История мировых цивилизаций

Византии не могли осуществлять высший суд над своими крестьянами. Одним

словом, государство держало вла- дения феодала под своим надзором. Само

государство было собственником огромных земель, разбросанных по всей

территории империи, на которых трудились «государственные» крестьяне-

налогоплательщики. Поэтому крупная феодальная собственность

распространялась в Византии гораздо медленнее, чем в Западной Европе, а

феодалы были во многом зависимы от государственной власти. Ситуация

изменилась лишь в XIII—XV вв., т.е. в последний период жизни Византии.

После 1204 г., когда Константинополь был захвачен крестоносцами, империя

распалась на части, мощь государства была подорвана. Именно в то время

феодалы стали освобождаться из-под его опеки. В Византии складывается

феодальная вотчина, близкая западноевропейской. И хотя во второй половине

XIII в. единство империи было восстановлено и Константинополь снова стал ее

столицей, государственная власть уже была не в состоянии справиться с резко

возросшей силой феодальной аристократии. В XIV—XV вв. Византия все больше

дробилась на уделы, функции государственной власти на местах переходили к

феодалам. В сущности, Византия К вступила в эпоху феодальной

раздробленности. Но даже в этот период центральная власть не потеряла

полностью своих позиций. Крестьянство, не только государственное, но и

зависимое от феодалов, продолжало платить налоги казне. Доходы государства

хотя и уменьшились, но все-таки создавали для него экономическую базу.

Постоянная, незатихающая военная опасность тоже помогала сохранению

централизованной государственности.

§2

ПУТИ УТВЕРЖДЕНИЯ КАПИТАЛИЗМА: ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА, РОССИЯ, США

Как уже говорилось, будущее той или иной страны зависело прежде всего от

того, насколько активно она вливалась в процесс модернизации, насколько

быстрым темпом шло в ней становление капитализма. Отсюда происходило

своеобразное перераспределение жав? сил в мире в целом и внутри

западноевропейской цивилизации.

Капитализм и модернизация провели еще более четкую, чем прежде,

разграничительную линию между Западом и Востоком. В эту эпоху окончательно

определилось превосходство Запада над некогда могучим соперником. Развитие

России, несмотря на сильное восточное начало, проявлявшееся в самых разных

сферах ее исторической жизни, к XVIII в. сближалось с западным вариантом.

Еще. один центр модернизации и капитализма появился в североамериканских

английских колониях. Внутри западноевропейской цивилизации наметились

различные градации, разделившие ее с точки зрения успехов в развитии

капитализма и модернизации на центр и периферию.

На уровень передовых стран вышли Голландия, Франция и Англия, где

сложились благоприятные или относительно благоприятные условия для разрыва

с традиционализмом. Германия, Испания, Италия, Скандинавия оказались

вытесненными на периферию. Но и страны, относящиеся к центру, развивались

несинхронно, неодинаково. Достигнутое первенство было трудно удержать, ибо

новая эпоха требовала постоянных новаций, гибкости политических и

экономических структур.

Периферия Западной Европы

Состав периферии может вызвать удивление. Ведь в нее вошел не только

Скандинавский регион, который всегда развивался с опозданием, но и

Германия, Италия, Испания — страны, в которых довольно рано началось

формирование буржуазных отношений. Особенно невероятна метаморфоза,

происшедшая с Италией — родиной капитализма.

Что же вызвало такую перемену в судьбе некогда сильных европейских

держав?

Некоторые из них вступили в новую эпоху при неблагоприятных внешних и

внутренних обстоятельствах. Германия пережила опустошительную

Тридцатилетнюю войну (1618—1648). Ганзейский торговый союз потерпел фиаско,

потому что на Балтийском море хозяйничали сильные соперники — шведы и

голландцы, а это вело к ослаблению ранее процветавших немецких городов.

Отрицательные последствия вызывала и политическая раздробленность.

Государственное образование, носившее громкое название Священная Римская

империя германской нации, состояло из ог- ромного количества княжеств,

вполне самостоятельных и слабо связанных друг с другом. Многочисленные

пошлинные сборы, которые должны были выплачивать купцы, переезжая из одного

княжества в другое, осложняли складывание единого национального рынка.

В столь же трудном положении оказалась и Италия. Как и Германия, она

состояла в то время из множества независимых государств. Лишенная

государственного единства, почти вся Италия стала жертвой королевской

династии испанских Габсбургов, которые втягивали страну в бесконечные

разорительные войны, причем вели их на итальянской территории. После 1700

г., когда пресеклась линия испанских Габсбургов и началась война за

испанское наследство (1701—1714), на Италию стали претендовать австрийские

Габсбурги. Обосновавшись на севере страны, они открыли следующую серию войн

с новой испанской династией Бурбонов, которые закрепились на юге.

Помимо этих внутренних неурядиц, Италия, истощенная войнами, потеряла

прежнее лидерство в средиземноморской транзитной торговле. В XIV— XV вв.

оно было основой для расцвета городов-республик. Теперь торговые пути

переместились на океаны, а на Средиземном море разбойничали турецкие и

североафриканские пираты. Итальянских купцов стали вытеснять голландцы, а

потом англичане и французы.

Но самым большим препятствием на пути к модернизации были феодальные

отношения, надолго задержавшиеся в странах периферии. Нередко сохранению

старых порядков содействовала королевская власть.

Деревня во всех странах европейской периферии оставалась феодальной. На

крестьянах по-прежнему лежал тяжкий гнет многочисленных поборов и

повинностей. Арендная плата была высокой: в Италии, например, она доходила

до 1/2 и даже до 2/3 урожая и часто взималась в натуральной форме.

Настоящим оплотом крепостничества стала Восточная Германия. У тамошних

феодалов оставались очень широкие права над личностью крестьянина;

ориентируясь на товарное производство, они возрождали барщину — давно

забытое в передовых странах Европы явление.

Большая часть крестьянства периферийных стран вела полунищенское

существование, не имела возможности повысить производительность сельского

труда, но и не отрывалась от земли. В результате зарождавшаяся

промышленность не обеспечивалась свободными рабочими руками.

Буржуазия была слаба, неконсолидирована и слишком зависима от властей,

чтобы претендовать на политическую власть.

Опорой старых порядков в Испании и Италии стала победа Контрреформации.

Католическая церковь не просто отстаивала свои прежние позиции в

государстве, но и утверждала старую систему ценностей. Особенно мрачная

обстановка царила в Испании, где продолжала свирепствовать инквизиция и

горели костры, на которых сжигали еретиков. В Германии идеи Реформации

сохранили свое влияние, но только в виде лютеранства — учения, в котором

отразилась дворянско-бюргерская идеология. Кальвинизм, который нес в себе

дух и этику капитализма, здесь не распространился.

Россия и США: страны молодого капитализма

Русский путь модернизации. В России процессы развития капитализма и

модернизации во многом определялись той политикой, которую проводил

абсолютизм. Уже во второй половине XVII в., при царе Алексее Михайловиче

(годы правления 1645—1676), начались первые, хотя и робкие попытки

оказывать содействие национальной торговле и промышленности. XVII век был

также переломным в смысле освобождения от диктата византийского культурного

влияния и обращения к опыту Запада.

Кульминацией этого процесса явилась, конечно, эпоха Петра I (годы

правления: 1682/9—1725), царя-преобразователя, который нанес серьезный удар

по традиционализму. Комплекс реформ, охватывавший многие (хотя и не все)

сферы жизни, казалось, должен был заложить прочную основу для модернизации

страны и утверждения капитализма. Подчинение церкви государству, введение

Табели о рангах, способствовавшей социальной мобильности, активная

протекция национальной промышленности и торговле, забота об образовании и

просвещении страны, ломка традиционных устоев быта и норм поведения — такой

обширной программы, реализуемой сверху, не знала, пожалуй, ни одна

западноевропейская страна.

При этом подражание Западу, в котором часто упрекали и упрекают Петра 1,

было отнюдь не главной целью, а имело лишь утилитарное, прикладное значение

как способ модернизировать Россию. «Подтягивание» России к модели передовой

державы, сильной экономически и в военном отношении, конечно, имело

первостепенное значение в условиях битв, которые разыгрывались между

модернизированными и традиционными странами.

Однако реформы Петра 1, проводившиеся в жизнь варварскими методами, до

предела обострили конфликт между государством и обществом. Демократизация

политической жизни не была осуществлена. Государственная власть еще раз

подтвердила — и в очень резкой форме — издавна заявленные ею претензии на

роль своеобразного катализатора цивилизационного процесса. А общество еще

раз получило возможность убедиться в том, что к нему относятся как к

пассивному материалу для исторических экспериментов. Не случайно

впоследствии славянофилы писали о резко обозначившемся в ту эпоху расколе,

о пропасти, отделившей власть от народа. Однако помимо сопротивления

массового сознания существовал более важный источник внутренних

противоречий.

Борясь с традиционализмом, русский абсолютизм укреплял главную его основу

— крепостную зависимость значительной части населения. Реформы вели страну

в двух, в сущности противоположных, взаимоисключающих направлениях. Это

проявилось уже в Петровскую эпоху, но и преемники великого реформатора

продолжали начатую им линию модернизации на основе традиционализма. Поэтому

развитие промышленности в России шло весьма своеобразным путем. Проблема

рабочих рук решалась за счет труда крепостных. На протяжении XVII—XVIII вв.

правительство переводило на положение крепостных все новые и новые

категории крестьянства, ужесточало личную зависимость от государства даже

посадских людей.

Американское чудо. В североамериканских английских колониях капитализм

едва ли не с самого начала их существования получил большие возможности для

развития.

Первые поселения британских колонистов появились в Северной Америке лишь

в начале XVII в., но численность населения росла быстрыми темпами. За

первой — английской — волной эмиграции последовали другие; в будущие США

стали приезжать немцы, голландцы, швейцарцы и французские гугеноты,

превращая колонии в огромный «этнический котел». Уже в первой половине XVII

в. (в северных колониях прежде всего) начали появляться города — будущие

центры промышленности и торговли. Домашнее ремесло еще долгое время

сохраняло свое значение, но в 1640-х гг. возникли первые мануфактуры;

развивалось судостроение. В Нью-Йорке и Пенсильвании появились

железоплавильные печи, и вскоре производство железа увеличилось настолько,

что это стало беспокоить английские власти.

И все-таки на первых порах североамериканские колонии жили прежде всего

за счет сельского хозяйства, в котором были заняты 9/10 населения.

Английские короли пытались насадить за океаном феодальные отношения:

раздавали своим приближенным земли, жаловали хартии, согласно которым

землевладелец мог отдавать свои земли зависимым держателям. Однако развитие

колоний пошло по иному, гораздо более прогрессивному пути.

Только в богатых, работающих на внешний рынок южных колониях долго

сохранялось плантационное

хозяйство, основанное на рабском труде. На севере распространялось

фермерство, т. е. утверждался капиталистический путь развития сельского

хозяйства. Этому способствовали огромные неосвоенные пространства земли.

Уход на Запад был способом решения споров между арендаторами и

землевладельцами: беднейшие колонисты захватывали свободные земли, причем,

как правило, делали это самовольно и становились независимыми

собственниками земли.

В политической жизни колонисты также проявляли большую активность. Разрыв

с метрополией был, в общем, предопределен с самого начала, так как

ориентация на автономность возникла очень быстро. Власть концентрировалась

в руках губернаторов, которые назначались английским правительством, однако

при них были советники (как правило, из числа колонистов), которые

отстаивали местные интересы. Большую роль играли органы самоуправления:

собрания представителей колоний и легислатуры (законодательные органы).

Чиновники из метрополии были ограничены в своих действиях. За их финансовой

политикой осуществлялся строгий надзор.

В результате еще задолго до революции в Северной Америке сложилась особая

духовная атмосфера, поражавшая прибывавших за океан европейцев.

Это ощущение свободы и больших возможностей для самореализации личности

стало важнейшей основой для складывания американской нации.

Американская революция, устранившая слабые ростки феодализма в колониях и

порвавшая с диктатом метрополии, открыла в конце XVIII в. путь для быстрого

наращивания потенциала модернизации. Конечно, США заметно отставали от

передовых европейских стран, но новое государство обладало хорошей основой

для развития капитализма.

Почему же произошло американское чудо? Некоторые исследователи склонны

объяснять это тем, что первыми поселенцами были по преимуществу пуритане —

носители капиталистического духа. Действительно, преследуемые на родине

правительством, английские кальвинисты переселялись в Америку целыми

общинами. Нет сомнений в том, что на первых порах они сыграли роль своего

рода стержня в экономической, политической и культурной жизни колоний.

Но не менее важными были и другие факторы: колонисты принесли с собой

демократические традиции, которые веками вырабатывала английская

парламентская система. Усвоив еще на родине передовые методы хозяйственной

деятельности, они имели возможность внедрять их на новой почве, где

феодальные отношения не имели глубоких корней.

Европейский центр

Среди трех наиболее передовых стран Европы классический вариант

утверждения буржуазных отношений осуществился в Англии. Английская модель

развития капитализма была самой быстрой, самой полной и, пожалуй, наиболее

жестокой. Рассматривая ее как своего рода образец, сравнивая ее с

вариантами развития Франции и Голландии, мы можем выяснить, почему именно

Англия захватила в конце XVII— XVIII в. лидерство.

Важную роль здесь сыграло то, что полем деятельности для английского

капитализма был не только город, но и деревня. В других странах именно

деревня — основной оплот феодализма и традиционализма — сдерживала переход

к новому. В Англии, наоборот, в деревне концентрировалась база для

важнейшей в XVI—XVII вв. отрасли промышленности — сукноделия. Это была

уникальная ситуация, которая дала свои плоды.

Во-первых, большая часть дворянства стала заниматься предпринимательской

деятельностью (создавала овцеводческие фермы), иначе говоря,

обуржуазивалась, увеличивая число заинтересованных в ломке традиционных

структур и прежде всего — в использовании наемного труда.

Во-вторых, феодалы, реализуя свои права на землю и сгоняя с нее

держателей-крестьян, создавали армию пауперов — людей, которым не

оставалось ничего иного, как стать вольнонаемными рабочими. Это

обеспечивало важнейшее условие для развития капитализма. К середине XVIII

в. в Англии класс крестьянства как мелких производителей исчез. Законы

правительства, получившие название кровавых, содействовали этому процессу.

Бродяг и нищих ждали суровые наказания; разорившихся крестьян можно было в

принудительном порядке отправлять на предприятия.

Кроме того, благодаря рано происшедшей буржуазной революции

государственная структура уже во второй половине XVII в. была кардинальным

образом перестроена в интересах новой экономики.

Правда, и до революции английские короли поощряли промышленность и

торговлю. Но их действия далеко не всегда были последовательными. Многое

зависело и от личности монарха.

После победы революции монархия была реставрирована, но абсолютизм

навсегда закончил свое существование. Согласно Биллю о правах (1689) Англия

стала конституционной монархией, в которой власть концентрировалась

преимущественно в руках парламента. Король не мог без его согласия отменять

или принимать законы, назначать налоги, иметь свое постоянное войско.

Депутатам гарантировалась свобода слова; провозглашалась свобода выборов в

парламент. Буржуазия получила доступ к политической власти и,

следовательно, к непосредственному управлению обществом.

Хотя страна еще только оправлялась от революционных переворотов и

длительных гражданских войн, в ней успешно развивалось кораблестроение,

сукноделие, производство пороха и бумаги, добыча угля, по которой уже в

конце XVII в. Англия вышла на первое место в Европе. Быстро увеличивалось

число торговых компаний, крупных централизованных мануфактур —

предшественниц фабрик. Правда, в то время Англия еще уступала Голландии, но

в XVIII в. расстановка сил стала иной.

Своими победами Англия была обязана не только революции политической, не

только активному развитию собственной промышленности, но и революции в

технической мысли. Как никакая другая европейская страна, Англия была

богата техническими изобретениями и людьми, которые умели их использовать.

В 1760-е гг. она первой вступила в эпоху промышленного переворота и сразу

же совершила еще один мощный рывок вперед, оставив далеко позади Францию и

Голландию.

В 1771 г. предприниматель Аркрайт построил первую фабрику, на которой

использовалась прядильная машина, приводившаяся в действие водяным колесом,

а через двадцать лет в Англии было уже 150 фабрик. В 1780-е гг. Дж. Уатт

изобрел паровую машину, которая стала, по выражению К. Маркса,

«универсальным двигателем крупной промышленности». Началась новая,

промышленная фаза развития капитализма.

Победоносное шествие капитализма, естественно, имело свои издержки. В то

время еще трудно было предугадать, что новые отношения должны повысить

уровень благосостояния общества. Напротив, крестьянство лишалось земли и

разорялось; законы, преследующие люмпенов, были абсолютно варварскими;

рабочий день на фабриках длился по 14— 16 часов; падало значение

квалифицированного труда, а это означало разорение мелких ремесленников;

безжалостно использовался дешевый детский и женский труд.

Неудивительно, что рабочие ломали машины и у многих государственных

деятелей той эпохи, особенно в странах периферии, столь быстрые и резкие

трансформации вызывали сомнения. Так, германский император Фридрих II с

опаской отзывался об использовании машин: «Тогда очень большое количество

людей, до сих пор кормившихся от прядения, лишилось бы куска хлеба; это

совершенно не может быть допущено». Однако остановить развернувшиеся

процессы было невозможно, и страны, в которых они шли медленнее, неизбежно

оттеснялись более сильными противниками.

Так произошло с Голландией, первой европейской страной, в которой

капитализм одержал победу над старым строем, родиной самой ранней

буржуазной революции.

Голландия. Еще в конце XVI в. Голландия пережила крупнейший политический

переворот. Историки приравнивают его к революции, хотя по форме это было

национально-освободительное движение против испанской царствующей династии

Габсбургов, которым принадлежали Нидерланды. Связь с испанскими монархами

не была слишком прочной: в стране сохранялись Генеральные штаты, а правил

ею статхаудер (штатгальтер) — наместник испанского короля. Но чужеземное

владычество давало о себе знать: Габсбурги насаждали свои законы и порядки,

преследовали протестантов, а во второй половине XVI в. король Филипп II

пытался проводить в Нидерландах суровую налоговую политику, пагубную для

экономики. В стране нарастало национально-освободительное движение, а в

1581 г. мятежные Генеральные штаты приняли акт о низложении Филиппа II. Так

были заложены основы нового государства — Республики соединенных провинций

(в нее вошли северные провинции, в то время как южные, несмотря на упорную

борьбу, оставались под властью Испании).

Правда, политические структуры не были сломаны столь кардинально, как

впоследствии в Англии. Во главе государства-республики по-прежнему стояли

статхаудеры из царствующего дома Оранских-Нассау, которые превратили свой

сан в наследственный. Буржуазия была представлена в Генеральных штатах, но

в целом доступ к власти был для нее затруднен. И все-таки принятые в ходе

революции меры — отмена испанских законов, реформы бюрократического

аппарата, утверждение кальвинизма как официальной религии — создали

благоприятные возможности для развития капитализма.

Соединенные провинции славились своей текстильной промышленностью,

судостроением, молочным животноводством. Но главным источником богатства в

XVI—XVII вв. была посредническая торговля. В те времена, по свидетельствам

современников, все гавани и каналы были заполнены судами. Голландских

купцов, которые захватили в свои руки почти всю торговлю между странами

Южной и Северной Европы, называли «морскими извозчиками».

Голландия царила на морях. Не удовлетворяясь европейскими рынками,

голландские купцы устремлялись в колонии Испании и Португалии, оттесняя

своих соперников. В XVII в. Голландия, ставшая самой богатой страной

Европы, превратилась в международный финансовый центр. Амстердамский банк и

биржа приобрели общеевропейское значение, и не только экономическое.

Должниками Амстердамского банка были многие иностранные правительства (как

и правительство Голландии), поэтому финансисты получали возможность

негласно влиять на внешнюю и внутреннюю политику европейских держав.

Но это процветание, основанное преимущественно на торгово-денежном

капитале, оказалось непрочным. Промышленность развивалась, но слабо; не

преуспела Голландия и в области технических изобретений. В результате во

второй половине XVIII в. Голландия, в недавнем прошлом образцовая

капиталистическая страна, уступила место Англии, и не только по уровню

развития промышленности. Англия, ставшая мощной морской державой, и

постепенно набиравшая силу Франция превратились в серьезных соперников

Нидерландов на море.

Франция. Развитие капитализма во Франции было гораздо более замедленным,

чем в Англии и Голландии. Это объяснялось тем, что революционная ломка

феодальных структур произошла поздно — в конце XVIII в. На протяжении

XVII—XVIII вв. капитализм постепенно вызревал в рамках старой системы без

тех глобальных потрясений, которые выпали на долю Англии. Французская

деревня была мало затронута буржуазными отношениями. Капиталистические

фермы, ставшие в Англии XVIII в. обычным явлением, во Франции были

редкостью. В основном они группировались вокруг крупных промышленных

центров. За исключением этих небольших островков капиталистического

хозяйства во французской деревне сохранялись прежние сеньориальные

отношения. Однако под их покровом медленно формировался новый уклад. Этот

процесс облегчался тем, что крестьяне были лично свободны и обладали

большой хозяйственной самостоятельностью. Расслоение крестьянства шло

весьма активно, но благодаря различным формам аренды и субаренды беднейшая

часть крестьян не лишалась земли окончательно, как это было в Англии.

Что касается феодалов, то они не торопились встать на путь

предпринимательства. Более того, во Франции такого рода деятельность все

еще считалась недостойной дворянина. Французы, ездившие в Англию, с

удивлением писали об аристократах, не гнушавшихся заниматься коммерцией.

Крупное купечество формировалось прежде всего в приморских городах — в

Марселе, Нанте, Бордо, Дьеппе, так как внутренний рынок еще не давал

больших возможностей для сбыта. Выгоднее было заниматься внешней торговлей

— с Испанией, Италией и колониями. Французские буржуа, не получившие пока

твердых гарантий от государства, предпочитали приобретать землю,

превращаясь во владельцев феодальной ренты. Буржуазия охотно покупала и

должности, ибо положение чиновников, людей мантии, казалось более

привлекательным, чем рискованное предпринимательство. Наконец, буржуа часто

становились рантье, т. е. покупали ценные бумаги и жили на проценты с них.

Приток капиталов в производственную сферу был небольшим.

Политика меркантилизма, которую вел французский абсолютизм, продолжала

оставаться важнейшим стимулятором в развитии капитализма. Большую роль

здесь сыграл Ж. Кольбер, министр финансов Людовика XIV. Под его

покровительством создавались крупные мануфактуры, стало развиваться

судостроение, были основаны Вест-Индская и Ост-Индская торговые компании.

Франция приняла участие в переделе мира, хотя значительно уступала по силе

своим соперницам — Англии и Голландии.

§4 РОССИЯ И МОДЕРНИЗАЦИЯ

К началу XX в. Россия входила в число крупнейших капиталистических держав

мира. Темп ее развития был, в общем, достаточно высоким. Тем не менее

Россия заметно отставала по многим показателям и от США, и от Германии.

С чем это было связано? Как правило, всю вину возлагают на силу и

прочность феодальных устоев. Но такого ответа явно недостаточно — ведь

Германия тоже выстраивала капитализм на полуфеодальной основе, однако ее

успехи были гораздо заметнее. Конечно, традиционные структуры тормозили

развитие России. Но важным было и другое: отношение различных общественных

сил и центральной власти к модернизации, степень их активности.

Русское общество и проблема модернизации

Победив в войне 1812 г., Россия избежала унизительной участи многих

европейских стран — она не оказалась под властью иноземных захватчиков. Но

и не испытала воздействия либерально-буржуазных ре. форм Наполеона. Идеи

Просвещения и Французской революции в то время были распространены лишь

среди небольшой части русской дворянской интеллигенции. Буржуазия (в

Западной Европе — самая заинтересованная в модернизации сила) была еще

сравнительно немногочисленна, неконсолидированна и слишком зависима от

государственной власти, чтобы претендовать на политическое лидерство и

добиваться уничтожения феодальных устоев. В крестьянской среде росло число

людей, занимавшихся торговой и предпринимательской деятельностью. Но в

общей своей массе крестьянство, остававшееся до 1861 г. в крепостном

состоянии, жившее патриархальной общинной жизнью (даже после реформы), было

скорее противником модернизации, а не ее сторонником.

В результате на протяжении всей первой половины XIX в. —в то время, когда

страны Западной Европы переживали буржуазные революции, — в России

произошел только один всплеск осознанной борьбы за модернизацию — восстание

декабристов в 1825 г. Не буржуазия, а дворянская интеллигенция поставила

цель ликвидировать крепостное право, установить конституционную монархию

или республику, поощрять предпринимательство и торговлю.

Поражение восстания (точнее, дворцового переворота), конечно, не

уничтожило общественного движения за преобразования в России. Наоборот,

число его участников росло — особенно с 1840—1850-х гг., когда серьезной

силой стала разночинная интеллигенция. Общественное движение во второй

половине века стало более сложным по структуре; в нем появлялись но-

вые группировки, отличающиеся друг от друга по своим программам, — от

радикалов до умеренных либералов, но опять-таки оно развивалось без

активного участия буржуазии.

Уже в эту эпоху среди участников общественного движения появились острые

идейные разногласия по доводу того, какие именно преобразования нужны в

России и как их следует осуществлять. Вопрос о самобытности России разделил

нашу интеллектуальную элиту на два лагеря — славянофилов и западников. Спор

их последователей не утихает и в наши дни.

Интерес к национальным историческим традициям, попытки определить, в чем

состоит уникальность России, что сближает ее с другими цивилизациями и что

отличает от них, — все это было проявлением очень важного процесса: роста

национально-исторического самосознания. Но в результате для большей части

русского образованного общества понятия «модернизация» и «европеизация»

слились в одно. Модернизация воспринималась как насильственное внедрение

чужеродной западной модели в русскую цивилизацию, как утрата национальных

традиций.

Между тем уже в 1850—1860-е гг. опыт некоторых восточных стран (Турции и

особенно Японии) показал, что модернизация не является уникальной

особенностью Западной Европы. Европеизацию и модернизацию нужно отличать

друг от друга. Ориентация на западноевропейскую модель — временное явление

в процессе модернизации и не может разрушить национальную самобытность.

Идеи славянофилов были очень сильны: они оказали влияние на революционных

демократов, в том числе и на западника А. И. Герцена, который после 1848 г.

разочаровался в демократизме буржуазного общества и стал рассматривать

русскую общину как главную основу будущего справедливого строя. При этом

Герцен отстаивал мысль о том, что капитализм — совершенно необязательный

этап в развитии России. Начиная с 1870-х гг. преемниками славянофилов и

Герцена в этом отношении стали народники, организовавшие знаменитые

хождения в народ с целью подготовить крестьян к революции. Делая ставку на

патриархальную общину, критикуя отрицательные стороны западноевропейского

капитализма, народники не считали задачу модернизации России актуальной.

К концу 1870-х гг., когда хождение в народ потерпело крах, движение

оказалось в ситуации глубокого кризиса и распалось на разные группировки.

«Народная воля» встала на бесплодный путь политического террора;

организация «Черный передел» продолжала вести малоуспешную пропаганду среди

крестьян; лишь часть народников, оценив роль политики малых дел, стала

активно работать в земствах и сблизилась с либералами.

Создание в 1883 г. группы «Освобождение труда» ознаменовало поворот части

русской интеллигенции к социал-демократическим учениям. В России стала

завоевывать популярность наиболее радикальная западная идеология —

марксизм, возникший как ответная реакция на противоречия и проблемы

развитых капиталистических стран. Его глашатаями были члены Союза борьбы за

освобождение рабочего класса (1895) во главе с В. И. Ульяновым (Лениным),

которые отстаивали марксистскую идею непримиримой классовой борьбы,

социалистической революции и установления диктатуры пролетариата. Таким

образом, и эта группировка, довольно популярная в среде молодого и

немногочисленного рабочего класса России, была противницей постепенных

буржуазно-либеральных реформ, ибо буржуазия объявлялась классовым врагом

наряду с помещиками и системой самодержавия в целом.

Конечно, кроме радикалов разного толка в России были и сторонники мирных

средств борьбы. К ним принадлежала часть народников, разочаровавшихся в

терроре и попытках подвигнуть крестьян на революцию, и часть социал-

демократов («легальные марксисты» во главе с П. Струве и М. Туган-

Барановским, «экономисты» во главе с Е. Кусковой и С. Прокопови-чем). Все

эти группировки в конечном счете сближа-

лись с либералами. Число их постепенно росло, но роль в политической жизни

страны и влияние на народ были не слишком значительными.

Защитников буржуазного строя и связанного с ним процесса модернизации в

России было очень мало. И в общем, это неудивительно: борьбу за

преобразования и споры о том, какой должна быть новая Россия, вела в

основном интеллигенция. Буржуазия, которая в Западной Европе играла роль

главной ударной силы, в нашей стране безмолвствовала; до 1905 г. она не

имела даже своей партии.

Царизм и модернизация

Как же относилась к модернизации центральная власть, которая в России

часто играла роль катализатора цивилизационных процессов? В целом позицию

государства можно назвать непоследовательной на протяжении всего XIX и

начала XX в.

Либеральный царь Александр 1 (годы правления: 1801—1825) ограничился лишь

небольшим кругом демократических преобразований, так и не решив главных

вопросов — об отмене крепостного права и о конституции. Указ о вольных

хлебопашцах был очень робким шагом в сторону ликвидации основного зла

России, которое прогрессивное дворянство не без оснований именовало

рабством.

Политика Николая 1 (годы правления: 1825— 1855) была явным отходом от

умеренно либерального курса его предшественника. Кроме того, при Николае 1

мало внимания уделялось экономическому развитию страны. Правительство

практически не субсидировало тяжелую промышленность, к 1851 г. была

выстроена только одна железная дорога — Николаевская, соединившая Москву и

Петербург. Между тем необходимость преобразований ощущалась все острее.

Слабость России в сравнении с мощными модернизированными

западноевропейскими державами с трагической наглядностью проявилась в

Крымской войне (1853—1856).

1861 год стал переломным в истории России: крепостное право было

отменено. Александр II (годы правления: 1855—1881), открывший новую эпоху

либеральных реформ, предпринял решительную попытку устранить одно из самых

серьезных препятствий на пути к модернизации. Но удалась эта попытка лишь

отчасти. Реформа 1861 г. обрекла русскую деревню на мучительно долгий путь

развития капитализма, сохранив полуфеодальные формы зависимости крестьян.

Проникновению буржуазных отношений в сельское хозяйство по-прежнему мешала

община, которая не только была сохранена, но даже усилена властями: ведь

она представляла собой низовую ячейку в государственной системе

налогообложения и с ее помощью было легко осуществлять административный

контроль над крестьянами.

Демократизация политической жизни тоже реализовывалась в усеченной форме.

В 1864 г. были созданы органы местного самоуправления в уездах и губерниях

— земства. Но возможности этих выборных представительных органов были

невелики, а главное — земства не влияли на политику центральной власти.

Лишь в конце царствования Александр II дал согласие на учреждение Земского

собора — всероссийского представительного органа. Но расправа над царем,

учиненная в 1881 г. народовольцами,

положила конец эпохе демократических преобразований.

Правительство Александра III, напуганное горсткой экстремистов,

предприняло враждебные действия против земств, которые были центрами

притяжения всех либеральных сил. В результате усилилось отчуждение

либералов от властей, не сумевших использовать себе во благо растущую

активность общества.

Правда, в этот период в экономической жизни России был сделан значительный

рывок (в частности, благодаря политике С. Витте — министра финансов). На

рубеже XIX—XX вв. в стране успешно развивалось машиностроение, в 5 раз

увеличилась выплавка чугуна, в 6 раз — добыча угля в Донбассе,

протяженность железных дорог достигала 60 тыс. км. К 1913 г. Россия

занимала 4—5-е место в мире по объему производства и стала главным

экспортером зерна.

И все-таки Россию рубежа XX в. нельзя назвать в истинном смысле

модернизированной страной. Демократизация так и не была осуществлена.

Промышленный переворот практически не затронул сельского хозяйства; более

того, 50% крестьян по-прежнему обрабатывали землю сохой, а не плугом.

Крестьянство страдало от малоземелья, так как из-за роста населения наделы

сокращались. Крупные фермы капиталистического образца были очень

немногочисленны. Несмотря на быстрое развитие промышленности, Россия по-

прежнему оставалась преимущественно аграрной страной: 76% населения были

заняты в сельском хозяйстве. Уровень жизни народа был в 4 раза ниже, чем в

Англии, и в 2 раза ниже по сравнению с Германией.

Наиболее решительный поворот к модернизации был сделан только в начале XX

в.; его началом явилась буржуазная революция 1905 г. Народ получил наконец

гражданские свободы, право представительства своих интересов в новом

центральном государственном органе — Думе. Образовались политические

партии, в том числе буржуазные (самой сильной среди них был Союз 17

октября, которым руководил А. Гучков). Несмотря на то что монархия

сохранилась, на пути демократизации был сделан огромный шаг вперед.

Революция дала процессу модернизации мощный импульс. С 1909 по 1913 г.

промышленность в России переживала подъем. Вставший во главе правительства

П. Столыпин попытался своей реформой нанести удар общине — причем без

массового обезземеливания крестьян, которое в странах Западной Европы

проходило подчас в очень жестокой форме.

Однако все эти преобразования требовали времени, которого у России уже не

было: европейские державы готовились к первой мировой войне, масштабы

которой превзошли все прежнии войны

Страницы: 1, 2, 3