Обряды и обычаи славян на Руси в XIII-XIX вв.

Обряды и обычаи славян на Руси в XIII-XIX вв.

Введение.

Какая жизнь отликовала,

Отгоревала, отошла!

И все ж я слышу с перевала,

Как веет здесь, чем Русь жила.

Я. Рубцов

В XX веке Россия раскрестьянилась. Ушел в прошлое огромный материк

русской народной культуры, лишь сейчас осознаваемый нами как величайшая

ценность. Но крестьянская цивилизация, создававшаяся в нашей стране сотни

лет, имеет в лице ныне живущих стариков своих последних свидетелей. Еще

живы люди, пахавшие по единоличному, мерившие день уповодами, а год —

постами и мясоедами. Находившиеся внутри великого круговорота природы. Их

рассказы о прошлом драгоценны, поскольку они видят тот, оставленный в

прошлом мир изнутри, а не снаружи, как мы.

Для нас пока непредставимы ценности этого мира, его атмосфера,

миропонимание людей, то есть — то идеальное, что не фиксируется ни в каких

документах, поскольку это повседневность, но для нас сейчас загадочно не

менее чем сокровища скифских курганов. Соха, выставленная в музее, мертва,

поскольку пахарь, для которого она была частью жизни, никогда уже не

покажет нам своей работы. Но наши старожилы, родившиеся в начале этого

века, еще могут многое рассказать. Постараемся увидеть мир крестьянской

России первой половины XX века, воссозданный на основании такого рода

рассказов стариков-крестьян. Мы можем увидеть самое ценное и самое главное,

то — без чего мертвы горы специальной информации об эпохе — отношение людей

друг к другу, природе, одежде, пище, власти. Попытаемся взглянуть на мир

крестьянской культуры как на остановленное время, самостоятельную ценность,

а не преддверие нашего дня. Это был гигантский, полнокровный, бурлящий мир,

в котором жили.

1.Порядки, характер и обычаи русского народа.

1.1Рождение младенца.

Зажиточные люди ставили родильные столы, а крестьяне приготовляли особое

пивцо и брали для того разрешение от начальства. Родильницы получали от

гостей подарки обыкновенно деньгами. Это соблюдалось и у знатных, но только

для исполнения обычаев; ибо родильнице в доме боярском давали по золотому.

Русские спешили крестить младенца, и чаще всего крещение происходило на

восьмой день, но иногда и в сороковой, так как эти числа напоминали в

младенческой жизни Иисуса Христа события обрезания и сретения. Имя изрекали

чаще всего случайно, по названию святого, память которого отмечалась в день

крещения. Крещение происходило у всех сословий в церквах и в домах

допускалось только по болезни или крайней слабости новорожденного и

непременно не в той комнате, где он рожден, так как та комната долгое время

считалась оскверненной.

Выбор восприемника падал чаще всего на духовного отца или родственника.

При крещении на новорожденного надевали крест медный, серебряный или

золотой, который на нем оставался на всю жизнь. Восприемнику священник

возлагал на шею белый платок и связывал его обоими концами; а по окончании

обряда платок этот снимался и оставался в церкви. После обряда в тот же

день учреждался крестинный стол, и при этом кроме гостей кормили и нищих.

Царь в день крещения делал торжественный стол для патриарха, духовных

властей и светских сановников; по окончании обеда духовные благословляли

новорожденного, а прочие гости подносили ему дары. В царском быту это был

единственный раз, когда царское дитя показывали до совершеннолетия; с тех

пор оно долго оставалось в глубине царских хором. Крещение царского

младенца не ограничивалось одним обычным крестинным столом.

По городам и монастырям ездили жильцы с грамотами, возвещавшими о

рождении царского детища, и все монастыри спешили везти новорожденному

подарки; тем, которые мало давали, замечалось, что они мало желают добра

новорожденному из царского дома.

Духовное рождение считалось значительнее телесного, и оттого день

рождения оставался незаметным, а день ангела или именины во всю жизнь

праздновался каждым, кому позволяло состояние.

1.1.1 Родины у пермяков.

Пермячка вообще мало обращает внимания на беременность и работает, как и

вне беременности, до последних часов. Зимой — если пермячка дома, она

удаляется для разрешения в баню, а летом — в хлев, впрочем, из хлева, хотя

это и летом, она все же, разрешившись от бремени, идет в баню и часто сама

ее затопляет, если нет при ней домашних женского пола. Если же родит в

дороге, в поле или на пути к дому, то неминуемо топят баню там, куда она

придет.

Повивальная бабка называется у них гог-баба, то есть пуповая баба, или

бабитчись-баба, то есть — повивальная. Ее призывают нередко перед родами,

но чаще после родов. Эти бабки у них — старухи из числа тех, которые по

себе подобных случаев много испытали и знают при этом много молитв,

заговоров, умеющие лечить в случае трудных родов и знающие приметы.

Родильница перед родами, прежде всего, развязывает на себе все узлы,

снимает пояс, дубас, расплетает косы, иногда разрывает стан рубашки. Это,

по мнению пермячек, облегчает и ускоряет роды. Но если, вопреки такой

предосторожности, она «мучится», то бабка приводит ее в избу, раскрывает

стол скатертью, ставит на нее хлеб, соль и брагу; потом отодвигает стол от

лавок, распускает на родильнице всякие какие бы то ни было узлы и трижды

обводит ее вокруг стола, каждый раз приговаривая: «Как скоро раба (такая-

то) обойдет круг стола, так скоро и родит», затем берет с божницы образ,

обмывает его свежей водой над дном опрокинутого ведра, которая при этом

скопится на обороченном кверху донце, дает пить родильнице из трех мест,

поворачивая ведро по солнцу; в заключение оставшейся водой спрыскивает

родильницу врасплох, чтобы испугом ускорить акт разрешения, а домашние с

той же целью неожиданно производят тревогу, крича в избе или под окном на

улице что-нибудь такое, что способно возбудить чувство испуга, напр.:

горим! пожар!.. Такими средствами достигают разрешения родильницы от

бремени... После родов уводят в баню родильницу. Неблагополучные роды

бывают очень редки благодаря крепкой натуре пермяцких женщин.

Какие бы ни случились роды: трудные или легкие, во всяком случае, первое

дело бабки приготовить в бане «воду от уроков». Вода для этого

употребляется непременно речная, бабка нарочно ходит за ней с чистым ведром

и зачерпывает ее всегда по течению реки. Возвратившись с реки в баню и

сотворив Иисусову молитву, бабка погружает в ведро правую руку и, зачерпнув

там горстью воду, спускает ее по руке через локоть в нарочно приготовленный

туес, нашептывая: «Как вода на локте не держится, так на рабе Божьей (имя

родильницы) ни уроки, ни призоры не держались». Таким образом, черпается

воды тридевять локтей (то есть три раза по девяти, 27), которые всегда

считаются с отрицанием, как говорится, «сзади»: не одна, не две, не три, не

четыре... и т. д., до девяти, потом считаются вторые и третьи девять. С

молитвой, спустив в эту воду три накаленные докрасна уголька, бабка горстью

правой руки через локоть левой льет эту воду трижды на крайний камень

каменки, потом трижды на дверную скобку, придерживая туес так, что пролитая

вода опять стекает в него же; при этом каждый раз она приговаривает: «Как

на камне (или скобе) вода не держится, так на рабе Божьей (имя) ни уроки,

ни призоры не держитесь!» Этим кончаются чары над водой, и она после этого

считается так сильно заговоренной, что ни один колдун делается не в силах

уничтожить ее целительную силу. Затем бабка ставит родильницу лицом на

восток — если только она может стоять, — в противном случае сажает ее на

банный порог и три раза брызжет ей в лицо набранной ею в рот наговоренной

водой, приговаривая: «Как вода на лице не держится, так на рабе Божьей

(имя) ни уроки, ни призеры не держитесь!» Вылив из туеса остальную воду

родильнице на голову, бабка подхватывает воду при ее падении с головы в

правую горсть и брызжет ею на, каменку из-под левой своей ноги.

В доме между тем приготовляют родильнице теплую брагу, а у кого есть — и

рыбные пироги. Родильница остается с бабкой два, три дня и более в бане,

смотря по состоянию своего здоровья, по выходе же вскоре принимается за

свои обыкновенные домашние занятия. Принеся новорожденного в первый раз в

избу, бабка передает его на руки отцу, который сам кладет его в люльку и

тем как бы официально признает его своим дитем.

Вскоре после родов в пермяцких семьях были крестины. Для этой цели

зажиточные отцы приглашают священника к себе в дом; у всех же прочих,

составляющих большинство, бабки приносят новорожденных для крещения в

церковь во всякую пору года в ближайшие после родов дни. Разумеется, бывают

случаи, что крещение следует иногда тотчас после родов. При крещении

родители редко просят священников дать то или другое имя ребенку;

обыкновенно эта статья предоставляется решению самого священника, который и

дает ребенку имя святого, которого память празднуется в день крещения или

ближайший к нему. Восприемниками от купели родители назначают кого-либо из

родственников или иногда из коротко знакомых; их приглашает обыкновенно

отец. Никаких расходов по этому случаю, восприемники не делают, заметьте:

крест, пояс, рубашка, ризки — холст, на который принимают от купели, —

бывают хозяйские, домашние. Если восприемницей бывает девушка, то

случается, что во время крещения она распускает свою косу у затылка в один

пучок; когда новорожденного крестят дома, то после совершения таинства отец

угощает священника дома вместе с кумом и кумой обедом.

Крестные отец и мать у пермяков уважаются как близкие родные. Спустя

шесть недель после крещения восприемнице приносят от крестника подарок —

холстину аршина в два длиной. В день своего ангела, для выражения почтения,

крестники или крестницы ходят иногда к своим восприемникам, если они живут

близко, с челпанами хлеба. Восприемники отдаривают малюток деньгами.

Понятно, что отдарки бывают невелики и ограничиваются двумя, тремя

копейками серебром.

В доме родителей новорожденному приготовляли люльку, называемую

дютыпятан. Люльку эту привешивают обыкновенно под полатями, или грядками,

на едва гнущемся очепе (шесте). Вместо постели кладут грязные обноски

одежды и разное грязное тряпье. Полога у колыбели не бывает.

Пермячки по большей части кормят сами детей своей грудью и всегда около

года; некоторые дают ребенку рожок с коровьим молоком. Чуждые всякой

застенчивости, пермячки кормят грудью открыто как при домашних, так и при

посторонних. Отнимают детей от груди, кормя их перед наступлением года

коровьим молоком, а потом крошками хлеба в горячих щах или просто в горячей

воде, а коль скоро дитя достигло полуторагодовалого возраста, то кормят

тем, что едят взрослые.

1.2 Именины.

Духовное рождение считалось значительнее телесного, и оттого день

рождения оставался незаметным, а день ангела или именины во всю жизнь

праздновались каждым, кому позволяло состояние. С утра именинник или

именинница рассылали гостям именинные пироги; знатность лица, которому

посылались пироги, измерялась величиной посылаемого пирога. Гости, по

приглашению, сходились на именинный стол и приносили именинникам подарки;

духовные благословляли именинников образами, а светские подносили материи,

кубки или деньги. В царском быту царь в день своих именин, по выходе из

храма от обедни, раздавал из своих рук именинные пироги; то же делала

царица у себя в свои именины. Совершеннолетние царевичи от себя раздавали

именинные пироги, а в день именин царевны или малолетнего царевича раздавал

пироги от именинника царь. Но все-таки почиталось необходимым, чтобы от

именинника были розданы пироги. Если боярин или окольничий был именинник,

то являлся с пирогами к царю; царь принимал пирог и спрашивал именинника о

здоровье, потом именинник представлялся царице и также подносил ей пироги.

С другой стороны, царю, как и частным лицам, на именины подносили

подарки, как и подносимые царю в других случаях, они уже обратились в

закон. Все торговые люди должны были поднести царю подарки, которые

отсылались на казенный двор и с казенного двора продавались; нередко

случалось, что купец покупал на казенном дворе ту самую вещь, которую когда-

то подарил царю, и теперь подносил ее государю в другой раз. За именинными

столами приглашенные гости пели многолетие, а после стола именинник со

своей стороны иногда одаривал гостей; по крайней мере, так водилось у

царей. У русских долго было в обычае кроме христианского имени иметь еще

другое прозвище, или некрещеное имя; обычай этот водился в удельные времена

между князьями, которые кроме крещеного имени всегда имели еще княжье,

старославянское, и более были известны под последним. В XVI и XVII веках мы

встречаем множество имен и прозвищ, которые существовали вместе с крещеным

именем и употреблялись чаще последнего, так что и в деловых бумагах

назывался человек не христианским именем, а прозвищем; напр. Смирный,

Первый, Девятый, Злодей, Козел, Паук, Русин, Злоба, Шестак, Неупокой,

Нехорошко, Беляница, Дулай, Май, Доспелко, Распуга, Мясоед. Даже священники

носили такие имена. Иногда было три имени: прозвище и два крещеных имени —

одно явное, другое тайное, известное только тому, кто его носил, духовнику

да самым близким. Это делалось по тому верованию, что лихие люди могут

делать ему вред разными способами, и вообще иногда легко сглазить человека.

Поэтому в глазах людей прикрывались чуждым именем, скрывая настоящее.

Случалось, что человека, которого знали за какого-нибудь Ивана, после

кончины на погребении называли Павлом и тут узнавали его имя. Случалось,

что крещеное имя переменялось по воле царя; напр., девицу Марию Климову,

взятую на царский двор в 1653 г. с намерением быть ей невестой государя,

переименовали Анастасией; но когда Государь не захотел взять ее к себе

женой, тогда она опять стала Марией. Другие, особенно беглые,

самопроизвольно переменяли свои имена и прозвища и оставались навсегда с

новыми, так и записывались.

Прозвища классические, столь обыкновенные в семинариях, были в

употреблении еще в XVII веке, ибо в 1635 году встречается фамилия

Нероновых.

1.3 Старинные женитьбы и свадьбы.

Русские женились вообще очень рано; бывали случаи, что жених имел только

12 или 13 лет. Нужно заметить, этим родители спешили удалить юношу или

девушку от соблазнов холостой жизни, так как вообще по тогдашним понятиям

непозволенные любовные связи считали грехом непростительным и незамолимым и

ставили наравне с тяжкими преступлениями.

Редко случалось, чтобы русский оставался неженатым, разве только болезнь

или обещание вступить в монастырь. При женитьбе жених и невеста часто не

знали друг друга и под влиянием родителей играли страдательную роль.

Нравственные понятия того времени не позволяли соблазняться молодым людям

обоего пола, и даже жених не имел права сказать о том, что он хочет

жениться, находясь в полном повиновении родителя. Только тот мог вполне

распоряжаться по собственному соображению, когда был в зрелом возрасте,

вступал во второй брак или вовсе не имел родителей. Сами цари действовали

таким образом. Михаил Федорович предлагал дочь свою за датского принца.

Иногда браки начинались по воле высших особ; так цари и великие князья

женили своих бояр и ближних людей и сами выбирали им невест, а господа

совершали браки между своими слугами, также не испрашивая их согласия. При

царе Алексее Михайловиче правительство, желая умножить народонаселение в

Сибири, хотело непременно, чтобы пашенные крестьяне, там поселенные,

отдавали дочерей своих за ссыльных; но так как честные поселяне не хотели

брать себе в зятья мошенников и воров, то их принуждали к тому силой и

брали за ослушание большую пеню.

В старину брак совершался так: родители, предприняв намерение женить

своего сына, советовались со своими ближайшими родственниками и часто не

говорили об этом жениху; избравши семейство, с которым не стыдно было

завести родственную связь, они посылали к родителям невесты свата или сваху

для предварительного объяснения.

Если родители невесты не желали вовсе отдать дочь свою за предлагаемого

жениха, то имели ту же, как и ныне, отговорку на молодость дочери. При

согласии же заявляли его тотчас, но все-таки не спешили, по-видимому,

ссылаясь на то, что они будут советоваться с родственниками, и назначали

день решительного ответа.

Когда, наконец, давалось согласие, сват или посредник просили дозволения

видеть невесту. Случалось и так, что дозволения этого не давалось, иногда

из кичливости, а иногда по безобразию невесты. Но чаще случалось, что

родители соглашались показать невесту, и тогда приезжала мать жениха или

посылалась женщина, называемая смотрительницей, но все-таки смотрел невесту

не жених. Показ невесты происходил различным образом. Иногда смотрительницу

вводили в убранную комнату, где невеста стояла в лучшем своем наряде, с

лицом, закрытым покрывалом; иногда же невеста сидела за занавесом, и

занавес отдергивался, когда приближалась смотрительница. Смотрительница

прохаживалась по комнате, заговаривала с ней, стараясь выпытать, умна ли

она, хороша ли, не безъязычная ли и речью во всем исправна ли. Бывало, у

родителей дочь-невеста урод, то показывали младшую дочь, а то и служанку

показывали смотрительнице. Так как жених не имел права видеть невесту до

брака, то должен был довольствоваться теми сведениями, которые сообщала

смотрительница. Он узнавал обман только после венчания. Обманутый жених мог

жаловаться духовным властям; производился розыск, допрашивали соседей,

знакомых и дворовых людей, и если обман открывался, то виновного наказывали

кнутом и брак расторгали; но это случалось очень редко, чаще подводили дело

так, что жених должен был жить со своей новобрачной, и ему тогда говорили

позднее нравоучение: «Не проведав доподлинно, не женись».

За то муж, в утешение себе, колотил свою жену, принуждал ее постричься,

а иногда тайно умерщвлял: поэтому некоторые женихи, чувствуя в себе

довольно силы и значения перед семьей невесты, настаивали, чтобы ему

дозволили самому видеть невесту, и родители позволяли, если дорожили

женихом. Но тогда этому жениху было трудно отделаться. Видеть невесту и

отказаться от нее считалось бесчестием, и родители невесты могли напутать

на жениха духовным властям много такого, что и не снилось жениху, и вовлечь

его в беду и ответственность.

И ныне есть в обычае в старинных русских семействах и особенно между

провинциалами-староверами, что родители, не спрашивая согласия своих детей,

соглашаются между собой и насильно совершают брак ради своих дружеских

отношений, коммерческих выгод или хорошего собутыльничества.

Великокняжеские, а впоследствии царские свадьбы начинались смотром

девиц. Собирали из разных мест девиц дворянских фамилий, и царь смотрел на

них и выбирал из них ту, которая ему нравилась. Когда великий князь Василий

Иоаннович собирался жениться, то на смотр ему предоставили полторы тысячи

девиц. Иоанн Васильевич Грозный приказывал князьям, дворянам и детям

боярским отовсюду свозить своих дочерей. В. Новгородской области из всех

пятин все помещики должны были свозить дочерей своих к наместнику, и

наместник обязан был их представлять к царю по требованию. Это была

обязанность отцов, и кто оказывался виновным в непослушании, тот

подвергался опале и даже казни. Эта честь, как говорит проф. Костомаров, не

слишком соблазняла отцов, так как тогда многие вяземские, дорогобужские

дворяне получили выговор за промедление. При втором бракосочетании царя

Алексея Михайловича девицы были собраны в дом Артамона Сергеевича Матвеева,

и царь, в противность принятому издавна обычаю не посещать домов своих

подданных, смотрел на них в окошко из потаенной комнаты. Он выбрал трех и

приказал доверенным женщинам (может быть, бабкам) освидетельствовать их

душевные и телесные достоинства. И потом уже, по рекомендации этих

смотрительниц, избрал Наталью Кирилловну. Избранную царскую невесту брали

во дворец, облекали в драгоценные одежды, нарекали царевной, причем она

жила до самого брака в совершенном отчуждении от царя. Таков был народный

обычай: сам царь до бракосочетания имел право только раз видеть свою

невесту.

После смотра происходил сговор, первая часть брачного праздника или

вступление к торжеству. Сговорный день назначался родителями невесты.

Родители жениха, сам жених и его близкие родственники приезжали к ним. Это

случалось иногда до обеда, иногда после обеда, вечером, смотря по тому, как

угодно было это назначить родителям невесты. Тут родители невесты принимали

гостей с почестями, выходили к ним навстречу, кланялись друг другу до

земли, сажали гостей на почетных местах в переднем углу под божницей, а

сами садились возле них. Несколько времени проходило в молчании, глядя друг

на друга. Этого требовало приличие того времени.

Потом или отец жениха, или родственник жениха, человек близкий говорил

речь такого смысла, где высказывалась причина приезда и доброе его

назначение. Родители невесты необходимо должны были отвечать, что они рады

этому приезду. После того писалась рядная запись, где означалось, что обе

стороны постановляли: в такое время жених обязывался взять себе в жены

такую-то, а родственники ее должны были выдать и дать за нею такое-то

приданое. Сроки были различные, смотря по обстоятельствам: иногда свадьбы

свершались и через неделю после сговора, а иногда между сговором и

венчанием проходило несколько месяцев. Приданое, как и теперь, всегда было

Страницы: 1, 2