Реформы и контрреформы в России во второй половине 19в. Отмена крепостного права

Реформы и контрреформы в России во второй половине 19в. Отмена крепостного права

Введение.

С окончанием Крымской войны в истории России началась новая полоса.

Современники называли ее эпохой Освобождения или эпохой Великих реформ.

Получилось так, что предыдущий период истории прочно соединился с именем

Николая I, а новый — с именем его преемника.

Александр II родился 17 апреля 1818 г. в Московском кремле. В то время

царствовал, его дядя, Александр I, но поэт В.А.Жуковский, по-видимому,

догадывался, какая судьба ожидает новорожденного. В стихотворном послании

матери младенца поэт высказал пожелание, чтобы «на чреде высокой» ее сын не

забыл «святейшего из званий: человек».

Прошло восемь лет, и император Николай I предложил Жуковскому занять

должность наставника наследника престола. Поэт согласился. Он старался

воспитать в цесаревиче гуманность, любовь к своему народу. «Без любви царя

к народу нет любви народа к царю», - наставлял он Александра. Уроки

Жуковского глубоко запали в его душу. Но не меньшее влияние оказал на него

отец. Он боялся его и восхищался им. Всю жизнь в душе Александра боролись

два начала – гуманное, привитое Жуковским, и милитаристское, унаследованное

от отца.

Кроме парадов и балов, было у Александра еще одно увлечение, чисто

спортивное, которое странным образом повлияло на события в начале его

царствования. Он был страстным охотником и, конечно, не мог пройти мимо

«Записок охотника» И. С. Тургенева. Впоследствии он говорил, что эта книга

убедила его в необходимости отмены крепостного права.

Александр II вступил на престол уже немолодым человеком — в 36 лет.

Трудно сказать, что больше повлияло на его решение отменить крепостное

право— «Записки охотника» или Крымская война. После нее прозрели многие, в

том числе и сам царь. В 1856—1857 гг. в ряде южных губерний произошли

крестьянские волнения. Они быстро затихли, но лишний раз напомнили, что

помещики сидят на вулкане[1].

Крепостное хозяйство таило в себе и другую угрозу. Оно не обнаруживало

явных признаков скорого своего краха и развала. Оно могло просуществовать

еще неопределенно долгое время. Но свободный труд производительнее

подневольного — это аксиома. Крепостное право диктовало всей стране крайне

замедленные темпы развития. Крымская война наглядно показала растущее

отставание России. В ближайшее время она могла перейти в разряд

второстепенных держав.

Нельзя забывать и третью причину. Крепостное право, слишком похожее на

рабство, было безнравственно.

Сознавая необходимость преобразований, Александр II не знал, как

приступить к ним, У него не было ни плана реформ, ни руководящих принципов.

Не имели таковых и министры, подобранные еще Николаем.

Как мне кажется, крепостное право — это основная причина и главный

источник зла опутавшего Россию того времени. Но эту проблему надо было

решать, а не отворачиваться от нее. Насильственное решение вопроса не

устранит эту проблему. «России, — писал Кавелин, — нужны мирные успехи.

Надо провести такую реформу, чтобы обеспечить в стране на пятьсот лет

внутренний мир».

Кавелин считал, что можно и нужно пренебречь правом помещиков на личность

крестьянина, но нельзя забывать об их праве на его труд и в особенности на

землю. Поэтому освобождение крестьян может быть проведено только при

вознаграждении помещиков. Другое решение, заявлял Кавелин, «было бы весьма

опасным примером нарушения права собственности».[2]

Но нельзя, подчеркивал Кавелин, упускать из виду и интересы крестьян. Они

должны быть освобождены от крепостной зависимости, за ними надо закрепить

ту землю, которой они владеют в настоящее время. Разработку выкупной

операции правительство должно взять на себя. Если оно сумеет учесть

интересы помещиков и крестьян, то два сословия сначала сблизятся, а затем

сольются в один земледельческий класс. Внутри его исчезнут сословные

различия и останутся только имущественные. «Опытом доказано,— писал

Кавелин,— что частная поземельная собственность и существование рядом с

малыми и больших хозяйств, суть совершенно необходимые условия процветания

сельской промышленности».

Отмена крепостного права, как надеялся мыслитель, откроет путь другим

реформам: преобразованию суда, устранению цензурного гнета, военной

реформе, развитию просвещения.

Глава 1. Отмена крепостного права.

§1. Экономические предпосылки падения крепостного права.

К середине XIX в. старые производственные отношения в России пришли в

явное несоответствие с развитием экономики, как в сельском хозяйстве, так и

в промышленности. Это несоответствие стало проявляться давно, и оно могло

бы тянуться еще очень долго, если бы в недрах феодальной формации не

развивались ростки, а затем и сильные элементы новых капиталистических

отношений, которые подрывали устои крепостничества. Происходили

одновременно два процесса: кризис феодализма и рост капитализма. Развитие

этих процессов в течение первой половины XIX в. вызвало непримиримый

конфликт между ними и в области базиса — производственных отношений, и в

области политической надстройки.

Рассмотрим главные причины по степени их значимости: экономические,

социальные, политические, хотя в жизни они были тесно связаны и

взаимозависимы.

Экономические противоречия были обусловлены ростом товарных отношений и

тормозящим влиянием крепостничества. И помещичье, и крестьянское хозяйства

были вынуждены подчиняться требованиям всероссийского рынка. В экономику

все более проникали товарные отношения. «Помещики-крепостники,— писал В. И.

Ленин,— не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли

удержать старых, рушившихся форм хозяйства»[3]. Если в начале XIX в. вывоз

товаров из России оценивался в 75 млн. руб., то в середине века уже в 230

млн. руб., или в 3 раза больше. Внутренняя торговля росла еще быстрее.

Только речные оптовые перевозки грузов, не считая гужевых, с 1811 по 1854

г. увеличились в 5 раз, в том числе перевозки зерна в 8 раз, муки и круп в

10 раз.

Рост производства хлеба на продажу привел к значительным изменениям в

землепользовании. В черноземной полосе помещики увеличивали собственные

запашки и за полвека отняли у крестьян половину земель, бывших в их

пользовании. Наступление помещиков вызвало резкий отпор со стороны

крестьян. В нечерноземных губерниях земля давала низкие урожаи, помещики

были менее заинтересованы в увеличении своих посевов, они больше могли

получить дохода за счет оброка. К моменту отмены крепостного права в

черноземной полосе у помещиков было 72% всех земель, в Среднем Поволжье

62%, в нечерноземной полосе 48%. В первых двух зонах преобладала барщина, и

она увеличивалась, в последней рос оброк. Менее заметным, но очень

симптоматичным изменением в землепользовании была аренда и покупка земли

отдельными крестьянами: в 1858 г. 270 тыс. домохозяев имели в частной

собственности свыше миллиона десятин (1 дес.=1,1 га) земли, что

свидетельствовало о появлении сельской мелкой буржуазии.[4]

Большинство помещичьих хозяйств применяли барщину: на ней было занято

около 70% всех крепостных крестьян. В них кризисные явления более всего

проявлялись в низкой производительности труда подневольных крестьян. Не

заинтересованный экономически работник, по характеристике современника,

приходит на работу «сколь возможно позже, осматривается и оглядывается

сколь возможно чаще и дольше, а работает сколь возможно меньше — ему не

дело делать, а день убить». Помещики вели борьбу против этого путем

усиления контроля и введения особых заданий — уроков. Но первое вело к

удорожанию, так как управляющим и приказчикам надо было платить, да они еще

воровали продукты для себя. Система же уроков вызвала резкое ухудшение

качества пахоты, уборки, сенокоса при выполнении количественных

показателей. Помещики замечали, что при обработке своих земель крестьяне

работают гораздо лучше, и поэтому старались полностью отнять у крестьян всю

землю, переводя их в разряд дворовых или в разряд месячников, получающих

месячное содержание. Численность таких крестьян резко возросла к середине

века. Процент дворовых вырос почти в два раза (с 4 до 7%) и число их дошло

до 1,5 млн. человек.

В нечерноземной полосе преобладала оброчная система в виде денежной и

натуральной платы. В конце xviii в. нормальным считался оброк в 5руб с души

мужского пола (или 7 руб. 50 коп. по ценам середины XIX в.). Перед отменой

крепостного права средний оброк возрос до 17—27 руб., а в Ярославской и

Владимирской губерниях повысился до 40—50 руб.[5] Некоторые «крестьяне»,

владельцы мастерских и фабрик в селе Иванове, платили сотни рублей оброка

графу Шереметеву. Высокие оброки были там, где крестьяне могли хорошо

заработать: около столиц и крупных городов, в промысловых селах, в районах

огородничества, садоводства, птицеводства и т. п. Средние размеры оброков

выросли в черноземной полосе в 2,2, а в нечерноземной в 3,5 раза. В

оброчных имениях наблюдались часто кризисные явления, проявлявшиеся в

разорении крестьянских домов тяжелыми поборами и в накоплении недоимок по

оброчным платам, в побегах крестьян, потерявших связь с землей, с

собственным хозяйством.

Помещики, несомненно, видели преимущества вольнонаемного труда по

сравнению с крепостным. Те же самые крестьяне, которых они обвиняли в лени,

объединившись в артели, за плату пахали землю, строили дома и постройки со

сказочной быстротой. Современник писал о вольнонаемной артели по уборке

урожая: «Здесь все горит, материалов не наготовишься; времени они

проработают менее барщинного крестьянина, отдохнут они более его, но

наделают они вдвое, втрое. Отчего?— охота пуще неволи». Но нанимать помещик

не мог, потому что его собственные крестьяне тогда бы остались без работы.

По этой же причине он не был заинтересован в покупке машин и орудий. В

помещичьи хозяйства проникали элементы капитализма, что проявлялось в

усилении товарно-денежных отношений, связей с рынком, в отдельных попытках

применения машин, наемных рабочих, улучшения агротехники. Однако в целом

хозяйство развивалось не за счет вложения капитала, а за счет усиления

эксплуатации «живой собственности»— крестьян и за счет расширения

реализации юридического права собственности на земли. Все резервы роста на

этом пути были уже исчерпаны, многие помещики разорились, более 12% дворян-

помещиков, преимущественно мелкопоместных, продали свои имения. В 1859 г. в

банках были заложены имения с 7 млн. крепостных (2/3 крепостного

населения). Дальнейшее прогрессивное развитие помещичьих хозяйств в

условиях крепостного права было невозможно, что поняли отдельные наиболее

умные и образованные представители дворянства.

При этом надо прежде всего учитывать, что крестьянские хозяйства к этому

времени представляли собой разные типы: полностью разоренные, обнищавшие,

живущие впроголодь (абсолютное большинство), а также среднезажиточные,

более-менее сводящие концы с концами и, наконец, по-настоящему зажиточные и

даже богатые. «... Вся сущность капиталистической эволюции мелкого

земледелия,— писал В. И. Ленин,— состоит в создании и усилении

имущественного неравенства внутри патриархальных союзов, далее в

превращении простого неравенства в капиталистические отношения».[6] Уже в

дореформенной деревне отчетливо прослеживались разные стадии этих

процессов. В центральных губерниях Европейской России в середине века

наибольшее расслоение было среди промыслового крестьянства (половина дворов

беднейшие, около 12—18% зажиточные), но четко проявилось и среди

земледельческих хозяйств (около 20—28% беднейших и 15—23% зажиточных

дворов). При этом доходы у беднейших крестьян были в 2—3 раза меньше на

один двор, чем у зажиточных, а оброк и налоги они платили почти поровну

(раскладка не по земле, а по душам), что способствовало дальнейшему

расслоению. Выделение зажиточных и беднейших дворов является наглядным

свидетельством проникновения капитализма и в крестьянское хозяйство.[7]

Подрывался также натуральный характер крестьянских хозяйств. Чтобы

заплатить налоги, барщинные крестьяне должны были продать в среднем не

менее четверти собранного хлеба (на 15 руб. серебром на двор). В зажиточных

крестьянских хозяйствах излишки хлебов составляли более 30% валового сбора.

Именно эти крестьяне применяли наемный труд и машины, теснее были связаны с

рынком, из их среды выходили торговцы, ростовщики, владельцы мастерских и

фабрик. Значительно шире и быстрее все эти процессы протекали в

государственной деревне. Среди государственных крестьян было много хозяев,

которые засевали десятки, а некоторые — на Юге, в Сибири и на Урале — сотни

десятин земли, имели образцовые хозяйства с применением машин, наемных

рабочих, улучшенных пород скота и пр. Сами крестьяне изобретали улучшенные

орудия и машины. На выставках в 40-х гг. XIX в. экспонировались молотилки и

веялки крестьянина В. Сапрыкина, молотильная машина Н. Санина, сенокосная

машина А. Хитрина, льнотрепальная машина X. Алексеева и др. В одной Вятской

губернии в 1847 г. было несколько сот доходных предпринимательских

крестьянских хозяйств. Значительно больше их было в Предкавказье, где

государственные крестьяне производили хлеба в 20 раз больше, чем помещики.

Крестьянское хозяйство всех категорий к середине XIX в. сосредоточило 75%

посевов зерновых и картофеля, давало 40% товарного хлеба, большую часть

товарной продукции скотоводства, огородничества, садоводства. Это

обстоятельство делало невозможным безземельное освобождение крестьян. В то

же время крепостное право, как тяжелые путы, мешало развитию крестьянского

хозяйства, сковывало инициативу зажиточных, вело к разорению миллионов

дворов, делало невыносимым гнет помещиков,

С конца 30-х гг. в России начался промышленный переворот, который

проходил бурными темпами. В обрабатывающей промышленности число крупных

предприятий и рабочих с 1825 по 1860 г. возросло в 3 раза. При этом

оснащенность предприятий машинами и производительность труда увеличивались

быстрее в десятки раз. Так, в 1828 г. применялись прядильные машины с 30

тыс. веретен, а в 1860 г. было 2 млн. веретен (рост в 66 раз).

Применение сложных машин на фабриках было невозможно при крепостном

труде, так как крепостные крестьяне на помещичьих и приписных мануфактурах

нередко ломали и портили вводимые там новые механизмы. Поэтому к машинам

нанимали вольнонаемных рабочих. В 1860 г. в обрабатывающей промышленности

вольнонаемники составляли 465 тыс. из 565, или 85%, в горнозаводской,

технически более отсталой, вольнонаемных было 20%.

Но дальнейший рост применения наемного труда, а значит, и всего

производства тормозился крепостными отношениями. В стране не было свободных

рабочих, большинство вольнонаемных работников были оброчными помещичьими

или государственными крестьянами, еще не полностью порвавшими с землей. А

фабрике нужны были постоянные квалифицированные рабочие.

В большинстве крупных стран Европы феодальные отношения были к этому

времени ликвидированы, и они стали обгонять Россию по развитию

промышленности. Если в 1800 г. Россия и Англия выплавляли одинаковое

количество чугуна—около 10 млн. пудов, то в 1850 г. соотношение было 16

млн. в России против 140 млн. в Англии. Расплата за отсталость не замедлила

сказаться: через 40 лет после блестящих побед в Отечественной войне над

объединенной армией почти всех крупных европейских держав Россия потерпела

жестокое поражение в Крыму. «Царизм,— писал Ф. Энгельс,— потерпел жалкое

крушение... он скомпрометировал Россию перед всем миром, а вместе с тем и

самого себя — перед Россией. Наступило небывалое отрезвление».[8] Крымская

война обнажила противоречия, заставила царизм и часть правящего дворянского

класса задуматься. Однако все это вместе взятое вряд ли привело бы к

падению крепостного права, если бы не наложилось на рост крестьянской

борьбы, вызвавшей революционную ситуацию в стране.

§2. Планы переустройства России.

Александр II высказал два исключающие друг друга положения, отнюдь

не успокоившие московских крепостников. С одной стороны, царь заявлял о

своем нежелании отменить крепостное право, с другой — указал на

необходимость все же осуществить эту реформу. Однако это выступление нельзя

рассматривать как начало подготовки отмены крепостного права. Во-первых,

сам Александр II, понимая необходимость отмены крепостного права в силу

создавшихся условий, вместе с тем всячески оттягивал решение этого вопроса,

противоречившего всей его натуре, и, во-вторых, приступить к подготовке

отмены крепостного права без согласия дворянства, интересы которого выражал

царизм, было невозможно. Это находит прямое подтверждение в письме

Александра II к своей тетке великой княгине Елене Павловне в конце 1856 г.:

«...я выжидаю,— писал он,—чтобы благомыслящие владельцы населенных имений

сами высказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь

своих крестьян...»[9]

В результате всех этих причин на протяжении 1856г. ничего не было сделано

по подготовке реформы, за исключением попытки выяснить отношение к этому

вопросу дворянства и добиться того, чтобы оно само ходатайствовало перед

царем об отмене крепостного права. Как рассказывает в своих воспоминаниях

товарищ министра внутренних дел Левшин, дворянство упорно уклонялось от

каких-либо ходатайств по этому вопросу, что достаточно ясно обнаружилось в

период коронационных торжеств — осенью 1856 г., во время переговоров

Левшина с предводителями дворянства. «Большая часть представителей

поземельных владельцев,— говорит он,— вовсе не была готова двинуться в

новый путь, никогда не обсуждала крепостного состояния с точки зрения

освобождения и потому при первом намеке о том изъявила удивление, а иногда

непритворный страх. Очевидно, что такие беседы, хотя многократно

повторенные, не подвинули меня далеко вперед».[10]

3 января 1857 г. был открыт Секретный комитет «для обсуждения мер по

устройству быта помещичьих крестьян» под председательством самого царя. В

состав этого комитета вошли следующие лица: председатель Государственного

совета князь А. Ф. Орлов (с правом председательства в отсутствие царя),

министры: внутренних дел — С. С. Ланской, финансов — П. Ф. Брок,

государственных имуществ — М. Н. Муравьев (впоследствии получивший

наименование «вешателя»), двора — граф В. Ф. Адлерберг, главноуправляющий

путями сообщения К. В. Чевкин, шеф жандармов князь В. А. Долгоруков и члены

Государственного совета — князь П. П. Гагарин, барон М. А. Корф, Я. И.

Ростовцев и государственный секретарь В. П. Бутков. Почти все члены

комитета были настроены довольно реакционно, причем Орлов, Муравьев, Чевкин

и Гагарин являлись ярыми крепостниками.

При обсуждении вопроса об отмене крепостного права комитет отметил, что

волнение умов «...при дальнейшем развитии может иметь последствия более или

менее вредные, даже опасные. Притом и само по себе крепостное состояние

есть зло, требующее исправления»[11] что «...для успокоения умов и для

упрочнения будущего благосостояния государства необходимо приступить

безотлагательно к подробному пересмотру... всех до ныне изданных

постановлений о крепостных людях... с тем, чтобы при этом пересмотре были

положительно указаны начала, на которых может быть приступлено к

освобождению у нас крепостных крестьян, впрочем к освобождению

постепенному, без крутых и резких переворотов, по плану, тщательно и зрело

во всех подробностях обдуманному»[12]

В соответствии с этим решением 28 февраля того же года была учреждена

специальная «Приуготовительная комиссия для пересмотра постановлений и

предположений о крепостном состоянии» в составе Гагарина, Корфа, генерал-

адъютанта Ростовцева и государственного секретаря Буткова.

«Приуготовительная комиссия» должна была рассмотреть законодательство по

крестьянскому вопросу (законы о «свободных хлебопашцах» и «обязанных

крестьянах»), а также различные записки и проекты, посвященные вопросу об

отмене крепостного права. Однако члены комиссии, рассмотрев все эти

материалы, не смогли прийти к какому-либо определенному решению и

ограничились изложением личного мнения по этому вопросу.

Анализ этих записок представляет несомненный интерес для характеристики

взглядов членов Секретного комитета в первой половине 1857 г., т. е. в

период, предшествовавший опубликованию рескриптов.

Наиболее обстоятельной является записка Ростовцева, датированная 20

апреля 1857 г.[13]

В начале этой записки автор указывает на необходимость отмены крепостного

права. «Никто из людей мыслящих, просвещенных и отечество свое любящих,—

писал он,— не может быть против освобождения крестьян. Человек человеку

принадлежать не должен. Человек не должен быть вещью». Высказав столь

решительно свою точку зрения, Ростовцев, излагая историю крестьянского

вопроса в первой половине XIX в., подвергает критике существующее о

крестьянах законодательство, а также различные проекты отмены крепостного

права и приходит к выводу, что они не могут быть приняты. Во-первых,

указывал он, освобождение крестьян без земли, так же, как и с небольшим

участком ее, невозможно. Во-вторых, предоставление крестьянам достаточного

надела без вознаграждения будет несправедливо, так как разорит владельцев

земли. Выкуп же земли, по мнению Ростовцева, также не может быть

осуществлен, так как для единовременного выкупа не хватит средств,

разновременный опасен для государства: он продолжался бы довольно долго и

мог вызвать крестьянские волнения. С точки зрения Ростовцева, единственно

приемлемым мог бы быть проект полтавского помещика Позена. «Этот проект,—

писал он,— вполне практический, умеряющий все опасения, обеспечивающий все

интересы, обильный благими последствиями введения ипотечной системы, был бы

превосходен, если б, во-первых, указал финансовые для осуществления своего

средства, во-вторых, был бы окончательно развит в административном

отношении».

Говоря о «великой государственной пользе» освобождения крепостных

крестьян, Ростовцев вместе с тем указывал, что это требует «величайшей

осторожности», так как крепостное крестьянство «по самому нравственному

своему состоянию» требует за собой особого надзора и попечительства.

«...Вообще,— продолжает он,— нельзя отвергать истины, что из полного

рабства невозможно и не должно переводить людей полуобразованных вдруг к

полной свободе».

Проект Позена, изложенный в его записке, поданной царю 18 декабря 1856

г., предусматривал постепенный перевод всех крестьян в разряд обязанных и

«свободных хлебопашцев». Крестьянам, переходившим в разряд, «свободных

хлебопашцев», должна была выдаваться ссуда сроком на 37 лет для уплаты

помещику. Перевод крестьян в обязанные давал помещику право получить

Страницы: 1, 2, 3, 4