Мюнхенский сговор

Чемберлен возразил: «Первой объявила мобилизацию Германия...» Гитлер

отрицал, что в Германии была проведена мобилизация.

Переговоры затянулись до утра. В конце концов, Чемберлен спросил,

является ли меморандум Гитлера его последним словом. Когда Гитлер ответил,

что да, премьер-министр сказал, что нет смысла продолжать переговоры. Он

сделал все, что мог, но его попытки не увенчались успехом. Он уезжает с

тяжелым чувством, потому что надежды, с которыми он приехал в Германию,

разбиты.

Немецкий диктатор не хотел, чтобы Чемберлен пошел на «уступки». «Вы

один из немногих, для кого я когда-либо делал подобное, — с живостью

заметил он. — Я готов установить окончательную дату для эвакуации чехов — 1

октября, если это упростит вашу задачу». Сказав это, он взял карандаш и сам

исправил дату. В действительности это не было уступкой, ведь 1 октября было

давно назначенным днем «X»[6]. Это, казалось, подействовало на премьер-

министра. Тем не менее он добавил, что не готов принять или отвергнуть

предложения, а может только передать их.

Как только премьер-министр вернулся в Лондон, он сразу сделал то,

чего, как он заявлял Гитлеру, делать не собирался: стал убеждать британский

кабинет принять новые требования нацистов. Однако неожиданно ему пришлось

столкнуться с сильной оппозицией. Чемберлен не смог уговорить свой кабинет.

Не убедил он и французское правительство, которое 24 сентября отвергло

Годесбергский меморандум и в тот же день объявило частичную мобилизацию.

Когда в воскресенье, 25 сентября, в Лондон прибыли французские

министры во главе с премьером Даладье, английское и французское

правительства узнали, что Чехословакия отклонила Годесбергские

предложения[7]. Франции не оставалось ничего, кроме как подтвердить свою

верность союзническим обязательствам и обещать прийти на помощь

Чехословакии в случае, если она подвергнется нападению. Но Франции нужно

было знать, как поведет себя Англия. Чемберлен согласился сообщить Гитлеру,

что если Франция в силу союзнических обязательств по отношению к

Чехословакии окажется в состоянии войны с Германией, то Британия будет

считать себя обязанной поддержать ее.

После отъезда Чемберлена, немцы пребывали в мрачном расположении духа.

Теперь, когда они стояли практически на пороге войны, эта перспектива

перестала им нравиться, по крайней мере, некоторым из них.

Воскресный день 25 сентября выдался чудесный. Несмотря на сообщения о

ярости, охватившей Гитлера по поводу отвергнутого Годесбергского

ультиматума, в Париже, Лондоне и Праге не чувствовалось, что наступил

кризис, да и в Берлине не было заметно никакой военной лихорадки.

На следующий день произошли внезапные перемены к худшему. В пять часов

утра сэр Гораций Вильсон привез в канцелярию письмо Чемберлена, в котором

премьер-министр сообщал, что Прага посчитала Годесбергский меморандум

«абсолютно неприемлемым». Гитлер, по воспоминаниям переводчика, неожиданно

вскочил и закричал: «Нет никакого смысла вести дальнейшие переговоры!» —

после чего бросился к двери. Фюрер вскоре сел в кресло, но во время чтения

письма часто восклицал: «С немцами обходятся как с грязными неграми... 1

октября я поставлю Чехословакию на место!»

Чемберлен предлагал свой план. Так как Чехословакия готова отдать

Гитлеру то, что он требует, а именно Судетскую область, необходимо срочно

организовать встречу чешских и немецких представителей и «договориться о

способе передачи территории». Чемберлен добавлял, что ему хотелось бы,

чтобы на этой встрече присутствовали представители Англии. Гитлер ответил,

что готов вступить в переговоры с чехами, если они примут Годесбергский

ультиматум, только что ими отвергнутый, и согласятся на оккупацию Судетской

области немецкими войсками 1 октября. Он заметил, что положительный ответ

должен быть получен в течение сорока четырех часов, то есть к двум часам

дня 28 сентября.

27 сентября он во второй раз принимал Горация Вильсона. Вильсон не

менее британского премьера был склонен отдать Гитлеру Судетскую область,

если только немецкий диктатор возьмет ее мирным путем. Британское

правительство предлагало взять на себя «моральную ответственность» за то,

чтобы обещания Чехословакии были выполнены «справедливо, полностью и

быстро». Однако Гитлера оно не заинтересовало. Теперь все зависело от

чехов: они могли принять или не принимать его предложения. Если они не

примут его предложения, он уничтожит Чехословакию. С явным удовольствием он

прокричал свою угрозу несколько раз.

Вероятно, это вывело из себя даже спокойного Вильсона. Он поднялся и

сказал: «В таком случае я уполномочен премьер-министром сделать следующее

заявление: «Если Франция вследствие своих союзнических обязательств

окажется в состоянии войны с Германией, то Соединенное Королевство сочтет

себя обязанным поддержать Францию». Когда сэр Гораций заметил, что только

от Гитлера зависит, начнется война или нет, разгоряченный фюрер воскликнул:

«Если Франция и Англия хотят напасть на нас, пусть нападают! Сегодня

вторник, в следующий понедельник мы уже будем в состоянии войны!»

Многое произошло в Берлине — и не только в Берлине — в течение того

дня, 27 сентября. В час дня, сразу по прибытии Вильсона, Гитлер издал

«совершенно секретный» приказ, в котором ударным частям предписывалось

покинуть места проведения учений и выйти на рубеж атаки на чешской границе.

Через несколько часов был издан приказ о дальнейшей скрытной мобилизации. В

ходе ее было сформировано пять новых дивизий для размещения на западной

границе.

Несмотря на то, что Гитлер продолжал военные приготовления, события,

произошедшие в течение этого дня, заставили его заколебаться. Чтобы

повысить боевой дух населения, Гитлер приказал по окончании рабочего дня,

когда сотни тысяч берлинцев выйдут из своих контор на улицу, провести в

центре Берлина парад моторизованной дивизии. Затея эта обернулась полным

фиаско, берлинцы не желали, чтобы им напоминали о войне.

Очередные вести, поступавшие в канцелярию из-за границы, тоже не

радовали. Из Будапешта сообщили; правительства Югославии и Румынии

предупредили правительство Венгрии, что в случае нападения ее войск на

Чехословакию они предпримут против Венгрии военные действия. В результате

война могла распространиться на Балканы, а это в планы Гитлера не входило.

Новости из Парижа оказались и того хуже. От немецкого военного атташе

пришла телеграмма, в которой он сообщал, что объявленная во Франции

частичная мобилизация сильно смахивает на мобилизацию всеобщую и что «к

шестому дню мобилизации можно ожидать развертывания первых 65 дивизий на

границе с Германией». Этой силе, насколько было известно Гитлеру, Германия

могла противопоставить лишь 10—12 дивизий. Половина из них состояла из

резервистов, а их боеспособность вызывала тревогу. Более того, по мнению

военного атташе, для Германии оставалась реальной угроза подвергнуться

немедленному нападению из Нижнего Эльзаса и Лотарингии в направлении Майнца

при первых же попытках с ее стороны предпринять военные действия. И,

наконец, как докладывал атташе, итальянцы не делают абсолютно ничего, чтобы

сковать французские войска на итало-французской границе. Казалось, что и

доблестный союзник Муссолини покинул Гитлера в решающий момент.

Поступили новости от президента Соединенных Штатов и от короля Швеции.

Накануне, 26 сентября, Рузвельт обратился к Гитлеру с призывом помочь

сохранить мир, и хотя фюрер в течение двадцати четырех часов ответил, что

сохранение мира зависит только от Чехословакии, Рузвельт в среду прислал

еще одну телеграмму, в которой предлагал немедленно созвать конференцию

всех заинтересованных сторон. В этой же телеграмме американский президент

отмечал, что если разразится война, то ответственность за нее мировая

общественность возложит на Гитлера.

Король Швеции, друг Германии, подтвердивший свою верность в ходе войны

1914—1918 годов, был более откровенен и прямолинеен. Как сообщалось в

депеше немецкого посла из Стокгольма, король срочно вызвал его и заявил,

что если Гитлер не оттянет указанный им срок (1 октября) на десять дней, то

мировая война неминуема и виноват в этом будет фюрер. Более того, войну эту

Германия, бесспорно, проиграет ввиду «расстановки сил между великими

державами». В своем нейтральном прохладном Стокгольме хитрый король мог

более объективно оценить ложившуюся ситуацию, по крайней мере военную, чем

главы правительств в Берлине, Лондоне и Париже.

Президент Рузвельт, что, вероятно, объяснялось эмоциональностью

американцев, смягчил драматизм своих воззваний к Гитлеру, отметив, что

Соединенные Штаты не примут участия в войне и не возьмут на себя никаких

обязательств «в ходе ведущихся переговоров». Немецкий посол в Вашингтоне

Ганс Дикхофф тем не менее счел необходимым послать в Берлин «срочнейшую»

телеграмму. В ней он предупреждал, что если Гитлер склоняется к войне, в

которой ему будет противостоять Великобритания, то есть веские основания

полагать, что «вся мощь Соединенных Штатов будет брошена на чашу весов

Англии».

А что же Прага? Наблюдались ли там проявления слабости? Вечером в ОКБ

пришла телеграмма от немецкого военного атташе полковника Туссена: «В Праге

спокойно... Завершены последние меры по мобилизации. ...Общее число

призванных составляет около миллиона человек, в полевых войсках — 800

тысяч...» Примерно столько было у Германии на обоих фронтах. Войска Франции

и Чехословакии, вместе взятые, превосходили по численности немецкую армию

более чем в два раза.

Какими сведениями располагал в тот момент Гитлер? Что Прага не

покорилась, что в Париже ускоренными темпами идет мобилизация, что Лондон

занял более жесткую позицию, что его собственный народ пребывает в

состоянии апатии, что его генералы настроены против него, что срок

Годесбергского ультиматума истекает в два часа следующего дня. Его письмо-

воззвание к Чемберлену было хорошо продумано. В сдержанных выражениях

Гитлер отрицал тот факт, что его предложения полностью лишат чехов гарантий

на существование как нации, что немецкие войска продвинутся дальше

демаркационной линии. Гитлер выражал готовность обсудить с чехами детали и

«дать гарантии Чехословакии». Чехи держатся только потому, что надеются

начать европейскую войну, заручившись поддержкой Англии и Франции, но он,

Гитлер, все еще не теряет надежду сохранить мир.

3.4 Последняя минута.

Послание Гитлера Чемберлен получил 27 сентября, в 10.30 вечера. Это

произошло в конце напряженного для премьер-министра дня.

Возвратившийся в тот же вечер из Берлина Вильсон привез неутешительные

новости, которые вынудили Чемберлена и его кабинет действовать. Было решено

отдать приказ о мобилизации флота и вспомогательных сил ВВС, объявить

чрезвычайное положение.

Премьер-министр немедленно направил телеграмму президенту Бенешу, в

которой приводил полученную из Берлина информацию, свидетельствующую о том,

«что немецкая армия получит приказ пересечь границу Чехословакии, если

завтра (28 сентября) к 14.00 правительство Чехословакии не примет

предложения Германии». Честно предупредив правительство Чехословакии,

Чемберлен не мог удержаться, чтобы в конце своего послания не запугать

Бенеша: «Немецкая армия займет Богемию, и ни государство, ни группа

государств не смогут ничего сделать для спасения Вашего народа и Вашей

страны... Такова правда, каков бы ни был результат мировой войны».

Таким образом, Чемберлен возлагал ответственность за начало войны уже

не на Гитлера, а на Бенеша. Бенеш еще не ответил на эту телеграмму, когда

пришла следующая, в которой Чемберлен уже советовал чешскому правительству,

как поступить. Он рекомендовал Чехословакии согласиться на ограниченную

оккупацию немецкими войсками 1 октября района по берегам рек Эгер и Аш. Он

предлагал также создать германо-чешско-британскую пограничную комиссию,

которая быстро установит, какие территории отойдут в дальнейшем к Германии.

Таким образом, друзья предупредили чешское правительство (Франция

согласилась с последними предложениями), что, даже если союзники и одержат

победу в войне с Германией, Чехословакии придется передать ей Судетскую

область. Зачем втягивать Европу в войну, если Судетская область для вас все

равно потеряна?

Гитлер получил «почти все, что требовал». Британия гарантировала, что

Чехословакия примет предложения и выполнит их.

Прослушав это выступление, большинство англичан легли спать с

уверенностью, что в течение двадцати четырех часов Германия и Англия

объявят друг другу войну. Однако они не знали, что происходило на Даунинг-

стрит в то время, когда они спали. В 10.30 было доставлено письмо от

Гитлера. За эту соломинку премьер-министр радостно уцепился. Вот что

ответил он Гитлеру: «Прочитав Ваше письмо, я пришел к выводу, что Вы

сможете достичь всего очень быстро и не прибегая к войне. Я готов сам

немедленно прибыть в Берлин, чтобы обсудить вместе с вами и с

правительством Чехословакии подготовительные меры по передаче территорий в

присутствии представителей Франции и Италии, если Вы того пожелаете. Я

убежден, что в течение недели мы придем к соглашению. Я не поверю, что из-

за задержки на несколько дней решения давно возникшей проблемы Вы возьмете

на себя ответственность начать мировую войну, которая может привести к

гибели цивилизации».

Была также отправлена телеграмма Муссолини, в которой содержалась

просьба склонить фюрера принять изложенный план и согласиться прислать на

планируемую встречу своего представителя.

Премьер-министр давно вынашивал идею этой конференции. Он выражал

надежду, что четыре державы — Германия, Италия, Англия и Франция решат

судетский вопрос. Но министерство иностранных дел напомнило послу и премьер-

министру, что будет трудно исключить «другие державы» из числа участников

конференции. «Другие державы» — это Россия, у которой с Чехословакией был

заключен пакт о взаимопомощи. Вернувшийся из Годесберга Чемберлен был

убежден, причем вполне обоснованно, что Гитлер никогда не согласится на

встречу, в которой будет принимать участие Советский Союз. Да и сам премьер-

министр не жаждал встречаться с русскими, хотя любой мало-мальски грамотный

человек в Англии понимал, что участие Советского Союза на стороне западных

держав в войне против Германии необычайно важно.

Но до среды 28 сентября он еще не думал о том, чтобы исключить из

состава участников конференции и Чехословакию. 25 сентября, после того как

Прага отклонила требования Годесбергского меморандума, премьер-министр

предложил Чехословакии согласиться на переговоры в рамках «международной

конференции, в которой смогут принять участие Германия, Чехословакия и

другие страны». На следующий день чешское правительство согласилось с этим

предложением. Как мы знаем, в своем послании Гитлеру, отправленном поздно

вечером 27 сентября, Чемберлен указывал, что представители Чехословакии

должны быть включены в число участников конференции наряду с Германией,

Италией, Францией и Великобританией.

3.5 Капитуляция в Мюнхене: 29-30 сентября 1938 года.

12.30 29 сентября Гитлер отправился встретить Муссолини и договориться

о совместных действиях во время конференции. Чемберлен не предпринял

аналогичной попытки — не искал встречи с Даладье, чтобы выработать политику

противостояния двух западных демократий двум фашистским диктаторам.

Чемберлен прибыл в Мюнхен в полной уверенности, что никто — ни чехи, ни

даже фашисты не будут препятствовать его скорейшей договоренности с

Гитлером[8].

Переговоры, начавшиеся в 12.45 в так называемом Фюрерхаусе на

Кёнигплац, проходили спокойно и скорее напоминали формальную передачу

Гитлеру того, что он хотел получить в назначенные им сроки. Собравшиеся

перешли к делу после того, как выступил Муссолини. Муссолини сказал, что,

«чтобы способствовать практическому решению проблемы», он привез с собой

четкие предложения в письменном виде.

То, что Муссолини от своего имени выдвинул в качестве компромиссного

решения, на самом деле было в спешном порядке составлено в Берлине

Герингом, Нейратом и Вайцзекером. Геринг показал проект Гитлеру, и тот

решил, что он может сработать, после чего он был передан итальянскому послу

Аттолико, который на следующий день передал его итальянскому диктатору,

незадолго до того, как тот отравиться в Мюнхен. Вот что представляли собой

«итальянские предложения», которые не только предопределили повестку дня

переговоров, но и легли в основу Мюнхенского соглашения. Все это было

заранее подготовлено в Берлине.

Это было видно из текста, который очень напоминал отвергнутый

Годесбергский ультиматум. Но этого не поняли ни Даладье с Чемберленом, ни

их послы, присутствовавшие на переговорах. Муссолини «тактично выдал за

свое сочетание англо-французских предложений и предложений Гитлера».

Теперь, когда «итальянские» предложения были так тепло встречены

собравшимися, оставалось уточнить незначительные детали. Чемберлен захотел

узнать, кто выплатит Чехословакии компенсацию за общественную

собственность, которая перейдет к Германии вместе с Судетской областью.

Гитлер резко ответил, что никакой компенсации не будет. Когда премьер-

министр, ссылаясь на положение, согласно которому чехи, покидающие

Судетскую область, не могли брать с собой скот (это было одно из

годесбергских требований), воскликнул: «Значит ли это, что фермеров вышлют,

а их скот оставят?» — Гитлер взорвался и закричал на Чемберлена: «Наше

время слишком дорого, чтобы тратить его на такие мелочи!» Далее премьер-

министр эту тему не развивал.

Сначала он настаивал на том, чтобы чешский представитель присутствовал

на переговорах. Его страна, заявил он, «не может дать полной гарантии, что

эвакуация с территории Судетской области будет закончена к 10 октября

(такой срок был указан в предложениях Муссолини), если не будет заявлений

об этом со стороны правительства Чехословакии». Даладье неохотно его

поддержал. Он полагал, что «было бы желательно присутствие представителей

Чехословакии, с которыми можно было бы при необходимости

проконсультироваться».

Однако Гитлер был непреклонен. Он заявил, что не потерпит присутствия

чехов. Даладье постепенно сдался, но Чемберлен выиграл в конце концов

мелкую уступку. Договорились, что чешские представители смогут находиться

«в соседней комнате», как выразился премьер-министр.

И действительно, во время вечернего заседания прибыли два

представителя Чехословакии — доктор Войтех Маетны, посол Чехословакии в

Берлине, и доктор Хуберт Масарик из министерства иностранных дел. Холодно

встретив, их проводили в прилегающую к помещению переговоров комнату. Там

они просидели в томительном ожидании с двух до семи, после чего к ним

вошел человек из свиты Чемберлена, и обрушил на них дурные вести:

достигнуто общее соглашение, о деталях которого он ничего сказать еще не

может, но ясно одно — условия его гораздо жестче, чем франко-британские

предложения. Когда Масарик спросил, получат ли возможность выступить

представители Чехословакии, англичанин, заметил, что он, вероятно, не

представляет, насколько тяжелое положение великих держав, и не понимает,

как трудно вести переговоры с Гитлером.

В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к сэру Горацию

Вильсону, верному советнику премьер-министра. Вильсон от имени Чемберлена

ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения и вручил

карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением,

подлежащим немедленной эвакуации. Когда чехи попытались протестовать,

англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и

быстро вышел из комнаты. «Если вы не примете условий, — уговаривал он их,

— то вам придется улаживать свои дела с Германией один на один. Может быть,

французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне,

они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».

Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для представителей

Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября[9] Гитлер, Чемберлен,

Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под

Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию

Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию

Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано

в Годесберге.

Оставался один болезненный момент — по крайней мере, для жертв -

сообщить чехам, с чем они должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и

Муссолини эта процедура не интересовала, они ушли, перепоручив сделать это

союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии.

На следующий день, 30 сентября, Чемберлен встретился с Гитлером на его

мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме

того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии,

для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.

Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал высказывания главы

британского правительства, выражавшего уверенность в том, что Германия

«проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и

Гитлер не подвергнет бомбардировке Прагу, так как это повлечет

«многочисленные жертвы среди гражданского населения».

Сказанное премьер-министром явилось только прелюдией к тому, что

последовало дальше. Чемберлен извлек из кармана листок бумаги, в надежде,

что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют: «Мы,

Страницы: 1, 2, 3, 4