Русская Православная Церковь

откровенно заявил: “Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят

начальницы, то я готов творить и слушать их во всем”.

В течение 15 лет после собора шли пререкания между сторонниками

старой веры и новой, между представителями древней народной Церкви и

представителями новой, царской. Протопоп Аввакум слал царю Алексею

Михайловичу одно послание за другим и призывал его к покаянию. Этот

протопоп-богатырь горячо и вдохновенно убеждал царя, что в древнем

православии, которое так немилостиво проклято собором, нет ничего

еретического: “Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою

проливаем за Церковь Христову”.

Царя просили назначить всенародное состязание с духовными властями:

пусть видят и слышат все, какая вера истинная – старая или новая, но

Алексей Михайлович не внял. После его смерти царский престол занял его сын

Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники древних церковных преданий

обратились к новому царю с горячей мольбой “вернуться к вере благочестивых

и святых предков”. Но и эта мольба не имела успеха.

На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства

церковного, правительство отвечало ссылками и казнями. Казни последовали

тотчас же после собора. Знаменитые защитники древлеправославного

благочестия – протопоп Аввакум, священник Лазарь диакон Феодор, инок

Епифаний – были сосланы на крайний Север и заточены в земляную тюрьму в

Пустозерске. Они были подвергнуты (за исключением Аввакума) еще особой

казни: им вырезали языки и отсекли правые руки, чтобы они не могли ни

говорить, ни писать в обличение своих гонителей.

Более 14 лет пробыли они в мучительном заточении, в сырой яме. Но

никто из них не поколебался в правоте своей веры. Благочестивый народ чтил

этих исповедников как необоримых воинов Христовых, как дивных

страстотерпцев и мучеников за святую веру. Пустозерск стал святым местом.

По настоянию нового патриарха Иоакима пустозерские страдальцы были

преданы сожжению. Казнь последовала в пятницу, в день страстей Христовых,

14 апреля 1682 г. Узников вывели на площадь, где был устроен сруб для

сожжения. Бесстрашно вошли они в него. Толпа людей, сняв шапки, молча

окружила место казни. Огонь запылал. Священномученик Аввакум обратился к

народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двуперстие руку, он

провозгласил “Вот будете этим крестом молиться, вовеки не погибнете”.

Когда огонь угас, народ бросился собирать святые кости, чтобы

разнести их потом по всей русской земле. Мучения и казни совершались и в

других местах московского государства. За шесть лет до сожжения

пустозерских узников были преданы мучительной смерти сотни преподобных

отцов и исповедников славной Соловецкой обители. Эта обитель вместе со

многими монастырями и скитами русской Церкви отказалась принять новые

книги. Соловецкие иноки решили продолжать службу Божию по старым книгам.

Они написали государю в течение нескольких лет пять челобитных (прошений),

в которых умоляли царя только об одном: разрешить им оставаться в прежней

вере. “Плачемся все со слезами, – писали иноки царю Алексею Михайловичу, –

помилуй нас, нищих и сирот, повели, государь, нам быти в той же нашей

старой вере, в которой отец твой, государев, и все благоверные цари и

великие князи скончались, и преподобные отцы Соловецкой обители: Зосима,

Савватий, Герман и Филипп митрополит, и все святые отцы угодили Богу”.

Соловецкие иноки были твердо убеждены, что измена старой вере

означала измену Церкви и Самому Богу. Поэтому они писали: “Лучше нам

временною смертью умереть, нежели вечно погибнуть. И если нас предадут огню

и мукам или на части рассекут, мы и тогда не изменим апостольскому преданию

вовеки”.

В ответ на все просьбы и мольбы смиренных иноков царь послал в

Соловецкий монастырь военную команду, чтобы силою заставить убогих старцев

принять новые книги. Иноки не пустили к себе стрельцов и затворились в

обители за толстыми каменными стенами, готовясь к защите. Царские войска

осаждали Соловецкий монастырь в течение восьми лет, с 1668 по 1676 г.

Наконец, в ночь на 22 января 1676 г., в результате предательства одного из

братии, нового иуды, стрельцы ворвались в обитель, и началась страшная

расправа с жителями монастыря. Было замучено до 400 человек: одних

повесили, других порубили на плахах, третьих утопили в проруби. Были и

такие, которых вморозили в лед, или подвесили, подцепив за ребра крючьями.

Вся обитель была залита кровью святых страдальцев. Они умирали, не ожидая

ни милости, ни пощады. Только 14 человек случайно уцелели. Тела убитых и

разрубленных лежали с полгода неубранными, пока не пришел царский указ –

предать их земле. Разгромленная и разграбленная обитель была заселена

присланными из Москвы монахами, принявшими новую правительственную веру и

новые книги.

Незадолго до казни соловецких страдальцев были замучены в боровской

тюрьме (Калужская обл.) две родных сестры из боярского рода Соковниных,

боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна

Урусова. С детства они были окружены почетом, славой, близко стояли к

царскому двору и часто там бывали. Но ради истинной веры они презрели и

богатство, и почет, и славу мирскую. Они были арестованы и подвергнуты

страшным пыткам. По указу царя их сослали в Боровок и посадили здесь в

мрачное и сырое подземелье. Сестер-исповедниц и бывшую с ними инокиню Марью

Данилову морили голодом. Силы их слабели, жизнь медленно угасала. 11

сентября 1675 г. сначала скончалась Евдокия, а 2 ноября, через 51 день, ее

сестра, успевшая еще до ссылки принять иночество с именем Феодоры.

Положение христиан-старообрядцев в России в 17 столетии во многом

было похоже на положение христиан во враждебно-языческой Римской империи.

Как тогда божьи люди вынуждены были скрываться в катакомбах, так и русским

православным христианам пришлось скрываться от государственных и церковных

властей. По настоянию патриарха Иоакима царевна Софья в 1685 г. издала

против старообрядцев 12 грозных статей. Вот некоторые из них:

– Если кто тайно будет содержать старую веру, того бить кнутом и

ссылать в отдаленные места.

– Бить кнутом и батогами даже тех, кто окажет хотя какую-нибудь

милость старообрядцам: дадут им или поесть, или только испить воды.

– Ссылать и бить кнутом и таких людей, у которых старообрядцы только

приютились.

– Все имущество старообрядцев было приказано отбирать и отписывать

великим государям.

От этих тяжких наказаний, разорений и смерти могло спасти гонимых

христиан лишь полное отречение от старой веры. От всех русских людей

требовалось верить так, как приказывало новое начальство. В этом же

узаконении Софьи была статья, которая гласила:

если кто из старообрядцев перекрещивал крещеных в новой церкви и,

если он даже и раскается, –– исповедуется в том отцу духовному и искренне

пожелает причаститься, то его, исповедав и причастив, все-таки “казнить

смертию без всякого милосердия”.

В России настало лютое время: сотнями и тысячами сжигали людей,

резали языки, рубили головы, ломали клещами ребра, четвертовали; тюрьмы,

монастыри и подземелья были переполнены страдальцами за святую веру.

Духовенство и гражданское правительство беспощадно истребляли своих же

родных братьев – русских людей. Никому не было пощады: убивали не только

мужчин, но женщин, и даже детей.

За всю историю западной инквизиции смертные приговоры были вынесены

восьми тысячам людей, но только за первые десятилетия борьбы новообрядцев

со старой верой было убито более сотни тысяч древлеправославных христиан.

Преследуемые христиане бежали в пустыни, леса, в горы. Но и там их

отыскивали, жилища разоряли, а самих приводили к духовным властям для

увещаний, и, если они не изменяли старой вере, предавали мучениям и смерти.

Через четыре года после узаконения статей Софьи патриарх Иоаким издал

указ: “Смотреть накрепко, чтобы раскольники не жили в волостях и в лесах, а

где объявятся – самих ссылать, пристанища их разорять, имущество продавать,

а деньги присылать в Москву”.

Опасаясь изощренных пыток, некоторые старообрядцы стали себя сжигать.

“Нет нигде места, – говорили они, – только и уходу, что в огонь, да в

воду”. Во многих местах, где ждали гонителей и мучителей, заранее

приготовлялись срубы для самосожжений и приспосабливались к этому отдельные

избы, часовни, церкви, просмоленные и обложенные соломой. Как только

приходило известие, что идут сыщики и гонители, народ запирался в

приготовленное к сожжению здание и при появлении гонителей заявлял им:

“Оставьте нас, или мы сгорим”. Бывало, что гонители уходили. Но в

большинстве случаев преследуемые погибали: до такого отчаяния довели

затравленных людей беспощадные гонители.

Более двухсот лет пребывало старообрядчество в гонениях. Они

временами то ослабевали, то снова усиливались, но никогда не прекращались.

За два века старообрядчество приобрело уникальный опыт выживания в

невероятных условиях.

Царь Петр I провозгласил принцип веротерпимости в государстве. Им

широко воспользовались разные вероисповедания: римско-католическое,

протестантское, мусульманское, иудейское. И только одни старообрядцы не

имели свободы в родном отечестве. В царствование Петра их уже не сжигали

массами, но отдельные случаи сожжения и других смертных казней были не

редки. Царь Петр дозволил старообрядцам открыто жить в городах и селениях,

но обложил их двойным налогом. Брали налог с каждого мужчины за ношение

бороды, брали с них штраф и за то, что священники совершали у них духовные

требы. Однако никакими гражданскими правами в государстве они не

пользовались. В таком же положении они находились и при преемниках Петра.

Императрица Анна Иоанновна даже решилась на войсковую операцию за пределами

Российской империи для поимки скрывавшихся старообрядцев.

Только в царствование Екатерины II (1762-1796) старообрядцы вздохнули

несколько свободнее. Но к концу царствования Александра I опять начали

появляться указы, стесняющие духовную жизнь старообрядчества. При царе

Николае I (1825-1855) старообрядцы жестоко преследовались, причем не только

на территории России, но и за рубежом.

Лишь в начале 20 века после Манифеста о веротерпимости, подписанного

Николаем II, старообрядцы получили кратковременную возможность открыто

устраивать в родном отечестве крестные ходы, иметь колокольный звон,

организовывать общины, строить храмы. За 10 лет по России было выстроено

немногим менее 1000 старообрядческих церквей! Но старообрядцы так и не

получили полной религиозной свободы, не было признано их священство, не

были отменены статьи уголовного закона, карающие за присоединение

новообрядцев к старообрядчеству, им не было разрешено открыто проповедовать

свою веру, занимать ответственные административные должности, не было дано

право старообрядческим учителям преподавать в общих народных школах.

Гонителям древнего православия удалось лишить старообрядческую

Церковь епископов. Когда епископ Павел Коломенский мужественно выступил

против затей Никона, то был предан мученической смерти. Остальные русские

архиереи, боясь участи Павла, вынуждены были молчаливо сносить новые

церковные порядки. Таким образом, святая Церковь временно осталась без

благоверных епископов, с одними священниками и диаконами.

По правилам Церкви, священники должны быть в подчинении у своих

епископов. Но те же правила разрешают священникам не подчиняться епископам,

если последние уклонились в какое-либо заблуждение, открыто проповедуют

ересь или совершают церковное разделение. Священники поступили поэтому

совершенно законно, решив не идти за Никоном и другими архиереями,

изменившими святой Церкви.

Их сан позволял им совершать службу Божию, таинства, управлять

паствой и без епископов. Но они не имели права рукополагать новых

священников. Что же оставалось делать? Где было взять преемников?

Еще в прежние века в христианской Церкви возникали подобные вопросы.

Бывали случаи, что поместные церкви лишались всех своих епископов

вследствие уклонения их в ересь. Пребывая в еретическом обществе, они

продолжали священнодействовать, рукополагать епископов, священников.

Вселенские и поместные соборы православной Церкви постановили принимать

этих поставленных в ереси духовных лиц, если они отрекутся от своих

заблуждений, сохраняя за ними духовный сан, т. е. если они рукоположены в

епископский сан, то остаются епископами, если же в священнический –

священниками (8-е прав. 1 всел. собора). Было установлено святыми соборами

даже посылать особых уполномоченных к еретическим духовным лицам, чтобы

убедить их оставить свое неправославное общество и присоединиться к

истинной Христовой Церкви (80-е прав. Карфагенского собора).

Согласно этим древним соборным правилам, старообрядческая Церковь

также решила принимать духовных лиц, рукоположенных в новообрядческой

церкви, в сущем сане. Таких священников, вернувшихся к древнему

православию, правительство называло “беглыми”, так как им приходилось

буквально бежать из своих домов и постоянно укрываться от преследований.

Тайно от властей они совершали все присущие их сану таинства и требы:

крестили, миропомазывали, исповедовали, причащали, венчали, елеопомазывали,

погребали умерших и т. д. Для исполнения треб в запасе у старообрядцев было

много св. мира, освященного еще благочестивым патриархом Иосифом,

сохранилось даже миро, освященное патриархом Филаретом, были и древние

антиминсы, освященные благочестивыми епископами. На этих антиминсах

старообрядческие священники и совершали божественную литургию.

Вопросы общего значения, возникавшие в старообрядчестве, разрешались

соборно общим голосом святой Церкви. На собор съезжались игумены

монастырей, священноиноки и иноки, приходские священники, уполномоченные от

приходов мирские люди, знавшие Священное Писание и церковные правила.

Соборы объединяли в себе все церковное управление, устанавливали порядок в

церквах, определяли старшинство между духовными лицами, проверяли их

деятельность, разрешали всякие сомнения и недоразумения. Соборы собирались

в особых исторически создавшихся духовных центрах старообрядчества.

МОНАСТЫРИ

Монашество появилось на Руси вместе с христианством. Митрополит

Илларион был первым посвященным в этот сан (1051 г.). Вспоминая близкое к

нему время водворения христианства при Владимире Святом, писал в одном из

своих сочинений, что уже тогда «монастыреве на горах сташа». Какие именно

монастыри имел в виду митрополит, сколько их было при князе Владимире и как

они были устроены осталось неизвестным.

Письменные известия об отдельных монастырях появляются с княжения

Ярослава I. В первые два века христианской жизни Руси наибольшее количество

монастырей встречается в центральной полосе тогдашней Русской земли, где

было наиболее сгущено русское население и с наименьшими затруднениями

распространялось христианство. Из 70 монастырей, известных до конца XII в.,

на эту полосу приходится до 50. Наибольшее количество монастырей

расположено в старейших общественных центрах (Киев, Новгород), остальные

рассеяны по второстепенным областным средоточиям южной и северной Руси

(Галич, Чернигов, Смоленск, Ростов, Владимир).

В XIII в. расширяется круг городских и подгородных монастырей,

указывая на размножения центров общественной жизни. В северных городах к

существовавшим прежде монастырям прибавляются новые, и в то же время

появляются первые монастыри в других городах - Твери, Ярославле, Костроме,

Нижнем Новгороде, Москве, Устюге. Город, особенно стольно-княжеский, не

считался благоустроенным, если не имел монастыря и собора.

Но с XIV в. замечаем важную перемену в способе распространения

монастырей и именно на севере. Ранее почти все монастыри как в южной, так и

в северной России строились в городах или в их ближайших окрестностях.

Редко появлялась пустынь, монастырек, возникавший вдали от городов, в

пустынной, незаселенной местности, обыкновенно среди глухого леса. В первые

века нашей христианской жизни пустынная обитель мелькает редким, случайным

явлением среди городских и подгородных монастырей.

С XIV в. движение в лесную пустыню развивается среди северного

русского монашества быстро и сильно: пустынные монастыри, возникшие в этом

веке, числом сравнялись с новыми городскими, в XV в. превзошли их более чем

вдвое.

Городские и пустынные монастыри различались между собой не одной

только внешней обстановкой, но и общественным значением, духом,

складывавшегося в тех и других быта и в большинстве случаев самим

происхождением. Городские и подгородные монастыри обыкновенно созидались

набожным усердием высших церковных иерархов, также князей, бояр, богатых

горожан - людей, которые оставались в стороне от основанных ими обителей,

не входили в состав созванного ими монастырского братства. Живя среди мира,

в ежедневном с ним общении и для его религиозных нужд, такие монастыри и

назывались «мирскими».

Другие имели более самобытное происхождение, основывались людьми,

которые, отрекшись от мира, уходили в пустыню, там становились

руководителями собиравшегося к ним братства и сами вместе с ним изыскивали

средства для построения и содержания монастыря. Иные основатели таких

пустынных монастырей становились отшельниками прямо из мира, еще до

пострижения, но большинство проходило иноческий искус в каком-либо

монастыре, обыкновенно также пустынном, и оттуда потом уходили для лесного

уединения и создавали новые пустынные обители, являющиеся как бы колониями

старых. Три четверти пустынных монастырей XIV и XV вв. Были такими

колониями, образовывались путем выселения их основателей из других

монастырей, большей частью пустынных.

Пустынный монастырь воспитывал в своем братстве особое настроение.

Основатель его некогда ушел в лес, чтобы спастись в безмолвном уединении,

убежденный, что в миру, среди людской молвы, то невозможно. К нему

собирались такие же искатели безмолвия. Строгость жизни, слава подвигов

привлекали сюда издалека не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян,

которые селились вокруг богатевшей обители, как религиозной и хозяйственной

своей опоры, рубили окрестный лес, ставили дома, расчищали нивы. Здесь

монастырская колонизация встречалась с крестьянской и служила ей невольной

путеводительницей. Так на месте одинокой хижины отшельника вырастал

многолюдный, богатый и шумный монастырь.

Но среди братии нередко оказывался ученик основателя, тяготившийся

этим неиноческим шумом и богатством, верный духу и преданию своего учителя,

он с его же благословения уходил от него в нетронутую пустыню, и там тем же

порядком возникала новая лесная обитель. Иногда сам основатель бросал свой

монастырь, чтобы в новом лесу повторить свой прежний опыт. Так из одиночных

разобщенных местных явлений складывалось широкое колонизационное движение,

которое исходя из нескольких центров, в продолжение четырех столетий

проникало в самые неприступные медвежьи углы и усеивало монастырями

обширные лесные дебри России.

Некоторые монастыри являлись особенно деятельными метрополиями.

Первое место среди них занимал монастырь Троицкий Сергиев, возникший в 40-х

годах XIV в. Преподобный Сергий был великим устроителем монастырей: своим

смирением, терпеливым вниманием к людским нуждам и слабостям, неослабным

трудолюбием он умел не только установить в своей обители образцовый порядок

иноческого общежития, но и воспитать в своей братии дух самоотвержения и

энергии подвижничества. Его призывали строить монастыри и в Москву, и в

Серпухов, и в Коломну. Он пользовался всяким случаем завести обитель, где

находил то нужным. В 1365 г. великий князь Дмитрий Донской послал его в

Нижний Новгород мирить ссорившихся князей - братьев Константиновичей, и на

пути, мимоходом, он нашел время в глуши Гороховского уезда, на болоте у

реки Клязьмы, устроить пустыньку, воздвигнуть в ней храм св. Троицы.

Обитель Сергия и развила широкую колонизаторскую деятельность. В

продолжение XIV и XV вв. Из Сергиева монастыря или из его колоний

образовалось 27 пустынных монастырей, не говоря о 8 городских.

Этими колониями были намечены главные направления монастырской

колонизации. Если провести две линии от Троицкого Сергиева монастыря, одну

по реке Костроме на реку Вычегду, другую по Шексне на Белоозеро, этими

линиями будет очерчено пространство, куда с конца XIV в. усиленно

направлялась монастырская колонизация из монастырей центрального междуречья

- Оки и Волги и их колоний. Небольшие лесные речки унизывались десятками

монастырей, основатели которых выходили из Троицкой Сергиевой обители, из

Ростова (св. Стефан Пермский), из монастырей Каменного на Кубенском озере и

Кириллова Белозерского. Движение шло полосами по рекам, не соблюдая

географической последовательности.

При разносторонних местных уклонениях движение пустынных монастырей

сохраняло свое общее направление на беломорский север. Это движение имело

очень важное значение в древнерусской колонизации. Во-первых, лесной

пустынный монастырь сам по себе, в своей тесной деревянной или каменной

ограде, представлял земледельческое поселение, хотя и непохожее на мирские,

крестьянские села; монахи расчищали лес, разводили огороды, пахали, косили,

как и крестьяне. Но действие монастыря простиралось и на население, жившее

за оградой. Вокруг монастыря образовывались мирские, крестьянские селения,

которые вместе с иноческой братией составляли один приход, тянувший к

монастырской церкви. Таким образом, движение пустынных монастырей - это

движение будущих сельских приходов. Во-вторых, куда шли монахи, туда же

направлялось и крестьянское население. Не всегда можно указать, какое из

Страницы: 1, 2, 3, 4