Китайская семья

Поднебесная, а город-государство ( Го), небольшой по размерам (лишь в

крупнейших городах число дворов доходило до нескольких тысяч), населенный в

основном земледельцами и, в значительно меньшей мере, ремесленниками и

торговцами. Высший слой здесь состоял из знатных родов, находившихся в

родстве с правящей династией и живших за счет доходов от передававшихся им

в кормление сельских общин. Рабы в это время в древнем Китае серьезной роли

в экономике не играли. Использовали их во дворцах в качестве прислуги. В

городе-государстве, как правило, все друг друга знали, и отношения между

правителем и подданными носили в значительной мере личный характер(10).

Этим объясняется глубоко проникшее в мышление древних китайцев

представление о государстве как о большой семье, нашедшее отражение в

древнекитайском языке, где одним из терминов, обозначавших государство,

было слово «го-цзя» - «государство-семья». Народ в городе-государстве играл

несравненно более активную роль, чем в позднейшей империи. Хотя в обычное

время правитель делил власть со знатью, в опасные моменты на сходки

собирался вооруженный народ, без одобрения которого правитель действовать

не осмеливался. Наиболее дальновидные представители знати в своих речах

постоянно подчеркивали, что от народа зависит судьба правителей, советовали

заботиться о народе и предостерегали от попыток навязать ему волю силой

оружия(11). Как отметил китайский историк Шан Юэ, такая политическая

обстановка привела к убеждению, что народ находится в тесной связи со

сверхъестественными силами, с небом и с духами(12). Так, в «Книге истории»

(Шу-цзин) говорится, что «прозрение и настороженность неба осуществляются

через прозрение и настороженность народа»(13). В хронике «Цзо-чжуань»

передаются

слова одного из сановников о том, что «народ - хозяин духов»(14). Здесь же

приводится речь начальника музыкантов Куана, который, отстаивая право

народа на изгнание жестокого и несправедливого властителя, говорит: «Небо,

создав народ и поставив над ним государя, поручило ему быть пастырем, и ему

не следует терять этого качества... Любовь неба к народу огромна, разве оно

позволит одному человеку чинить произвол над ним, давать волю своим

прихотям и не считаться с природой неба и земли? Конечно, нет!»(15). О

глубоком сознании силы народа говорит появившееся в это время и

впоследствии вошедшее в пословицу изречение «Сердце народа строит стены,

голос народа плавит металл». Об этом же свидетельствуют и слова Конфуция:

«Без доверия народа удержаться невозможно» (16).

Кроме города-государства, а 6-5 вв. до н.э. огромную роль в жизни

древнекитайского общества играла организация «цзун-цзу» - клана. Как

показал М.В.Крюков, это была патронимическая организация, объединявшая

происходившую от общего предка группу родственных семей, между которыми

существовало иерархическое подчинение, но которые в то же время были

связаны общностью интересов (17). Считалось, что «цзун-цзу» несет

ответственность за действия всех своих членов, и этим объясняются

встречающиеся в источниках сведения об истреблении всего рода, если кто-

либо из членов обвинялся в тяжких преступлениях. Наличие связанной

родственными узами мощной организации, как и факт органической связи между

структурой «цзун-цзу» и системой социальных рангов, существовавших в то

время в древнем Китае, - все это укрепляло представление о принципиальной

идентичности семьи и государства.

Конфуций, родившийся и проведший почти всю жизнь в царстве Лу, происходил

из семьи обедневших аристократов. В молодости ему пришлось вынести немало

трудностей, и возможно, что эти ранние испытания и бедность способствовали

тому,

что на всю жизнь у него осталось сочувствие к простым людям. Как

предполагают биографы Конфуция, он пытался в юности сделать политическую

карьеру. Но в то время большинство должностей передавалось от отца к сыну,

и те посты, которые открывали возможность реального участия в решении

государственных дел, были естественным достоянием отпрысков высшей

аристократии. Человек такого происхождения, как Конфуций, мог продвинуться

только при условии, если бы он интригами и лестью сумел завоевать

расположение тех, кто вершил делами. К этому Конфуций был решительно не

способен. Более того, создается впечатление, что и впоследствии, когда кому-

либо из учеников удавалось добиться для него многообещающего свидания с

власть имущими, он все портил, открыто высказывая свое мнение о действиях

собеседника. Возможен был еще один

путь - военная карьера. Но к убийству людей, к войне, к военной муштре и

методам военной организации Конфуций испытывал глубокое отвращение.

Конфуций всегда осознавал себя представителем того, появившегося в 11 в. до

н. э., начала нравственности и культуры ( Вэнь), которое

противопоставлялось началу воинственности и войны ( у).

Убедившись, что путь к политической деятельности для него закрыт, Конфуций

занялся учеными изысканиями и преподаванием. По-видимому, он считал себя

неудачником. Если в последующие времена деятельность ученого и

преподавателя была связана с известным общественным престижем и даже подчас

окружена ореолом, в то время, когда жил Конфуций, такой ореол окружал

только правителей и их ближайших помощников. Конечно, со времени

возникновения в Китае государства, в особенности же с момента, когда начали

вести регулярные хроники, знакомство с историческими материалами было

необходимо даже для повседневного ведения дел как во внутренней политике,

так и во взаимоотношениях с другими государствами. Точно так же нужно было

знать и ритуал для проведения различных торжеств при дворах государей. Но

это делалось как бы, между прочим, чиновниками, основные обязанности

которых лежали в сфере активного участия в управлении. Так же обстояло дело

и с преподаванием, и с подготовкой смены для стареющих государственных

мужей.

Конфуций был первым в Китае, кто целиком посвятил себя этим второстепенным

в глазах современников занятиям. Но главное в том, что он впервые стал

заниматься историческими исследованиями и преподаванием не как официальное

лицо, не в порядке выполнения служебных обязанностей, а по своей

собственной инициативе. Успех его деятельности показал, что значение

человека не исчерпывается тем местом, которое он занимает в официальной

иерархии, и тот, кто, размышляя над проблемами справедливости,

человечности, культуры, привлекает к себе людей, жаждущих услышать живое

слово, может сыграть в жизни общества несравненно большую роль, чем

министры и сановники. Это открытие, сделанное исподволь, без осознанного

стремления к переворотам, было неслыханным новшеством, прорывом к новым

горизонтам из анонимной коллективности архаического города-государства.

По всей вероятности, то течение, которое впоследствии стало школой

Конфуция, возникло первоначально как свободное сообщество друзей,

обсуждавших интересовавшие их вопросы. Но сила ума и масштабы личности

Конфуция вскоре привели к тому, что он стал признанным главой школы, а его

друзья - его учениками. В «Лунь-юй» упоминаются имена 22 учеников. Даже

если эта цифра и не точна, она дает представление о размерах его школы.

Конфуций принимал к себе в школу всякого, кто шел к нему, вне зависимости

от того, принадлежал ли он к аристократии

или к простым людям, к богатым или бедным. Он говорил, что среди

стремящихся к знанию он не признает никаких различий; это также было

новшеством там, где главным признаком человека было происхождение.

В китайской традиции существует версия, что Конфуций был крупным

сановником, ведавшим в царстве Лу вопросами суда и расправы. Восходит эта

версия к весьма почтенному источнику - к биографии Конфуция, написанной

великим китайским историком Сыма Цянем (приблизительно 145-90 гг. до н.э.),

о котором нам не раз еще придется упоминать. Авторитет Сыма Цяня,

поддержанный и усиленный двухтысячелетней традицией, казался до последнего

времени достаточной гарантией

правильности сообщаемых им сведений. Но критические исследования ученых

нашего века показали, что отнюдь не всему, что пишет Сыма Цянь, следует

безусловно доверять. В частности, было выяснено, что, живя в условиях

централизованной империи, Сыма Цянь не представлял себе обстановки,

существовавшей в маленьких самостоятельных городах-государствах,

уничтоженных еще за три столетия до его рождения. Народные выступления,

происходившие на улицах и площадях, Сыма Цянь изображает как борьбу

сановников, происходившую в тронных залах и коридорах дворцов (18).

Поскольку история, как ему казалось, творится во дворцах императорами и их

приближенными, неудивительно, что он превращает в сановника и Конфуция, в

его время уже рассматривавшегося в качестве основоположника государственной

идеологии. Для такого человека положение скромного учителя казалось Сыма

Цяню неуместным, и, опираясь на легенды, уже окружавшие в это время

личность мыслителя, он наделяет его высоким постом и помещает его биографию

среди биографий царственных особ. Современный биограф Конфуция, Х. Г. Крил,

убедительно опроверг эту версию. Самым существенным из его аргументов

является то, что в то время высокий пост мог занимать лишь человек,

принадлежащий к одному из знатных родов, а если бы в

действительности Конфуций, не принадлежавший к знати, этот пост занимал,

такой факт не остался бы не отмеченным в самой достоверной книге, о нем

рассказывающей, - в «Лунь-юе». Однако, по-видимому, какой-то официальный

пост Конфуций все же занимал. Его ученики шли все выше по лестнице карьеры,

и делалось все более странным, что их учитель - лицо официально не

признанное. Цзи Кан-цзы, управлявший в то время царством Лу, присвоил

Конфуцию звание не слишком высокое, но достаточно

почетное. По-видимому, он стал одним из низших (да-фу ) -

сановников. К такому заключению можно прийти на основании текста, где

говорится, что с другими низшими (да-фу) он говорил прямо и непринужденно,

в то время как с высшими держался более формально:

В ожидании аудиенции, беседуя с низшими чинами,

Он казался ласковым, в беседе с высшими чинами –

твердым.

В присутствии князя он двигался с почтительным и важным видом (19).

Пост Конфуция, насколько можно судить, был достаточно почетным, но не

давал ему возможности влиять на ведение дел, и Конфуций тяжело переживал

это. В «Лунь-юй» есть такой эпизод. Один из учеников Конфуция опоздал к

нему и объяснил, что задержался из-за государственных дел, и тогда Конфуций

сказал:

«Это очевидно, были мелкие дела, ибо если бы это были столь важные

вопросы, что можно было бы назвать их государственными, посоветовались бы

со мной» (20).

Единственным достоверным свидетельством о Конфуции и его взглядах является

«Лунь-юй» - небольшой трактат, в который входят изречения Конфуция, а также

разговоры между ним и его учениками и современниками.

В самой ранней китайской библиографии, относящейся к 1 в. до н.э.,

сообщается, что эта книга составлена учениками Конфуция после его смерти на

основе сохранившихся у них записей. Но в настоящее время большинство ученых

считает, что, будучи действительно основанной на этих записях, книга (за

исключением двух глав) подготовлена через 70-80 лет после смерти Конфуция,

т.е. в начале 4 в. до н.э. «Лунь-юй» написана крайне лаконичным языком и

состоит из отрывочных записей, в которых затрагиваются самые разнообразные

темы, начиная от деталей повседневной жизни Конфуция и кончая разбором

проблем философии, культуры, политики и морали. В книге нет продуманной

системы; части, на которые она разделена, озаглавлены по первым словам

первого отрывка. В редких случаях несколько следующих друг за другом

записей содержат сходные по теме высказывания; слова учителя перемежаются

словами учеников, причем на

вопросы, многократно повторяющиеся, почти всегда даются различные ответы. В

«Лунь-юй» зарегистрирована постоянная работа мысли, бьющейся над решением

основных вопросов человеческой жизни и отношения к людям; к этим вопросам

мыслитель подходит все вновь и вновь с разных сторон, каждый раз предлагая

иной аспект их решения.

Одна из особенностей «Лунь-юй» - высокая оценка Конфуцием традиции как

таковой.

Известно, что совершенно исключительное почтение к традиции испытывают

племена и народности, находящиеся на первобытной ступени развития. Значение

традиции в их жизни легко понять - без культурных традиций, попросту

говоря, ни

один из этих народов не мог бы выжить. Именно накапливавшийся старшими опыт

борьбы с многочисленными врагами первобытного человека, передававшийся во

всех своих многочисленных деталях младшему поколению, мог обеспечить

выживание группы. Поскольку традиция передается от старших к младшим, среди

первобытных племен непререкаемым авторитетом, как правило, пользуются

старики

Для Конфуция традиция воплощалась в понятии «Ли», которое переводится на

европейские языки как «обряды», «этикет», «ритуал», «правила

благопристойности». «Ли» - не только правила вежливости и благопристойного

поведения, но и религиозный ритуал, ритуал охоты, дипломатии, управления.

Кроме того, в форме ритуала символизировались и религиозные взгляды

народа, и его культурные традиции, и представления о добре и зле.

Соблюдение «Ли» означало не только выполнение определенных правил; в

понимании Конфуция сюда входило и принятие ценностей, в этих правилах

воплощенных.

Конфуций большей частью употребляет «Ли» в паре со словом «Юэ» , которое

принято переводить как «музыка».

О том, какое значение Конфуций придавал «Юэ», видно из его изречений:

Я вдохновляюсь песнями,

Ищу опору в ритуалах

И завершаю музыкой .(21)

Это понятие так же мало поддается точному переводу на современные

европейские языки, как и «ли». В первую очередь оно обозначает ритуальные

танцы, исполнявшиеся при дворах древнекитайских правителей под

аккомпанемент музыкальных инструментов.

Китайцы понимали это так: каждый звук и жест «музыки» воспринимались как

нечто значимое, символизирующее чувства и действия исторических героев и

помогающее почувствовать прошлое как нечто неотделимое от настоящего. Т.е.

история излагалась своего рода пантомимой или танцем. Тот факт, что

Конфуций хорошо (в китайском смысле) знал историю, свидетельствует, что он

был незаурядным танцором. Интерпретация музыкального произведения бывала

весьма далека от беспристрастного анализа. Через историю она всегда вела к

этике, к основным вопросам человеческих взаимоотношений и жизни общества.

Это прекрасно выражено в трактате (Юэ-цзи) «Записках о музыке», где

говорится, что, прослушав такую музыку, благородный человек объясняет ее

содержание, говоря о древности, исправляет собственное поведение и свою

семью, а затем стремится установить справедливость и спокойствие в

Поднебесной. (22)

Обряды (Ли) вместе с музыкой (Юэ) образуют в китайской традиции

культуру, обозначаемую словом «Вэнь». Как происхождение, так и смысл этого

весьма интересны. В иньских надписях на костях (14-12 вв. до н.э.) иероглиф

«Вэнь» представляет собой пиктограмму человека с татуировкой на груди, и в

раннечжоуских письменных источниках он фигурирует со значением «линия,

рисунок, украшение». (23) Конфуций в момент смертельной опасности

восклицает: «Если бы небо хотело, чтобы «Вэнь» погибло, оно не дало бы мне,

позднорожденному смертному, к нему причаститься».(24) Понятие «Вэнь» при

этом возводится Конфуцием к Вэнь-вану (11 в. до н.э.), основателю династии

Чжоу. В таком отождествлении качества с именем сказывается одна из

особенностей мышления древних китайцев, связанная со структурой

древнекитайского языка. Дело в том, что в отличие от европейских языков в

древнекитайском полностью отсутствует категория времени. Если в европейских

языках сама форма глагола указывает на то, происходило ли что-то в прошлом,

происходит в настоящем или будет происходить в будущем, в древнекитайском

языке для этого необходимо упоминание каких-то конкретных имен и событий.

При такой структуре языка исчезает принципиальная разница между прошлым,

настоящим и будущим. «Появляется своего рода временная плоскость,

населенная разного рода образцами и событиями, которые дают возможность

ориентироваться, но благодаря которым время не распадается на две

принципиально противоположные сферы - прошлого и будущего».(25)

Отсюда, с одной стороны, как бы постоянное «присутствие» фигур прошлого; с

другой - глубоко укоренившаяся привычка к приведению исторических

прецедентов. Если к этому прибавить, что отсутствие грамматических частиц,

флексий и суффиксов сводило возможность формирования абстрактных понятий до

минимума, становится понятнее склонность китайцев создавать их при помощи

исторических примеров. Иначе говоря, определенный деятель становится, как

правило, воплощением

определенного качества, и, вместо того чтобы сказать «деспот», называли имя

деспота. Вень - ван отличался

исключительными моральными качествами, которые для потомков были записаны

языком танца (музыка «Юэ»).

В результате благодаря Конфуцию, который отождествил эпоху Чжоу с

моральными качествами ее обладателя, мы получили ту идеализированную

древность, перед которой преклонялся Конфуций.

С уважением к традиции всегда связано почтение к тем, кто эту традицию

передает, - к старшим, и в первую очередь к собственным родителям.

Добродетели сыновней почтительности (Сяо) Конфуций придавал первостепенное

значение, считая ее основой всех остальных добродетелей, и, прежде всего

человечности. На втором месте среди семейных добродетелей он называет

уважение и любовь к старшим братьям ( Ди). Сетуя на то, что в его время

примерными детьми считаются те, кто просто кормит родителей, Конфуций

вопрошает:

«Кормят ведь собак и лошадей тоже. Если это делается без глубокого

почтения, в чем здесь разница?»(26). Чувства эти, по Конфуцию, должны

выражаться в послушании родителям в соответствии с правилами ли:

«Служи родителям по ритуалу Ли, умрут похорони по Ли и чти их жертвами

по Ли».(27)

Тщетно было бы искать в «Лунь-юй» описания этих правил. Прав, вероятно,

английский китаевед А.Уэйли, замечающий, что до тех пор, пока они

выполнялись как нечто само собой разумеющееся, не было нужды в их

письменной фиксации (28). Подробное описание этих правил можно найти в

книге «Ли-цзи» (Записки о ритуале). Здесь в разделе, озаглавленном «Нэй-

цзэ» (Домашние правила), содержится подробнейшее предписание молодым людям

о том, как следует вести себя дома. После того как родители проснулись,

сыновья вместе с их женами должны прийти к ним. «Придя к родителям, они

скромно, веселым тоном спрашивают, теплая ли у них одежда. Если родители

страдают от болезни, от нездоровья или от несварения желудка, сыновья

почтительно потирают им больную часть тела. Когда родители выходят, сыновья

и их жены сопровождают их спереди и сзади. Они несут все, что нужно, чтобы

родители помыли руки, причем младший держит таз, а старший - кувшин с

водой... После того как родители помыли руки, они дают им полотенце и,

спросив, не нужно ли им чего-нибудь еще, почтительно им это приносят» (29).

Особенно многочисленны установления, регулирующие отношения младших и

старших. Почтительный сын должен всю жизнь заботиться о родителях. Конфуций

как-то в полемике заявил:

Служа отцу и матери,

Их увещевай помягче;

А видишь, что не слушают;

Их чти, им не перечь;

А будут удручать, ты не ропщи .(30)

Т.е. сын не только не должен был доносить на отца, если тот совершил

преступление, но и должен был укрыть его от закона (в более поздние времена

в случае доноса на отца, сына удавливали).(31)

Столь же подробные предписания даются и в отношении всех остальных моментов

повседневной жизни семьи. Лейтмотив их - послушание детей родителям,

которое продолжается всю жизнь, не прекращаясь с совершеннолетием детей.

Такая оценка сыновней почтительности способствовала тому, что в Китае эта

добродетель стала пользоваться исключительным социальным престижем, а

выдающиеся примеры «Сяо» превратились в объект восхищения и подражания. Вот

несколько примеров: бедняк, продавший сына, чтобы накормить умирающую от

голода мать, находит в огороде сосуд с золотом и надписью «За твое Сяо»;

восьмилетний мальчик в летние ночи не отгоняет от себя комаров – пусть они

жалят его, а не родителей(32). Один из современных ученых отмечает, что

китайское общество «всегда было под влиянием этической концепции сыновней

почтительности. Другими словами, оно было построено на сыновней

почтительности, которая дошла до каждого уголка китайской жизни, пронизав

собой все виды деятельности китайского народа... Все традиционные обычаи и

нравы народа воплощали этот принцип. Это может быть подтверждено тщательным

разбором семейной, религиозной, социальной и политической жизни китайского

народа» (33).

Поскольку государство рассматривалось, как большая семья, добродетель

послушания должна была найти себе место и среди качеств, характеризующих

отношения между правителем и подданными. И в самом деле, в «Лунь-юй» не раз

встречается мысль, что тот, кто в семье слушается отца, в государстве

повинуется правителю. Конфуций высоко отзывается о человеке, считающемся

почтительным сыном в клане, к которому принадлежит (34) , и, говоря об

одном из своих старших современников, хвалит его за то, что он «в своем

поведении был почтителен и, служа вышестоящим, проявлял уважение» (35).

Мысль о том, что сыновняя любовь и уважение к старшим братьям, играющие

решающую роль в семье, должны служить основой поведения подданного,

проводится в словах ученика Конфуция Ю-цзы: «Редко случается, чтобы люди,

обладающие сыновней почтительностью и уважением к старшим братьям,

выступали против вышестоящих... Благородный человек все свое внимание

уделяет основе; когда основа твердо установлена, появляется и правильный

путь. Сыновняя почтительность и уважение к старшим братьям и есть основа

человечности» (36). Мотив, у Конфуция звучащий еще не слишком громко,

впоследствии стал лейтмотивом императорского конфуцианства. В этой идейной

эволюции большую роль сыграла философия Сюнь-цзы (приблизительно 298- 238

гг. до н.э.), подчеркивавшего необходимость строгой иерархии в обществе и

утверждавшего, что человек по природе зол и избавиться от дурных

наклонностей может лишь беспрекословно слушаясь своих учителей.

Представление о том, что государство не что иное, как большая семья,

определяет взгляды Конфуция на важнейшие проблемы общественного устройства

и, в частности, его отношение к закону. Он считал, что законы никакого

значения для улучшения общества не имеют. Важно лишь, чтобы во главе

государства стоял

хороший правитель, воспитывающий народ своим примером и действующий на него

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6