Спарта как тип полиса

Спарта как тип полиса

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ И ФИЛОСОФИИ

КАФЕДРА ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ

Спарта как тип полиса.

Курсовая

работа

Студента группы 411

Рой А. В.

Научный руководитель:

Щербина А. А. , кандидат ист. наук, старший преподователь.

Владивосток

2002

Содержание

Введение………………………………………………………………………3

1. Древнегреческий полис: причины

кризиса…………………………………………………………………………………5

2. «Спартанская легенда» - образец политического мифа…………….9

3. Место Спарты среди других обществ античного мира……………..12

4. Спарта как тип полиса……………………………………………………..14

Заключение……………………………………………………………………..25

Список литературы……………………………………………………………31

Введение

Актуальность темы исследования. Проблему тиранических режимов, как мне

кажется, следует рассматривать через призму исследования понятия «полис и

государство», причем, рассматривать ее в историческом контексте. В

исследовательской литературе все более укрепляется представление о том, что

полис на разных этапах своего развития имел различные формы. Для целей

нашего исследования достаточно кратко коснуться двух таких исторических

форм: классической и предшествующей ей гомеровской. С моей точки зрения,

наиболее полно и убедительно феномен гомеровского полиса исследован Ю. В.

Андреевым. Для данной курсовой работы важны следующие его выводы: для

гомеровского полиса характерно: 1) отсутствие античной формы собственности;

2) отсутствие государственности как результат еще не сложившегося

классового деления общества. Вместе с тем достаточно отчетливо проступают

тенденции к превращению аристократии в господствующий слой, стремящийся

поставить под свой контроль общество и превратить рядовых общинников в

подневольную эксплуатируемую массу.

Исторические судьбы такого общественного организма, как гомеровский полис,

в различной конкретной ситуации могли быть различны. Но выходов из такого

состояния в принципе могло быть только два: или аристократия,

сорганизовавшись и сплотившись в единое сословие, погасив в известной мере

внутренние распри, поставит под свой контроль общину, а ее членов низведет

до уровня зависимого населения, или рядовая масса общинников сможет

обуздать аристократию и установить равенство членов общины, хотя бы

относительное, и, самое главное, сможет обеспечить личную свободу своих

членов и институционную неприкосновенность своей земли. Вопрос о путях

развития в Греции решался в следующую историческую эпоху — архаическую,

охватывавшую время приблизительно от 800 до 500 г. Конечно, эти

хронологические вехи весьма условны. Во - первых, VIII в. до н. э.,

особенно его первая половина, еще близок к предыдущему; с другой стороны,

конец VI в. уже очень напоминает V в. до н. э. Во-вторых, развитие полисов

происходило неравномерно и некоторые из них достигали «классической» стадии

развития в начале архаического периода, другие же и к концу его пришли с

формами очень отсталыми, с общественными отношениями, близкими к отношениям

гомеровской эпохи. Тем не менее, если смотреть с точки зрения эволюции

Греции в целом, необходимо признать, что архаическая эпоха должна

рассматриваться как эпоха переходная — от полиса гомеровского типа к полису

архаического типа.

1. Древнегреческий полис: причины кризиса

В начале периода — очень простые социальные отношения, рабство почти не

известно, только начинают формироваться различные формы; личной

зависимости. В конце периода рабство классического типа представляет собой

уже сформировавшееся явление, древнегреческое общество вполне готово к

широчайшему распространению рабства, которое началось после греко-

персидской войны. Все эти сложные процессы происходили в условиях быстрого

экономического подъема, вызываемого ростом производительных сил

древнегреческого общества. Некоторые из исследователей даже считают, что на

это время приходится наибольший качественный рост античного производства,

что именно в период архаики были сделаны важнейшие технические и

технологические открытия, определявшие до самого конца античного мира

уровень и характер производства. Может быть, в таком утверждении и

содержится известное преувеличение, но сам факт резкого подъема экономики

на базе быстрого прогресса производительных сил не вызывает сомнений.

Важнейшим результатом всех процессов, происходивших в архаическую эпоху,

было формирование греческого полиса именно в той форме, которую я

постарался обрисовать выше. В большинстве греческих полисов аристократия

утрачивает господствующие позиции, рядовое гражданство уравнивается с ней в

правах. Тем самым практически полностью устраняется возможность

эксплуатации сограждан. Однако потребности общества в подневольной,

эксплуатируемой рабочей силе оставались прежними. Ф. Энгельс указывал: «При

исторических предпосылках древнего, в частности греческого, мира переход к

основанному на классовых противоположностях обществу мог совершиться только

в форме рабства».[1] Уровень развития общества был таков, что использование

рабского труда было неизбежным. В силу этого формирование полиса как

гражданского коллектива, обеспечивавшего гарантии свободы всех граждан,

неизбежно модифицировало пути развития общества. Естественная потребность в

рабах как эксплуатируемой рабочей силе могла быть удовлетворена только за

счет источников, внешних по отношению к полису.

Я, естественно, не ставлю задачу анализировать развитие рабства в

архаической и классической Греции. Моя цель — попытаться рассмотреть вопрос

о формировании класса рабов и соответственно класса рабовладельцев и

становление основ тиранического режима. Становление и развитие этих классов

— эксплуатируемого и эксплуатирующего — имеет своим естественным

результатом формирование государственности, ибо возникновение классовой

противоположности неизбежно вызывает к жизни аппарат, который обеспечит

эксплуатацию одного класса другим. В условиях древней Греции ведущей формой

социальной и политической организации общества являлся полис.

Следовательно, в конечном счете, вопрос может быть сформулирован следующим

образом: выполнял ли полис функции государства и если выполнял, в чем были

его особенности. Мне представляется, что ответ может быть таким: в процессе

развития рабства и становления рабовладельческих общественных отношений

полис постепенно приобретал функции государства, превращался в гарантию

беспрепятственной эксплуатации рабов рабовладельцами, естественно, что

рабовладельцами становились члены гражданской общины. Община превращалась в

защитника прав своих членов. Постепенное развитие рабства, приведшего к

перерождению большого числа полноправных граждан общины в рабовладельцев,

которые должны были усиливать эту функцию полиса и в известной мере

регулировать общинные, коллективистские отношения внутри, ибо только

коллективными усилиями можно было обеспечить подавление социального

протеста эксплуатируемых рабов.

Таким образом, полис классического типа, возникший в результате борьбы

рядового гражданства против стремления аристократии превратить его в

эксплуатируемую массу и, в конечном счете, обеспечивший свободу и

полноправие членам гражданской общины, постепенно превращался в орган,

обеспечивающий эксплуатацию. Однако в данных условиях эксплуатируемыми

являлись люди, чуждые гражданскому коллективу. Сложность ситуации здесь

определяется тем, что отнюдь не все граждане представляли собой

рабовладельцев. Можно думать, что функция полиса как органа подавления

рабов или органа, обеспечивающего «нормальную» эксплуатацию, тем сильнее

развивалась, чем больше было рабов (по отношению к свободным), чем большее

число граждан — членов гражданского коллектива становилось рабовладельцами.

В этом отношении очень показательны современные представления о характере

спартанского полиса. Многие исследователи подчеркивают, что Спарта, в

сущности, была не «милитаристским», а «полицейским» государством, вся

структура и деятельность которого были направлены к одной цели — удержанию

в повиновении илотов. С этим согласуются и данные о соотношении числа

свободных и рабов (в данном случае илотов) в Спарте по сравнению с

подобными соотношениями в других полисах.

В сущности, в Спарте гражданский коллектив представляет собой одновременно

и господствующий эксплуатирующий класс, и сам государственный аппарат. Эта

особенность определяется спецификой спартанского пути развития, когда

государство возникает в результате завоевания. Тем не менее, спартанский

вариант не является чем-то исключительным — он лишь наиболее крайнее

выражение общих тенденций, свойственных всему древнегреческому миру. Полис

повсюду постепенно превращался в форму организации господствующего класса,

становясь машиной «для поддержания господства одного класса над другим».

Вместе с тем, общинная сущность полиса, его происхождение из

территориальной общины, особые формы его политической структуры, где

явственно сохранялись тенденции к тому, чтобы всякое политическое действие

было действием всего коллектива,— все эти особенности, предопределяли

слабость полиса как такой «машины». В. И. Ленин в лекции «О государстве»,

помимо общих проблем становления, развития, функций государства, особо

останавливался на ряде особенностей государства рабовладельческой эпохи. В

частности, он особо подчеркивал две такие особенности: 1) сравнительная

слабость государственного аппарата, 2) «узкий круг» его действия

Мне кажется, что эта «слабость» и «узость» государства порождены общинным

происхождением полиса, определяющим влиянием общинных начал на весь

характер полиса. Тем не менее, полис в связи с развитием рабства должен был

все в большей мере выполнять функции государства. До определенного момента

полису удавалось справляться с этой задачей, дальнейшее же развитие

рабовладения оказалось выше его возможностей, что, видимо, в конце концов,

и стало одной из причин кризиса классического греческого полиса.

Подводя итог, мы можем сказать, что древнегреческий полис в его

классической форме представлял собой гражданскую общину, родившуюся, как

правило, из слияния территориальных общин, экономической базой ее обычно

являлось земледелие. Эта община основана на античной форме собственности,

естественным результатом чего являются верховная собственность коллектива

на землю и «прямая демократия» с суверенитетом народного собрания в

качестве основы политической организации, а также совпадение в принципе

политической и военной систем. Эта община развивается в условиях

становления рабовладения и имеет тенденцию к превращению в форму

организации господствующего класса.

5. «Спартанская легенда» - образец политического мифа

Спарта, бесспорно, самое необычное и наиболее загадочное из всех греческих

государств. Эта репутация прочно закрепилась за ним уже в древности и

сохраняется поныне.

На протяжении целого ряда столетий (по крайней мере с VII по III в. до

н.э.) Спарта оставалась важнейшим политическим военным фактором греческой

истории, фактором, от которого во многом зависели судьбы и всего остального

эллинского мира. Находясь на известном удалении от других греческих

государств, к тому же отделенные от них глухой стеной политической

изоляции[2] спартанцы, тем не менее, постоянно напоминали грекам о своем

присутствии, бесцеремонно вмешиваясь в их внутренние дела. Грозными

окриками и карательными экспедициями обуздывали непокорных, упорно

отстаивали свое право на первенство в Элладе, сдерживая с помощью военной

силы рост могущества наиболее опасных для них соперников.

Огромный военный потенциал Спарты, ее непререкаемый авторитет в

международных делах, удивительная стабильность ее государственного строя и

в не меньшей степени его исключительное своеобразие уже в достаточно раннее

время (вероятно, начиная со второй половины VI в.) должны были сделать это

государство объектом самого пристального внимания и изучения. Особенно

усилился этот интерес к Спарте в годы Пелопоннесской войны, из которой она

вопреки всем расчетам ее противников, вышла победительницей, и достигла

высшей своей точки своего развития в первые десятилетия IV в. в связи с

общим политическим разбродом и упадком полисного строя. Как известно, в

философской и публицистической литературе этого периода спартанская тема

занимает одно из центральных мест.

Не подлежит сомнению, что к этому времени в греческой литературе уже

сложился целый цикл исторических преданий, новелл, анекдотов, так или иначе

связанных со Спартой и спартанцами. В совокупности все они составили то,

что принято теперь называть «легендой» или «мифом» о Спарте. Основным

сюжетным стержнем легенды, по-видимому, с самого момента ее возникновения

стала биография великого законодателя Ликурга, в котором древние видели

основателя спартанского государства, создателя почти всех его важнейших

институтов.

Для современного исследователя спартанская легенда представляет подлинный

интерес, как едва ли не первый в истории человечества образец политического

мифотворчества. Через ее посредство в греческом обществе, в особенности

среди его аристократической, враждебной демократии верхушки, укоренился

взгляд на Спарту как на идеальное государство, граждане которого сумели

наилучшим образом решить все внутренние проблемы и благодаря этому навсегда

избавились от каких-либо смут и неурядиц. Во власти этой иллюзии оказались

выдающиеся мыслители V — IV вв. до н. э. Не говоря уже о таких убежденных и

последовательных лаконофилах, как Критий или Ксенофонт, сочинения которых,

очевидно, в немалой степени способствовали пропаганде и широкому

распространению «спартанского миража» (выражение Фр. Олье), мы обнаруживаем

его влияние даже в теоретических построениях таких, казалось бы, весьма

далеких от слепого преклонения перед Спартой философов, как Платон и

Аристотель. Несмотря на встречающуюся в их трудах подчас весьма суровую

критику спартанских порядков оба мыслителя выказывают в своих утопических

проектах удивительную приверженность к совершенно определенному типу

государства— примитивному аграрному полису спартанского или, может быть

лучше было бы сказать спартано-критского образца

Влияние спартанской легенды выходит далеко за рамки античной эпохи. Оно

отчетливо ощущается в европейской общественной мысли нового времени.

Начиная с периода Возрождения, представители сами различных, а иногда и

прямо противоположных политических и философских течений обращаются к

«государству Ликурга» как к важному историческому прецеденту,

подтверждающему правильность их программных теорий.

В течение долгого времени политическая актуальность спартанской проблемы

препятствовала ее серьезному и объективному изучению. В первую очередь это

относится к немецкой историографии, так как имен но в ней восхваление

Спарты стало чуть ли не общеобязательной нормой назойливым лейтмотивом,

повторяющимся почти в каждом сколько-нибудь значительном труде по истории

Греции. Уже в 20-х годах XX века К. О. Мюллер противопоставил спартанцев и

вообще дорийцев как живое воплощение лучших качеств греческой народности и

носителей «подлинно эллинского духа» «упадочным, вырождающимся» ионийцам.

Своей кульминации это направление достигло позднее в «трудах» фашистских

историков, пытавшихся с помощью ссылок на авторитет Спарты оправдать

преступность и бесчеловечность нацистской политической системы.

Большая исследовательская работа демифологизировала раннюю историю

Спарты, освободив ее от элементов мистицизма и наивного антропоцентризма.

Однако, чем больше история Спарты становится реальней, тем больше возникает

проблем.

Место Спарты среди других обществ античного мира.

Важнейшая проблема в исследовании Спарты - типологическая принадлежность

спартанского общества, или, говоря иначе, то место; которое оно занимало

среди других обществ античного мира. Большинство историков, так или иначе

касавшихся этого вопроса, довольствуются тем, что безоговорочно зачисляет

Спарту в разряд «отсталых» или (в другой формулировке) «аграрных» греческих

государств. Простота и доступность этого определения ни в коей мере не

искупают двух его серьезных недостатков: не конструктивности и

расплывчатости. Конечно, экономическая отсталость до известной степени

сближает Спарту с такими архаичными формами греческого общества, как города

дорийского Крита, фессалийские и беотийские полисы, племенные сообщества

(этносы) Локриды, Элиды Этолии и т. д. Но одного этого признака все же

недостаточно для того, чтобы говорить о принципиальной исторической

однотипности всех этих столь несхожих между собой социальных структур.

Некоторые авторы, не желая затруднять себя поисками точных дефиниций,

объявляют Спарту «историческим курьезом», «аномалией», для которой нет и

не может быть никаких аналогий в истории не только Греции, но и всего

античного мира. При таком подходе стоящая перед нами сложная научная

проблема вместо того, чтобы, как ей и подобает, быть тщательно

распутанной, разрубается одним ударом, подобно знаменитому гордиеву узлу.

Поставленная в совершенно обособленное положение среди всех остальных

греческих государств, Спарта неизбежно попадает в разряд абстрактных

общеисторических или, скорее, внеисторических категорий, место для которых

может найтись в любой стране и в любую эпоху. Едва ли случаен в этой связи

тот интерес, который неизменно проявляют к спартанскому феномену апологеты

современного циклизма.

Спартанская социально-политическая система определяется как особый,

«военный тип общества», «необходимым коррелятом» которого является

«государственный социализм». Как образец «тоталитарного государства» Спарта

противопоставляется «свободным демократическим» Афинам, воплощающим якобы

идеалы пресловутого «открытого общества».

Некоторые современные историки нередко исключают это государство, в котором

древние видели своеобразный эталон полисного строя[3], из числа «настоящих

греческих полисов».

Основная особенность полиса, отличающая его от всех других типов и форм

организации господствующего класса, состоит в том, что государство,

которое здесь, как и в других случаях, действует, прежде всего, как орудие

классового господства, тем не менее сохраняет унаследованную от

предшествующей исторической эпохи (эпохи первобытнообщинного строя) форму

соседской общины. При этом община не вытесняется и не поглощается

государством, как это обычно бывает в других раннеклассовых обществах,

например в странах Передней Азии. Напротив, само государство уподобляется

здесь общине, или, говоря иначе, конституируется как община, что позволяет

считать полис особой, если можно так выразиться, сублимированной формой

общины.

4. Спарта как тип полиса

Пример Спарты в этом отношении, быть может, наиболее показателен,

поскольку именно здесь выступают с наибольшей отчетливостью основные

признаки, унаследованные полисом от его исторической предшественницы, и,

вместе с тем, особенно заметны существующие между ними принципиальные

различия. Объяснение столь парадоксального феномена следует искать в самой

истории Спарты.

Как известно, основавшие Спарту дорийцы пришли в Лаконию как завоеватели

и поработители местного ахейского населения. Постепенно перераставший в

классовую вражду межплеменной антагонизм сделал крайне напряженной

социально-политическую обстановку, сложившуюся в этой части Пелопоннеса.

Ситуация еще более усложнилась около средины VIII в., когда в Спарте, как и

во многих других греческих государствах, стал ощущаться острый земельный

голод. Возникшая в связи с этим проблема избыточного населения требовала

незамедлительного решения, и спартанцы решили ее по-своему. Вместо того

чтобы, подобно остальным грекам, искать выход из создавшегося положения в

колонизации и освоении новых земель за морем, они нашли его в расширении

своей территории за счет ближайших соседей — отделенных от них лишь горным

хребтом Тайгета мессенцев.

Завоевание Мессении, ставшее совершившимся фактом лишь к концу VII в.,

после так называемой II Мессенской войны, позволило приостановить

надвигавшийся аграрный кризис, зато во много раз усилило ту внутреннюю

напряженность, которая едва ли не с самого момента возникновения

спартанского государства стала определяющим фактором его развития.

Основным итогом, завоевательной политики Спарты на территории Лаконии и

Мессении было возникновение специфической формы рабства, известной под

именем илотии. От рабства классического типа илотию отличает, прежде

всего, то, что раб здесь не отчуждается полностью от средств производства

и практически ведет самостоятельное хозяйство, используя принадлежащий ему

(на правах владения или же полной собственности — это остается неясным)

рабочий скот, сельскохозяйственный инвентарь и всякие иные виды имущества.

После сдачи установленной подати или оброка в его распоряжении остается

определённая часть, урожая, которую он, по всей видимости, может

использовать по своему усмотрению, а при желании даже продать. Судя по

имеющимся данным, спартиаты совершенно не вмешивались в хозяйственные дела

илотов, довольствуясь тем, что получали от них в соответствии с

предписанием закона. Таким образом, в Спарте сложилась особая форма

рабовладельческого хозяйства, при которой непосредственное вмешательство

рабовладельца в производственный процесс стало чем-то совершенно

необязательным или даже вообще исключалось. Из организатора производства

рабовладелец превращается здесь в пассивного получателя ренты,

хозяйственная же инициатива сосредотачивается всецело в руках

непосредственного производителя, т. е. раба.

С хозяйственной автономией илотов сообразуется и особая структура этого

класса, опять-таки отличающая его от рабов обычного (классического) типа.

Как известно, среди последних подавляющее большинство составляли

разрозненные индивиды, насильственно вырванные из привычной социальной

среды и беспорядочно между собой перемешанные. В отличие от них илоты не

были оторваны от родных очагов. Скорее, напротив, они, подобно

эллинистическим лаой, были навсегда прикреплены к своему месту жительства и

к той земле, которую они обрабатывали для своих господ. Можно предположить,

что, избежав насильственного перемещения, илоты сумели сохранить, хотя бы

частично, те формы социальных связей, которые существовали у них и раньше,

когда они были свободны. Несмотря на отсутствие прямых указаний в

Страницы: 1, 2