Мюнхенский сговор

несмотря на первые успехи Гитлера, время внесет свои коррективы и, как он

выражался, нацизм «источится о кремневый характер немецкого народа». Но

после двух выходок Гитлера - унижения Фрича обвинением в гомосексуализме и

опрометчивостью стремления к военной катастрофе - он, как Канарис и многие

другие, пересмотрел свои взгляды. Когда стало ясно, что Гитлер решил во что

бы то ни стало захватить Чехословакию силой, Бек подал в отставку. Свой

отказ от священной клятвы германского офицера, как и свое участие в

Сопротивлении, он объяснял тем, что Германия оказалась «в ненормальных

обстоятельствах, которые, соответственно, требовали неординарных действий».

В теневом правительстве, сформированном участниками Сопротивления и

призванном прийти на смену гитлеровскому режиму, Беку отводилась роль

регента. Из людей невоенных, примкнувших к заговору; наиболее заметен был

Карл Герделер - он должен был стать канцлером нового правительства.

Для прямой натуры Герделера подпольный заговор был чужд, но адмирал

Канарис, опытный конспиратор, кропотливо разрабатывал план переворота.

Канарис действовал в тени. Он, скорее, осуществлял поддержку, нежели играл

активную руководящую роль. Он осознавал, что в его положении вести себя по-

другому было бы безответственно. Если бы его схвати ли, это означало бы

конец абвера, а значит серьезный удар по Сопротивлению. Герделер приобретал

все большее значение для Сопротивления, генерал Бек обладал выдающимся

организаторским талантом, но Канарис занимал особое положение - он был

защитником движения.

После Канариса второе по значению место для Сопротивления занимал

заместитель адмирала, полковник - а затем генерал - Ганс Остер. Он отвечал

за контакты и координацию действий разных групп Сопротивления. Без Остера

тайная работа не могла бы стать настолько эффективной, какой она была.

Именно Остер собирал большую часть информации, необходимой Сопротивлению,

чтобы сохранить себя.

В тот период в планы Сопротивления не входило отстранение Гитлера. Эта

идея не пришла в голову ни Канарису, ни Беку; они считали, что фюрера надо

осудить, чтобы народ Германии увидел всю вереницу его преступлений. План,

выработанный накануне Мюнхена, предусматривал арест Гитлера группой

армейских офицеров. Ханс фон Донаньи, которого Канарис сделал главой

департамента военной разведки в абвере, использовал свое положение для

сбора и накопления секретной информации о преступлениях Гитлера; эту работу

он начал, когда еще работал в министерстве юстиции. Этим материалам

следовало сыграть решающую роль для обвинения Гитлера в Народном суде в

случае, если переворот окажется удачным. Заговорщики также нуждались в

поддержке Британии и Франции. Они считали, что переворот будет успешным,

если перед лицом всего мира уличить Гитлера в стремлении к войне. Союзников

следовало убедить в том, что между ситуацией, сложившейся вокруг

Чехословакии, и вероятностью новой войны существует прямая связь, это могло

создать условия для ареста Гитлера заговорщиками, ареста, который был бы

совершен в интересах мира в Европе. Поэтому представители Сопротивления

тайно обращались к британским властям с просьбой заявить решительный

протест по поводу угрозы германской агрессии против Чехословакии.

Каким бы пугающим ни казался Гитлер, британскому министерству

внутренних дел непросто было решиться поднять шум и создать ситуацию,

которая грозила если не войной, то серьезным обострением положения, даже

ради создания благоприятных условий для государственного переворота в

Германии.

Следующим секретным эмиссаром, которого Бек и Канарис выбрали для

поездки в Британию, стал майор Эвальд фон Клейст-Шменцин. В Лондоне Клейст-

Шменцин, как до него и Герделер, прежде всего встретился с Ванситтартом. В

своем докладе Чемберлену Ванситтарт признался, что чувствует тревогу в

связи с ситуацией, складывающейся вокруг Чехословакии, но продолжал

придерживаться мнения, что участники Сопротивления сами будут не прочь

установить контроль над Судетской областью в случае отстранения Гитлера от

власти. Он также думал, что, учитывая мнения эмиссаров Сопротивления,

необходимо сделать скидку на их антигитлеровские настроения, которые,

очевидно, он считал слишком сильными.

Уинстон Черчилль, чье влияние как члена парламента было в то время

ограничено, также имел секретную встречу с Клейст-Шмунцином. Черчилль

держался очень доброжелательно, хотя Клейст - Шменцин, как и Герделер,

заранее заявил, что германское Сопротивление выступает за мирное

возвращение Германии Судетской области и создание на территории Польши

коридора, контролируемого Германией и ведущего к Балтийскому морю (так

называемый «польский коридор»). Будущий премьер-министр ответил в том

смысле, что германское Сопротивление имеет право на собственную точку

зрения по этому вопросу. Участникам Сопротивления Черчилль отослал письмо,

согласованное с главой министерства иностранных дел лордом Галифаксом.

Ключевой фразой письма было: «Я уверен, что нарушение границ Чехословакии

германскими сухопутными войсками или авиацией поставят нас на грань новой

мировой войны».

Руководители Сопротивления разработали план своих действий, так

называемый план Гальдера-Вицлебена-Остера. Имея на своей стороне генералов

Гальдера и Вацлебена, участники Сопротивления были уверены, что располагают

достаточными военными силами в районе Берлина для проведения успешного

переворота. Остер сформировал маленькую ударную группу во главе с офицером

абвера подполковником Фридрихом Вильгельмом Гейнцем, убежденным

монархистом; перед группой поставили задачу арестовать Гитлера. План

предусматривал организацию суда над фюрером, что придало бы делу законный

вид; тем не менее, Гейнц вполне допускал, что при аресте Гитлер может быть

убит, и, таким образом, нацисты, а в особенности СС, лишатся того символа,

вокруг которого они могли бы сплотиться для контрудара.

Составной частью плана являлось и предположение, что Британия и

Франция заявят о своей решимости не допустить реализации идей Гитлера и о

том, что вторжение в Чехословакию неминуемо вызовет ответную реакцию

союзников. Таким образом, путч мог быть представлен как шаг, необходимый

для спасения Германии от безумных планов Гитлера, от войны, к которой

Третий рейх не был готов.

3.2 Чемберлен в Берхтесгадене: 15 сентября 1938 года.

Самолет Чемберлена приземлился в аэропорту Мюнхена в полдень 15

сентября. Оттуда премьер-министра доставило в Берхтесгаден. Гитлер не

встретил высокого гостя на вокзале в Берхтесгадене, но приветствовал его,

стоя на верхних ступеньках лестницы дома в Бергхофе.

Фюрер и премьер-министр поднялись на второй этаж, в кабинет Гитлера.

Гитлер начал свою речь как обычно. Он пустился в разговоры о том, как много

сделал он для Германии, для дела мира, для англо-германского сближения.

Теперь на повестке дня стояла одна проблема, которую он намерен решить «так

или иначе». Три миллиона немцев, проживающих в Чехословакии, должны

«вернуться» в лоно рейха.

«... Он сказал, что ему сорок девять лет и что он хочет, если Германии

суждено быть вовлеченной в мировую воину из-за Чехословакии, провести

страну через кризис, будучи еще в расцвете сил... Конечно, ему будет жаль,

если из-за этой проблемы вспыхнет мировая война. Но даже такая опасность не

поколеблет его решимости... Он готов к любой войне, даже мировой, ради

достижения своей цели. Остальной мир пусть делает, что хочет. Он же не

отступит назад ни на шаг».

Чемберлен не имел возможности вставить хотя бы слово. Но он решил

вмешаться: «Если фюрер намерен решить этот вопрос с позиции силы, даже не

дожидаясь его обсуждения, то зачем он позволил мне приехать? Я даром

потеряю время».

Немецкий диктатор заявил, что они могли бы обсудить этот вопрос: а

вдруг есть мирный способ его решения? И сразу выпалил свое предложение:

«Согласится Англия на отделение Судетской области или не согласится... на

отделение на основе права на самоопределение?..»

Чемберлен не возмутился. Он выразил лишь удовлетворение по поводу

того, «что они перешли наконец, к делу». Согласно отчету Чемберлена,

сделанному по памяти, он ответил, что не может сказать ничего

определенного, пока не проконсультируется с кабинетом и правительством

Франции. Согласно версии Шмидта, который вел стенограмму параллельно с

переводом, Чемберлен действительно так сказал, но добавил, что лично он

признает принцип отделения Судетской области, но «должен вернуться в

Англию, доложить об этом правительству и заручиться его поддержкой». К

концу встречи Чемберлен вынудил Гитлера пообещать, что до следующей их

встречи он не предпримет никаких военных действий, — Чемберлен все еще

верил обещаниям фюрера.

Пока британский лидер пребывал в плену иллюзий, Гитлер продолжал

военные и политические приготовления для нападения на Чехословакию. Война

виделась грубой и жестокой, по крайней мере, со стороны Германии, и задачей

доктора Геббельса было оправдать излишнюю жестокость. Ложь планировалась

очень тщательно. 17 сентября Гитлер откомандировал офицера ОКБ Генлейну для

оказания помощи в создании «судетского добровольческого корпуса». Вооружить

корпус предстояло австрийским оружием. В основную его задачу, согласно

приказу Гитлера, входило создавать «напряженную обстановку и вступать в

стычки» с чехами.

День 18 сентября, когда Чемберлен был занят тем, что склонял свой

кабинет и французов принять предлагаемую им тактику уступок, для Гитлера и

его генералов тоже выдался крайне напряженным. Был издан приказ о боевой

готовности для пяти армий, которые имели в своем составе 36 дивизий. Кроме

того, Гитлер утвердил список офицеров на командные посты в десяти армиях.

Продолжались также и политические приготовления нападения на Чехословакию.

Трофейные документы министерства иностранных дел Германии изобилуют

сообщениями об усилившемся нажиме на правительства Венгрии и Польши

присоединиться к грабежу Чехословакии. Подвергалось нажиму даже

правительство Словакии. 20 сентября Генлейн убеждал словаков «более жестко»

сформулировать свое требование о предоставлении автономии. В тот же день

Гитлер принял премьер-министра Венгрии Имреди и министра иностранных дел

Каню, которых отчитал за нерешительную позицию, занимаемую Будапештом.

Гитлер дал понять венграм: что бы ни решил Чемберлен, сам он не

намерен долго мириться с существованием Чехословакии. Что же касается

британского премьер-министра: «Фюрер сказал, что предъявит Чемберлену свои

требования совершенно откровенно. По его мнению, только действия армии

могут дать удовлетворительный результат. Однако существует опасность, что

Чехословакия все требования примет».

Последнее соображение не давало покоя фюреру во время его встрече

ничего не подозревающим британским премьером.

22 сентября всю Европу охватило напряжение. Именно в этот день

Чемберлен снова собрался на встречу с Гитлером. Теперь необходимо

рассказать, чем же занимался британский премьер в промежутке между

встречами с ним.

Вернувшись в Лондон вечером 16 сентября, Чемберлен собрал своих

министров, чтобы ознакомить их с требованиями Гитлера. Из Праги был вызван

лорд Ренсимен, рекомендации которого хотел услышать кабинет. Рекомендации

эти были удивительными. Он выступал за передачу Судетской области Германии

без плебисцита. Он горячо рекомендовал пресекать легальными методами любые

антигерманские выступления в Чехословакии «со стороны партий или отдельных

лиц». Он настаивал, что Чехословакия, даже оказавшись беззащитной перед

Германией, тем не менее должна «дать гарантии соседям, что она ни при каких

обстоятельствах не нападет на них и не предпримет других агрессивных

действий и соответствии с условиями договоров с другими государствами».

Несмотря на то что мысль Ренсимена о возможном нападении Чехословакии на

нацистскую Германию была в сложившейся ситуации до смешного нелепой, она

произвела впечатление на британский кабинет и способствовала принятию

предложения Чемберлена согласиться с требованиями Гитлера[3].

Премьер Даладье и его министр иностранных дел Жорж Бонне прибыли 18

сентября в Лондон для консультаций с британским кабинетом. Никому и в

голову не пришло пригласить представителей Чехословакии. И англичане, и

французы хотел и любой ценой избежать войны, поэтому очень быстро

договорились о совместных требованиях, которые предстояло принять

Чехословакии. Все территории отходили к Германии «для поддержания мира и

охраны жизненных интересов Чехословакии». В свою очередь Англия и Франция

выражали согласие объединиться для «международной гарантии новых границ… на

случай неспровоцированной агрессии». Этой гарантии предназначалось заменить

договоры о взаимопомощи, которые Чехословакия имела с Францией и Россией.

Для французов это был чудесный выход из создавшегося положения. Под

руководством Бонне они ухватились за такое решение.

Итак, в полдень 19 сентября английский и французский послы в Праге

вручили англо-французские предложения чешскому правительству. Предложения

эти были отвергнуты на следующий день. При этом пророчески объяснялось, что

принятие таких условий поставит Чехословакию «рано или поздно в полную

зависимость от Германии». После напоминания Франции о ее договорных

обязательствах и о последствиях, с которыми она столкнется в случае, если

Чехословакия примет требования, следовало предложение передать судетский

вопрос в арбитраж в соответствии с германско-чешским договором от 16

октября 1925 года.

В Лондоне и Париже при получении чешских нот протеста особого

удовольствия не испытали. Чемберлен созвал заседание своего кабинета и

установил постоянную телефонную связь с Парижем для консультаций с Даладье

и Бонне в течение всего вечера. Договорились, что оба правительства усилят

нажим на правительство Чехословакии. Чехам нужно сказать, что если они

будут упорствовать, то на помощь со стороны Англии и Франции могут не

рассчитывать.

К этому времени президент Бенеш понял, что его предают те, кого он

считал своими друзьями. Он предпринял последнюю попытку выяснить отношения

хотя бы с Францией. Чуть позднее, он потребовал, чтобы доктор Крофта

поставил перед Лакруа жизненно важный вопрос: намерена Франция выполнить

свои союзнические обязательства перед Чехословакией в случае нападения на

нее Германии или нет? В 2 часа 15 минут 21 сентября Ньютон и де Лакруа

подняли президента Бенеша с постели. Они убедили его отозвать свою ноту

протеста, заявляя при этом, что если англо-французские предложения не будут

приняты Чехословакией, то в случае нападения на нее Германии она будет

противостоять ей в одиночку.

Весь следующий день Бенеш ходил разбитый. Он созвал свой кабинет,

лидеров политических партий и командование армии. Они проявили стойкость

перед лицом опасности, но пали духом, узнав о предательстве друзей и

союзников. А что же Россия? Именно в этот день советский наркоминдел

Литвинов выступал в Женеве с речью, в которой заявил, что Россия намерена

соблюдать свои обязательства в отношении Чехословакии. Бенеш вызвал

русского посла в Праге, и тот подтвердил все сказанное народным комиссаром

по иностранным делам. В Чехословакии с сожалением констатировали, что

Россия сможет прийти на помощь только в том случае, если так же поступит и

Франция. А Франция их предала[4].

Поздно вечером 21 сентября правительство Чехословакии капитулировало и

приняло англо-французские условия. «У нас не было иного выхода, так как мы

остались одни», — с горечью отмечалось в правительственном коммюнике по

этому поводу. Бенеш в частном порядке объяснял это проще: «Нас подло

предали». На следующий день кабинет подал в отставку. Генерал Ян Сыровы,

генеральный инспектор армии, стал главой нового «правительства

национального единства».

3.3 Чемберлен в Годесберге: 22-23 сентября.

Несмотря на опасение по поводу оппозиции проводимой им политике у себя

на родине, в Годесберге Чемберлен пребывал в прекрасном настроении. Он

приехал, чтобы удовлетворить все просьбы Гитлера, высказанные в

Берхтесгадене, и даже больше. Оставалось договориться только о деталях.

Вечером премьер-министр направился в гостиницу, где его ждал Гитлер.

На сей раз говорил только Чемберлен, по крайней мере, сначала.

Приблизительно в течение часа Чемберлен рассказывал о «трудных

переговорах», которые он с большим успехом провел не только с английским и

французским кабинетами, но и с Чехословакией, в результате чего последняя

согласилась принять требования Гитлера. Потом он говорил о том, что нужно

предпринять, чтобы эти требования были выполнены. Следуя совету Ренсимена,

он готов был отдать Судетскую область Германии без плебисцита. Что касается

других территорий, то их судьбу предстояло решить комиссии из трех человек

— представителей Германии, Чехословакии и какой-нибудь нейтральной страны.

Более того, договоры Чехословакии о взаимопомощи с Францией и Россией,

которые очень не нравились Гитлеру, заменялись международной гарантией

против неспровоцированного нападения на Чехословакию, которой в будущем

«надлежит стать полностью нейтральной». «Правильно ли я понял, что

правительства Англии, Франции и Чехословакии согласны передать Судетскую

область Германии?» — спросил Гитлер. Его поразило, что уступки столь велики

и что пошли на них так быстро. «Да», — ответил, улыбаясь, премьер-министр.

«Мне ужасно жаль, — заявил Гитлер, — но в свете событий последних дней

предложенное решение уже утратило всякий смысл».

Доктор Шмидт вспоминал, что при этих словах Чемберлен даже подскочил

от удивления и гнева, его совиное лицо покраснело. Чемберлен увидел, что

его «дом мира», с таким трудом построенный за счет Чехословакии,

рассыпается, словно карточный домик. Однако фюрера не трогали беды

британского премьер-министра. Он выдвигал требование немедленной оккупации

Судетской области Германией, причем проблема эта «должна быть решена

окончательно не позднее 1 октября». Под рукой оказалась карта, на которой

фюрер отметил, какие именно территории подлежат немедленной оккупации.

После этого Чемберлен отправился в свою резиденцию, чтобы решить, что

же делать. В тот вечер после консультаций со своими советниками и

телефонных разговоров с французским правительством он нашел решение:

правительства Англии и Франции сообщат чешскому правительству, что «не

берут на себя ответственность советовать ему не проводить мобилизацию»[5].

В 7.20 вечера генерал Кейтель позвонил по телефону из Годесберга в

штаб сухопутных войск: «Дату (день «X») пока точно назвать нельзя.

Продолжайте подготовку согласно плану. Операция «Грюн» начнется не раньше

30 сентября».

Перед Адольфом Гитлером стояла дилемма. Его цель заключалась в том,

чтобы «военными действиями уничтожить Чехословакию», о чем Чемберлен,

конечно, не знал. Принять англо-французский план, с которым Чехословакия

согласилась, хотя и неохотно, означало не только получить Судетскую

область, но и нанести ощутимый удар Чехословакии, поскольку она становилась

беззащитной. Но это не были военные действия. Фюрер же намеревался не

только унизить президента Бенеша, но и доказать бесхребетность

правительств западных стран. Для этого была необходима именно военная

оккупация. Она могла оказаться и бескровной, как в случае с Австрией, но

непременно должна была осуществиться. Он жаждал взять реванш над выскочками

чехами.

23 Чемберлен написал Гитлеру письмо. Он передаст новые требования

Германии чешскому правительству, но не уверен, что оно их примет. Более

того, он не сомневается, что правительство Чехословакии будет

сопротивляться немедленной оккупации. Но он готов предложить Праге, до

практического присоединения ее к рейху, предоставить судетским немцам

право поддерживать там закон и порядок.

О таком компромиссе Гитлер не хотел и слышать. Он послал ответ, опять

перечислив все притеснения, которым будто бы подвергались немцы со стороны

чехов. Он отказался умерить свои требования и заявил, что «речь теперь,

вероятно, идет о войне». Ответ Чемберлена был краток. Он попросил Гитлера

изложить все требования на бумаге и приложить карту, а на себя взял роль

посредника в передаче этих требований Праге. «Я не вижу, что еще могу

сделать, находясь здесь, — заявил он. — Я намерен возвратиться в Англию».

Перед отъездом он еще раз встретился с Гитлером. Встреча состоялась в

10.30 вечера 23 сентября. Гитлер представил свои требования в виде

меморандума и приложил карту. Чемберлен был поставлен в жесткие временные

рамки. Чехословакия должна была начать эвакуацию населения с территорий,

отходящих к Германии, в 8 часов утра 26 сентября, то есть через два дня, и

завершить ее 28 сентября.

«Но это же ультиматум!» — воскликнул Чемберлен. «Ничего подобного!» —

живо возразил Гитлер. Когда Чемберлен заметил, что это нельзя назвать иначе

как немецким словом «диктат», Гитлер сказал: «Это вовсе не диктат.

Взгляните на документ, он озаглавлен словом «меморандум»».

В этот момент адъютант принес фюреру срочную телеграмму. Гитлер

пробежал ее глазами и передал переводчику Шмидту: «Прочтите господину

Чемберлену». Шмидт прочитал: «Только что Бенеш объявил по радио всеобщую

мобилизацию в Чехословакии». Потом заговорил Гитлер: «Теперь вопрос,

конечно, закрыт. Чехословакия и не подумает отдать Германии какие-либо

территории». «Чехи первыми объявили мобилизацию», — сказал Гитлер.

Страницы: 1, 2, 3, 4