Становление Великой Русси

рассказали о том, что произошло на их глазах:

«...играл-де царевич в тычку ножиком с ними на

заднем дворе, и пришла на него болезнь — падучей

недуг — и набросился на нож».

Может быть, мальчики сочинили историю о болезни

царевича в угоду Шуйскому? Такое предположение

убедительно опровергается показаниями взрослых

свидетелей.

Трое видных служителей царицына двора —

подключники Ларионов, Иванов и Гнидин — показали

следующее: когда царица села обедать, они стояли «в

верху за поставцом, ажно, деи, бежит в верх жилец

Петрушка Колобов, а говорит: тешился, деи, царевич с

нами на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него

немочь падучая... да в ту пору, как ево било,

покололся ножом сам и оттого умер», итак, Петрушка

Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым

служителям через несколько минут после гибели

Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей

подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и

кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы

отличалось удивительной искренностью. В присутствии

царицы и Шуйского она назвала себя виновницей

несчастья: «...она того не уберегла, как пришла на

царевича болезнь черная... и он ножом

покололся...»».

Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец

гибели царевича. Приказной царицы Протопопов на

допросе показал, что услышал о смерти Дмитрия от

ключника Толубеева. Ключник, в свою очередь,

сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас

устроили очную ставку. В результате выяснилось, что

в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях «у

поставца» и от нечего делать смотрел в окно,

выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич

играл в тычку и .накололся на нож, а «он (Юдин) ...

в те поры стоял у постав-ца, а то видел ». Юдин

знал, что Нагие толковали об убийстве, и

благоразумно решил уклониться от дачи показаний

следственной комиссии. Если бы его не вызвали на

допрос, он так ничего бы и не сказал.

Версия нечаянной гибели царевича содержит два

момента, каждый из которых поддается всесторонней

проверке. Во-первых, болезнь Дмитрия, которую

свидетели называли «черным недугом», «падучей:

болезнью», «немочью падучею». Судя по описаниям

припадков и их периодичности, царевич страдал

эпилепсией. Как утверждали свидетели, «презже

тово... па нем (царевиче) была ж та болезнь по

месяцем беспрестанно». Сильпый припадок случился с

Дмитрием примерно за месяц до его кончины. Перед

«великим днем», показала мамкаВолохова, царевич во

время приступа «объел руки Андрееве дочке Нагова,

едва у него... отнели». Андрей Нагой подтвердил

это, сказав, что Дмитрий «ныне в великое говенье у

дочери его руки переел», а прежде «руки едал» и у

него, и у жильцов, и у постельниц: царевича :»как

станут держать, и он в те поры ест в нецывенье за

что нопадетца». О том же говорила и вдова

Битяговкого: «Многажды бывало, как ево (Дмитрия)

станет бити тот недуг и станут ево держати Ондрей

Нагой и кормилица и боярони, и он... им руки кусал

или, за что ухватил зубом, то объест».

Последний приступ эпилепсии у царевича длился

несколько дней. Он начался во вторник. На третий

день царевичу «маленько стало полехче», и мать взяла

его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В

субботу Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут

у него внезапно возобновился приступ.

Во-вторых, согласно версии о самоубийстве,

царевич в момент приступа забавлялся с ножичком.

Свидетели описал забаву подробнейшим образом:

царевич «играл через черту ножом», «тыкал ножом»,

«ходил по двору, тешился сваею) (остроконечный

нож..) в кольцо». Правила игры были несложными: в

очерченный па земле круг игравшие поочередно втыкали

нож, который следовало взять за острие лезвием вверх

и метнуть так ловко, чтобы он, описав в воздухе

круг, воткнулся в землю торчком. Следовательно,

когда с царевичем случился припадок, в руках у него

был остроконечный нож. Жильцы, стоявшие подле

Дмитрия, показали, что он «набросился на нож».

Василиса Волохова описала случившееся еще точнее:

«...бросило его о землю, и тут царевич сам себя

ножом поколол в горло». Остальные очевидцы

утверждали, что царевич напоролся па нож, «бьючися»

или «летячи» на землю. Таким образом, все очевидцы

гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик

уколол себя в горло, и расходились только в одном: в

какой именно момент царевич уколол себя ножом -- при

падении или во время конвульсий на земле. Могла ли

небольшая рана повлечь за собой гибель ребенка? На

шее непосредственно под кожным покровом находятся

сонная артерия и яремная вена. При повреждении

одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен.

Прокол яремной вены влечет за собой почти мгновенную

смерть, при кровотечении из сонной артерии агония

может затянуться.

После смерти Дмитрия Нагие сознательно

распространили слух о том, что царевича зарезали

подосланные Годуновым люди. Правитель Борис Годунов

использовал первый же подходящий случай, чтобы

предать Нагих суду. таким случаем явился пожар

Москвы. Обвинив Нагих в поджоге столицы, власти

заточили Михаила Нагого и его братьев в тюрьму, а

вдову Грозного насильно постригли и отправили «в

место пусто»— на Белоозеро. В момент смерти

Дмитрия никто из современников не подозревал о том,

что десять лет спустя «убиенному младенцу» суждено

будет стать героем народной утопии.

Выбор имени первого на Руси «доброго царя»— героя

легенды — был во многих отношениях случайным. Даже

среди столичного народа очень немногие видели

младшего сына Грозного. В небольшом городе Угличе

его знали лучше. Но там очень многим было известно,

что царевич унаследовал от отца его жестокость.

Дикие забавы Дмитрия приводили в смущение

современников. Восьмилетний мальчик приказывал

товарищам игр лепить снежные фигуры, называл их

именами первых бояр в государстве, а затем рубил им

головы или четвертовал. Дворянские писатели осуждали

подобные «детские глумления». Однако в народе

жестокость по отношению к «лихим» боярам

воспринималась совсем иначе. Дмитрий обещал стать

таким же хорошим царем, как и его отец. Подверженные

суевериям современники считали, что больные

эпилепсией («черным недугом») одержимы нечистой

силой. Царевич Дмитрий страдал жестокой эпилепсией.

Но это не помешало развитию легенды о добром

царевиче. Борис Годунов запретил поминать имя

Дмитрия в молитвах о здравии членов царской семьи на

том основании, что царевич, рожденный в шестом браке

,был , по тогдашним представлениям

незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом забыли.

Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в

народы. Но в Москве правил законный царь, и

династический допрос никого не занимал. Но едва царь

Федор умер и династия Калиты пресеклась, имя Дмитрия

вновь появилось на устах.

В период короткого междуцарствия после смерти Федора

литовские лазутчики подслушали в Смоленске и

записали молву, в которой можно было угадать все

последующие события Смутного времени. Толки были па

редкость противоречивыми. Одни говорили, будто в

Смоленске были подобраны письма от Дмитрия,

известившие жителей, (то «он уже сделался великим

князем» на Москве. Другие толковали, что появился не

царевич, а самозванец, во всем очень похожий на

покойного князя Дмитрия». Борис будто бы хотел

выдать самозванца за истинного царевича, чтобы

добиться его избрания па трон, если не захотят

избрать его самого.

Молва, подслушанная в Смоленске, носила

недостоверный характер. Боярин Нагой, говоря о

смерти Дмитрия, будто бы сослался на мнение своего

соседа «астраханского тиуна» (слуги) Михаила

Битяговского. «Тиуна» вызвали в Москву и

четвертовали после того, как он под пыткой

признался, будто сам убил Дмитрия .

Лазутчики записали, скорее всего, толки

простонародья, имевшего самые смутные представления

о том, что происходило в столичных верхах. Низы

охотно верили слухам, порочившим правителя Бориса

Годунова проникнутым живым сочувствием к Романовым.

Может быть, их распускали сами Романовы или близкие

к ним люди? Ответить на этот вопрос трудно. В

народных толках о младшем сыне Грозного невозможно

уловить никаких похвал в его адрес. О том, что

царевич жив, говорили как бы мимоходом, без

упоминаний о его достоинствах, законных правах и пр.

Куда подробнее обсуждали вторую версию, согласно

которой «Дмитрий» был самозванцем и пешкой в

политической игре правителя.

Итак, борьба за обладание троном и вызванные ею

политические страсти, а не крестьянская утопическая

идея о «добром царе» оживили тень Дмитрия. После

избрания Бориса на трон молва о самозванном

царевиче смолкла. Зато слух о спасении истинного

Дмитрия — доброго царя» — в народе получил самое

широкое распространение. Служилый француз Я.

Маржарет, прибывший в Москву в 1600 году , отметил

в своих записках : « Прослышав в 1600 году молву ,

что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым , он

(Борис) с тех пор целые дни только и делал , что

пытал и мучил по этому поводу ». Оживление толков о

Дмитрии едва ли следует связывать с заговором

Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в

качестве ближайших родственников последнего

законного царя Федора. Появление «законного»

наследника могло помешать осуществлению их планов.

Совершенно очевидно, что в 1600 году у Романовых

было столь же мало оснований готовить самозванца

Дмитрия, как у Бориса Годунова в 1598 году.

Если бы слухи о царевиче распространял тот или

иной боярский круг, покончить с ними для Годунова

было бы нетрудно. Трагизм положения заключался в

том, что молва о спасении младшего сына Грозного

проникла в народную толпу, и потому никакие гонения

не могли искоренить ее. Народные толки и ожидания

создали почву для появления самозванца. В свою

очередь, деятельность самозванца оказала огромное

воздействие на дальнейшее развитие народных утопий.

Самозванец объявился в пределах Речи Посполитой в

1602—1603 годах. Им немедленно заинтересовался

Посольский приказ. Не позднее августа 1603 года

Борис обратился к первому покровителю самозванца

князю Острожскому с требованием выдать «вора». Но

«вор» уже переселился в имение Адама Вишневецкого.

Неверно мнение, будто Годунов назвал самозванца

первым попавшимся именем. Разоблачению

предшествовало самое тщательное расследование, после

которого в Москве объявили, что имя царевича принял

беглый чернец Чудова монастыря Гришка, в миру - Юрий

Отрепьев.

Московским властям нетрудно было установить

историю беглого чудовского монаха. В Галиче жила

вдова Варвара Отрепьева, мать Григория, а родной

дядя Смирной Отрепьев служил в Москве как выборный

дворянин. Смирной преуспел при новой династии и

выслужил чин стрелецкого головы. Накануне бегства

племянника он был «голова у стрельцов». Как только в

ходе следствия всплыло имя Отрепьева, царь Борис

вызвал Смирного к себе. Власти использовали

показания Смирного и прочей родни Отрепьева и в ходе

тайного расследования, и при публичных обличениях

«вора». Как значилось в Разрядных книгах, Борис

посылал в Литву «в гонцех на обличенье тому вору

ростриге дядю ево родного галеченина Смирного

Отрепьева». Современник Отрепьева троицкий монах

Авраамий Палицын определенно знал, что Гришку

обличали его мать, родные брат и дядя и, наконец,

«.род его галичане вси ».Московские власти

сконцентрировали внимание на двух моментах биографии

Отрепьева: его насильственном пострижении и соборном

осуждении «вора» в московский период его жизни. Но в

их объяснениях по этим пунктам были серьезные

неувязки. Одна версия излагалась в дипломатических

наказах, адресованных польскому двору. В них

значилось буквально следующее: Юшка Отрепьев «як был

в миру, и он по своему злодейству отца своего не

слухал, впал в ересь, и воровал, крал, играл в

зернью, и бражничал, и бегал от отца многажда, н

заворовался, постригсе у черницы..,».

Нетрудно установить, с чьих слов был составлен

этот убийственный отзыв о Юрии Отрепьеве. Незадолго

до посылки наказа в Польшу в Москву вернулся Смирной

Отрепьев, ездивший за рубеж по заданию Посольского

приказа для свидания с Григорием-Юрием. С его слов,

очевидно, и была составлена назидательная новелла о

беспутном дворянском сынке.

Юшка отверг сначала родительский авторитет, а

потом авторитет самого бога. После пострижения он

«отступил. от бога, впал в ересь и в чорнокнижье, и

призывал духов нечистых и отреченья от бога у него

выняли». Узнав об этих преступлениях, патриарх

осудил его на пожизненное заключение в тюрьму.

Посольский приказ фальсифицировал биографию

Отрепьева в двух самых важных пунктах. Цели

фальсификации предельно ясны. Посольскому приказу

важно было представить Отрепьева как одиночку, за

спиной которого не было никаких серьезных сил., а

заодно изобразить его изобличенным преступником,

чтобы иметь основание потребовать от поляков выдачи

«вора».

С дружеским венским двором царь поддерживал куда

более доверительные отношения, чем с польским.

Поэтому в письме к императору Борис позволил себе

некоторую откровенность по поводу Отрепьева.

Русский оригинал послания Бориса австрийскому

императору 1604 года хранится в Венском архиве и до

сих пор не опубликован.

Приведем здесь полностью разъяснения царя по поводу

личности Отрепьева. До своего пострижения, утверждал

Борис, Юшка «был в холопях у дворянина нашего у

Михаила Романова и, будучи у него, учал воровати, и

Михаил за его воровство велел его збити з двора, и

тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то

его воровство хотели его повесить, и он от тое

смертные казни сбежал, постригся в дальних

монастырях, а назвали его в чернецех Григорием».

Почему царь Борис решился связать имя Отрепьева с

именем Романовых? Быть может, он желал

скомпрометировать своих противников? По почему

Годунов не назвал имя старших братьев — знаменитых

бояр Федора и Александра Никитичей Романовых, а

указал на младшего брата Михаила, которого мало кто

знал даже в России и который двумя годами ранее умер

в царской тюрьме? В венском наказе видно то же

настойчивое стремление, что и в польском. Царские

дипломаты старались рассеять подозрения относительно

возможной поддержки самозванца влиятельными боярами.

От поляков вовсе скрыли, что Отрепьев служил

Романову. Австрийцев убеждали в том, что Романов не

был пособником «вора», а напротив, изгнал его за

воровские проделки.

Внутри страны появление самозванца долго

замалчивалось. Толки о ном пресекались беспощадным

образом. Наконец Лжедмитрий вторгся в проделы

страны, и молчать стало невозможно. Тогда с

обличением Отрепьева выступила церковь.

Жизнеописание Отрепьева, составленное в

патриаршей канцелярии, поразительно отличалось от

версии Посольского приказа. Враг оказался гораздо

опаснее, чем думали в Москве : самозванец терпел

поражение в открытом бою, но посланная против него

многочисленная армия не могла изгнать его из

пределом страны. Попытки представить Отрепьева юным

негодяем, которого пьянство и воровство довели до

монастыря, никого больше не могли убедить.

Дипломатическая ложь рушилась сама собой. Патриаршие

дьяки принуждены были более строго следовать фактам.

Патриарх Иов известил паству о том, что Отрепьев

«жил у Романовых во дворе и заворовался, спасаясь от

смертные казни, постригся в чернецы и был по многим

монастырям», позже служил у него, патриарха, «а

после того сбежал в Литву с товарищами своими, с

чюдовскими черницы». Власти не настаивали на

первоначальной версии, будто Отрепьева постригли из-

за его безобразного поведения и восстания против

родительской власти. Юшка заворовался, живя на дворе

у Романовых. Как видно, патриарх умышленно не

называл имени окольничего Михаила: он хотел бросить

тень разом и на старших Романовых! Но подобные

побуждения имели все же второстепенное значение.

Царские опалы, казалось бы, навсегда покончили с

могуществом Романовых: старший из братьев принял

монашество и сидел под стражей в глухом монастыре,

трое других погибли в ссылке. Никто не предвидел,

что один из уцелевших сыновей Никитичей взойдет со

временем на трон.

Посольский приказ старался скрыть от иноземцев

определенную связь между пострижением Отрепьева и

службой его опальным Романовым. Но уже в

разъяснениях патриарха можно уловить намек на такую

связь.

После смерти Годунова и гибели Лжедмитрия I царь

Василий Шуйский произвел новое дознание по поводу

самозванца. Его следователи имели одно важное

преимущество перед Борисовыми, они видели самозванца

наяву. Новый царь опубликовал результаты

расследования с большими подробностями, чем Борис.

Его разъяснения при польском дворе отличались

сдержанностью. Любые неточности могли быть легко

опровергнуты в Кракове. Между тем самый вопрос о

самозванце приобрел теперь государственное значение.

В инструкциях дипломатам Посольский приказ больше

не скрывал факта службы Отрепьева у Романовых. На

этот раз царские дьяки сообщили полякам даже больше,

чем Патриаршая канцелярия. Юшка, писали они, «был в

холопах у бояр у Микитиных детей Романовича и у

князя Бориса Черкаскова и, заворовався, постригся в

чернцы...». Точности ради дьяки должны были указать,

что Отрепьев служил окольничему Михаилу и не имел

отношения к Филарету и другим Никитичам, в то время

вернувшимся в Москву. Заявления насчет связи

самозванца со всей романовской семьей имели

политическую подоплеку. Едва приверженцы Шуйского

выкрикнули на площади имя нового царя, как в

боярской среде возник заговор. К нему примкнули

Никитичи, не оставившие надежды занять трон. Тогда

на их голову посыпались удары. Филарет Романов,

которого нарекли в патриархи, лишился сана. Царская

немилость обрушилась

и на ближайших родственников Филарета — князей

Камских.

В царских наказах Отрепьев назван боярским

холопом. Можно ли верить этому ?. Юрий Отрепьев

поступи на службу к Михаилу Романову как

добровольный слуга. Однако царское уложение о

холопах 1597 года предписывало всем господам в

принудительном порядке составить кабальные грамоты

на всех добровольных «холопов», прослуживших у них

не менее полугода. Боярин Черкасский стоял в

боярской иерархии значительно выше молодого

окольничего Михаила Романова. Поэтому Юрий Отрепьев

имел причины для перехода во двор к Черкасскому. Там

он, возможно, и дал на себя кабальную запись.

Поздние летописи предпочитали умалчивать о службе

Отрепьева у Романовых и их родни. В царствование

Романовых было небезопасно или, во всяком случае, не

прилично вспоминать этот факт из биографии вора и

богоотступника. Поэтому история пострижения Юрия

Отрепьева получила совершенно превратное

истолкование в поздних летописных сочинениях. Автор

«Иного сказания» сочинил романтическую сказку о том,

как четырнадцатилетний Юшка случайно повстречал в

Москве безвестного вятского игумена Трифона и под

влиянием душеспасительной беседы с ним принял схиму.

0тзвук подлинных событий находим в одном

компилятивном сказании, автор которого изложил

причины пострижения Юрия следующим образом. Царь

Борис послал в заточение и на смерть великих бояр

Федора Никитича Романова и Бориса Камбулатовича

Черкасского. Юшка часто приходил в дом к Черкасскому

и был у него в чести «и тоя ради вины па него царь

Борис негодова, той же лукав сын вскоре избежав от

царя, утаився во един монастырь и

пострижеся...».Автор сказания усердно пытался

смягчить неприятные для повой династии факты. 0н

умалчивает о том, что Юшка служил Михаилу Никитичу

Романову и его шурину Черкасскому. Юшка будто бы

лишь захаживал на двор к боярину Борису Черкасскому

и от него «честь приобретал». Как бы то ни было, но

в намеках сказания все же проглядывается истина.

Юшка не затерялся среди многочисленной холопской

дворни,а сделал карьеру при дворе боярина Черкасско

вошел у него «в честь». При боярских дворах дети

боярские такого ранга и происхождения служили обычно

дворецкими, конюшими, воеводами в боярских городах.

После ареста Романовых и Черкасского их слуга Юрий

Отрепьев, не желая разделить участь своих господ,

постригся в монахи и взял имя Григорий. За

пострижением последовали скитания по монастырям.

Этот период жизни чернеца Григория Отрепьева стал

предметом всевозможных легенд. Поздние летописи

противоречат друг другу, едва только начинают

перечислять обители, в которых побывал

новоиспеченный монах. Современники не знали толком,

где постригся Юшка Отрепьев. Автор «Нового

летописца», близкий к Филарету Романову, откровенно

признается, что Юшка «во младости пострижеся на

Москве, не вем где». И даже Посольский приказ,

расследовавший дело по свежим следам, не мог

Страницы: 1, 2, 3