Христианство и русская культура

жития мы можем увидеть и в канонизированных биографиях В. Ульянова

(Ленина), и в жизнеописании пионера-героя Павлика Морозова, и в романе о

Павле Корчагине.

Выдающиеся деятели православия и русская культура

Русская Православная Церковь жила единой жизнью, едиными заботами со

своим народом. Служение Отечеству ее выдающихся подвижников деятельно

способствовало становлению патриотизма как ценнейшей традиции русской

культуры.

В начале сентября 1380 г. князь Дмитрий Донской отправился в поход

против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмитрий заколебался: идти ли ему за

реку навстречу Орде или ждать здесь. И в это время князь получил грамоту:

«Без всякого сомнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства

их...». Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основателю Троице-

Сергиевой лавры, ближайшему советнику и единомышленнику Дмитрия Донского. О

делах, творимых преподобным Сергием, мы узнаем из его «Жития»,

принадлежащего перу его ученика и сподвижника, выдающегося писателя конца

XIV—начала XV в. Епифания, прозванного Премудрым. Известно, что, перед тем

как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к преподобному

Сергию, который, благо-славив его, предсказал успех в сражении и отпустил с

войском двух иноков — Пересвета и Ослябю.

Победа на Куликовом поле была не просто воинским подвигом. Она

являлась торжеством этнического самосознания. Куликовская битва стала

символическим завершением духовного освобождения русского человека.

Поколение Сергия Радонежского было поколением людей, впервые после долгих

десятилетий ига почувствовавших себя свободными. Среди друзей и

единомышленников Сергия мы можем назвать и князя Дмитрия, и крестителя

зырянской земли Стефана Пермского, и величайшего древнерусского художника

Андрея Рублева, и писателя Епифания Премудрого.

Преподобный Сергий Радонежский, великий святой Православной Церкви,

был человеком широкого кругозора и большой государственной прозорливости.

Он энергично способствовал объединительной политике московских князей, внес

вклад в развитие культуры своего времени и народной нравственности. Дело,

которому служил Сергий, продолжили представители нескольких последующих

поколений русских людей, а его имя вышло за границы того времени, в которое

он жил.

Деятельность Сергия по духовному собиранию и нравственному воспитанию

русского народа оказала огромное воздействие на сознание русских людей.

Сергий реформировал некоторые церковные обряды и литургически переосмыслил

праздник Святой Троицы (в честь которой он и назвал свою обитель),

превратив его из ветхозаветной Пятидесятницы в Троицу Живоначальную,

содержащую в себе тайну предвечного света, праздника «для избранных» в

праздник для «всех званых». Троица Живоначальная была для Сергия и символом

единения русских людей (что побеждает «ненавистную рознь мира сего»),

символом взаимной любви Бога и человека. В этом он видел основу

миропорядка, структуру мира и его гармонию как основное начало. Троица

раскрывает тесную связь больших и малью фактов бытия. Как писал,

воспроизводя мысль Сергия, его биограф Епифаний Премудрый, «тричисленное

число паче инех прочих чисел болши есть зело чтомо, везде бо троечисленное

число всему добру начало». » Сергий был крупнейшим строителем и

организатором русской культуры. Любимыми его авторами были святитель.

Григорий Богослов, синайский отшельник Иоанн Лествичяик — автор знаменитого

руководства к монашеской жизни «Лествицы», «учителя Церкви» Василий Великий

и Иоанн Златоуст. В основанном Сергием монастыре была собрана обширная

библиотека. Начало ей положил сам Сергий, который пришел на место будущего

монастыря, в дремучий лес, «в пустынь», имея при себе две книги: Псалтырь

и Евангелие. Позднее монастырь стал крупнейшим культурным центром, местом

производства рукописных икон и книг. Игумен Сергий одобрял занятия монахов

чтением, заботился о создании библиотеки, которая продолжала пополняться и

при его преемниках.

С именем Сергия связано и еще одно крупнейшее событие русской

культуры. Именно по заказу Сергия Андрей Рублев сотворил свою гениальную

икону «Троица», выразив в ней духовный идеал древнерусского человека —

красоту гармоничной, «соборной» жизни.

Отец Павел Флоренский, размышляя о рублевской «Троице», писал: «Из

всех философских доказательств бытия Божия наиболее убедительно звучит

именно то, о котором даже не упоминается в учебниках... «Есть «Троица»

Рублева, следовательно, есть Бог».

Русское искусство и православная вера

Русское искусство и православная вера на протяжении многих веках шли

рука об руку. Почти семь столетий (а это две трети исторического пути

Русского государства!) искусство развивалось в рамках, устанавливаемых

религией. Тесно связаны с религиозным каноном были первые светские романы и

повести, возникшие в XVII в. (назовем хотя бы «Житие протопопа Аввакума»,

ставшее, по сути, первым русским романом), первые драмы («Комедия притчи о

Блудном Сыне» С. Полоцкого) и стихотворения (его же «Вертоград

Многоцветный»), первые портретные изображения царей («парсуны») и первые

лубки.

В целом начиная с конца XVII в. в русской культуре, как и в культуре

других европейских народов, начинается процесс секуляризации. На русской

почве он осуществлялся небезболезненно, сопровождался сложными коллизиями.

Разделение искусства и религии, происшедшее в начале XVIII в.

вследствие проведенных Петром I реформ, стало крупнейшей трагедией русской

культуры. Оно имело печальные последствия как для Православной Церкви (они

отдалилась от значительной части русской интеллигенции), так и для

искусства — литературы, живописи и музыки (которые утратили часть

позитивных ценностей, выраженных в религиозных идеалах).

В XIX в. в русской культуре достаточно четко обозначились два идейных

течения. Одно было связано с традиционными духовными ценностями,

воплощенными в православной вере; другое — с либеральными ценностями

западной культуры. Первое течение ориентировало общество на медленное,

постепенное развитие, основанное на соблюдении национальных традиций;

второе — на быструю модернизацию, реформы, которые должны были сблизить

Россию с Западной Европой.

В принципе, в нормальных условиях обе тенденции должны были бы

дополнять друг друга, однако в России они вызвали противостояние в

обществе, привели к трагическим конфликтам, основанным на взаимном

непонимании. В жизни В.Г. Белинского, например, были периоды веры и

воинствующего безверия. В обществе предпринимались попытки религиозного

синтеза, принципов православия с католицизмом или протестантизмом

(религиозные поиски В.С. Соловьева). Трагичность этого конфликта хорошо

выразил П.Я. Чаадаев в своих «Философических письмах».

Противостояние двух идейных течений было более заметно в русской

публицистике и критике. Эта полемика между славянофилами, или

почвенниками с одной стороны, и «западниками», революционерами-

демократами или народниками (а позднее и марксистами) — с другой.

Менее заметным было противостояние в самом искусстве: конфликты между

писателями, художниками и композиторами зачастую определялись личными

взаимоотношениями, а уже затем приобретали идеологическую окраску. Различие

между ними в большей степени проявлялось в преобладании отрицающего или

утверждающего пафоса произведений Последний чаще бывал связан с

религиозными ценностями. И все же, как правило, русские деятели культуры

стремились в своем творчестве сочетать оба типа ценностей.

Несмотря на внешний отрыв искусства от христианства в его

церковнобытовом обличий, именно христианство нужно признать одним из самых

важных источников характерного для русского искусства нравственного идеала.

Из этого источника черпали вдохновение и силы писатели и художники,

композиторы и мыслители. Следуя этой тенденции, русская культура, на наш

взгляд, не порывала со своими христианскими истоками, а, наоборот, питаясь

от них, несла обществу огромные нравственные силы, пленяя умы и сердца тех,

кто оставался глух к церковной проповеди.

По нашему убеждению, на протяжении и XVIII—XX вв. русская литература,

живопись и музыка неоднократно пытались вернуться к утраченному синтезу

религии и искусства. К такому выводу мы приходим на основании исследования

творчества ряда русских художников. Религиозные по своему происхождению

мотивы, сюжеты и образы можно обнаружить и в творчестве всех значительных

мастеров художественного слова XVIII—XX вв. Интересно, что при наличии

сильных западных влияний, при кажущемся отрыве от православных корней эта

литература оказалась подлинно русской, христианской и во многом

православной. Человек, о котором она говорит, — христианин, и даже не в

смысле его принадлежности к Церкви или духовно-нравственного состояния, а в

смысле тех ценностей, которые являлись для него основными.

Как известно, А.С. Пушкин в своей духовной эволюции проделал путь от

безбожия к христианству и православию. В связи с этим интересна оценка

русским религиозным мыслителем XX в. Г.П. Федотовым его «Капитанской дочки»

как самого христианского произведения в мировой литературе. Как известно,

никакой специфической религиозной проблематики в повести нет. Однако при

внимательном чтении легко обнаружить, что в основе произведения лежит

христианский подход к человеку и ко всем происходящим событиям, здесь, как

в семени, заложены те ценности, которые позже расцветут и размножатся в

русской литературе, составят ее духовно-иравственный идеал: жалость,

сострадание к человеческой судьбе, тихая, ненавязчивая красота добродетели.

Христианские идеи были особенно близки Н.В. Гоголю. Любимым чтением

писателя были религиозные произведения Ефрема Сирина, Тихона Задонского,

Дмитрия Ростовского. Читал он и древнерусские жития, и проповеди, и книгу

«Златоуст». Как и многие другие русские писатели. Гоголь пытался передать в

своем творчестве православный морально-этический идеал, стремился раскрыть

универсальные воплощения добра и зла и настаивал именно на такой трактовке

своих Произведений.

С ценностями христианской веры был связан замысел трехтомной поэмы

Гоголя «Мертвые души». Автор вместе с читателем и героями должен был

проследовать путем духовного возрождения из «ада» (первый том) в

«чистилище» (второй том) и далее — в «рай» (том третий). Предполагалось, то

слово «мертвый» *в названии поэмы будет указывать на неизбежное грядущее

возрождение: душа на самом деле не может умереть и должна воскреснуть.

Главы «Мертвых душ» — это своеобразные ступеньки духовной «лестницы», по

которой идет читатель.

Однако замысел поэмы «Мертвые души» оказался слишком грандиозным даже

для гениального писателя. Гоголь стремился написать такую доходчивую и

убедительную книгу, которую бы обязательно прочел каждый русский человек, а

прочтя, понял, что так, как он жил раньше, теперь жить нельзя, и полностью

изменил бы свою жизнь. Отсюда и духовный кризис писателя:

каким бы хорошим ни был второй том, он все равно не мог полностью

удовлетворить художника — ведь его целью, по сути, было создание чего-то

похожего на новое Евангелие (книги, меняющей жизнь народов!) — Евангелие от

Николая Гоголя.

В другом произведении, «Выбранных местах из переписки с друзьями».

Гоголь попытался раскрыть свои собственные 'духовные искания (произведение

создавалось в период работы над вторым томом «Мертвых душ») и показать

русским людям путь личного самоусовершенствования. При этом писатель

стремился достичь единства слова-откровения (благовестия) в слова.-

проповеди, объясняющего откровение. В «Выбранных местах» Гоголь органично

соединил исповедь и проповедь, слово мирское и слово религиозное.

Перу Гоголя принадлежали и собственно религиозные произведения

(«Размышления о Божественной Литургии»). Осмысливая православное

богослужение, таинства исповеди и причастия, писатель стремился раскрыть

высший смысл церковных обрядов.

Исследуя творчество Н.В. Гоголя, русские философы и критики нередко

отмечали его пророческий (и даже апокалип-тический) характер, т.е.

отражение будущего России. Видели они в нем и выражение извечной борьбы

Бога и дьявола. По мнению великого русского философа Н.А. Бердяева, в своих

произведениях Гоголь сумел раскрыть основные болезни духовной жизни России.

Русский мыслитель и писатель Д.С. Мережковский подчеркивал важность

изображения в произведениях Гоголя борьбы человека с чертом: «Бог есть

бесконечное, конец и начало сущего; черт — отрицание Бога, а следовательно,

и отрицание бесконечного, отрицание всякого конца и начала; черт есть

начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное и бесконечное;

черт — нуменаль-ная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин —

вечная плоскость, вечная пошлость». По мысли Мережковского, два главных

героя Гоголя — Хлестаков и Чичиков — есть ипостаси именно такого «среднего»

и пошлого черта.

Русские писатели часто обращались к евангельским сюжетам. Евангельские

сюжеты и мотивы можно обнаружить даже в тех произведениях, которые по своим

идеям весьма далеки от Священного Писания, например, в романе Н.Г.

Чернышевского «Что делать?» («христоподобная» фигура «особенного» человека

Рахметова) или в романе М. Горького «Мать» (Богородица, отдающая своего

сына в жертву для спасения человечества).

Попытки создания нового варианта Писания, которое могло бы стать

Заветом русских людей, предпринимали многие русские писатели. Можно

вспомнить попытку Л.Н. Толстого вернуться к первоистокам христианства и

создать свою версию Евангелия («Краткое изложение Евангелия»; «Учение

Христа, изложенное для детей») или своеобразный замысел создания Третьего

Завета — завета Бога Духа Святого, возникший у Д.С. Мережковского и З.Н.

Гиппиус.

Душевный переворот, вызванный изменением отношения к религии, пережили

многие русские художники. В их числе Л.Н. Толстой и Н.Н. Ге, пришедшие к

новому пониманию отношений религии и искусства в 80-е гг. XIX в. Эти годы

стали непродолжительным периодом стабилизации русской культуры, когда

произошло краткое примирение основных противоборствующих сил. И обращение к

религиозным ценностям было на данном этапе вполне закономерным.

Духовные поиски Л.Н. Толстого выходили за границы ортодоксального

православия и во многом приближались к протестантизму (трактат «В чем моя

вера?»). Но в то же время многие его идеи были созвучны поискам русской

культуры. Примечательно, что в своем философском трактате «Что такое

искусство?» Толстой в качестве важнейшего признака подлинного произведения

искусства называл его связь с религией. Сущность искусства он видел в

единении людей с Богом и между собой, а в отходе нового искусства от веры и

в утрате им всемирности усматривал признаки «дурного искусства». «Искусство

будущего», по мысли Л.Н. Толстого, должно вернуться к первоначальному

синтезу и осуществлять «высшее религиозное сознание людей» с целью их

«братского единения».

Показательно отношение Л.Н. Толстого к творчеству Н.Н. Ге, которое

оказалось во многом созвучно идеям писателя. В 80-е гг. художник создал

цикл картин на евангельские сюжеты. Библейские образы помогали Ге

прикоснуться к высшей духовной правде. Вот как характеризовал его картину

«Что есть истина?» («Христос перед Пилатом») Л.Н. Толстой: «Достоинство

картины... в том, что она правдива... в самом настоящем значении слова...

Эпоху же в христианской живописи эта картина производит потому, что она

устанавливает новое отношение к христианским сюжетам». Сущность и

актуальный смысл этого «нового отношения» Толстой видел не в отношении к

Христу как к Богу или к исторической личности, а в «борьбе нравственного,

разумного сознания человека, проявляющегося в неблестящих сферах жизни, — с

преданиями утонченного и добродушного, и самоуверенного насилия,

подавляющего это сознание».

Воздействие религии на русскую литературу не ограничивалось

православием. Мы уже упоминали о фактах проникновения в русскую культуру

отдельных католических (П.Я. Чаадаев и В.С. Соловьев) и протестантских

(Л.Н. Толстой) идей. В конце XIX в. в русскую литературу довольно активно

стали проникать идеи мусульманской и буддийской религиозных систем. Об этом

свидетельствует и упомянутый выше трактат Л.Н. Толстого «Что такое

искусство?», в котором этические ценности буддизма, мусульманства и

конфуцианства рассматривались в одном контексте. Воздействие Корана можно

обнаружить в творчестве Ф.М. Достоевского. Однако наиболее популярными в

указанный период были буддийские сюжеты. К ним неоднократно обращались и

Л.Н. Толстой, и С.Я. Надсон, и Н.М. Минский, и Д.С. Мережковский. Как

правило, это было связано со стремлением по-новому взглянуть на проблему,

поступок и его нравственное последствие, а также с попыткой найти восточные

корни в русской культуре.

Русская жизнь и искусство

Русская жизнь, русский быт были в XIX в. тесно связаны и с искусством,

и с религией. Все это наполняло их высокой духовностью и целесообразностью,

что проявлялось и в системе образования, и в семейных отношениях, и в

проведении русских религиозных праздников.

Прекрасное описание быта русской семьи, каким он был в 80-е гг. XIX

в., оставил писатель И.С. Шмелев. В своей книге «Лето Господне. Праздники —

Радости — Скорби» писатель воссоздал атмосферу, царившую в их доме. Соление

огурцов на Покров, освящение яблок в день Преображения Господня,

христосование в Пасху, чудесная Масленица, устраиваемая старичком в

Зарядье, березки в церкви в Троицын день — все эти приметы праздников

свидетельствуют о возможности синтеза, примирения быта, искренней веры и

красоты. Детское восприятие четче выявляет суть воссозданной писателем

картины прошлого: «Кажется мне, что на нашем дворе Христос. И в коровнике,

и в конюшнях, и на погребице, и везде. В черном крестике от моей свечки —

пришел Христос. И все — для Него, что делаем. Двор чисто выметен, и все

уголки подчищены, и под навесом даже, где был навоз. Необыкновенные эти дни

— страстные, Христовы дни. Мне теперь ничего не страшно: прохожу темными

сенями — и ничего, потому что везде Христос».

Вот это самое ощущение — «везде Христос» — и было основой стабильности

и миропорядка. Исчезновение его в сознании людей и искусстве неизбежно вело

к негативным последствиям как для общества, так и для культуры.

Идеология и религия

Религиозные формы прочно вошли в русский быт и русскую культуру. Даже

в те периоды, когда в качестве государственной идеологии выступал атеизм,

религия воздействовала на сознание людей. Содержание, привнесенное новой

идеологией, неизбежно воплощалось в старых формах. Иногда новые явления

носили пародийно-гротескный характер, как, например, празднования

«комсомольской Пасхи» или «комсомольского Рождества», в которых

православные обряды были кощунственно вывернуты наизнанку (что подтверждало

христианские представления о дьяволе как об обезьяне Бога). Чаще можно

говорить об официальном, серьезном (и, возможно, вполне осознанном)

использовании старых культовых форм для утверждения новой идеологии,

претендовавшей на то, чтобы стать, по сути, религией.

Галереи портретов В. Ульянова (Ленина) и членов Политбюро ЦК КПСС в

парткомах и райкомах воспроизводили иконостас; съезды партии напоминали

церковную литургию, во время которой генеральный секретарь, подобно

патриарху в храме, произносил ритуальную проповедь. Быстрота проникновения

коммунистической идеологии в сознание народа во многом объясняется ее

религиоподобностью: изменив объект преклонения, она использовала многие

прежние обряды. Религиозный характер носило почитание И.В. Джугашвили

(Сталина). Вера в коммунизм заместила в сознании ряда людей веру в Бога.

Проблема взаимодействия культуры и религии

Взаимоотношения русского искусства и религии не всегда были такими

идиллическими и безоблачными, какими их обрисовал И.С. Шмелев. В истории

русской культуры были периоды, когда она стремилось отойти, отделиться от

религии и

Православной Церкви (причем так было не только в XX в.!). Можно с

сожалением отметить и факты противоположного рода, когда отдельные

церковные деятели пытались запретить некоторые произведения или целые виды

искусства, формы культурной деятельности. Вспомним, например, гонения

скоморохов в XVII в., или отлучение от Церкви писателя Л.И. Толстого.

Истины ради заметим: он и сам отошел от нее, написав «Критику

догматического богословия», а Церковь своим анафемствованием лишь

констатировала этот факт.

Как правило, конфликты между Русской Церковью и деятелями культуры

случались именно тогда, когда некоторые церковные иерархи начинали в силу

обстоятельств заниматься политикой и увлекались административной стороной

дела.

Сложный, наполненный трагическими конфликтами и противостояниями путь

русской культуры демонстрирует как неизбежность, необратимость процесса

разделения религии и искусства, так и невозможность их полного и

окончательного разъединения. Характер связей искусства и религии может

существенно изменяться, но они постоянно находятся во взаимодействии.

Проблема взаимодействия культуры и религии актуализируется, как

правило, в наиболее сложные, критические моменты, когда общество испытывает

потребность в пересмотре и обновлении своих духовных основ. Подтверждением

такого вывода может служить русская история на протяжении более чем

тысячелетнего своего существования, в том числе и в последнее десятилетие

XX в.

Конец 80-х—90-е гг. XX в. ознаменовался бурным ростом интереса к

религии в русском обществе. Увеличение числа верующих, возвращение Церкви

разрушенных храмов и монастырей, их восстановление и строительство новых —

все это характерные приметы российской жизни в конце второго тысячелетия.

Большими тиражами стала выходить различная религиозная литература. Были

переизданы работы русских религиозных философов (НА. Бердяева, С.Н.

Булгакова, И.А. Ильина, Д.С. Мережковского, В.С. Соловьева, ПА.

Флоренского, Г.В. Флоровского и др.), произведения русских религиозных

писателей (Б.К. Зайцева, И.С. Шмелева), сочинения писателей-классиков (Н.В.

Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, Л.Н. Толстого), поднимающие

вопросы религии. Усилилось воздействие религии и на творчество современных

писателей, в произведениях которых затрагиваются библейские притри (Ч.

Айтматов) и библейская символика.

Заключение

Десятилетия «атеистического» развития русской советской культуры,

естественно, не могли пройти для общества даром. Исчезли создававшиеся

столетиями связи между православной религией и искусством, невозвратно

разрушился быт, описанный И.С. Шмелевым, практически исчезли традиции

народных религиозных праздников.

Следствием утраты национальных религиозных традиций можно считать и

происходившую в 90-х гг. XX в. бурную американизацию русской культуры

(культура как бы потеряла иммунитет), а в какой-то мере и усиление

аморальности. Проникновение чужеродных верований вряд ли восполнит те

стабилизирующие начала, которые со времен Крещения Руси определяли развитие

национальной культуры.

Восстановление традиционных и естественных для русской культуры связей

между бытовой культурой, искусством и религией — процесс, от которого во

многом зависит будущее нации. Но для этого необходимы длительные и

напряженные усилия.

Список использованной литературы

1. Аверинцев С.С. Крещение Руси и путь русской культуры //

Контекст — 90. — М.: Наука, 1990

2. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература: Учебное пособие

для учащихся среднего возраста. — М., 1992.

3. Златоструй. Древняя Русь. Х—Х1П вв. / Сост., автор. текст, коммент.

А.Г. Кузьмина, А.Ю. Карпова. — М., 1990.

4. Иванова С.Ф. Введение в храм Слова: Книга для чтения с детьми в

школе и дома. — М., 1994.

5. Изборник: Сборник произв. лит. Древней Руси. — М., 1969.

6. Концевич И.М. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. - М.,

1993.

7. Лихачев Д.С. Земля родная: Книга для учащихся. — М., 1983;

8. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы: В 3

т. — Л., 1987. Т. 1.

9. Федотов Г.П. Святые Древней Руси / Предисл. Д.С. Лихачева и

А.В. Меня. — М., 1990.

10. Шмелев И.С. Лето Господне // Избранное. — М., 1989.

Страницы: 1, 2