Алхимия

Алхимия

Алхимия

Краткая история.

Из древности к средневековью

(и современности, возможно…)

[pic]

ПРОБЪГАЯ историю точныхъ наукъ, мы видимъ, что большинство ихъ

стало прiобретать научное обличье уже съ давнихъ поръ, иныя даже съ

глубокой древности. Фактический матерьялъ различныхъ областей точнаго

знания начали собирать еще финикийцы, египтяне, греки, римляне, и его

наростание шло съ извъстною постепенностью изъ века въ въкъ. Послъдние

столътия имъютъ за собой ту важную заслугу, что они сводили этотъ

матерьялъ въ систему, а системы понемногу ставили на твердые основы

положительныхъ, часто и незыблемыхъ законовъ. Но въ ряду точныхъ наукъ

есть одна, которая особенно выдается своею молодостью; можно сказать,

что она въ виде науки существуетъ немногимъ болъе сотни лътъ и что не

только вся её суть, но даже и весь её фактический матерьялъ собранъ въ

течение минувшаго столътия. Сия юная наука—Химия.

Въ самомъ дълъ, между химиею XVIII въка и химиею современною трудно

даже и указать что-нибудь общее; что же касается химии среднихъ

въковъ, то о ней странно и разговаривать, и нътъ никакого резона даже

применять къ ней названie химии. Правда, отрасль знания съ смутнымъ

опредълениемъ «учения о составе тълъ» существовала чуть ли не на

пopoге среднихъ въковъ, но её фактический матерьялъ былъ такъ

ничтоженъ, границы такъ неопределенны, систематизация сырого матерьяла

такъ зачаточна и сбивчива, что не имъется никакого основания выдълить

ее изъ той кучи сумбура, который представляли тогда всe человъческие

свъдения вообще.

О начале истории химии совершенно невозможно сообщить что-нибудь

положительное. Люди, конечно, съ незапамятныхъ временъ были знакомы съ

массою явлений чисто химическаго свойства, начиная съ горения и кончая

выдълкою кожъ, красокъ и другихъ изстари известныхъ техническихъ

продуктовъ. Но прошли сотни лътъ прежде чъмъ кому-нибудь пришло въ

голову осмыслить сущность хотя бы, напр., процесса горения. Египтяне,

которымъ кое-что удалось подмътить въ области химии, какъ кажется,

очень усердно изучали превращения телъ, но что именно по этой части

было ими выяснено— это намъ извъстно только отрывками. Само слово

химия иные пытались произвести отъ древняго названия Египта; египтяне

называли свою страну хеми или хами, а такъ какъ химическия таинства

пошли, будто бы, отсюда, изъ Египта, то и за наукою осталось название

ея родины. У писателя временъ Диокле-тиана Юлия Матерна упоминается

наука «Scientia chimiae». Упомянемъ здъсь, кстати, что название химии

производятъ еще отъ греческого слова Хео или Xеuo, лить, или отъ

греческого же Хomos—сокъ.

Но египетская мудрость вся, въ полномъ ея составе погибла для насъ

вмъсте съ ея сокровищницею—Александрийской библиотекой, которую сжегъ

калифъ Омаръ въ 640 году. Тутъ и сгинула вся древняя химия, во всемъ

её, намъ невъдомомъ объеме. Насталъ очень грустный периодъ за-тишья въ

ходъ знаний, который только мало по малу былъ нарушенъ арабами,

истинными носителями образования на рассвъте среднихъ въ-ковъ. Они,

между прочими наслъдиями древности, подобрали и слово химия, и,

приставивъ къ нему свою частичку аль. превратили ее въ алхимию; подъ

такимъ названиемъ теперь и извъстенъ, чуть не тысячу лътъ царивший

сброд фактовъ, который истекшее столетие перерабо тало въ современную

обширнейшую и стройнъйшую изъ точныхъ наукъ.

Но у египтян были соперники, пожалуй, наравне съ ними могущие

претендовать на пальму первенства въ постижении химическихъ явлений и

ихъ практическом использовании,— это китайцы. Они знали кое-что по

этой части съ незапамятныхъ вре менъ. Порохъ, напр., имъ былъ

положительно извъстенъ; не даромъ китайцы и въ наше время остались

величайшими любителями потъшныхъ огней. Они издавна выдълываютъ свою

знаменитую тушь, добываютъ металлы, изготовляютъ безподобный фарфоръ,

секрет которого, кажется, и по сей день не извъстенъ въ Европъ. Все

это открыто и изобретено невъдомо когда, какъ равнымъ образомъ,

остается невыясненнымъ, когда индусы научились делать свою чудную

сталь и красить ткани.

Мифический просветитель Египта, Гермесъ, научилъ его обитателей

печь хлъбъ, выплавлять стекло, добывать краски, выделывать

скульптурные вещи, золотить. Многие приемы металлургии (добывание

золота, серебра, железа, составление сплавовъ), искусство окрашивания

тканей, описываются въ египетскихъ книгахъ, написанныхъ за. 1500 и

даже за 3000 лътъ до Р. X. Говоря о египетской культуре, нельзя не

упомянуть о бальзамировании труповъ, тайны совершенствъ котораго

остаются далеко не полностью выясненными.

Римляне и греки широко развили у себя промышленныя и ремесленныя

производства, обоснованный на химическихъ процессахъ. Они

разрабатывали залежи желъзныхъ рудъ, добывали золото, серебро, мъдь;

знали сплавы -ихъ монеты, чеканенныя за 600 лътъ до Р. X.,

представляли собою сплавы серебра, мъди и золота. Римляне умели

добывать селитру, нъкоторые соли желъза, мъди, свинца, олова, ртути,

знали съру, сурьму, мышьякъ; добывали соль изъ морской воды, квасцы,

нашатырь; дълали глинянную посуду, стекло, краски —пурпуроную, синюю,

желтую, красную;. фиолетовую, черную, бълую, зеленую; имъли понятие о

цементахъ, о минеральныхъ водахъ, удобрительныхъ тукахъ, о

приготовлении винъ и уксуса; умъли добывать сахаръ.

Все, что мы сейчасъ перечисляли,. относится къ области прикладной

химии, къ химической технологии. А сдълали ли что-нибудь древние для

чистой, научной химии? Да, конечно, кое-что сдълали, выработали кое-

какие общия положения, изъ кото-рыхъ иныя остались приемлемыми и въ

наши дни. Въ трудахъ древнихъ мыслителей мы находимъ не мало попытокъ

объяснить и истолковать видимый Miр и происходищия в немъ явления, и

часть этихъ попытокъ входить въ область химии.

Наука древнихъ была теснейшимъ образомъ связана съ религией: идея

божественности у нихъ была всепроницающа. Началомъ всего видимаго

принималась божественная воля. Она прежде всего создала элементы —

основной материалъ, изъ котораго произошло все; о нихъ мы скоро

скажемъ подробнъе, теперь же бросимъ взглядъ на другие основные начала

древнего мировоззрения. Въ числе этихъ началъ не забудемъ идею

анимизма, т. е. одухотворение всего сущаго -камня, дерева, свьтилъ,

атмосферныхъ явлений; въ представлении первобытнаго человека все

живетъ, у всего есть душа, воля. Все живетъ и непрерывно превращается:

смерть— это круговращение вещества, возвратъ его къ первоначальному,

первобытному своему состоянию, кь тому въчному запасу его, изъ

котораго все творится. Другимъ важнымъ началомъ древняго

миропредставления былъ дуализмъ, т. е. представление о половой

сущности вещей, признаниe во всемъ сущемъ мужескаго и женскаго началъ.

Это воззрение перешло потомъ и къ европейскимъ алхимикамъ, которые въ

своихъ трактатахъ, серьезно разсуждали о половой особенности

металловъ, о брачныхъ сочеташяхъ между ними и о приплоде отъ этихъ

странныхъ брачныхъ союзовъ.

Для того, чтобы въ общихъ чертахъ исчерпать все, что древность

внесла въ историю химии сделаемъ краткий перечень того, что осталось

намъ отъ самыхъ выдающихся муд-рецовъ тъхъ временъ.

Начнемъ съ того Гермеса, о которомъ уже упомянули вскользь, и

которого средневъкоьые алхимики считали своимъ родоначальникомъ и

якобы божественнымъ покровителемъ. Египтяне, которые ему приписывали

всю свою культуру, называли его Тотомъ; имя Гермеса усвоено ему у

ргреческихъ писателей, Которые сближали, даже чуть ли не отождествляли

его со своимъ Mepкypiemъ, — обстоятельство, прямо ведущее къ заключеню

о его чисто мифическомъ обличьи. Египтяне, однако, считали его лицомъ

историческимъ, даже указывали эпоху его земной жизни — XX въкъ до Р.

Хр. Гермесъ — это типъ возродителя народа, его духовного прародителя,

принявшаго на себя заботу вывести его изъ первобытного, дикого

состояния, — типъ часто повторяющийся въ мифологияхъ разныхъ народовъ.

Онъ породилъ всю целикомъ египетскую культуру, далъ народу языкъ,

письмена, религию, зemлeделie, ремесла, искусства, науки,

государственное устройство. Для насъ же онъ важенъ, какъ основатель

процветавшей въ средние въка, да и въ настоящее время далеко еще не

заглохшей, доднесь благополучно процветающей обширной области

оккультизма, тайныхъ наукъ, за которыми такъ и утвердилось назваше

герметизма, герметической философии. Средневъковая инквизиция, часто

улавливавшая свои жертвы изъ рядовъ алхимиковъ, конечно, столкнулась

съ этимъ таинственнымъ праотцемъ оккультизма, и кончила темъ, что

прямо перечислила его въ демоны, борьба съ которыми являлась ея

главною благочестивою задачею; она даже восстановила его внъшность

(конечно, по показаниямъ своихъ жертвъ, еретиковъ). Усердные

поклонники Гермеса приписывали ему множество книгъ, и эти книги

(невъдомо къмъ написанные, но упорно приписываемае Гермесу)

издавались, переводились много разъ. Такъ, въ XVI въкъ былъ изданъ

очень цънимый знатоками французский переводъ, будто бы, Гермесовой

книги «Poemander» (или Pimander), т. е. пастырь, считавшейся его

капитальнымъ трудомъ. Славилась еще другая его книга «О могуществе и

премудрости Божией», иначе называвшаяся «О природе всего сущаго и

сотворении Mipa». Одно изъ якобы Гермесовыхъ изобретений — египетскie

иероглифы— сыграло громадную роль въ человеческой культуре. Въ немъ мы

отметимъ весьма важную и существенную черту. Оно было какъ бы явно

расчитано и приурочено къ тому, чтобы наука оставалась великой,

непроницаемой тайной для простыхъ смертныхъ, чтобы её носителями были

исключительно люди просвещенные, т. е. жрецы, владъвшие письменностью,

непостижимою для «черни непросвещенной». У египтянъ было две религии и

две науки, — жреческая и общенародная. Прикладную науку жрецы передали

народу, но самые таинства науки, ее теорию (выражаясь применительно къ

современнымъ воззрениямъ) жрецы ревниво оберегали и таили отъ

смердовъ: открьте тайнъ этой науки считалось её осквернениемъ. Та же

история произошла и съ религией. Эта священная таинственность науки

была унаследована и алхимиками. Но объ этомъ речь впереди.

Отъ этого мифическаго родоначальника химии перейдемъ къ простымъ

смертнымъ, въ действительномъ существовании которыхъ можно не

сомневаться, именно, къ греческимъ философамъ. Эти маститые мудрецы

сумели сделать кое-какие ценные вклады въ сокровищницу точныхъ наукъ.

Все мы знаемъ, что древние принимали четыре элемента, изъ которыхъ

произошло все сущее— огонь, воздухъ, воду и землю; индуссюе философы

принимали еще пятый Элементъ, нечто въроде теперешняго эфира. Но

учение о четырехъ элементахъ было разработано Эмпедокломъ, жившимъ въ

V веке до Р. Хр. А еще до него за двъсти лътъ уже делались попытки

объяснений происхождешя видимого Mipa. Такъ, знаменитый Фалесъ училъ,

что все, что мы видимъ, восприняло начало изъ воды; она обладаетъ

способностью сгущаться, и тогда изъ неё порождается земля, или

разряжаться— и тогда она даетъ начало воздуху. На смену этому Фалесову

учению явилось учеше Анаксимена, ставившее въ основу миротворения

воздухъ; онъ, то сгущается, то разряжается, и даетъ начало всъмъ

видамъ вещества. Гераклитъ основнымъ началомъ считалъ огонь и училъ,

что все сущее можетъ обратиться въ огонь, и, наоборотъ, огонь можетъ

превратиться во все прочее.

Мы обязаны отметить эту попытку дрейнихъ мудрецовъ привести всъ

тъла къ одному исходному началу, потому что она совпадаетъ съ

тенденциею, господствующею и въ наше время въ физической наукъ;

человъческий умъ мечтаетъ объ этой праматерии, о первоначальномъ

веществъ, которое дало начало всему разнообразию материальной

вселенной. Наше время только колеблется между материей и энергией,

веществомъ и силой. Что-то, какое-то изъ этихъ двухъ началь, должно

было послужить исходною точкою миротворения.

Едва ли не самый крупный вкладъ въ историю точныхъ наукъ совершилъ

Демокритъ, жившж въ V веке до Р. Хр. Онъ, кажется, первый усомнился въ

«элементахъ», т. е. въ томъ, что вода, воздухъ, земля— простые тела, и

училъ, что это вещества сложные, состоящия сами изъ чего-то болъе

простого. Но особенно важно и существенно было то, что онъ остановился

мыслью на делимости вещества; онъ отринулъ способность вещества

делиться до безконечности; онъ положилъ предать этой делимости,

мельчайшую, неделимую частицу материи и назвалъ ее атомомъ. Это былъ

сущий творецъ атомистической теории. Онъ принималъ, что атомы

вещественно одинаковы и отличаются лишь по виду и размеру; они

постоянно движутся, и все, что совершается въ мире, сводится къ

движенно, перемещению, отпадению и присоединению атомовъ. Последующие

философы, однако, не удовлетворялись единствомъ вещества и охотно

принимали взгляды Эмпедокла, проповедывавшаго учение о четырехъ

элементахъ— огне, воде, воздухе и земле. Это учение подхватилъ и

разработалъ знаменитый Аристотель. Сочетаниемъ эле-ментовъ, училъ онъ,

обусловливается все разнообразие видимаго намии Mipa… Онъ, однако,

принималъ единство вещества, и этимъ какъ будто бы примыкалъ къ

Демокриту. Не довольствуясь четырьмя элементами, съ помощью которыхъ

ему казалось труднымъ объяснить все миротворенie, онъ принялъ еще

нечто въ роде пятого элемента индусскихъ философовъ, эфира; онъ и

пустилъ въ ходъ это слово. Онъ училъ, что эфиръ наполняетъ все видимое

пространство и что главная его роль состоитъ въ томъ, чтобы оживлять,

направлять деятельность техъ, другихъ, четырехъ элементовъ. О влиянии

Аристотеля, не только на современниковъ, но и на все умственное

движение средневековой Европы, нечего и распространяться; это

общеизвестно.

Периодъ времени отъ Аристотеля (IV в. до Р. X.) до III в. по Р. X.

не отличился ничъмъ выдающимся, что относилось бы до нашего предмета.

Но въ III въкъ нашей эры основалась и быстро вошла въ цветущее

состояние такъ называемая Александрийская философская школа, которая

оставила глубокие слъды въ алхимии. Основателемъ ея былъ Аммоний

Саккасъ, а его ближайшими последователями Порфиръ, Ямвлихъ, Плотинъ,

Лонгинъ.

Главною задачею философовъ Александрийской школы было примирение

Аристотеля съ Платономъ; ихъ и называютъ новоплатониками. Но рядомъ съ

этимъ они широко проповъдывали мистицизмъ. Такъ, по Плотину, цель

философии состоитъ въ непосредственномъ слиянии души человеческой съ

сущностью божества; онъ называлъ это слияние эносисомъ или аплосисомъ

(единение, упрощеже) и училъ, что человъкъ можетъ достигнуть этого

состояния путемъ созерцания и экстаза; онъ уверяетъ, что ему не одинъ

разъ удавалось самолично видъть Бога лицомъ къ лицу. Ямвлихъ, учение

котораго еще болъе проникнуто мистицизмомъ, прямо проповъдывалъ магию,

давалъ наставлежя о томъ, какъ входить въ сношежя съ божествами и съ

демонами; уверялъ, что самъ творилъ чудеса.

Казалось бы, что общего можетъ быть между химией (хотя бы и въ её

зачаточномъ видъ) и искусствомъ сношежя съ безплотными силами? А между

тъмъ учение неоплатониковъ потому-то и возымело такое капитальное

значение среди алхимиковъ, что оно учило колдовству. Въдь алхимикъ

ставилъ передъ собою задачу невозможную и неосуществимую даже и для

современного химика, и самая жалкая неудача была обычнымъ венцомъ его

трудовъ и стараний. Онъ и сознавалъ свою немощность, и въровалъ, что

если бы пособникомъ ему явился какой-нибудь могучий духъ, будь то хоть

самъ нечистый, то его мечтания, силою этого пособника, мигомъ

осуществились бы. Какъ же было ему не прилепиться къ учению, которое

давало ему въ руки средства и способы войти въ сношение съ такими

сотрудниками, въ особенности, если ему при этомъ улыбалась возможность

подчинить ихъ своей воле, и заставить ихъ на себя работать?

Первые алхимические мечтания, кажется, и начались именно въ нъдрахъ

Александрийской философской школы. Александрия была крупнъйшимъ

умственнымъ центромъ Египта. Египтяне, между прочимъ, издавна

научились выдълывать дешевые подражания золоту и драгоцъннымъ камнямъ.

Вникнувъ въ учение новоплатониковъ, усмотрели въ немъ что-то, весьма

поощряющее. Въ самомъ дълъ, мудрецы толковали объ единствъ материи;

если эта идея върна, то следовательно, все материи сводятся къ одной

материальной сущности, и разница между ними только въ высшихъ

свойствахъ — цвътъ, тяжести; значитъ, если бы удалась попытка

перелицовки этихъ внъшнихъ саойствъ, то и можно было бы превращать

одинъ въ другой разные металлы, изъ дешевого металла, хотя бы свинца,

дълать золото. Таково, можно думать, и было зарождение основной задачи

алхимиковъ. Разрабатывая все дальше, все глубже эту мысль, люди

направили свои мечтания сначала на добываже первобытнаго,

первоначальнаго вещества, праматерии, изъ которой можно изготовить

все, что заблагоразсудится, а затъмъ такого волшебнаго снадобья,

которое представляло бы собою что-то въ роде универсальнаго бродила,

закваски, способной превращать что угодно во что угодно. Вотъ это-то

таинственное бродило и получило назваше философскаго камня или камня

мудрости, камня мудрецовъ, великого эликсира, краснаго льва, и т. д. И

люди, одержимые этимъ мечтательнымъ блужданиемъ ума, тратили подъ его

побуждетемъ неимоверное количество средствъ, времени, труда, энергии

вплоть до XIX века, да, кажется, и теперь еще не вполне отказались отъ

этой мечты.

Промежуток времени съ III-гo по Vlll векъ по Р. X. опять скуден

движениемъ въ области химии. Наследниками первыхъ алхимиковъ явились

на этотъ разъ арабы, высшие носители культуры начала среднихъ вековъ.

Среди арабскихь ученыхъ VIII века яркою звездою воэсиялъ алхимикъ Абу-

Муса-Джабиръ-аль-Куфи, известный въ средневековой литературе подъ

именемъ Гебера. Его рукописные творения, драгоценные останки этой

младенческой эпохи научной литературы, свидътельствуютъ, что

знаменитому аравитянину было известно кое-что изъ области металлургии,

химии, медицины. Онъ, напр., описываетъ плавильные печи, способы

перегонки жидкостей, знаетъ приемы отделения золота отъ серебра,

серебра отъ свинца; ему знакомы ртуть и её соединетя — сулема и

красная окись; онъ зналъ ляписъ (азотносеребряную соль), нашатырь,

купоросы—мевдный и желъзный, поташъ, соду; онъ владелъ секретомъ

превращетя раствора соды въ растворъ едкаго натра, посредствомъ

обожженной извести; онъ умелъ растворять съру въ едкихъ щелочахъ и

осаждать ее изъ этого раствора кислотами; онъ зналъ какъ приготовлять

сърнистую мъдь и киноварь, т. е. сърнистую ртуть; онъ получалъ

дымящуюся сърную кислоту посредствомъ накаливажя квасцовъ; онъ зналъ,

что при перегонке селитры съ серною кислотою получается азотная

кислота и что эта последняя въ смъси съ нашатыремъ даетъ царскую

водку, жидкость. которая была такъ названа потому, что въ ней таетъ

золото.

Мы нарочно привели здесь этотъ, почти полный, перечень всехъ

фактовъ и наблюдений, которые были въ распоряжении химиковъ начала

среднихъ вековъ, для того, чтобы читатели, знакомые хоть отчасти съ

современною химиею, могли судить о бездне, разделяющей алхимию отъ

химии въ этомъ смысле, т. е. со стороны размеровъ запаса фактическаго

материала. Ведь все, что зналъ Геберъ, можно выучить, «вызубрить», въ

одинъ день, тогда какъ современную химию всю, во всемъ её объеме

выучить, всю удержать въ голове, прямо невозможно, уже просто потому,

что теперь она каждый месяцъ накопляетъ столько новаго фактическая

материала, сколько его содержалось во всехъ Геберовскихъ сочинешяхъ,

купно взятыхъ. А между темъ этотъ убогий запасъ познаний держался

сотни летъ, почти не раздвигаясь въ ширь; новые факты пристегивались

къ нему одинъ за однимъ, разделенные часто большими промежутками

времени. Геберъ охотно вдавался и въ чисто теоретически разсуждежя.

Онъ былъ поклонникъ Аристотеля, т. е. сторонник единства вещества и

тщился доказать, что все металлы состоять изъ двухъ основныхъ началъ-

ртути и серы; вдумываясь въ темный стиль Гебера, можно догадаться, что

подъ ртутью он подразумевал не то, что теперешняя наука видитъ в ней,а

как бы совокупность свойств металла: блеск, ковкость, тягучесть; при

накаливании металлы сгорают, превращаясь в землистое вещество, и

символомъ этого свойства, горючести, Геберъ избралъ съру. Нельзя

сказать, чтобъ это положеше блистало удобопонятностью, но такъ

приходится понимать разсуждешя Гебера.

Рядомъ съ Геберомъ можно упомянуть еще другого знаменитаго

арабскаго писателя, врача Аверроеса, жившаго во второй половине XII

въка. Онъ споспъшествовалъ успъхамь алхимии не прямо, а косвенно, какъ

последователь и талантливый толкователь Аристотеля, который въ те

времена былъ незыблемымъ авторитетомъ во всъхъ отрасляхъ знания.

Въ XIII въке на алхимическомъ горизонтъ взошло новое яркое ,

свътило—Альбертъ Beликий, Albertus Magnus. Это былъ врачъ, философъ

риторъ, алхимикъ,—словомъ олицетворенная энцнклопедия; всехъ

современныхъ ему сведений, и, сверхъ того, еще магъ и кудесникъ. Онъ

происходнлъ изъ немецкой графской фамилии Больштедтъ, родился въ

1198 году, умерь въ 1280 году. О немъ мы должны сказать то же, что объ

Аверроесе: онъ былъ неутомимымъ толкователем Аристотеля, и его главная

заслуга на этомъ поприще, состоитъ въ томъ, что ему удалось

возстановить по арабскимъ переводамъ некоторыя творения греческаго

философа, считавшиеся в Европе безвозвратно утраченными. Альбертъ

обладалъ столь обширными сведениями, что буквально ужасалъ ими своихъ

современниковъ, которые считали его просто-за-просто колдуномъ и плели

про него столько небылицъ, сколько, редко доставалось на долю какого-

либо другого смертнаго. Вънцомъ его кудеснической славы была

устроенная имъ человеческая голова - «живая», какъ увъряли его

современники, — говорящая. Эта голова, будто бы настолько удалась

своему творцу, что онъ иногда съ нею беседовалъ и совещался. Альберт

двинулъ алхимию впередъ не только косвенно, какъ комментаторъ

Аристотеля, но и непосредственно, сделавъ кое-какие oткpытiя, которые

унаслъдовала химия. Такъ, онъ первый добылъ металлический мышьякъ; ему

былъ известенъ сурикъ, сърнистыя щелочи и вообще соединетя съры почти

со встеми въ то время извъстными металлами; онъ имълъ понятие о

составе пороха, по крайней мъръ, зналъ о взрывчатыхъ свойствахъ смеси

селитры и угля.

Остановимся ненадолго на только-что отмъченной нами черте въ

личности Альберта Магнуса — на его универсальномъ знании, на его

энциклопедичности. Эта черта стоит внимания, потому что она даетъ

очень наглядный критерий для суждения объ общемъ объеме тогдашнихъ

научныхъ свъдъний. Это было, въ самомъ дълъ, время, когда можно было,

при добромъ желажи, все знатъ, потому что это все было не Богъ въсть

какъ обширно и вмъщалось въ голову памятливаго и усидчиваго любителя

премудрости, книжного человека. И такой доступный для человъческого

мозга объемъ всехъ наукъ, всего архива духовной деятельности человъка,

держался еще долго послъ времени Альберта Великого.

Здесь надо мимоходомъ упомянуть о пресловутомъ Бертольде Шварцъ,

котораго иные считали изобретателемъ пороха. Это былъ монахъ не то

бенедиктинецъ, не то кордельеръ, родомъ немецъ, урожечецъ не то

Фрейбурга, не то Кельна. Надо думать, что онъ былъ алхимикъ, судя по

тому приключежю, которое послужило основою для возведежя его въ

достоинство изобретателя пороха. Сказание гласит, что однажды онъ

истолокъ въ ступе смъсь селитры, съры и угля, и покрылъ ступку

камнемъ; какимъ-то случаемъ въ ступку попалъ огонь или искра; смесь,

конечно, взорвалась, и камень, покрывавший ступку, взлетел до потолка.

Бертольду оставалось только повторить этот взрыв, чтобы напасть на

изобретение пороха. Хотя, позже славу у него отнял Роджер Бекон.

Упомянем мимоходом о Николасе Фламеле, секретаре Парижскаго

университета, жившемъ въ XIV в. Это былъ несомненный алхимнкъ, но о

немъ почти ничего не сохранилось, кроме чудовищныхъ басенъ, вроде

техъ, какие разсказывали объ Альбертe Великомъ. Онъ обладалъ

несметнымъ богатствомъ, о происхождении которого никто ничего не

зналъ, и потому каждый считалъ себя въ праве заключить, что обладатель

такихъ сокровищъ долженъ былъ владъть секретомъ дълать золото. Ему

приписывается авторство несколькихъ алхимическихъ сочинешй, но это

авторство далеко недостовърно. Въ Париже онъ прославился своею широкою

и щедрою благотворительною деятельностью.

Василий Валентинусъ - одинъ изъ знаменитейшихъ алхимиковъ конца

среднихъ вековъ. Его пытались даже провозгласить оснонателемъ фармации

и химии. Замечательно, что о немъ не осталось решительно никакихъ

точныхъ биографическихъ сведений- существуютъ какие-то смутные

указания на то, что онъ былъ немецъ и родился въ Эрфурте въ самомъ

конце XlV-го века. Самое имя его считаютъ псевдонимомъ: Basileus

Valentinus въ переводе значить могущественный царь, властелинъ, а

такъ многие алхимики называли ртуть. Отсюда и явилась догадка, что

подъ этимъ именемъ скрывается какой-то алхимикъ, человекъ скромный, не

пожелавшй выступать подъ своимъ настоящимъ именемъ. Онъ первый съ

особенною тщательностью изучилъ сурьму, и даже посвятилъ исключительно

ей одинъ изъ своихъ трактатовъ - «Currus triun? pnalis antimoniae», т.

е. торжественное шествие сурьмы. Алхимики любили пышные заглавия. Онъ

лечилъ сурьмою чуть не все болезни, и, надо думать, что онъ, вкупе съ

своими многочисленными. учениками, натворилъ въ сьое время не мало

бедъ страждущему человечесву этой панацеей. Сурьма - вещество сильно

действующее, а въ те времена съ дозировкой лекарствъ не стеснялись.

Кроме того, этому загадочному Valentinus'y удалось найти несколько

упрощенныхъ и более успешныхъ способовъ добывания многихъ веществъ,

бывшихъ еще до него извесгными. Онъ частично открылъ самъ, частично

приготовилъ въ чистомъ виде и описалъ немало химическихъ соединений—

соляную кислоту, аммиакъ (нашатырный спиртъ), сернистое олово въ

кристаллическомъ, злаТОВИДНОМЪ СОСТОЯНИИ, СВИНЦОВЫЙ сахаръ, разные

соли сурьмы.

С XV столиля алхимиею начинаетъ овладевать. медицина; обе

области мало-по-малу сливаются. Алхимики становятся врачами, врачи

алхимиками. Появляется даже особый терминъ для обозначежя этой

сочетанной науки — ятрохимия, т. е. врачебная хмия. Это былъ уже

последний периодъ алхимии, периодъ, подготовительный къ переходу

алхимии въ химию. Но, прежде чемъ перейти къ этому периоду, мы должны

бросить общий взглядъ на ранниe периоды алхимии, когда она еще была

целикомъ посвящена поискамъ Философскаго камня.

Magister dixit—учи, коль сказалъ— эти слова въ устахъ

средневековыхъ ученыхъ были какимъ-то боевымъ кличемъ средневековой

науки. Она созидалась на авторитете Аристотеля. Что онъ сказалъ, то

отрицанию не подлежало; его слово можно было толковать, но никто не

осмеливался отрицать. По Аристотелю материя была едина, а отсюда

истекало то практическое положенie, что материя обратима, т. e., если

стать на узко практическую точку зрения, свойства материи допускаютъ

превращенie одного вещества въ другое, а въ томъ числе дешеваго

металла въ драгоценный. Если это такъ, то значитъ можно делать золото.

Для этого надо только найти нечто, какое - то магическое вещество,

подъ влияниемъ которого совершается это пpeтвoрeнie металловъ. Это

веществои назвали философскимъ камнемъ. Впослтедствии понятие о

философскомъ камне раздвинулось, расширилось; къ нему присоединилось

новое мечтание — мечтание о всеобщемъ возродителе и обновителте, объ

эликсире вечной жизни, вечной юности. И люди искали то одно, то

другое, то оба вместе, убежденные, что оба эти волшебныя снадобья

сливаются въ одномъ.

Позднее рассмотренного периода Алхимия начнёт становиться всё

более и более утилитарной наукой, обратившись в знакомую нам Химию.