Рыцарская культура

Вассальные узы рвались. Постепенно и на более высоких уровнях феодальных

отношений вассалы переставали платить сеньорам ежегодную ренту. В этих

условиях начали возвышаться города. Так начиналось Высокое Средневековье,

период стремительного промышленного роста, время подъема светской культуры.

3.5. Что давала служба.

Романтический ореол рыцаря, окончательно сложившийся уже в Новое

время, впервые появился еще в Средние века. Возвышение рыцарства было

связано в первую очередь с важностью воинов для общества.

В неспокойное время Темных веков и Раннего Средневековья, когда

война была самым обыденным явлением, «деревенским жителям» требовался в

первую очередь не священник, чтобы спасти их душу (как это бывало во

времена Великого переселения народов), а солдат, способный защитить поля и

дома. Современные исследователи подмечают одну весьма характерную

особенность: в тех краях, где центральная власть (короля или герцога)

прочно удерживала свои позиции, рыцарство не развилось в могучую

политическую силу. Там же, где вся надежда у людей была именно на силу

оружия, там, где складывались независимые кастелянства и строились замки,

объединявшие под своей крышей сильную дружину, рыцари стали едва ли не

более важными фигурами, чем королевские вассалы, которым принадлежали эти

земли.

Самый яркий в этом отношении пример — французское графство Маконне,

где независимые кастелянства просуществовали вплоть до последней трети XII

века. Графская власть не имела в Маконне абсолютно никакого значения.

Крупные феодалы-кастеляны созывали в свои замки конных воинов, которые

получали не только бенефиции за службу, но также кров и стол в замке

сеньора. Эти рыцари, прозванные «замковыми», считали военную службу своей

главной и почетной обязанностью.

Рыцари и министериалы, занимавшиеся административной деятельностью

на различных уровнях общества, были людьми благородного круга, и это

облагораживало сами их занятия. Хозяйственные дела вели за богатого феодала

находившиеся у него в услужении несвободные люди. Нередко случалось, что

несвободный, по поручению сеньора, ведал и вопросами военного характера.

Это, несомненно, влекло за собой подъем несвободного по иерархической

лестнице, его сближение с рыцарями — если не по положению, то хотя бы по

роду деятельности. Уже в XI—XII веках несвободным и простым свободным,

занимавшим такие должности, разрешалось носить оружие, что уже приближало

их к статусу рыцаря. Однако, в отличие от рыцарей, они не имели права

носить одежду воина (с разрезными полами, позволяющими сидеть в седле), а

также щит и меч. Тогда-то карьера рыцаря начала привлекать множество

молодых людей из самых разных общественных групп: это был для них реальный

шанс выйти в элиту общества.

Собственно, вхождение несвободных в круг рыцарства началось еще

раньше. В Х веке, когда Германия оказалась перед лицом угрозы венгерского

нашествия, король Генрих Птицелов усилил армию (особенно гарнизоны

пограничных крепостей) за счет несвободных людей, получивших право на

ношение оружия. Они стали первыми немецкими министериалами, они же в первую

очередь заложили основы рыцарской культуры Германии эпохи Высокого

Средневековья. Рыцарство было значительно расширено также за счет свободных

людей, которые служили в войске сеньора, получая все вооружение и коня от

него, а не приобретая за свой счет. Таким образом, рыцарское сословие было

самой открытой частью средневекового общества: путей для получения

рыцарского статуса было много, и сохранялись они практически до конца XIII

века.

3.6. Место в обществе.

Вопреки распространенному мнению, рыцарем вовсе не обязательно мог

стать только человек дворянского происхождения. Средневековые законы имеют

на это счет совершенно четкое определение: рыцарь (miles) — это всякий

свободный человек, у которого два поколения предков носили оружие. Впрочем,

и статус свободного человека, столь ценимый в эпоху Средневековья, был не

обязательной составляющей рыцарского достоинства: в Германии, и отчасти во

Франции, существовала значительная группа так называемых министериалов —

рыцарей, находящихся на королевской службе и полностью зависящих от короля,

то есть, по существу, полусвободных. Словом, социальный состав рыцарства

был слишком разнообразен, чтобы можно было назвать рыцарей ярко выраженной

общественной группой.

И тем не менее, средневековые рыцари были ярко выраженной

общественной группой. Главный критерий здесь — не социальное положение, не

личный статус, не богатство, а образ жизни. Именно по этому признаку

обеспеченный воин-аллодист или владелец богатого феода попадали в одну

категорию с нищим бродягой, у которого всего-то и было ценностей, что меч,

копье, да изредка — конь. Рыцари в структуре средневекового общества в

известном смысле стояли особняком и от знати, и от простых свободных людей,

не имеющих права носить оружие в повседневной жизни.

Средние века — эпоха четких классификаций. Чрезвычайно пестрое

общество Раннего Средневековья, благодаря усилиям ученых и богословов того

времени, оказалось разделено на множество категорий, позволяющих однозначно

указать положение человека в общественной структуре. Прежде всего, люди

делились на светских и духовных особ. Среди светских выделялись две крупных

категории — milites и rustic, «военные» и «деревенские жители». Тогда же, в

X—XI веках, титул miles почти полностью вытеснил из обихода титул nobilis

как обозначение свободного человека, обладающего достаточным материальным

состоянием и состоящего в услужении у своего сеньора во исполнение

вассального долга, а не по принуждению.

Впрочем, и milites бывали разные. Нередко их противопоставляли

высшей государственной знати — князьям и герцогам, подчеркивая определенную

зависимость рыцаря от сеньора. Согласно одним классификациям, воины

попадали в среднюю «группу между свободными и несвободными (рабами),

согласно другим — опять же в промежуточную группу между духовными лицами и

трудящимся народом. Некоторые средневековые тексты позволяют, впрочем,

предположить, что начиная с XI— XII веков слово «рыцарь», miles, становится

уже просто обозначением одного из сословий. Так, в ряде судебных рукописей

говорится о женщинах из «военного сословия».

Если в начале Раннего Средневековья словом miles пользовались, чтобы

указать на род занятий (военное ремесло) и на зависимость от сеньора, то

ближе к концу эпохи происходит постепенная романтизация самого понятия

рыцарства. Не в последнюю очередь это было связано с тем, что рыцарство

постепенно становилось уделом богатых и знатных людей, способных содержать

коня, обзавестись вооружением, а кроме того потратить несколько лет на

обучение военному ремеслу.

Многие рыцари в эпоху Каролингов, помимо воинских занятий, сами

обрабатывали землю в данном им бенефиции, сами заботились о своем

благосостоянии. Оброк, барщина, выплата вассальной платы со стороны более

мелких держателей — все это изначально было доступно лишь сравнительно

крупным феодалам. Поэтому рыцарство в эпоху своего формирования и было

настолько пестрым в общественном и материальном плане. Время послужило

своеобразным фильтром — по мере того, как бедные рыцари (в особенности

аллодисты), разорялись и земли их переходили к крупным владельцам, многие

из разорившихся либо умирали, не оставив наследников, либо постепенно

теряли официальный рыцарский статус. Разорение бедных рыцарей и усиление

положения богатых феодалов стало одной из причин частичного слияния титула

рыцаря с понятием «знатного человека».

Тогда же богатые рыцари стали одной из ведущих политических сил

общества. Свободные люди нерыцарского звания и обедневшие рыцари, не

имеющие коня и достойного вооружения, выполняли более низкие воинские

обязанности ограниченного круга. Полностью посвятить себя военной службе

мог в конце Раннего Средневековья, в XII — начале XIII века, лишь

зажиточный феодал. Как несравненно более важная для общества фигура, этот

феодал занимался и государственными делами (в первую очередь, судебными).

Мало-помалу именно государственные обязанности стали основным занятием

богатого рыцарства, порой оставляя позади даже военную службу.

4. Рыцарская литература

4.1. Рыцарская куртуазная поэзия

Укрепление королевской власти, рост богатеющих городов, крестовые

походы, открывшие перед изумленным Западом диковинки Ближнего Востока, -

все это в совокупности обусловило глубокую трансформацию феодальной

культуры и возникновение новых форм искусства, которые принято называть

куртуазными, т.е. придворными. В это время впервые в истории человечества

культивируются идеалы духовной любви, возникает рыцарская лирическая поэзия

и музыка. В Средние века поэзия стала королевой словесности, даже летописи

облекались в стихотворную форму. Первые любовные рыцарские стихи были

созданы в Провансе, на юге Франции, еще в конце XI в. А в XII-XIII вв. уже

все города, все феодальные замки были охвачены новыми веяниями. Пышным

цветом расцветает придворная рыцарская культура, блестящая, изысканная,

нарядная.

Оставаясь воином, рыцарь в то же время должен был обладать прекрасными

манерами, быть приобщенным к культуре, поклоняться Прекрасной Даме, являя

собой образец придворного этикета, именуемого куртуазией. Именно с культа

«дамы сердца» - Прекрасной Дамы и началась куртуазная поэзия. Рыцари-поэты

воспевали ее красоту и благородство, а знатные дамы весьма благосклонно

относились к куртуазной поэзии, которая поднимала их на высокий пьедестал.

Конечно, куртуазная любовь была не лишена условности, поскольку

полностью подчинялась придворному этикету. Дело в том, что Прекрасная Дама,

воспеваемая трубадурами в Южной Франции и труверами в Северной Франции,

миннезингерами в Германии и менестрелями в Англии, была, как правило,

супругой сюзерена. А влюбленные рыцари оставались почтительными

придворными. Куртуазные песни, льстя самолюбию дамы, одновременно окружали

сиянием исключительности феодальный двор, среди которого она царила.

Куртуазную любовь отличал ряд особенностей. Прежде всего, это была

тайная любовь, поэт избегал называть свою даму по имени. Куртуазная любовь

- любовь тонкая, изысканная, в отличие от чувственной, глупой любви. Она

должна была выглядеть трепетным обожанием. Именно в такой призрачной любви

находили высшую меру радости. Но не следует преувеличивать платонизм

куртуазной любви, в лучших любовных песнях того времени звучит горячее

человеческое чувство.

Поэтических текстов, созданных в ту эпоху, чрезвычайно много, и сегодня,

конечно, уже никто не знает, кто были авторы большего числа их, но среди

поэтов бесцветных появлялись и запоминающиеся фигуры с яркой

индивидуальностью. Наиболее известными трубадурами были трепетный Бернарт

де Вентадорн, пылкий Гираут де Борнейль, суровый Маркабрюн, рассудительный

Пейролъ, мечтательный Джауфре Рюделъ.

В Провансе существовало множество форм куртуазной поэзии, но к

наиболее распространенным относились кансона, альба, баллада, пасторела,

тенсона, плач, сирвентес.

Кансона («песня») в повествовательной форме излагала любовную тему:

В час, когда разлив потока

Серебром струи блестит,

И цветет шиповник скромный,

И раскаты соловья

Вдаль плывут волной широкой

По безлюдью рощи темной,

Пусть мои звучат напевы!

От тоски по вас, Далекой

Сердце бедное болит.

Утешения никчемны,

Коль не увлечет меня

В сад, во мрак его глубокий,

Или же в покой укромный

Нежный ваш призыв, - но где вы?!

(Джауфре Рюделъ)

Альба («утренняя заря») посвящалась земной, разделенной любви. В ней

рассказывалось о том, что после тайного свидания влюбленные расстаются на

заре, и о приближении утренней зари их предупреждает слуга или друг,

стоящий на страже:

Молю тебя, всесильный, светлый Бог,

Чтоб друг живым уйти отсюда мог!

Да бодрствует над ним твоя десница!

С зари вечерней здесь свиданье длится,

И близок час рассвета…

Мой милый друг! Я с вечера не спал,

Всю ночь я на коленях простоял:

Творца молил я жаркими словами

О том, чтоб снова свидеться мне с вами.

А близок час рассвета.

(Гираут де Борнейль)

Баллада в то время обозначала плясовую песню:

Все цветет! Вокруг весна!

- Эйя! -

Королева влюблена,

- Эйя! -

И, лишив ревнивца сна,

- Эйя! -

К нам пришла сюда она,

Как сам апрель, сияя.

А ревнивцам даем мы приказ:

Прочь от нас, прочь от нас!

Мы резвый затеяли пляс.

(Безымянные песни)

Пасторела - песня, в которой рассказывалось о встрече рыцаря и пастушки:

Встретил пастушку вчера я

Здесь, у ограды блуждая.

Бойкая, хоть и простая

Мне повстречалась девица.

Шубка на ней меховая

И кацавейка цветная,

Чепчик - от; ветра прикрыться

К ней обратился тогда я:

- Милочка! Буря какая

Нынче взметается злая!

-Дон!-отвечала девица,

Право, здорова всегда я,

Сроду простуды не зная, -

Буря пускай себе злится!..

(Маркабрюн)

Плач - песня, в которой поэт тоскует, оплакивает свою долю либо

скорбит о смерти близкого человека:

Нет, не вернусь я, милые друзья,

В наш Вентадорн: она ко мне сурова.

Там ждал любви - и ждал напрасно я,

Мне не дождаться жребия иного!

Люблю ее - то вся вина моя,

И вот я изгнан в дальние края,

Лишенный прежних милостей и крова...

(Бернарт де Вентадорн)

Тенсона - стихотворный спор, в котором принимают участие либо два

поэта, либо поэт и Прекрасная Дама, поэт и Любовь:

Я велел с недавних пор

Сердцу моему молчать,

Но Любовь со мною спор

Не замедлила начать:

- Друг Пейроль, решили, знать,

Распрощаться вы со мной,

Да и с песнею былой?

Что ж, бесславный ждет удел

Тех, кто сердцем охладел!

- Ах, Любовь, на ваш укор

Мне не трудно отвечать:

Долго Донны светлый взор

Я готов был воспевать,

Но в награду мог стяжать

Только боль обиды злой,

Дайте ж наконец покой!

Я роптать на вас не смел,

Но уж песни-то отпел!

(Пейроль)

Сирвентес - песня, в которой поднимаются уже социальные вопросы,

главный из которых: кто больше достоин любви - учтивый простолюдин или

бесславный барон?

- Перигон? Порой бесславно

Жизнь ведет свою барон,

Он и груб и неумен,

А иной виллан бесправный

Щедр, учтив, и добр, и смел,

И в науках преуспел.

Что Донне можете сказать:

Кого из этих двух избрать,

Когда к любви ее влечет?

- Мой сеньор! Уже издавна

Был обычай заведен

(И вполне разумен он!):

Если Донна благонравна,

С ровней связывать удел

Тот обычай повелел.

Как мужику любовь отдать?

Ведь это значит потерять

И уваженье и почет...

(Дальфин и Перигон)

Наличие в провансальской поэзии таких форм, как тенсона, сирвентес и

плач, свидетельствует о том, что хотя любовная тема и занимала в ней

господствующее положение, она не являлась единственной. Трубадуры охотно

откликались на злобу дня, касались в своих песнях вопросов политических и

социальных.

Трубадуры были первыми куртуазными лириками Европы. За ними

последовали немецкие миннезингеры - «певцы любви». Однако в их поэзии

чувственный элемент играл меньшую роль, нежели в поэзии романской, и скорее

преобладал морализаторский оттенок, например:

Те времена прошли давно

Когда-то, Бог свидетель,

Царили в мире заодно

Любовь и добродетель.

Все в грех теперь погружено

Любить грешно и жить грешно.

Губительный владетель,

Грех греху радетель...-

и религиозный подтекст:

Святого нашего креста Кто в

суете земных утех,

И ты достоин,

Погрязнуть рад.

Когда твоя душа чиста, Ты плащ с

крестом надел

Отважный воин. Во

имя добрых дел.

Такое бремя не для тех,

Напрасен твой обет,

Кто глуповат,

Когда креста на сердце нет.

Творчество трубадуров, труверов, миннезингеров можно назвать первым

великим расцветом европейской лирики, за которым последовал еще более

могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения.

4.2. Рыцарский куртуазный роман

В XII в. возник новый литературный жанр - рыцарский роман. Создание

романа предполагает не только вдохновение и особое творческое восприятие

мира, но и обширные знания. Авторами были чаще всего ученые люди,

пытавшиеся примирить идеалы куртуазности и всеобщего равенства перед Богом

с реальными придворными обычаями и нравами эпохи; идеалы куртуазности

являлись своеобразным протестом против не очень поэтичной повседневности.

Эта специфическая мораль рыцарства была утопична, но именно она была

отражена в романе.

Первые романы появились во Франции, в англо-нормандской культурной

среде, как своеобразный сплав кельтских эпических преданий, позднеантичных

латинских пересказов Гомера, Вергилия, Овидия, увлекательных рассказов

крестоносцев о неведомых странах и провансальских куртуазных песен.

Одним из создателей рыцарского романа был Кретьен де Труа (30-90-е

гг. XII в.). Сюжеты его многочисленных произведений прочно вошли в арсенал

европейской словесности, но наиболее знаменит «Ивейн, или Рыцарь со львом».

Сюжет и герои романа связывают его с британским циклом о короле Артуре,

сенешале Кее, королеве Геньевре, рыцарях Ивейне, Ланселоте и других. Важной

приметой того мира, в котором живут и действуют герои, является

переплетение реалистических и фантастических элементов. По описанию

турниров, многолюдных охот, осад можно составить представление о быте

обитателей средневековых городов и замков, его праздничности; вместе с тем

чудесное встречается в романе на каждом шагу (вся природа заколдована и

населена загадочными существами) и, передается через будничное, обыденное.

Мир, созданный фантазией Кретьена де Труа, - воплощение рыцарственности, и

действия героев, живущих в этом мире, направлены на совершение подвига,

«авантюры». При этом не любовь толкает рыцаря на «авантюру», хотя любовь к

даме играет в романе олень большую роль, ибо способность к любви -

непременное качество настоящего рыцаря, - им движет страсть к приключениям,

в ходе которых он оттачивает воинское мастерство, воспитывает волю,

демонстрирует мужество. В то же время в романе «Ивейн» Кретьен показал, что

сам по себе подвиг бессмыслен, что «авантюры» непременно должны быть

внутренне исполнены смысла, целенаправленны: это защита оклеветанной дамы,

спасение родственников друга, избавление от костра девушки. Благородство и

самоотречение Ивейна иносказательно подчеркнуто в романе его дружбой со

львом, царем зверей, спасение которого является определяющим в формировании

характера героя. И показательно, что не воинские свершения, а полезные

целенаправленные действия приводят героя к нравственному совершенству,

делая его истинным рыцарем, не только смелым и ловким, но и обладающим

душевной широтой и благородством.

Еще более сложные приемы раскрытия человеческого характера

использовались Кретьеном де Труа в «Повести о Граале», где подвиг

«повышенной трудности» обрекает героя на аскетизм. Но это совсем не

христианская аскеза ради грядущего собственного спасения, глубоко

эгоистическая по своим внутренним побуждениям, а величайшая собранность и

целеустремленность. Персиваль покидает свою подругу, движимый не

мистическим религиозным порывом, а сложным комплексом чувств, где скорбь о

брошенной матери и желание помочь дяде Королю Рыболову занимает одно из

первых мест. Королевство же Грааля помещено в некоторую топографическую

неопределенность, ибо оно везде, где есть подлинная рыцарственность, где в

чести справедливость и доброта, скромность и мужество, и нигде, коль скоро

эти высокие нравственные качества отсутствуют.

Совершенно иная тональность у другого прославленного романа

Средневековья - «Тристана и Изольды», в основу которого легли ирландские

сказания о несчастной любви двух молодых прекрасных сердец. В сюжете романа

отсутствует рыцарская «авантюра» и на первый план выдвинут неразрешимый

конфликт между индивидуальными побуждениями героев и общепринятыми нормами.

Пагубная страсть юноши Тристана и королевы Изольды толкает их на попрание

вассального и супружеского долга, на цепь притворств и обманов. Поэтому

общая тональность книги приобретает трагический оттенок: герои гибнут не

под ударами более сильных противников, они становятся жертвой судьбы, рока.

И если в куртуазной лирике трубадуров конфликт между силой большого чувства

и его незаконностью намеренно снимался, то в рыцарском романе акцент

делался на том, что подлинная любовь неизбежно незаконна, а потому

трагична.

И в романе о Тристане и Изольде, и в произведениях Кретьена де Труа

не было полного слияния с идеологией рыцарства; мировоззрение авторов

оказывалось шире, демократичней и гуманней узкой сословной идеологии.

Все эти наивные рассказы о зловредных великанах, справедливых

королях, мудрых отшельниках, великодушных рыцарях, о любви светлой и

самоотверженной отразили определенный этап самосознания рыцарства и

передали следующим эпохам высокое представление о человеческом долге, о

чести, благородстве, бескорыстии, подвижничестве, о сострадании, т.е. о

том, что стало называться трудно определимым, но всем понятным словом

«рыцарственность».

4.3. Миннезанг

Немецкая рыцарская культура и литература XII—XIII вв. развивается

под влиянием Франции, «классической» страны эпохи феодализма. Поэзия

немецкого рыцарства, в некоторой части имея характер переводной или

подражательный, в лучших своих достижениях возвышается до подлинной

творческой самостоятельности.

Немецкая рыцарская лирика носит название миннезанг, т. е. «любовная

песня» (от слова Minne — «любовь»). Ее древнейшие памятники относятся к

1170-м годам. Около этого времени почти одновременно возникают два

направления рыцарской любовной песни. Одно, более архаическое по своему

стилю, теснее примыкает к народной песне и еще почти не затронуто новыми

идеями рыцарского служения даме. Другое стоит под непосредственным влиянием

поэзии провансальских трубадуров и их французских подражателей. «Народное»

направление миннезанга зарождается на юго-востоке, в Баварии, Австрии и

Швабии, где еще господствуют архаические, более национальные вкусы и

влияние новой, куртуазной культуры носит лишь очень поверхностный характер.

Его главные представители — поэты Кюренберг, Дитмар фон Аист и др.

«Куртуазное» направление возникает в западных областях Германии, в более

передовых прирейнских землях, где раньше распространились пришедшие из

Франции идеи и вкусы и рыцарская поэзия перестроилась по новым французско-

провансальским образцам. Родоначальники этого направления — прирейнские

рыцари Генрих фон Фельдеке и Фридрих фон Хузен. В 1180—1190 гг. куртуазное

направление миннезанга распространяется на восток и охватывает всю Германию

(Генрих фон Морунген, Рейнмар фон Хагенау и др.). Однако до высших своих

достижений рыцарская лирика поднимается лишь в результате синтеза обоих

направлений, куртуазного и народного, в творчестве Вальтера фон дер

Фогельвейде, величайшего немецкого лирического поэта средневековья.

Песни миннезингеров архаического стиля обычно являются однострофными

стихотворениями простейшей метрической конструкции, объединенными парными

рифмами, часто неточными; строение стиха определяется числом ударений,

тогда как число неударных слогов между ударениями может быть различным (так

называемый «акцентный стих»). Все эти формальные особенности, характерные и

для немецкой народной песни, в поэзии куртуазного стиля исчезают. Как и в

народной лирике, в стихотворениях этого рода всегда наличествует

объективный элемент повествования, лирический сюжет или четкая

драматическая ситуация. Например, у Дитмара: «Стояла женщина одна и

смотрела через поле и ждала своего милого. Вот она увидела пролетающего

сокола: «Счастлив ты, сокол! Ты можешь лететь, куда захочешь. Ты выбираешь

в лесу дерево, которое тебе нравится. Так поступила и я. Я избрала себе

мужа... А теперь мне завидуют прекрасные женщины».

Весьма часто у поэтов «архаического» стиля встречаются «женские

песни», один из жанров «объективной лирики», наиболее распространенный в

народной поэзии; обычно это жалоба покинутой или одинокой женщины. В ряде

случаев мужская и женская строфы объединяются в драматической форме

диалога. Многие стихотворения открываются «природным зачином» — описанием

прихода весны или осени, которому соответствует душевное настроение поэта,

пробуждение любви или любовная тоска. Такой «психологический параллелизм»

является типичным признаком народной песни.

Концепция любви этих поэтов, в особенности наиболее архаичного из

них, Кюренберга, существенным образом отличается от провансальской доктрины

рыцарского служения даме. Песня нередко обращена к девушке, а не к замужней

женщине. Любовь не ограничивается возвышенным томлением, а стремится к

чувственному удовлетворению. Томление, любовная тоска являются

преимущественным уделом женщины, мужчина-поэт обыкновенно остается

победителем в любовной борьбе, «Женщину и сокола легко приручить»,—

заявляет Кюренберг. «Кто сумеет их приманить, того они сами будут искать».

Эти более примитивные любовные отношения, еще лишенные налета куртуазности,

вполне соответствуют нормальным бытовым отношениям между мужчиной и

женщиной в средневековом обществе.

Таким образом, лирические строфы поэтов «архаического» направления по

своему идейному содержанию и стилю заметно отличаются от лирики

провансальских трубадуров и их немецких подражателей. Они приближаются к

типу простейших двустиший и четверостиший любовного содержания,

импровизируемых во время мировых весенних плясок, которые известны с

древнейших времен у самых разных народов и, несомненно, издавна

существовали у немцев, как они существуют у них и до сих пор под различными

названиями (например, так называемые Schnaderhupfel, «частушки», в

Баварских Альпах, в Тироле и др.). Литературное влияние провансальской

поэзии помогло лишь переоформить в соответствии с новыми сословными

идеалами феодального общества те ростки народной поэзии любовного

содержания, которые лежат в основе рыцарского миннезанга.

Куртуазное направление немецкой лирики, зарождающееся на Рейне также

в 1170-х годах, стоит под непосредственным влиянием провансальских

трубадуров. Но лишь в редких случаях это влияние имеет характер прямого

заимствования или перевода, обычно оно ограничивается общими особенностями

формы и традиционными для куртуазной лирики идеями и мотивами. По своей

внешней форме песни нового стиля представляют большие многострофные

стихотворения. Строфа имеет сложное строение, рифмы, всегда точные, по

примеру романской метрики вводится принцип счета слогов с постоянным числом

неударных между ударениями. Эти метрические новшества и усложнения,

достигающие у более поздних миннезингеров большой формальной виртуозности,

были, очевидно, связаны с новыми, более сложными формами музыкальной

композиции, занесенными также из Прованса.

По своим идеям и темам лирика провансальского направления всецело

определяется доктриной куртуазной любви как рыцарского служения даме.

Повествовательный сюжет, драматическая ситуация, вводное описание природы,

все «объективные» элементы народного стиля исчезают почти совершенно во

всепоглощающем лирическом переживании. В бесконечном ряде вариаций поэты

развивают своеобразную диалектику «высокой любви»: томление по недосягаемой

возлюбленной и боязнь исполнения мечты, страдания неосуществленного чувства

и радость страдания. Красота дамы противопоставляется ее жестокосердию:

поэт обвиняет свои глаза, которые виновны в его несчастье. Но в муках любви

он испытывает радость и ни за что не откажется от них, потому что радости

без страдания не бывает. Фридрих фон Хузен даже восхваляет «сплетников» и

«соглядатаев», на которых обычно жалуются средневековые поэты: лишь бы на

самом деле нашли они повод для своей зависти.

В песнях Генриха фон Морунгена, наиболее блестящего представителя

лирики провансальского стиля, традиционная тема «восхваления» дамы

приобретает черты индивидуального художественного мастерства, опирающегося

на литературные источники — на знакомство с латинской поэзией, классической

и средневековой. Если Кюренберг и поэты его группы пользовались для

возлюбленной постоянными эпитетами «прекрасная» и «добрая», то Морунген

пространно описывает ее красоту: «розовые губы», «богатые радостью»,

«светлые», «играющие» глаза, «белые лилии и алые розы» на ее лице, «тонкий

стан». Она — «венец всех женщин», «нежный, радостный май», «безоблачный

солнечный свет». Не менее подробно перечисляет Морунген куртуазные

добродетели своей дамы: она «благородная», «воспитанная», «гордая и

радостная», «чистая и мудрая», «нежная и веселая», «правдивая без обмана»,

«ее чистота и добродетель подобны солнцу, которое озаряет мрачные тучи,

когда его сияние так светло». Эта изысканность поэтического стиля

свидетельствует о дальнейшей аристократизации миннезанга.

Рядом с рыцарской любовной песнью развивается м Общая характеристика

Средневековой эпохи оральное изречение, так называемый шпрух —

дидактический жанр, также имеющий народные корни и сохранившийся по

преимуществу в репертуаре странствующих певцов-профессионалов нерыцарского

происхождения. Собрание таких однострофных «шпрухов», относящихся к

1160—1170 гг., сохранилось под именем Сперфогеля. В состав его стихотворных

изречений, почерпнутых из народной дидактики, входят басни о животных и о

людях, моральные поучения на бытовые темы, религиозные стихи, сложенные к

праздникам и заключающие увещание ходить в церковь и любить ближних. Поэт

охотно говорит моральными сентенциями и пословицами, и все его

мировоззрение покоится на фольклорных представлениях, которые резко

отличают его стиль от дидактической поэзии ученых-клириков. Биографические

мотивы, заключенные в этих изречениях, позволяют восстановить социальный

облик бездомного бродячего певца, живущего милостью знатных покровителей.

Заключение

Проанализировав тему рыцарской культуры, мы понимаем как сложна была

ее структура. Рыцарство составляла в эпоху Средневековья достаточно

обширную прослойку общественного слоя, а также занимала достаточно значимое

место сословной иерархии. Рыцарство также играет важную роль в истории

человечества, кто из нас не знаком с историей Крестовых походов?

Военное ремесло накладывало отпечаток на всю жизнь рыцаря. Уже с

конца IX века по всей Европе строились хорошо укрепленные дома-замки, в

наши дни многие из них являются архитектурными памятниками.

Под влиянием рыцарской культуры, сформировалось несколько новых

направлений западноевропейской литературы, - появляется куртуазная

литература. Куртуазная культура и куртуазная литература составляли одно

целое. Историки отмечают, что в XIV-XV веках такие важные элементы жизни

феодалов, как рыцарские ордена, турниры, ориентируются на литературные

образы, превращаются в искусную и изощренную игру.

Дать четкое определение средневековому рыцарству довольно сложно.

Рыцарство – феномен средневековья, один из наиболее ярких признаков той

эпохи, было слишком многоплановым явлением, чтобы сводить его к обложке

или к статуе в музее.

Библиографический список

1. Виппер Р. Ю. История средних веков. - С.- П.: ООО «СМИО Пресс», 2000.-

384 с.

2. Готика: Архитектура. Скульптура. Живопись / Под ред. Р. Томана. -

Konemann, 1998.-501с.

3. Емохонова Л.Г. Мировая художественная культура: Учеб. Пособие. - М.:

Издательский центр «Академия», 2001.-544 с.

4. История и культурология: Учеб. Пособие / Под ред. Н. В. Шишовой. - М.:

Издательская корпорация «Логос», 1999.-368 с.

5. История западноевропейской литературы. Средние века и Возрождение:

Учеб. для филол. спец. вузов / М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский и др.

- М.: Высшая школа, Издательский центр «Академия», 1999.- 462 с.

6. Кёнингсбергер Г. Средневековая Европа. 400-1500 годы. - М.: «Весь

мир», 2001.- 371 с.

7. Культурология: Учеб. пособие / Отв. редактор А. А. Радугин. – М.:

Центр, 2000.-304 с.

8. Мартынов В. Ф. Мировая художественная культура: Учеб. пособие – Мн. –

НТООО «Тетра Системс», 1997.-320 с.

9. Пигалев А. Н. Культурология: Учеб. пособие. – Волгоград: Издательство

Волгоградского государственного университета, 1998.-420 с.

10. Порьяз А. Мировая культура: Средневековье. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.-

479 с.

Страницы: 1, 2