” .[xlvi]

В эстетике русского футуризма есть принципы, в контексте темы “Февраль

и футуризм” не столь важные— антитехницизм, антииндивидуализм и др.[xlvii]

Косвенно с Февральской революцией связан вопрос о национализме русских

футуристов. В начале XX века национальный вопрос чрезвычайно обострился, в

обществе распространялись шовинистические взгляды. Футуристам за их

некоторые полемические, во многом, эпатажные высказывания, эти взгляды

приписывались. Хлебникова обвиняли в великорусском шовинизме советские

исследователи 30–40–х, некоторые исследователи 70-х,[xlviii] Марков.

Доставалось и другим футуристам. В то же время невозможно не заметить, что

футуристический национализм связан с обращением к примитиву, русскому и

восточному— наиболее резкие высказывания принадлежат, тем кто основательно

обращался к пластам народной культуры— Хлебникову, Ларионову и его группе.

Национализм футуристов был следствием их интереса к народной культуре, с

одной стороны, и реакцией на упреки в подражании Западу, с другой. Это

отчетливо видно на материале лекции И. Зданевича “О футуризме”, прочитанной

в Петербурге в апреле 1913— Зданевич, два года назад подражавший Маринетти,

утверждал, что русское искусство всегда было грабежом на большой дороге и

сточной трубой Запада, подлинное искусство находилось только в деревне, и

только футуристы(Гончарова и др.) смогли поднять русское искусство до

уровня народного, противостояние между Западом и Россией Зданевич

расценивал как противостояние Европы и Азии, Россию ассоциировал с Золотой

ордой.[xlix] Хлебников осмысливал противостояние Запада и России точно

также, в антигерманской статье “Западный друг”, опубликованной в 1908 году

в беспартийно–прогрессивной газете национальной ориентации “Славянин”,

Хлебников указывает, что именно монгольская кровь сделала русскую

народность столь немцеупорной.[l] О том что, Хлебников был чужд шовинизма,

наглядно свидетельствуют слова из статьи 1913 года “О расширении пределов

русской словесности”— “Мозг земли не может быть только великорусским.

Лучше, если бы он был материковым.”[li]( Национализм русского футуризма

носил эстетический, иногда просто эпатажный характер, был элементом

антибуржуазной эстетики, а не буржуазной чертой.

С началом войны начинается новый период в истории русского футуризма.

Впоследствии некоторые футуристы военные годы рассматривали как конец

футуризма,[lii] хотя активные художественные поиски продолжались еще

некоторое время, последняя вспышка приходится на весну и осень 1915. По

мнению Бобринской, как определенное стилевое течение футуризм в военные

годы практически исчез, но в то же время футуризм продолжал существовать

как общая формула нового мироощущения, идеология обновления в искусстве.

[liii] Идеология футуризма военных лет, на первый взгляд, действительно

выглядит более цельной и разработанной. Однако причины этого— изменения в

самом характере движения— Снизилась публичная активность футуристов и

интерес общества к ним. Ряд футуристов сознательно порвали с ним, ряд

несознательно(были призваны на фронт). Гончарова и Ларионов в 1915 уехали

Страницы: 1, 2